Три измерения. Сборник рассказов

Объём работ показан, мастера довольны. Можно и уходить, но тут опять влетает Олег.

– Владимирыч, – выпаливает он. – Моя уже едет на рейдовом катере сюда, а твоя будет следующим. Успела всё-таки всем дозвониться! Побегу, надо подготовиться, – и он исчезает с такой же скоростью, как и появился. У него всегда всё кипит.

Его запал энергии передаётся и мне. В каюте кавардак после работяг. Надо навести порядок и вынуть подарки, а то я со злости уже рассовал их по сумкам. И как из того фильма, я мечусь по каюте, делаю приборку, а на устах только песенка:

– Сто семнадцать оборотов, сто семнадцать оборотов… – непроизвольно напеваю я эту мелодию на все лады известных мне мотивов.

Это создаёт ритм моим действиям, заставляет откинуть все пакости, которые сегодня цеплялись ко мне и надеяться на самое лучшее. Я дома! Скоро, скоро мы снова встретимся.

Объявление по судну заставляет меня вздрогнуть.

– К борту судна подходит рейдовый катер.

Я хоть и знаю, что её ещё не может быть на нём, но всё равно, поднимаюсь на мостик. Это первые наши родные, которые поднимаются на борт по трапу. Слышны смех, возгласы радости, приветствия. Промелькнул счастливый Олег. Максимыч, даже через свою всегдашнюю сдержанность, не может удержаться от улыбки. Он сияет. Ну а мне ещё придётся подождать. Вся наша жизнь – это ожидание чего-то хорошего, а моя морская – это прощания, разлуки и ожидание обязательных встреч.

Вот и сейчас – я жду. Я привык ждать.

В море – улучшения погоды, на выгрузке – прекращения зыби, прихода в порт, начала отпуска и, конечно, встречи со своими любимыми.

Это остаётся в глубине души. Иной раз туда никого не пускают. А иногда так хочется поделиться, что ты хочешь от этой новой встречи. Конечно, чтобы она была намного лучше, чем предыдущая. Ты готовишься, мечтаешь и она приходит, обязательно происходит эта встреча. Разлука всегда заканчивается. Её забывают, а радость встреч всегда надолго остаётся в памяти и на фотографиях.

С нетерпением поглядываю на часы. Скоро уже должен подойти следующий рейдовый катер. Осматриваю каюту. Всё, вроде бы, в порядке и ничего лишнего не разбросано.

Только в спальне разложены подарки. Вновь поднимаюсь на мостик. Вахтенный помощник весел. Его молодая жена из Находки и они о чём-то оживлённо щебечут на дальнем крыле мостика.

Вон он катер. Он только что показался из ковша бухты. Как он пойдёт? По большому или малому кругу? Когда уезжаешь, то для тебя лучше по большому. Меньше толкаться в катере. А когда едешь на судно, то лучше, по малому.

А катер напрямую идёт к нам, без всяких заходов. Я с нетерпением смотрю на него.

Вот уже вполне отчётливо различимы его иллюминаторы. Вышел вахтенный матрос. Сейчас начнут выходить пассажиры. И, в самом деле. Дверь открывается и из неё начинают выходить люди. Лиц не видно. Я беру бинокль. Подстраиваю его под себя и сердце приятно ёкает.

Вон та, до боли знакомая фигурка в кожаном плаще. Она только что вышла из двери. Да, да! Это именно она! Это она и никто другой. Как же быстро она оказалась здесь? Какой ветер с такой скоростью забросил её на этот катер?

Я на мгновение отрываюсь от бинокля. Смотрю на катер. А кто это там крутится возле её ног? Ну, надо же, она и Данилку взяла с собой! Вот отважная женщина! Вон и Алёна уже машет мне рукой.

