Полная версия
В тени московского мэра
– Ну, пока там Лужок с Лукой тосты поднимают – мы тут скромно, по чуть-чуть перед отлетом, – Игорь первым поднял рюмку, и они чокнулись.
– Хорошо-о! – Алексей разжевал лимонную дольку и попробовал борща.
– А знаешь, очень вкусный борщ.
– Ну так! Братья-белорусы умеют его готовить, – Игорь почмокал, отложил свою ложку и потянулся к графинчику с коньяком…
– У нас все на борту? – спросил довольный (командировка прошла без происшествий) пресс-секретарь мэра, заглянув в салон к журналистам, – Юрий Михайлович уже в аэропорту, сейчас вылетаем домой.
– Сергей Петрович, у нас все, – ответил кто-то, – только Лисаева и Зерева нет.
– Как нет? А где они?
– Они примерно час назад отстали от нас, сказали, что пообедают где-нибудь по дороге и к отлету сами в аэропорт приедут. Вылетать ведь должны были позже.
– Мало ли что были должны! Мэр уже здесь! Он их ждать должен!? Вы что, обалдели все тут! Кто старший в группе от пресс-службы?!
– Так Зерев и старший…
– Ну все, Зереву настал… Так, давайте их срочно искать. Ты, – Сергей Петрович наугад ткнул пальцем в одного из журналистов, – беги в аэровокзал, ты, – он показал на другого, – на стоянку перед аэропортом, может быть, подъехали туда. Так, ты набери мне номер Зерева.
– Сергей Петрович, у них мобильники здесь не берут, мы уже пробовали звонить.
Мобильная связь только еще становилась общедоступной, а что такое роуминг – вообще мало кто знал.
– Сколько у нас времени? – Алексей неторопливо резал ножом кусочки сала, цеплял их вилкой, макал в горчицу и отправлял в рот.
– Почти час еще, – Игорь хрустнул редиской, попавшейся в овощном салате, – но надо пораньше пойти, а то мало ли – вдруг там планы изменились.
– Это точно. А прикинь, Лужок сейчас в самолете сидит и нас ждет, а мы тут коньяк пьем. Ха-ха!
– Ха-ха-ха! Типун тебе на язык! Ну ладно, поехали, – и они с удовольствием выпили еще по одной.
Зная привычки закадычных собутыльников, журналист, посланный Цоем на их поиски в аэровокзал, обойдя все залы, не поленился заглянуть и в местный ресторан.
– О-о-о, Денис! – обрадовались разгоряченные сотрапезники. – Ну, как там обстановка? – Алексей вытер рот салфеткой.
– Коньячку хочешь?
– Обстановка, парни, не самая простая. Похоже, что вам наступил… Все, включая Лужкова, уже минут двадцать сидят в самолете и ждут только вас. А в каком состоянии Сергей Петрович, думаю, вы сами можете до-фантазировать.
– Девушка, счет! – завопил Алексей.
– А как же горячее? – удивленно оглянулась официантка.
– Съешьте сами наше горячее, а нам просто скажите – сколько денег! Округлите грубо, иначе нас, нас…
– Кастрируют вас, – вполголоса подсказал товарищ, отыскавший любителей борща.
– Вот именно! – Алексей судорожно доставал из карманов брюк смятые купюры и бросал их на стол.
– Типун вам всем на язык! – взвизгнул Игорь.
– Достал ты уже со своим типуном! Тебе твой типун, сам знаешь, на какое место! – обозлился Алексей.
Они уже бежали вниз по лестнице.
– А сдачу!? – крикнула вслед официантка.
– А деньги им теперь уже ни к чему, – бросил через плечо их ироничный коллега.
– Сережа, что происходит? Полчаса мэр сидит в самолете, а твоих бойцов нет. Я уже не знаю, как время тянуть, иди все сам объясняй Юрию Михайловичу, – говорил в это время начальник лужковской охраны Цою.
