Всемуко Путенабо

Петр Ингвин

Всемуко Путенабо

Часть 1. Пятница, вечер

Цок, пауза, цок, пауза, цок, цок, цок, цок… – отсчет барабанными палочками. Дррррвжжзззз… – вступает мотоциклетный рев электрогитары, переходя в визг и вой. Подключается ударная установка: бум-дум-тымц! бум-бдум-бдыщ! Окутывает с головы до ног чувственная полифония клавишных, подхвативших ритм.

– Начали!

Обратный отсчет: 182

Кристина позвонила, что не успевает. Кирилл приехал в детский сад, и…

– Павлика уже забрали.

– Кто?!!!

– Н… не знаю. Я думала…

«Она думала»! Чем?! А еще глазки пыталась строить, корова… Тьфу, хорошо вслух не вырвалось.

– Кто забрал?!

В глазах тьма. В коленях слабость. Скулы рвут кожу.

– Я не видела. Но…

– Ну?!.. – Кирилл одновременно взбешен и опустошен.

– Было несколько родителей… – Воспитательница морщит лоб. – Павлик вышел вместе с Колей и Настей, он оделся… Я видела, как его ведут за руку. Думала, кто-то из вас…

«Думала»!..

– Телефоны родителей Коли и Насти, быстро. – Кирилл опустился на детскую лавочку перед шкафчиками. – И всех, кто здесь был… или мог быть в ту минуту.

181

Мороз. На бровях – иней. Февраль в этом году – нет слов, одни междометья. Пальцы едва слушались, телефон врос в ухо:

– Кто именно вел Павлика за руку? Мужчина? Женщина? Как выглядели?

Ноги машинально несли Кирилла по знакомой дороге, взгляд прыгал по сторонам – вдруг?

Если бы не мороз…

– Вы не волнуйтесь. Может быть, это ваши дедушка или бабушка. Кирилл, вы всем своим позвоните, может…

– Не может.

Голоса в трубке сменялись. Результат – ноль.

– Не обратили внимания… Не видели… А Павлик – это который? Такой смешливый, стриженный, с торчащими ушками? Нет, сегодня не видели. Не знаем. Не помним.

Павлику – пять. Лопоухое чудо. «Р» и «л» не выговаривает, вместо них получается «х»: «Павхик. Папа Кихих. Мама Кхистина». Весьма самостоятельный молодой человек. Если вспомнить про гены, то вполне мог смыться из садика и пойти домой сам, с Кириллом в детстве такое бывало.

«Домой» – в кавычках. С Кристиной разошлись два года назад. Сына, конечно, забрала она. Иногда просила посидеть с ним по вечерам или, как сегодня, взять на все выходные.

Щеки онемели. Негнущиеся пальцы с трудом спрятали бесполезный телефон. Глаза рыскали.

Кириллу тридцать один. Кристине – двадцать восемь. Алёне – двадцать пять. Алена ждет дома. Кристина – «дома», но не ждет. Думает, что Павлик с ним, с Кириллом.

Надо смотреть лучше. Не найдется по пути – значит, нужно вернуться обратно и расширить круг поиска. Проверить дворы. Стройки. Подъезды. Подвалы. Чердаки. Если Павлик ушел сам и заблудился – замерзнет. И это далеко не единственное, что может случиться с ребенком в городе.

Прочесать все. Поставить на уши знакомых и незнакомых.

Мысли скрежетали по нервам, царапали мозг изнутри и ломали на кровавые куски. Не мысли, а ядовитые когти. Дедушки и бабушки? Тети и дяди? Увы, нет никого, кто мог бы забрать сына вместо.

Полиция? Самое простое. Ага, так и бросились они в минус тридцать искать живую иголку в каменном стогу. Заявление, конечно, примут, но не больше. Им нужна уверенность, что ребенок действительно пропал.

Ребенок действительно пропал.