Катер приближается. Бинокль уже не нужен. Я свешиваюсь с крыла мостика и машу моим родным обеими руками. Они, увидев меня, машут в ответ. Уже видны их лица, можно различить голоса. Они радостно улыбаются и что-то оживлённо говорят. Инночка старается удержать Данилку за руку, а тот прилагает все усилия, чтобы освободиться от цепкой руки матери, крутясь юлой вокруг её подола. Инночка что-то выговаривает сыну, Алёна тоже старается схватить его за руку, а тот, выкручиваясь и задрав голову, кричит:

– Папа, я тебя вижу, я иду к тебе!

Катер своим носом, обшитыми автомобильными шинами тычется в борт. Я бегом спускаюсь по трапам на главную палубу и в мои руки влетает что-то визжащее, смеющееся и тараторящее без умолку. Я крепко прижимаю к себе сына, но он не терпит насилия и моментально начинает выскальзывать куда-то вниз из моих объятий. Подбегает Алёна. Она крепко обнимает меня.

– Папуля, мы уже здесь, – стараясь поцеловать.

– А где твоя каюта? Помчались туда! – Данилка громко предлагает сестре.

– Да подожди ты маму, – старается оборвать его Алёна. – Задолбал ты своей суетой, – отмахивается она от брата.

– Она вон уже идёт! – указывая пальчиком на маму, чуть ли не кричит он. – Я к тебе в каюту! – мимоходом выкрикивает он и исчезает в надстройке, на что я даже не успеваю отреагировать.

Алёна отходит в сторону, а с трапа на меня смотрят глаза, которые мне снились в долгие одинокие ночи. Она стоит на одной из ступенек трапа, не в силах больше сделать ни единого шага. Я бросаюсь к ней. Подхватываю её в объятья, поднимаю и переношу на палубу.

– Инночка, родная, – только и успеваю сказать, захлебываясь в первом поцелуе.

Она смотрит на меня сквозь слёзы радости, не в силах произнести ни единого слова. Только слезинки затаились где-то в уголках её глаз. Всем своим нутром она вливается в меня, в мои объятья. Я осторожно опускаю её и отношу в сторону, вновь вглядываясь в мои любимые глаза.

Они смеются, они плачут, они радуются, а руки крепко и нежно обнимают меня. Тепло её дыхания я вновь прерываю долгим поцелуем.

– Ну, наконец-то ты со мной, Алечка, – только дыханием вырывается из неё.

Никого нет вокруг. Только мы. Объятия невозможно разорвать. Нет сил в руках, чтобы их разжать и выпустить из них моё сокровище. Ведь рядом любимое лицо и, до боли знакомый, запах её волос.

– Пошли. Что тут стоять? Дети уже на месте, – стараясь уговорить её сдвинуться с места, предлагаю я.

– Ой, подожди, совсем, что-то силы меня оставили, – говорит она грудным голосом. Мурашки от него бегут по коже, а я ещё крепче сжимаю объятия. Но идти надо. Я подхватываю её сумку, и мы, не спеша, поднимаемся в каюту.

Из спальни слышны только короткие возгласы и треск разрываемых обёрток.

Войдя в каюту, мы, крепко обнявшись, застыли в её середине, не в силах ничего поделать с собой, стараясь насладиться счастьем, которое подарила нам жизнь.

Приоткрывается дверь. Заглядывает Олег.

– Ну, как? Встретились?

Следом влетает Ольга. И начинается энергичный женский разговор об этом долбаном диспетчере и о том, кто и как добрался. На пороге спальни появляется Данилка. Он увешан автоматами, ружьями, в руках у него машинки.

– Дядя Олег, смотри! – кричит он с гордостью.

– А кормить нас здесь будут? – появляется Алёна уже в новом платье.

– Да, девочки. В холодильнике всё на этот случай есть. Доставайте! – кричу я, разговорившимся женщинам.

Олег загадочно выглядывает из спальни. Они там с Данилкой катают машины. Олегу бог дал только девок. Поэтому Данилка – это его любовь.