– Да… – начал тот.
– Вон, вон они по полю бегут, – спасительно крикнул в это время кто-то, вглядываясь в иллюминатор.
– Где? – Цой хищно ринулся к иллюминатору.
– Да вон, животами трясут!
Игорь с Алексеем и правда были мужчинами сытыми.
Сергей Петрович проскочил через VIP-салон, на ходу постоянно улыбаясь Лужкову, – все, все уже на борту, Юрий Михайлович, – и выскочил на трап.
Задыхающиеся от бега и нехороших предчувствий сотрудники подымались по ступенькам к ногам своего начальника.
– Так, вы еще и пили! – Сергей Петрович сам спиртных напитков почти не употреблял и чужой алкоголь чувствовал издалека.
– Мы только пообедали, Сергей Петрович…
– Так, сейчас вы проходите мимо Лужкова молча, быстро и не дыша, чтобы он, не дай бог, не почувствовал ваше амбре, а разбираться с вами я буду в Москве, – Сергей Петрович сделал страшное лицо.
Не очень умно улыбаясь большими раскрасневшимися лицами, бочком, короткими шажками, подобрав насколько возможно животы, чтобы не задеть Лужкова и его министров, провинившиеся сотрудники начали протискиваться мимо кресел. Они уже почти добрались до дверей во второй салон, когда в пакете запасливого фотографа предательски звякнуло стекло: две бутылочки терпкой белорусской «Зубровки», которые он вез в Москву на пробу. Услышав звон, оба на мгновенье замерли, а потом дернулись, неожиданно ловко и быстро протиснули свои объемные тела в узкую дверь и скрылись в своем салоне.
– Молодцы, умеют отдыхать! – услышали они за спиной веселый голос Лужкова и дружный хохот его свиты, в котором особой нотой слышался и смех Сергей Петровича.
Эта фраза Лужкова, находившегося в добродушном настроении, спасла их от кровавой расправы. По возвращении в Москву они подверглись только пытке многочасовым разговором о своем недостойном поведении.
* * *Входная дверь звякнула колокольчиком, и в кафе вошел новый посетитель: солидный мужчина средних лет, с чуть вьющимися темно-русыми волосами и такой же бородой, с хорошо заметным пивным животом. Он остановился у входа и стал разглядывать столики.
Аркадий, обернувшийся на звон колокольчика, махнул рукой:
– Игорь, иди сюда!
Посетитель качнулся всем телом, сделал жест головой и руками, что означало «вот вы где, а я ищу», и, сказав подоспевшему официанту «спасибо, меня уже ждут», двинулся к большому, персон на восемь, столу.
Они обнялись:
– Ты один, что ли? Я думал, все уже здесь, – Игорь отодвинул стул и уселся рядом с Аркадием. – Есть пока не хочется, – сказал он предложившему меню официанту, – а вот что-нибудь выпить… Ты по пиву решил? – он посмотрел на полупустую кружку Аркадия, – хорошее?
– Да, вполне.
– Ну, тогда мне тоже кружечку, для начала. А меню оставьте, оно нам еще пригодится. Из наших звонил кто-нибудь?
– Пока нет. Ты же знаешь, долго будут подтягиваться.
– Да, Леха точно опоздает.
– Ну и ладно, нам-то уже хорошо.
Официант поставил перед Игорем пиво.
– Вот сейчас будет хорошо!
Они чокнулись кружками, выпили.
– А я тут как раз сижу, Леху вспоминаю. Первое впечатление от мэрии у меня (во всяком случае, от пресс-службы вашей) – это Леха, обменявший фотки Лужкова на коньяк. Помнишь, когда издатель Кр…в приходил?
– Слушай, на моей памяти он столько раз Лужка на бутылки менял, разве все вспомнишь. Целую коллекцию можно было бы составить, если бы все не выпили!