Плечи передернуло. Мороз не только снаружи. В носу – оплавленный лед. Выбросы пара участились, пульс сошел с ума. Сапоги отскрипывали в снегу реквием по будущему.

И все же – полиция. Кирилл вновь лезет за телефоном, и в этот момент раздается звонок.

180

Слева – блондин. Вееры ресниц подрагивают, на лице – умиротворение и отрешенное блаженство. Блондину хорошо и снится что-то приятное.

Кристина осторожно поворачивает голову направо.

Брюнет. Тоже спит. Тоже доволен. Еще бы.

Она улыбается, сладко потягивается и аккуратно, чтобы не разбудить блондина и брюнета, выбирается из-под одеяла. Ногами – прямо на подушку, иначе никак, только по безмятежно спящим соседям. По всему телу – мурашки. Она ежится и обхватывает себя за плечи. Все равно холодно. Перешагнув блондина, она несется в детскую. В ванную бы нужно, но ванная подождет. И одеться – тоже подождет. Все подождет.

Под ногами холодный линолеум. Его сменяет пушистый коврик. Дверь – на защелку. Кристина склоняется над спрятанным в детском шкафчике ноутбуком.

В детской спальне темновато. Спасают уличные фонари, сквозь шторы проникает немного света. Взгляд опускается на часы внизу экрана – всего лишь семь вечера. Надо же, как погуляли. Вечер. Хотя… Время суток – понятие относительное, оно зависит от стиля жизни и конкретного занятия.

Забрать Павлика она поручила бывшему мужу. Мальчику лучше общаться с отцом, чем с этими.

Образовавшимся временем она распорядилась безупречно. А завтра… Завтра будет еще безупречней. Завтра будет нечто!

Громкость выставлена на минимум еще вчера. Аппарат нехотя просыпается, недовольно жужжит и, наконец, показывает, что от него требуется. Кулаки победно сжимаются: есть! Одним выстрелом – двух зайцев. Красота. Думали, что охотники. Кролики! Не все скоту с маслом. Теперь посмотрим, как запрыгаете.

Пальцы стрекозами порхают по клавиатуре, отсветы на стенах сменяются вместе с фоном открываемых окон.

Кому: «Чрезвычайная комиссия».

Тема: «Срочное кино».

Пароль: «Ложись».

Отправлено.

Шорх! – стерто и удалено из корзины. Пасть ноута с легким всхлипом захлопывается.

Даже как бы потеплело. Ноги на коврике. Грудь торчком, но уже без пупырышек. Кстати, грудь еще очень даже ничего, если не забывать про осанку и плечи.

Счастливый выдох: дело сделано. Прикрыв шкафчик, Кристина выглядывает из детской.

Блондин проснулся. Видит ее. Счастлив. Чертов кроль ненасытный. Сейчас, милый, сейчас, мой зайчик, уже иду. Но сначала в ванную, на минутку… или на три… Глядишь, и нужный звоночек раздастся.

179

– Привет. Нервничаешь?

– Кто это? – Кирилл глядит на незнакомый номер.

Намеренно гнусящий голос хихикает:

– Меньше знаешь – крепче спишь. Готов безболезненно расстаться с некоторой суммой в обмен на жизнь близкого человека?

Кирилл замер.

– Слушаю.

– Умница. Насчет излишних телодвижений в сторону «красных» или «черных» – сам понимаешь. Шаг в ту сторону – прости, тебя предупреждали. Тогда – прими, Господи, душу создания своего…

– Понял уже, – перебивает Кирилл. – Сколько?

– Совсем чуть-чуть по нынешним меркам. Десять кило зеленых.

Десять тысяч долларов. Кирилл даже не колеблется.

– Когда?

Слышно удивление, смешанное с уважением:

– Завтра в полдень.

– Где?

– Бродвей. Арка. И без хвоста. Понимаешь.

– Буду.

– Приятно иметь дело. Бывай.

Ту. Ту. Ту.

Завтра в двенадцать. Центральная улица. Главный вход в торговый центр «Атриум». В полицию не заявлять. К бандитам и детективам не обращаться. Уф.