Я иду к ним. Помогаю Алёне застегнуть молнию на платье и забираю у Данилки лишнее вооружение. Глаза нам ещё понадобятся. Пересмеиваемся с Олегом насчёт нашего новоявленного солдата.

Вдруг на пороге появляется Инна.

– А почему пустая? – она держит в руках пустую бутылку «Балиса».

Надо же, где она её нашла? О! Это ещё та, которая осталась с приёмки дел!

– Как же это я не выкинул её? – невольно посещает меня мысль.

– Новая в баре, – только успеваю произнести я, как пустая бутылка выскальзывает из Инночкиных пальцев и медленно (как в замедленной съёмке) летит на ярко освещённый солнечным лучом и покрытый медным листом комингс двери. Бьётся об его острый блестящий край и, искрящиеся от солнечных лучей брызги зелёного разбитого стекла, летят в разные стороны. Я сделал движение, чтобы поймать бутылку, но рука пролетела мимо неё. А один из ослепительно зелёных осколков устремился мне точно в глаз…

***

Механик Макаров дёргает головой, чтобы уклониться от летящего осколка и больно бьётся виском об полку над кроватью. Брызги и точно полетели из глаз. С перечислением всех известных анафем он слез с кровати, почти ничего не видя, проковылял в ванную к зеркалу. Глаз представлял собой печальную картину. Фингал обеспечен на неделю. Дёрнуло же лечь по-другому на кровать. И всё из-за этой резкой качки. А эту злосчастную полку для книг давно надо было снять.

– Вот так тебе и надо за твою вечную лень, – ехидно подумал он про себя. – Смеху будет достаточно. Попробуй-ка, докажи, что не подрался, – и принялся обрабатывать ранку на лбу.

Март 2001

Пролив св. Георга

Я бегу…

Я бегу. Мои кроссовки с силой вминают прибрежный мокрый песок. Дыхание ровное. Волны океана мерно накатывают на берег. Шипят и мерно откатываются назад. Сейчас отлив и твёрдая гладь песка под моими ногами позволяет мне легко бежать. Лёгкий, попутный ветерок подбадривает меня и я с ещё большей уверенностью несусь к своему дому. Утренняя свежесть только к тому и располагает. Я несусь, не обращая внимания на преодолённое расстояние. Это и лучше, как сказали мне врачи, надо побольше бегать утром. Вот он и виден, мой дом.

На высоком утёсе из-под пальм он уже проглядывается. Уже видны его широкие окна, отражающие лучи восходящего солнца. Сейчас, ещё немного, и я добегу до него. Дыхание не сбивается, а радость встречи меня ободряет. И я несусь вперёд, ещё больше напрягая тело, ноги и вытягиваясь в струну. Надо сделать последний рывок, и я буду там, где сегодня ждёт меня моя радость. Ведь вчера я весь день мыл и чистил свой дом.

Вчера я ездил по магазинам и покупал всё, чтобы понадобилось моей любимой. Даже Курт вчера сказал, что я очень озабочен. А я и был такой. Я заставил его привезти новый диван, рабочих переставить мебель в спальне и по-новому оборудовал кухню.

Я жду её, мою любимую. Я её уже так долго жду! И эти последние шаги до дома я бегу с предельной для себя скоростью. А вдруг она уже здесь? Хоть и рано. Солнце только что выглянуло из-за кромки океана. Но может быть и так, что она уже едет.

Её самолёт сегодня первым прибывает в наш аэропорт. Может быть, она тоже скучает и так же хочет видеть меня?

Я ещё прибавляю скорость и вылетаю на прямую. От этой магнолии до дверей дома всего сто метров. Поворачиваю и вижу…

Жёлтое такси подъехало к воротам. Таксист услужливо выбежал из машины и открыл багажник. Задняя дверь такси неспешно открылась и из неё выходит женская фигурка. С этого расстояния можно только видеть её зелёную блузку, чёрную юбку и каштановые волосы, раскинутые по плечам. Она небрежным движением расправила их и делает первые шаги. Как они мне знакомы, как я их люблю эти движения, шаги, жесты.