– Да, ты прав…
– Я другое помню – когда его Цой один раз за эти фотографии чуть не уволил. Скандал был дикий, еле его тогда отмазали, я сам ходил просить за него.
– А я что-то не помню…
– Ну, здравствуйте… Лужок в то время, ну ты помнишь, – начал Игорь, – был чуть ли не самым популярным политиком в стране, без пяти минут президент…
Торговля в убыток
Когда человек начинает набирать силу, многим хочется оказаться рядом с ним, пусть даже близость эта будет виртуальной. Фотографов в пресс-службе столичного мэра было двое, и работать они старались посменно: один с утра до обеда, а другой с обеда до вечера. Чтобы никто не догадался о таком графике работы, наивные фотографы придумали целый спектакль для своих коллег. Коллеги, правда, быстро их раскусили и тихо посмеивались, но это было не так важно: главное, что начальство не догадывалось об их двухсменной деятельности.
– Ну, ладно, я поехал за бумагой, – говорил один фотограф другому на весь кабинет в разгар рабочего дня.
– Это правильно, а то бумага уже заканчивается, – отвечал другой, приехавший полчаса назад якобы из магазина, в котором покупал реактивы для проявочной машины.
Но приходить на работу только на полдня хотелось все чаще, а благовидных поводов отъехать становилось все меньше, нельзя же три раза в неделю покупать фотобумагу… И через некоторое время, чтобы уж не выглядеть совсем смешными, фотографы стали уходить молча, ни с кем не прощаясь, так, словно вышел человек в туалет на пять минут, а вернулся только на другой день.
Но это сонное безразличие моментально сменялось бурной активностью, как только на горизонте появлялся состоятельный заказчик. «Хлебное» было время, фотоаппараты в каждом телефоне еще не придумали. А популярность Лужкова росла, и сфотографироваться рядом с ним мечтали депутаты Мосгордумы, которым предстояло идти на новые выборы, но команда мэра их уже не поддерживала, бизнесмены и даже второстепенные региональные политики, не имеющие прямого выхода на столичного градоначальника. Потом счастливчик должен был появиться рядом с Юрием Михайловичем на рекламных плакатах, в газетах и журналах (фото из личного архива) и ассоциироваться с успешностью и богатством Москвы и самого Лужкова.
– Скажите, – заискивающе спрашивал добравшийся до пресс-службы соискатель фотографии, – Юрия Михайловича вы снимаете?
– Ну да, – отвечал Алексей.
– А вы не знаете, можно ли как-то с ним сфотографироваться, чтобы рядом?
Фотограф изучающе смотрел на просителя, оценивал его финансовые возможности.
– Рядом с мэром? Вокруг него охрана, вы представляете, как это сложно!? – отвечал фотограф, если клиент вызывал доверие.
– Я все понимаю, вы сделайте. Не обижу.
– Да?
После того, как договаривались о сумме, в ход запускалась простая, но почти безотказная схема. Казалось бы, как можно снять человека рядом с мэром, когда тот этого не хочет? Но фотографы доказали, что частный бизнес, то есть работа на свой карман, эффективнее государственного. Лужков, особенно в те годы, любил бывать на самых разных общественных мероприятиях – от открытия школы и запуска фонтанов после зимы до пивного фестиваля и хануки. Охрана рядом с ним была, но, конечно, не как, например, у президента, и в большой толпе, в неразберихе, когда множество людей пыталось с ним поговорить, попросить о чем-то, случайный человек вполне мог оказаться совсем рядом с мэром. На этом и строилась бизнес-модель фотографов.
Зная график Юрия Михайловича, они предлагали претенденту на фотографическую близость к мэру появиться к определенному времени в нужном месте, а затем втереться в толпу и как можно ближе подобраться к Лужкову. Все остальное было делом техники.
