Западный перенос

«У вас, на Востоке, теплее. До вас не доходят западные ветра. А к нам они несут дожди. Через Петер. И всё перемешивается: холод на западе с жарой на востоке. Это называется „западный перенос“…»

Марина замешкалась, размышляя, что бы ответить, но северянка уже сорвалась с места и засеменила вперёд, к своему берегу, и её серый плащ почти слился с дождём. Марина решила, что стоит попробовать здесь пожить – хоть на том берегу, хоть на этом.

Лет через десять после того дождливого дня они с Глебом и годовалой Сашкой переехали в Ясенево. В дом, стоящий почти на том месте, где когда-то проходила граница Третьего Рейха и крохотного анклава побеждённой России. Баскетбольное кольцо во дворе, новая машина…

Марина чувствует резкий толчок, и на табло загорается значок «ошибка двигателя».

– Ох, ё… – она не слишком-то боялась материться в присутствии детей. Машина дёрнулась, и внутри что-то застучало и затарахтело.

Ещё несколько толчков – и они на обочине. Фары мигают, будто гирлянды на новогодней ёлке. Глеб сидит рядом бледный, как кусок ватмана. Зачем-то вцепился в ремень. Если он в чём-то и любит скорость, то только не в езде. Когда он садится за руль, Марина чувствует себя инструктором, которая следит за очень усердным и ответственным учеником, но потом откидывается назад и засыпает.

– Приехали, – кряхтит Глеб, вылезая наружу.

Только девятый час утра, а от асфальта поднимается духота, и солнце вовсю шарашит сквозь тонкие листья берёз, торчащих у обочины. Марина хлопает дверцей, выплёвывает жвачку и поднимает капот.

– Уровень масла вроде нормальный.

Глеб усмехается и закуривает. Привычка, которая всегда нравилась Марине, теперь вдруг кажется отвратительной.

– Ты ещё дворники проверь. Наверняка главная проблема в них…

– Может, ты не будешь курить при поднятом капоте?!

– И ты сразу поймёшь, в чём дело?

– Ну а ты не хочешь разобраться?! Хоть бы раз, а то чуть паника – сразу за сигарету!

– Сигарета – фигня. Главное – за телефон взяться. Я бы не терял времени и вызвал аварийку. Мы тут сами всё равно по-нормальному не разберёмся.

Честность – это, безусловно, та черта Глеба, которая заставляла его уважать.

– Марк недаром говорил, что нам пора менять машину.

– Если бы мы их меняли с такой же частотой, как Марк, нам бы пришлось жить на съёмной квартире.

– Думаю, скоро итак придётся…

– Мам, у нас привал? – Ваня кричит через опущенное стекло, стремясь вырваться наружу.

– Посиди ты спокойно хоть немного! Не видишь – мама мотор проверяет! Сашка одёргивает брата, который пытается вылезти чуть ли не в окно.

За дочь, конечно, беспокоиться не стоит, – недавно решила Марина, – она поймёт родителей, в этом можно не сомневаться. С Ванькой будет сложнее. Он всё «мам» да «мам», но к отцу очень привязан. Так же рассеян и временами не по возрасту колюч… Марина понимает, что уже пару минут смотрит то на измеритель уровня масла, то на поднятый капот.

– Мам! – кричит Ваня – ему, наконец, удалось выбраться из машины, и он со всех ног бежит в Марине, – А мы поедем дальше? Мы не будем возвращаться домой? Я не хочу домой!

– С дороги отойди, – спокойно, но сурово говорит Марина. Точно таким же тоном она говорит: «первая камера!», «мотор шапка!», «тридцать секунд до конца сюжета!» – С дороги отойди, я сказала! К отцу отойди!

Глеб отшвыривает сигарету в придорожную канаву и протягивает Ване руки. Когда сын был младше примерно вдвое, он жить не мог без того, чтобы отец не поднимал его «высоко-высоко», к самому потолку, хотя Глеб – отнюдь не каланча, всего каких-то метр семьдесят шесть. На своих широких псевдоарийских плечах он таскал Ваню по всему дому, а тот хватался за люстры, дверные проёмы, антресоли, – всё, что попадалось на этом верхнем эшелоне. Сейчас, пока Марина выискивает в телефоне номер местного эвакуатора, он тоже хватает отца за шею, но Глеб на провокацию не поддаётся. Пока Марина ведёт переговоры с аварийкой, Ваня переключает внимание на новый объект.

– Пап, а это кому памятник?

– Жителям Рязани, которые защищали город от Гитлера.

– А зачем?

– Ну… как это зачем? Они не хотели, чтобы Гитлер их завоевал.

– А он всё равно завоевал, да?

– Завоевал…

– А зачем?

– Ты писать не хочешь? Вон, иди за берёзу, пописай.

Перескочив канаву, Ваня скрывается за берёзой. Мимо с рёвом и грохотом проезжает фура, так что, кажется, началось землетрясение. Марина закрывает капот. Фары мигают и издают при этом какой-то еле слышный звук. Саша вылезает из машины, молча подходит и становится рядом.