От сердца отлегло. Ясность. Спокойствие.

Все живы.

178

Она летала на крыльях. Даже не так. Без крыльев. Просто – летала.

Через неделю должно наступить Оно – Событие. Главное. Дождалась!

Дождалась?

Дождалась…

Горячие струи били в лицо и обтекали тело. Как губы и руки Кирилла.

Сквозь шум воды что-то пробилось. Звонил телефон. Кирилл? На него выставлена другая мелодия. А вдруг что-то важное? Отключив воду, Алена перешагнула бортик ванны.

– Да? – счастье так и лучится в трубку.

Руки оттерли с плеч и живота последние капли. Кожа упруго дышит. Жизнь прекрасна.

– Супруга Кирилла Матвеева?

– Да. – Маленькая ложь не в счет. Еще нет, если по паспорту. А по сути да.

– Вы сейчас дома?

– А что?

– Несчастный случай.

Боже…

Незаконченный стук сердца. Полет в пропасть. С высоты – об острые камни.

Кирилл. Долгожданное счастье. Они встретились три года назад. У него были проблемы в семье. У нее были проблемы в семье. У них вместе проблем не стало.

Муж дал развод почти сразу. Кириллу пришлось добиваться юридической свободы еще два года. Делить (в смысле – отдавать) движимое и недвижимое. Утрясать все связанное с документами. Отрывать родное.

Трудно, когда одна из сторон принимает развод за рыбку золотую. Но вот невод пуст, и делить больше нечего. Отдано бывшее, расчекрыжено нынешнее, поделено предстоящее. Потрепав друг другу нервы и жизни, стороны пришли к соглашению. Кристине – все и Павлик, Кириллу – Алена. И вот теперь, за неделю до свадьбы…

– Что с ним?!

– Вы дома?

– Да! – Она ничего не видит, в глазах соленая пелена.

– Срочно спуститесь вниз.

Стул опрокидывается. Входная дверь остается незакрытой. Едва не сбитая с ног соседка материт вслед и крутит пальцем у виска.

Со второго этажа – три пролета: два больших и нижний, подъездный, в котором всего шесть ступенек. Шлеп-шлеп-шлеп – потому что тапочки. И халат. Больше ничего. Когда раздался звонок, она забыла обо всем.

Тугодум-домофон не понимает важности момента. Нервы. Улица.

Мороз обливает жгучим пламенем, забирается под, на и в. У дверей – машина с темными стеклами.

– Сюда, – зовет кто-то изнутри.

Дверца отворяется.

Взмыленная, бурно дыша, Алена нагибается, собираясь спросить…

177

– Верите, – златокудрая голова нежно склоняется к плечу соседа, – что все в жизни – неслучайно?

Чувственный шепот едва слышен. Мужчина нервно оглядывается направо, где сидит супруга, но та поглощена кинодейством и ничего не замечает.

Ему неловко. Он косится на таинственную незнакомку слева. Взгляд пробегает по ней сверху донизу, задерживаясь на особых обстоятельствах.

Все при ней. Одета с шиком. Не вульгарна. Симпатична. Впрочем, ничем не лучше жены.

Но и не хуже. В уме щелкает калькулятор. Накрывают туманы, и проносятся ветра. Наконец, из-за согнанных туч выплывает солнце.

Он улыбается.

Она встает и медленно выходит. Фильм продолжается. Жена переживает за героиню, которая бьется в истерике, потому что ей изменил герой. Мужчина ерзает и косится на опустевшее кресло – на еще теплом от сдобного наполнения месте белеет визитка.

– Стоп.

Изображение на мониторе замерло. Потянувшаяся влево рука мужчины – змея, крадущаяся за добычей. Картина маслом.

Докладчица смотрит на собравшихся.

– Слишком примитивно, – говорит одна.

– Слишком нахально, – допускает вторая. – Легко напугать.