Открывая, например, сезон фонтанов на Поклонной горе, Лужков по обыкновению произносил речь, а потом мог прогуляться по парку, где-то останавливаясь, разговаривая с людьми. Следовавший в шлейфе свиты заказчик во время остановки по команде фотографа должен был максимально приблизиться к мэру и улыбнуться… Если даже охрана потом оттесняла клиента, профессиональному фотографу с хорошей техникой хватало нескольких секунд, чтобы получился достойный живой кадр, на котором непосвященному избирателю или партнеру по бизнесу кажется, что Лужков и его визави – закадычные друзья. В тот же день фотографии оперативно печатались прямо в мэрии, и, что характерно, для них всегда находилась бумага.
Фотографиями Юрия Михайловича, кроме политиков и бизнесменов, интересовались и различные СМИ. Правда, в обыденных фото они не очень нуждались, для этого у них были свои фотографы, а вот за какую-нибудь редкую или архивную фотографию, да еще точно ложащуюся в сюжет актуальной статьи, они готовы были раскошелиться.
Отъехав в глазах общественности за фотобумагой, Леша дремал дома в кровати, и ему снился прекрасный сон, что он, оглядываясь по сторонам (хорошо, что никого нет), с восторгом поедает большой длинный сэндвич из свежего белого хлеба, с колбасой, сыром и салатом.
Последние несколько месяцев Алексей, под бдительным присмотром своей жены, старался худеть. Дома он ел только овощные салаты, кисломолочные продукты – ряженку или йогурт, но, к большому сожалению супруги, в объемах почти не уменьшался. Доев на завтрак свою миску зелени, сдобренной оливковым маслом, Леха уже представлял, как сейчас не торопясь примет душ, посмотрит немного телевизор, а потом перед работой зайдет в Елисеевский магазин, купит себе батон хлеба, докторской колбасы, обязательно в синюге, вкусного дырчатого сыра и майонеза. А потом вдалеке от заботливой супруги, за своим рабочим столом разрежет на зависть коллегам весь батон вдоль, выложит его кружками колбасы и треугольниками сыра.
В комнате зазвонил мобильник. Леха дотянулся до трубки:
– Слушаю.
Звонили из приемной Цоя. Знакомая секретарша сказала, что Сергей Петрович в бешенстве и требует срочно его найти:
– Мы сказали, ты там какую-то фототехнику выбираешь и через полчаса будешь. Давай быстрее, а то пока он тебя дожидается, мы за тебя огребать будем.
– А что случилось?
– Я не знаю точно. Цой вернулся от Лужка, и все забегали, заорали. Там в газете какие-то не те фотографии напечатали…
Алексей похолодел: «Так и знал, что попадусь с этой фоткой, черт меня дернул ее продать!» Мечта о бутерброде была испорчена.
Этим утром в одной из крупнейших деловых газет страны вышла статья о Лужкове, его политическом движении «Отечество» и соратнике по партии Александре Владиславлеве. В статье, кроме всего прочего, рассказывалось о том, что Юра и Саша не только политические единомышленники, но и закадычные друзья с детства, в доказательство чему прилагалась старая фотография, на которой стояли два подростка в кепках, обнявшись на фоне одной из московских окраин. Эта фотография была из личного архива Лужкова, для печати не предназначалась. Увидев ее в газете, мэр был возмущен и обижен. Сначала перепало пресс-секретарю, а потом начались и поиски исполнителя, слившего раритетный снимок.
К Алексею эта фотография попала случайно. По заданию начальства он делал какой-то подарочный альбом Лужкову и получил на время фотки из семейного альбома мэра, копии которых на всякий случай сохранил.
Варианта было только два: наглухо отпираться, что не сливал фотографию и ничего про это не знает, или с порога чистосердечно раскаяться, повиниться и надеяться на помилование. Просчитав по дороге оба, Алексей пришел к выводу, что отпираться в данном случае бесполезно, все нити вели к нему. Но, даже раскаиваясь, никак нельзя было признаваться, что он подторговывает изображениями мэра. Этого точно никто бы не простил, поэтому смекалистый фотограф соорудил версию о том, что посылал он в газету совсем другие снимки, а этот добавил совершенно случайно; надо же такому случиться, что именно его мерзкие газетчики и выбрали. Версия была не очень убедительная, но ничего более надежного в голову не приходило.