Да! Это она, та, которую я ждал так долго и мучительно. Всего какие-то последние сто метров, но их надо преодолеть, их надо прожить. И я несусь.

Всё! Силы иссякли. И только взгляд хочет её достичь. Я встал. А она, не видя меня, позволяет таксисту поднести вещи к двери дома. И вдруг её взгляд скользнул вдоль пустой аллеи туда, откуда к ней неслась одинокая фигура. Всё! Всё в ней изменилось. Уставшие плечики приподнялись, руки вспорхнули вверх, радостная улыбка вспыхнула на лице и звонкий голос разбудил мирно спавшую аллею:

– Алечка! – раздался её громкий выкрик в тишине раннего утра.

Кто уже быстрее несся? Ветер или мы навстречу друг другу? Вот ещё секундочка и она уже здесь. В моих объятьях. Её руки обвивают мою шею. Радостно светящиеся глаза широко открыты, а наши губы соединились в поцелуе. Как долог и прелестен он! Но надо вздохнуть, надо оторваться, чтобы взглянуть друг другу в глаза. И вот они, озёра вечного моего блаженства. Как долго я их представлял и видел в своих снах. И вот они здесь. Рядом со мной. Я смотрюсь в них и её первый выдох:

– Алечка, – пахнущий парным молоком, взвинчивает все мои эмоции. Я подхватываю её на руки и несу к дому.

Смущенный таксист ждёт. Я с ним расплачиваюсь. Благо, что карта и телефон всегда со мной. А нам больше никто и не нужен. Дверь открывается с мелодичным звоном, и мы остаёмся вдвоём…

Её руки так и не отпускают моей шеи, моих плеч. Она их гладит и ласкает, её глаза смотрят только на меня и нет никаких слов. Мы любуемся друг другом. В моей широкой ладони почти скрылась её головка и я пальцами перебираю мягкую гриву её каштановых волос. А её изумрудные пальчики нежно касаются моих глаз и губ.

– Мы вместе, – почти одновременно вырывается у нас шёпот, который громом отдаётся в наших сердцах.

– Мы вместе, – в восторге вырывается у нас и мы вновь сливаемся в объятьях.

– Да! Мы вместе, – опять и опять повторяем мы после каждого поцелуя.

Как хорошо, что именно так я установил диван. Крюгер всё удивлялся. Зачем именно так? А для того, чтобы, входя в дверь, сразу упасть на него. А… эти американцы. Ни черта они не понимают в семейной жизни.

И мы упали на него, утопая во всех его подушках. Лица близки, губы не отрываются. Как же мне не хватало эти полгода именно этого. А её пальчики, лаская меня, наталкиваются на этот шрам. И она от этого невольно вздрагивает:

– Не больно? – в её зелёных глазах проскользнул испуг.

– Уже нет, – стараюсь её отвлечь, но она всё перебирает его на моей шее и из уголков её озер неожиданно вытекает слезинка.

Голос её садиться. Она старается скрыть свои страдания. Понимаю, как много она пережила и как долго из-за этого меня не видела. Но не для состраданий же мы встретились?! Надо срочно прервать минуту этих переживаний. Надо всё направить в другое русло.

– Ты же ведь не завтракала! – громко восклицая, вспоминаю я. – А что я тут приготовил для тебя? – и, проведя ладонью по гриве её волос, вскакиваю с дивана и бегу на кухню, а она неохотно следует за мной.

Надо готовить завтрак. Я так ещё и не снял с себя футболку и брюки после пробежки. Они влажноватые от пота. Это как-то меня смущает. А ей, я чувствую, не хватает этого запаха.

На кухне я всё с себя скидываю, остаюсь только в трусах и ловко готовлю наш сегодняшний первый завтрак, а она, застыв в проёме двери, наблюдает за каждым моим движением.