– Слишком сложно. – Третья сексуально потягивается и кривит губки. Она самая юная из всех и не пропускает случая это подчеркнуть.

Докладчица и две другие – старше и мудрее. Они не смотрят на третью. Они думают.

– Я бы заставила сделать первый шаг, – первая.

– Романтика и тайна хороши, – вторая, – если не переусердствовать.

– Они на все клюют, – третья. – Только покажи.

Докладчица:

– Этот – другой. На Лизу не клюнул.

Третья хмурится. Получается, что и у нее могло не получиться. Лиза – конкурентка по возрасту и стати. Правда, в Комиссию не входит. Пока. Но при случае легко заменит.

– Я бы смогла, – заявляет третья.

Остальные в ответ улыбаются: молодо-зелено, но дело свое знает и сообществу предана. За то и держат ближе к себе, а не за гладкость юности при объеме зрелости.

– У него до сих пор – только с бухгалтершей из соседнего отдела. Тщательно скрывает. А та не смогла.

Докладчица закидывает ногу на ногу, чего, впрочем, не видят виртуальные собеседницы – камера берет только верх. Рука тянется к кнопке запуска следующей записи:

– Смотрим результат?

Первая и вторая пренебрежительно цедят:

– Что там смотреть?

– Все как обычно? – не удержавшись, любопытствует третья. Как бы ни харахорилась, а учиться у старших не забывает. Умничка.

– На пять с плюсом.

– И все равно, – вздыхает первая. – Подбить на измену во время кино про измену… Мельчаем.

– Главное – результат, не так ли?

– Хочется сделать красиво.

Первая кивает и, меняя тему, обращается ко второй:

– Что с «Риэлтингом»? Чарли торопит.

– Одним из объектов занимается Роза. – Вторая смотрит на часы: – Как раз в эту минуту.

– А другим кто? – интересуется недавняя докладчица.

– С ним Лиза работает. Пока – ноль.

Третья едва сдерживает злорадство. Счет в ее пользу растет.

Докладчица видит мигающий ярлычок:

– Кристина сбросила отчет.

– Отлично. – Все переглянулись. – Кто займется дальнейшим?

Докладчица поднимает руку первой.

176

Серый стеклянно-бетонный муравейник гудит и сверкает мутными глазами вставшего в пробках автостада – впереди авария или ремонт дороги. Из-под зада каждой стальной особи поднимается белесый туман, он окутывает натужно клацающие, как в ознобе, морды тех, кто притискивается сзади, и обдает псевдотеплой вонью перебегающих прохожих, прикрывающих нос меховыми варежками. Ноги несут Кирилла домой. Не «домой», к квартире бывшей жены и украденного солнышка, а к любимой.

Он думает о деньгах. Десять тысяч долларов. Похитители знают его жизнь, сумма реальна. Громадна, да, но реальна. Если бы не развод – вполне посильна, чтобы занять и со временем отдать. Если бы не развод.

Мороз выжигает кости. Главное, Павлик пока в безопасности.

В подъезде Кирилл топает, сбивая налипший снег, и поднимается на второй этаж. Негнущиеся пальцы долго выуживают в кармане ключи и с трудом вставляют нужный в замок.

Черт. Черт-черт-черт. Ключ не желает выполнять предназначение. Перепутал? Нет, ключ правильный. Еще раз. Якорный бобер, не заперто! Почему? Алена не могла…

Рука осторожно жмет ручку вниз и на себя, глаза шарят в образовавшейся щели. Ничего. Свет не горит. Тишина.

Шаг. Еще шаг. Кисть нащупывает биту под плащом на вешалке справа от входа, пальцы жадно обнимают прохладную рукоять.

Еще шаг, уже с битой наперевес. Алена обязана быть дома. Или спит (но почему так безалаберно отнеслась к безопасности?!) или…

Одновременное движение спереди и сзади. Скрытое полумраком злое лицо подростка.

Макушка не создана для ударов тяжелыми предметами. Даже в шапке-ушанке. Кирилл проваливается в бессознательное.