После многочасового выпаривания мозгов Алексея заставили написать заявление по собственному, и он уже собирал свои личные вещи, но через несколько дней Лужков остыл, фотография-то сама по себе была хорошая, вслед за ним успокоился и пресс-секретарь, и Леху в этот раз помиловали.
* * *Круглотелый человек со стриженной бородой и в очках подталкивал под локоть официанта:
– …а к коньяку мне обязательно ананасовый сок и порезанный лимон. И, знаете, давайте сразу салатик – помидоры с огурцами. Есть ведь такой?
– Найдем.
– Отлично! Еще порцию свиного шашлыка. И не очень затягивайте…
Обстоятельный мужчина отпустил официанта, сделал загадочное лицо и подсел к столу.
– Вот с таким же непростым лицом он и фотки Лужка сливал, – Игорь подмигнул Аркадию и кивнул на гостя.
– Ой, ладно, Николаич, не начинай. Опять сейчас на-придумываешь чего-нибудь…
– Я придумываю!? Да кто тебя ходил к Цою отмазывать…
Аркадий наблюдал, как встреча превращается в дружескую перепалку, которая на протяжении многих лет поддерживала интерес Игоря и Алексея друг к другу.
Алексей, несмотря на свой лишний вес, был обаятельным человеком, душой компании. Не обладая сильным голосом и хорошим слухом, он мог так искренне петь в караоке, так непринужденно двигаться, что люди вскакивали со своих мест и пускались в пляс. Долгие годы Аркадий с Алексеем вместе осваивали пространство Красного дома.
Привидения Красного дома
– А я тебя все-таки сделал! Надо за это выпить.
– Ничего ты меня не сделал! Подумаешь, гаубицу взорвал, я сейчас тебя танковым броском замочу Вот за это и выпьем!
Чокнулись маленькими стеклянными рюмочками, выпили. Пока Алексей смаковал коньяк, Аркадий выпил свой залпом и успел схватить с тарелки последний кусок колбасы: демонстративно закусил, тщательно пережевывая и дразня своего друга, который без закуски выпивать очень не любил.
– Это тебе за гаубицу! – хохотнул Аркадий, любуясь разочарованием удачливого военного стратега.
Аркадий с Алексеем уже часа три резались на компьютерах пресс-службы в стратегию: русские и немецкие солдаты времен Великой Отечественной войны убивали друг друга на экране монитора с помощью пулеметов, танков, бомбардировщиков. Было уже восемь вечера, рабочий день закончился, мэрия затихла, и взрослые дяди с удовольствием предавались детской игре, запивая ее пятилетним коньяком, закусывая колбасой, сыром и лимончиком.
– Злодей ты!
– Да ладно, Леха, не морщись! Давай лучше допьем, на дне осталось, и я продолжу твой разгром!
– Как же! – Алексей откинулся в кресле. – Есть предложение получше. У меня внизу, в фотолаборатории, осталось еще полбутылочки коньячку, оливки. Можем сходить, все возьмем и тогда продолжим.
– Да ты споить меня хочешь, чтобы я тебе поддался.
– Ага, споишь тебя.
Они вышли из комнаты, прошли к лифтам, спустились на четвертый этаж и оказались в старой части здания, существовавшей еще в царское время. Освещение здесь было не такое яркое, потолки ниже, а коридоры извилистее и короче. До парадной зоны, где жили и правили московские генерал-губернаторы, они не дошли, остановившись там, где ютилась когда-то генеральская прислуга. Достав из кармана брюк связку ключей, Алексей открыл одну из дверей, и они очутились в небольшой комнате, превращенной в фотолабораторию. Когда несколько лет назад Аркадий попал сюда впервые, он спросил у Алексея:
– Все понимаю, но холодильник здесь зачем?