– Аварийка сказала, приедет в течение сорока минут… Тем, кто проголодался, предлагаю пикник на обочине. Вон, Ванька уже устроился под берёзкой…

То, что идея, мягко говоря, не фонтан, все понимают, как только перелезают через придорожную канаву. Оказывается, что под берёзами, в лёгкой тени, полным-полно комаров и какой-то мелкой мошкары. Такая водится на топких сибирских болотах, куда без москитной накидки вообще лучше не соваться. Они всё же вынимают наспех сделанные вчера вечером бутерброды, достают бутылки с водой.

«Мы сломались», – пишет Марина, размахивая вокруг себя другой рукой с бутербродом. Марк отвечает почти сразу:

«За рулём была ты или Готтлиб?»

– Пап, так зачем Гитлер Рязань завоевал?

– Он не только Рязань завоевал…

«Я Ваню посадила, если тебе так интересно».

– А что ещё?

– Он почти всю Европу завоевал и огромную часть России – до самой Волги.

– А зачем?

– Может, ты лучше с чёрным хлебом возьмёшь, не хочешь?

«Вы хоть до Рязани-то доехали?»

– Пап, а это ведь настоящие пушки? – вступает с набитым ртом в разговор Сашка.

– Конечно, настоящие!

«Почти. Осталось метров триста»

Марина поднимает голову и смотрит на памятник: солдаты, взявшись за руки, выступают в сторону запада. Над ними – купол православной церкви. Перед ними, на широком постаменте, – три зенитки военных времён.

– Пап, а Гитлер Сибирь тоже завоевал? – не унимается Ваня

– Сибирь не завоевал. Американцы помешали.

Глеб снова закуривает, и до Марины доносится табачный дым. Теперь она отмахивается не только от комаров, но ещё и от него. Курить ей пока не хочется.

«Капот открывала?»

– Мама, а Симбирск Гитлер завоевал?

– Нет, – машет рукой Марина, – Я разве тебе не рассказывала?

– Симбирск тоже американцы завоевать не дали, – добавляет Глеб.

– А почему?

– Они не хотели, чтобы Гитлер завоевал Россию.

– Почему?

– Потому что иначе он потом бы и их завоевал…

«Я уже вызвала аварийку. Ждём…»

До Рязани Марк «долетает» часа за два с половиной. Выскакивает из своего внедорожника – весь такой лохматый и светлобровый. Только тёмно-болотного мундира с фуражкой не хватает. «Оккупантик», – думает Марина, и ей вдруг становится смешно. Она сидит на добротной деревянной скамейке около автосервиса – такой, какие в последние годы расставляют на пешеходных аллеях и мощёных площадях перед торговыми центрами. Торговый центр – вот он, рядом. Марина отправила туда Глеба с детьми. Мастер сказал – работы тут часа на три. Слетел ремень ГРМ, плюс ещё тормозные колодки, плюс покрышки. Всё это вроде бы не так долго, но заказов сегодня много, вы поймите, у нас небольшая очередь и всё такое… Подойдя, Марк чмокает Марину в щёку.

– А Готтлиб где с детишками?

– Попкорн едят. Или на каруселях катаются… – она кивает на громаду магазинов, где у самораздвигающихся стеклянных дверей теснится длинный ряд сверкающих на солнце тележек, – Ты на самолёте, что ли? У твоего джипа вместо колёс крылья?

– Хо-хо! На мотоцикле было бы быстрее…

Марк подсаживается рядом и ещё раз чмокает Марину. Она усмехается.

– Тебе чего так весело?

– А чего мне, плакать, что ли? – она закидывает ногу на ногу, обнажая загорелую щиколотку. – Я так и не поняла, ты завтра едешь в свой Новосиб или опять передумал?

– Пока не передумал, но у меня ещё есть на это время, – жеманно улыбается Марк.

– Что хоть за контора?

– Одна из крупнейших строительных контор Восточной России, – сказочно шепчет он.

Марина хмыкает.

– И как ты нашёл вакансию? На сайте у них, что ли?

– Нет. Для начала я нашёл нужных людей, которых мне рекомендовали. А нужных людей найти сейчас не проб-ле-ма! – отчеканивает он.

Просто какая-то сцена из бандитского сериала девяностых. Марина не удивилась бы, если бы в следующую секунду он вынул из-за пазухи пистолет.

– Тебе так охота поработать на стройке? Ты этого ещё не пробовал?

– А тебе совсем не охота попкорна?

– Неа… – Марина зевает в голос и при этом широко расставляет руки в стороны.

– Ну, рассказывай: как у вас прошло утро?

– Мы проснулись хер знает во сколько, вымыли головы…

– Так…

– Спокойно: я не успела. Вымыл Готтлиб и дети. Я-то и так могу перетоптаться… – она мотает головой и запускает руку в волосы, как в рекламе шампуня.

– Особенно на скорости сто двадцать.

– Пару раз доходило до ста сорока. Готтлиб нервничал.