175

Прежняя озабоченность смыта, улыбка почти натуральна. Волосы высушены и уложены. Кристина окидывает себя довольным взором, зеркало ухмыляется в ответ с показным дружелюбием, снисходительностью и легким презрением.

Она решается. Что ни говори про этих, но все же лапочки. Так старались…

Кристина отворяет дверь. Плечи, осанка, приветливый смайлик. Пусть еще немного порадуются.

– Зайчики, я…

Что происходит? Брюнет быстро одевается. Гнев в глазах. Блондина нет. Дверь в детскую открыта.

– Ты!.. – яростно вращает белками брюнет, безуспешно вталкивая ногу в перекрученную штанину.

Конец всему и вся. Говорила же, нужно лучше прятать.

За распахнутой дверью у шкафчика сверкает волосатая задница блондина, нагнувшегося над компьютером. Его лицо в содержимом находки, ему не до приличий. Впрочем, какие тут… Смешное слово. После всего.

– Ничего нет! – Он со злостью лупит клавиатуру, будто виновна именно она.

– Ищи лучше! – настаивает брюнет. – Должно быть. Иначе – зачем?

На шелке смятого лежбища вырванным глазом валяется микрокамера. Вот тебе и «микро».

– Поучи еще, чайник! – огрызается из детской белый зад. – По ходу, успела удалить…

Брюнет угрожающе надвигается на Кристину. Айсберг на маленькую лодочку. Дровосек на березку. Люли-люли, заломати…

«Дззз! Дум-дум-дум!» – звонок и стук одновременно. Наконец-то.

– Откройте, полиция!

Два «б» – брюн и блонд – синхронно оглядываются на входную дверь.

Страх. Ненависть.

У Кристины к ним – брезгливое высокомерие.

– Дошло? – Она царапает себе грудь. Полосы на коже смотрятся жутко.

– Но камера! – Брюнет в трансе. – Камера – доказательство умысла и провокации, тебе не поверят.

– Иметь дома не запрещено. А записи нет.

Она улыбается.

– Сучка! Ты же сама нас…

Кристина набирает полные легкие воздуха и бросается к двери:

– Помогите!

174

Что пережил Кирилл, когда очнулся и понял, что ни Алены, ни Павлика нет? Представьте. Но придется помножить на десять. Потом на сто. Потом перестать лезть в чужую душу, которая потемки. Для тех, кто не любит. А кто любит – поймет.

И да минует нас чаша сия.

Квартира зияла пустотой. Пустота – не отсутствие мебели, техники и тряпок. Это когда близкие люди исчезли. Все остальное – не пустота, а обстоятельства.

Обстоятельства сообщили глазам, что квартиру обчистили. Кирилл наскоро оглядел вывернутые шкафы и выдернутые ящики тумбочек. Крупная техника на месте, а мелкое не в счет. Особых ценностей у Кирилла с Аленой не было. Унести крупное воры просто не успели – видимо, Кирилл спугнул их, и они сбежали, унеся то, что первым попалось под руку.

Обокрали – пусть, это обидно, но не катастрофично, вещи в жизни не главное. Главное – где Алена? Тоже унесли, как величайшую драгоценность?

Мозаично, с выпавшими элементами, всплыло испуганно-агрессивное лицо ударившего недомерка. Загнанный в угол зверек. Он кусается именно потому, что загнан в угол, от отчаяния. Второй, скорее всего, тоже подросток. Ради ерунды такие на мокрое дело не пойдут. Тем более, простые воришки не возьмут заложника, он только мешать будет. И лишнюю статью пришьет, более серьезную, чем кража. Им хотелось просто поживиться. Насилие? Могли бы, для куража. Особенно, если не местные. Но насилие оставляет следы. Следов нет.

Всплывает тот же вопрос: где Алена? Куда-то ушла до прихода воришек? Что заставило?