– Как же, мы пленку здесь храним в холоде, – и действительно достал несколько коробок с фотопленкой.
С тех пор пленку давно вытеснила цифра, но холодильник остался. Открыв его, запасливый Алексей отыскал там пол-лимона, банку оливок и банку шпрот, сыр, пакет ананасового сока, а из стоящего рядом шкафа достал полбутылки коньяка. Взяв в руки напитки и закуску, они вышли, закрыли дверь и проскрипели старым, уложенным елочкой паркетом к выложенной камнем современной площадке перед лифтами.
– В такой тишине ты скрипишь, Леха, как домовой. Сейчас призрак какого-нибудь лакея разбудишь, он тебе по башке и даст за то, что ты пьешь по вечерам.
– Да ладно, я от него коньяком откуплюсь!
На кнопке вызова зажглась красноватая подсветка, сигнализируя, что лифт уже приехал: дверцы открылись, внутри кабины проступила фигура «хозяина» Красного дома – управляющего делами мэра и правительства Москвы Александра Ивановича Чернышова, который командовал в мэрии всеми службами, начиная от охраны здания и заканчивая уборщицами, и славился непримиримым отношением к нарушителям порядка.
Возникло некоторое замешательство. Александр Иванович изнутри лифта смотрел на Алексея с Аркадием, застывших с красноватыми лицами, с початой бутылкой коньяка и характерной закуской в руках, а они смотрели внутрь лифта, будто действительно увидели привидение. Чувствовалось, что никто этой встречи не ожидал. Аркадию очень захотелось, чтобы лифт сейчас закрылся и увез куда-нибудь Александра Ивановича, а еще лучше, чтобы он вместе с ним провалился поглубже.
«Вот, откупайся теперь от него коньяком», – подумал Аркадий; а Алексей размышлял: «Надо же, накаркал, Аркашка». Встреча была настолько живописной, что говорить, собственно, было и нечего.
– Добрый вечер, Александр Иванович, – выдавил, наконец-то, Алексей.
– Здравствуйте! – подтвердил Аркадий, и двери лифта стали спасительно закрываться, не дождавшись новых пассажиров. Но Александр Иванович уезжать не захотел, он ткнул кнопку на панели управления – и двери снова открылись.
– Я смотрю, что вечер у вас действительно добрый. Заходите, не стесняйтесь.
Любители лимона и шпрот робко вошли в лифт, и за ними увязалось ядреное коньячное амбре.
– Мы вот, Александр Иванович, решили после работы немного отдохнуть, сами понимаете, – вкрадчиво говорил Алексей, прижимая к себе коньячную бутылку и пакет сока.
– Я понимаю, что вы и так уже нормально расслабились. Перебора не будет? – Александр Иванович странно улыбнулся.
– Что вы, мы чисто символически и сразу по домам.
– Ну-ну…
Двери лифта открылись на шестом этаже, и пассажиры разошлись в разные коридоры.
– До свидания, Александр Иваныч.
– До встречи, – пообещал управделами.
Суровый, по слухам, Чернышов оказался неожиданно терпим к захмелевшим журналистам, может, просто вспомнил свою юность, но последствий этой встречи Алексей с Аркадием на себе не ощутили.
Выйдя из лифта на шестом этаже, друзья повернули направо, поднялись на несколько ступенек и пошли по коридору, где на дверях кабинетов висели номера: 801, 803, 805…
Очень часто эта странная нумерация сбивала с толку людей, впервые попавших в мэрию.
– Что за ерунда? Приехали на шестой этаж, а попали на восьмой. Где комната 636, не подскажете? – спрашивали они у проходящих мимо чиновников.