Марк усмехается и тоже запускает руку в свои густые светлые волосы, отдающие рыжиной.

– Я давно говорил, вам надо менять свой драндулет.

– Не хочу я менять драндулет! У меня с ним приятные воспоминания связаны.

– Хо-хо! – смеётся Марк на всю громкость, Марина достаёт сигарету, чиркает зажигалкой и дымит, – Это мне тогда нужно было бы коллекцию собирать всякого старья на колёсах. Пойдём, посмотрим, что они там наловили в твоём душевном драндулете!

Выясняется, что колодки и покрышки (кроме единственной) выдержат ещё не одну сотню километров, так что мужики, ковыряющиеся под Марининой машиной, после наведённой Марком ревизии ощетиниваются и начинают говорить сквозь зубы.

– Коробка передач у вас тоже на ладан дышит. Ещё немного – и… – первый мужик цокает языком и, прищурясь, склоняет голову.

Второй работает молча.

– Ха, конечно, она же ниже пятой вообще никакую передачу не признаёт. Только что не трогается с неё! – подмигивает Марк.

– Вам её нужно хотя бы отрегулировать! – вздыхает мужик так, будто перед ним – больной с газовой гангреной.

– Регулируйте! – машет рукой Марк, – А то она до Астрахани не дотянет.

– До Астрахани? – усмехается первый, – Смело! Я бы и до Тамбова не отважился. Второй молчит, возясь с какими-то инструментами.

– Она – девушка рисковая. Ей и до Байкала не слабо.

– До Байкала и мне было бы не слабо, – мужик вытирает рукавом лоб, – По их дорогам можно хоть босиком.

– Я вам тут не слишком мешаю? – Марина складывает руки на груди и делает несколько шагов.

Если бы у неё были туфли на каблуках или шпильках, на весь ангар раздалось бы «цок-цок-цок». Но на ней – оранжевые кроссовки, которые лишь поскрипывают, когда она наступает на гладкие бетонные полы. Кажется, крикни ей «старт!» – и она пробежит километров сорок и ничуть не устанет. Только поправит чуть растрепавшиеся волосы.

– До Астрахани я почему-то так и не добрался, – Марк достаёт из кармана резинку и собирает волосы в хвостик.

– Левый берег симпатичный, правый – дерьмо! – подаёт, наконец, голос второй. Всё так же сквозь зубы, повернувшись спиной к Марку.

– Главное – рыба есть, – вскидывает голову Марина, – Глебу другого, по-моему, не нужно.

– Ты рыбачка, я рыбак… – бормочет Марк, – А что, разве Астрахань была разделена?

– Не была она разделена, – кряхтит второй, – Просто на левом берегу деревни были, которые после Воссоединения «пристегнули» к городу. У меня тётка там жила. Как стояли бараки – так и стоят.

– Может, мне в Астрахань податься, а не в Новосиб? – Марк широко потягивается, – Там хоть тепло, как на Рейне.

– Терпеть не могу ваш Рейн, – морщится Марина, – одни заводы, и половина не работает.

– Хо-хо! – принимает вызов Марк, – А замков ты там не приметила случайно?

– Попался один какой-то по дороге. С обрубленной башней.

Она снова запускает руку в волосы. Глеб когда-то просто млел от её длинных волос, но затем они начали сечься, ломаться, местами седеть, да и просто надоели. Несмотря на Глебовы протесты, Марина всё же подстриглась, и волосы у неё теперь примерно такой же длины, как в старших классах школы.

День разгорается и разгорается, проникая даже сюда, в темень автомастерской. После ледяного июня, с градом, метелями и ураганом, наступившая жара кажется запоздалым подарком. Вот только Готтлиб ноет и ноет третий день подряд. Его бы в Уренгой отправить. В детстве Марина была там один раз. Отец взял с собой в вахтовый посёлок: двухэтажные разборные здания, соединённые коридорами, машины-вахтовки во дворе. В них забирались на высоту человеческого роста. Колеса огромные, в комьях налипшей грязи. В фургоне – скамейки, как в старых автобусах. Сидишь, прижавшись носом к стеклу, и смотришь на все вокруг с верхотуры. «Гитлер бы сюда всё равно не дошёл», – бормотал отец. – «Увяз бы в болотах, подонок…» За окном было только два цвета: серый и зелёный. Выйдешь – и тебя облепят комары. Отец много лет добывал нефть, после того, как решил забросить семейный бизнес по продаже унитазов. С тех пор он месяц жил дома, следующий – на вахте. Однажды он так и не вернулся, и в Маринину жизнь вошло словосочетание «Другая семья».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Спальный вагон (нем.)

2

Берлинский вокзал (нем.)

3

Лицо (нем.)

4

Зигфрид Хандлозер (1885 – 1954), руководитель санитарной службы Вермахта

5

Дубулты

6

Даугавпилс

7

Оттепель (лат.)

8

Рынок (нем.)

9

Серый лес (нем.)

10

Овраг (нем.)

11

Площадь Фюрера (нем.)