Кирилл, не глядя, извлек мобильник и ткнул в «номер один» быстрого набора. «Пам-па-пам!..» – запело в ворохе шарфов, перчаток и шапок в прихожей. Воришки проморгали. Но что это даст? Почему Алена не взяла телефон, почему не звонит с другого? Два часа назад она сказала, что пришла. Если была дома – почему впустила? Если не была, то почему и где она теперь?

Алена. Милая. Что с тобой?

Ее вещи нашлись все до единой – все платья, все брюки, вся зимняя и летняя обувь. Плащ, пальто и куртка. Белье – все, без исключения. Черт знает что. Кирилл напряг память, на которую никогда не жаловался.

Ага. Тапочки. И халат.

Голова гудела, будто ее вновь огрели утюгом. А огрели именно им, вот он, рядом валяется.

Дурдом. На улице – большой минус. В подъезде – маленький, но тоже. Куда в таком виде? К соседу за солью, а Кирилл тогда – рогатый герой анекдота? Бред. Алена не такая. Потому и выбрал. Потому и любит. И не только поэтому.

Понятно, про ограбление он заявлять не станет. Не до того. Объяснять придется многое, а это время, нервы и упущенные возможности. А нужно искать решения.

Павлик.

А теперь и…

Безжизненная пустота булькнула звуком напоминания о пропущенном сообщении. На вспыхнувшем экране появилось уведомление. Оказывается, пока Кирилл шел по зимнему городу, пришло СМС. Он не слышал. Да и как, если мороз, уши закрыты, а душа рвется вперед и в завтра. А телефон глубоко.

Глаза вглядываются в безобразно прыгающие буквы:

«Павлик унас. Ни кому ни сообщай, если ни хочишь проблем. Готовь бабки штуку баксов. Будь через час у памитника Ленина. К тебе подойдут. Ни всдумай абмануть – убьем! Усек?»

Еще одни. И Павлик у них. У этих, безграмотных.

«Готов безболезненно расстаться с некоторой суммой в обмен на жизнь очень близкого человека?» – сказали те, которые завтра. Про то, что очень близкий человек именно сын, не было ни слова.

Алена?!..

173

Вращ – некрасивое погоняло, но присосалось насмерть. Отдерешь только с кровью. С кровью не хочется, себя Вращ любит.

Некрасивый, небольшой, сутулый, паукообразный. Сначала прозвали Хилым. Не прижилось, пусть внешне и вправду хилый. Паук – тоже отпало, не по чину. Стал Вращом. И хрен с ним. Про изначальное имя он даже не помнит. Незачем. Кому?

Три часа он простоял у подъезда. Точка наблюдения менялась несколько раз.

И ничего. Грелся в подъезде, пока соседские бабки не собрались звонить куда не надо.

Теперь опять на улице. Холодно. Ноги не ощущаются.

Профукал? Поди разбери, когда они все закутаны в платки да меховые шапки.

Все же интуиция подсказывает, что нужной девушки не было. А дома теперь кто-то есть, недавно зажегся свет. Проходили только мужчины и женщины в возрасте. Вот и ладушки.

Хватит ждать, мертвому или больному деньги ни к чему. С очередным открытием подъездной двери, выпустившей пенсионера с собачкой, Вращ опять оказался внутри. Игнорируя лифт, быстро поднялся на нужный этаж, движением разгоняя кровь. Потоптался на месте, пришел в себя, успокоил дыхание. Палец на звонок. «Плюм-блюм!» – внутри.

Дверь отпирают. Ура!

Мужчина. Серьезный пронизывающий взгляд. Половина тела скрыта за дверью – в руке возможно оружие.

Ноги сами делают шаг назад, вынося из доступной зоны. Понадобится – можно броситься вниз. Он заставляет себя произнести:

– Муж Алены Агеенко?

Мужчина смотрит по сторонам, словно выискивает помощников-подельников. Вращ один. Но далеко. Холодным оружием и, тем более, руками не достать. Если там что-то посерьезнее – нужен достаточный повод для применения. Повода пока нет.