Всё! Всё готово и расставлено на столе. А она всё также стоит в дверях. Почему мне так неловко? А! Я раздет. Как давно я не испытывал этого ощущения. А она меня съедает глазами. Сколько месяцев меня держали без одежды? Сколько операций, сколько врачей, сколько снимков и фотографий было сделано? Я привык, что кто-то постоянно разглядывает моё тело. Но сейчас… Это было что-то новое. Это был взгляд любящей женщины. Она любовалась статностью моей фигуры, ловкостью движений, и хотела только одного, чтобы это досталось только ей. И никто бы уже больше не претендовал на это тело, на её мужа. А мне от такого необычного взгляда стало даже неловко. И, чтобы скрыть эту секундную заминку, проскользнула мысль:

"Надо хотя бы душ принять".

А она, как бы угадывая мою мысль, оторвалась от косяка двери и бархатной пушинкой, приникнув ко мне, повлекла в душ.

– Остальное всё подождёт, – её голос мягко переливался в груди.

Жёсткие струи прохладного душа обняли нас обоих. Мы долго и нежно предавались всем чувствам, которых полгода лишала нас судьба. А струи били, хлестали, подстёгивали. И только закутавшись в полотенца и халаты, можно было отойти от всего пережитого за кружкой горячего кофе. Её глаза излучали счастье. Слов уже не надо было произносить. Всё говорили только руки и жесты. И опять в моих объятьях она ласкала мои влажноватые волосы, перебирала их, касалась каждой клеточки моего тела. И, когда руки вновь наткнулась на этот страшный шрам, то пальцы её слегка вздрогнули, а в глазах вновь возник испуг.

– Как хорошо, что ты жив, – с болью и слезами вырвалось у неё. – Я не знаю, чтобы я делала, если бы тебя не стало!

Она целовала шрам у меня на шее и слёзы текли по её лицу. Не было сил оторвать её от себя. Но, переждав всплеск эмоций, я слегка отодвинул её от себя и, взглянув в наполненные слезами глаза, мягко произнёс:

– Но я же жив. Я ведь всё равно только твой.

– Да, да, только мой, – и она опять залилась слезами. Потом, уже, успокоившись, попросила:

– Мне же никто, ничего не рассказал. Я полгода только и мучаюсь от неизвестности. Что было? Что же всё-таки случилось? Расскажи.

Я долго смотрел в её глаза и, стараясь вспомнить что-то важное, посмотрел в широкое окно на океан, пляж, пальмы. А когда это «важное» встало перед глазами, начал:

– Ты же помнишь, как долго меня обрабатывали, чтобы я стал начальником охраны биологического института. Крамер звонил, добивался этого. Им нужна была надёжность и гарантия безопасности. Я же не знал, какие работы ведутся там и что вообще делается там внутри. Мне нужно было время, чтобы ознакомиться со всем, узнать сотрудников, досконально изучить все планы и расположение помещений. Я добивался только одного – ясности для себя. Мне нужна была свобода действий.

Когда Крамер согласился со всем, что я от него требовал и ознакомился с моим планом охраны и он, конечно, удивился ему. И хотя Крамер и американец, но в душе всё равно всегда оставался немцем.

Он попытался меня отговорить от части проектов охраны. Кое-что я сократил, как потом оказалось, зря. Но, в основном, всё было оставлено, как я хотел. Сумма оказалась приличная. Её долго согласовывали, утверждали, а когда оборудование прибыло, для меня начались «весёлые» деньки. Я почти перестал бывать дома. Ты, конечно, обижалась, но это была моя работа. По-другому я не мог и я ей отдался полностью. Это был мой проект охраны, моё детище и я старался сделать его, как можно лучше.

Когда всё было готово, то наняли новый персонал охраны. Я всё предъявил Крамеру и Самюелю.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.