Эта «мистическая» игра цифр на самом деле была продолжением истории знаменитого здания на Тверской 13, которая началась еще в 1782 году, когда по проекту архитектора Матвея Казакова начали строить дом московских генерал-губернаторов.
Историю Красного дома хорошо знал и сам Лужков, который с удовольствием рассказывал ее высокопоставленным гостям и даже лично проводил импровизированные экскурсии. Этот рассказ повторялся много раз, и журналисты, долго работавшие с мэром, выучили его почти наизусть…
– Мы сегодня принимаем вас, уважаемый господин бургомистр, в Белом – самом торжественном – зале московской мэрии, – часто начинал Лужков, приветствуя гостя, впервые оказавшегося в Красном доме. – Этот зал помнит еще генерал-губернаторов, управлявших Москвой в царские времена.
Гости с интересом начинали смотреть по сторонам.
– Кстати, в то время именно здесь давались балы, – Юрий Михайлович поднимал голову вверх, – обратите внимание, вот на этом балкончике, сохранившемся до наших дней, играли музыканты, а там, где мы с вами сейчас сидим, – мэр разводил руками, улыбался, – кружились пары.
От былой роскоши генерал-губернаторских покоев в современной мэрии осталось несколько залов. Попасть в них можно с разных сторон, но все самые важные делегации встречают у первого, парадного подъезда, выходящего прямо на Тверскую улицу и закрытого в обычные дни. Огромные двухстворчатые деревянные двери впускают в узкий высокий коридор, по правой стороне которого раскрывается широкая белокаменная лестница с массивными перилами и балясинами, ведущая на второй этаж. На площадке между первым и вторым этажами есть незаметная дверь, за которой часто прятались журналисты. Выглядывая в нее, они дожидались, когда делегация спускалась по лестнице после встречи с Лужковым, и выскакивали наперехват за информацией. Побеседовав несколько минут, они, не замеченные пресс-службой и охраной, снова исчезали за дверью в скромных интерьерах крашеных стен и скрипучего паркета.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, гости попадали в просторное помещение, в котором было несколько дверей. В этой «прихожей» красовались в стеклянных шкафах самые оригинальные подарки, преподнесенные руководителям Москвы за несколько десятилетий. Здесь были бивни мамонта от благодарных жителей севера, самоцветы с Урала, модель паровоза от железнодорожников, длинный меч в отдельной витрине.
Зимний сад примыкал к «прихожей» и был современным помещением, где царила домашняя непринужденная атмосфера. Вытянутое узкое пространство заполняли большие южные растения и аквариумы с яркими рыбками, между которыми уютно вписывались кожаные диваны и кресла. На полу валялись две шкуры бурых медведей. Вдоль стен стояли модели разных кораблей, среди которых надувал паруса стеклянный парусник и «плыла» весельная подводная лодка. В этом месте Юрий Михайлович иногда беседовал в узком кругу с очень важными гостями или, расслабившись на диване, поджидал припозднившихся визитеров.
Но чаще сами делегации ждали московского мэра, появлявшегося в «прихожей» из секретной двери, за которой тайный лабиринт выводил прямо в главный кабинет здания. После встречи, рукопожатий и обмена приветствиями делегации направлялись на переговоры. Слева от парадной лестницы располагаются три зала: Белый, Синий и Красный, названные так по цвету интерьеров. Все другие оттенки только подчеркивали их доминирующий цвет. Белый зал – самый большой, там принимают многочисленные делегации, вручают премии, награждают москвичей государственными наградами. Здесь же мэр Москвы вступает в должность и произносит клятву на верность городу. Синий зал – проходной; расположен между Белым и Красным. Во времена Лужкова его меньше остальных использовали для встреч. Красный зал был самым камерным, здесь часто принимали важных гостей, в том числе и без прессы. На его стенах, задрапированных красной тканью, висели портреты генерал-губернаторов, правивших Москвой до пролетарской революции.