– Муж? – переспрашивает мужчина. – А что?

– Есть любопытная информация. О ней, об Алене. Интересно?

– Допустим.

– Это будет стоить…

– …Твоей жизни, – перебивает мужчина.

Он смещается вбок.

Вращ глядит в направленную в живот стальную смерть, готовую плюнуть свинцом. Нет, не готовую. Пока – не за что. Поджилки трясутся, но голова работает. Вращ видел и знает жизнь.

– Это несерьезно, – говорит он. – Я деловой человек. Если вы не в настроении, могу зайти позже.

Он начинает разворачиваться.

– Стой.

Вращ останавливается.

– Что у тебя?

– Кое-что про вашу Алену. Цена… – Вращ медлит, прикидывая уровень достатка по интерьеру за спиной мужчины и свои шансы получить хоть что-то. – Пятьдесят тысяч, – заканчивает он.

Мужчина ухмыляется:

– Долларов?

Вращ поникает:

– Нет.

– Нет, – говорит мужчина.

Вращ и ствол смотрят друг на друга. Оба в раздумьях.

– Сколько вы согласны заплатить? – делается последняя попытка материально оправдать свое появление в этом холодном провинциальном городишке.

– Смотря за что.

– Поговорим?

– Поговорим.

Дверь распахивается, мужчина отходит вглубь. Направленный пистолет делает приглашающий взмах внутрь. Огнестрел, травмат или газовик? Рассчитывать нужно на худшее. Впрочем, даже газовая струя или, тем более, резиновый шарик с такого расстояния в нужное место…

172

Кристина в восторге. Ее вид и окружающая обстановка говорят сами за себя, все получилось.

– Значит, сама? – хмыкает полицейский.

Скрученные б и б, одетый и голый, верещат. Офицер морщится и благородно помогает Кристине одеться. Как бы случайно косит глазом. Огонь в глазах не скрыть: дескать, красива, шельма. Возможно, не столько красива, сколько соблазнительна. Мол, он бы тоже не устоял, но надо делать дело. Может быть, потом еще зайдет. А, может быть, и нет. Он считает, что она – пассия или родственница начальника. Так нужно для дела.

Полицейский бессильно вздыхает, взор окидывает одевшуюся хозяйку квартиры.

– Да, – говорит она, – сначала все шло хорошо. Отмечали. А потом…

Кристина плачет.

– Статья. – Гражданин начальник глубокомысленно позевывает. – Однозначно.

Когда полицейские ворвались внутрь, картина была недвусмысленна. «Обидчиков» повязали, успокоили, стали разбираться.

Блондина огорошивает прозрение:

– А кто вас вызвал?

Офицер многозначительно указует ввысь. Не на соседей сверху. На людей сверху.

Плечи подставленных блонда и брюна опускаются. С теми шутки плохи. Попали.

– Попали, – подтверждает офицер понимание в их переглядывании. Он плотный и грузный, и кресло под ним, вальяжно раскинувшимся, потрескивает и едва не разваливается. – Пишем. – Тяжелый взгляд падает на чересчур догадливого блондина, в глазах которого мельтешит просчет ситуации и поиск возможных решений через собственные связи: – Фамилия, имя, отчество?

Вмешивается Кристина:

– Офицер…

– Старший лейтенант Добрунин. – Полицейский делает паузу и, глядя ей в глаза, добавляет: – Александр, – еще одна пауза, – Петрович.

– Господин старший лейтенант… – Как же ему нравится быть «господином». – Можно на два слова?

– Конечно.

Кресло вновь стонет, теперь от счастья. Он и она выходят в детскую, остальные остаются в недоумении, но с надеждой. Есть время подумать. Но о чем?

– Итак. – Появившийся вскоре офицер хмуро глядит на подозреваемых. Кристина не выходит. Дверь в детскую захлопывается. – Итак. Дама согласна не возбуждать дела… если вы забудете дорогу в этот дом.