Полная версия
Три измерения. Сборник рассказов
Злоба, злость, здравый смысл боролись в моей голове, раздирая её на части. В висках стучало, сердце вот-вот готово выпрыгнуть из груди. А я всё ходил из угла в угол, сжимая и разжимая кулаки. В этой абсолютной тишине слышались только мои шаги и хруст костяшек пальцев. Она сидела в той же позе, опустив голову, и разглядывая свои такие красивые и нежные руки.
Потом подняла голову, посмотрела на меня и прошептала:
– Прости, – слёзы сами полились из её, широко открытых глаз, смывая с подкрашенных ресниц чёрную тушь.
Молчание надолго повисло над нами. Я задохнулся от всего этого.
– Иди, спи. Постель я давно разобрал, – только и смог выдавить из себя.
– А ты? – она с надеждой посмотрела на меня.
– Я сейчас, – и, выйдя на кухню, открыл окно и закурил.
Тишина. Просыпаюсь. Почему тишина? А… стоим на рейде Гонконга. Ночные рекламы освещают небоскрёбы, город в ночи светится яркими огнями.
Надо же такому присниться?! Всего-то три месяца прошло, как из дома, а уже крыша съезжает.
Надо будет со старпомом взять бутылочку чего-нибудь существенного, да снять этот стресс.
Закурил. Потряс головой, чтобы выбросить из неё, только что пережитое наваждение от сна и вернулся к кровати.
До утра у механика Макарова снов больше не было.
1997 г.
Коломбо
Осколок «Балиса»
«Синегорск» стоял уже неделю на дальнем рейде залива Америка. Никому ненужный и брошенный, он ждал своего полярного рейса. Только майские туманы заволакивали его палубы и надстройку, да изредка навещал рейдовый катер. А так, казалось, на нём, как будто всё вымерло. Несколько человек экипажа, да пожарная вахта поддерживали его жизнь.
Экипаж разъехался по домам. Кому по делам, кому на медкомиссию, а многие отдохнуть и попрощаться с родными и близкими перед долгим рейсом в полярку.
А Иванов ждал замену. Уже четвёртый день, как обещанная замена должна быть на борту, а её всё не было.
Он уже привёл в порядок все бумаги. Полностью заполненный акт передачи дел уже несколько дней лежал на столе. Который раз он обходил палубы и машинное отделение, чтобы устранить неисправности и навести должный порядок со всеми механизмами. Он всё приготовил к предстоящему трудному полярному рейсу, только вот замена куда-то запропастилась.
Вообще-то он и сам бы не торопился оторваться от семьи и столь приятных хлопот по дому. Но, хорошо зная своего однокашника, он тем более прощал ему его задержку.
И всё бы ничего, но тут к несчастью, разболелся зуб. Он ныл и дёргал под коронкой. Иванов что только не пил, чтобы уменьшить боль, но зуб всё ныл и ныл. От этой постоянно изматывающей боли, Иванов не находил себе места. Он уже не знал, куда себя приткнуть и что бы ещё выпить, чтобы уменьшить столько дней изматывающую его боль.
Сегодня боль перешла все пределы. Или уже лопнуло всё терпение, которое он потратил на борьбу с ней и с ожиданием замены, или он полностью был выжат после года непрерывной работы. Но, терпеть эту невыносимую боль, уже не было сил. И он решил всё-таки съездить в поликлинику. Может быть, они, чем-нибудь помогут? Сколько же можно мучаться? И Иванов пошёл на мостик.
Договорился с рейдовым катером, чтобы он подошёл к «Синегорску».
Катер, как всегда неожиданно, вынырнул из тумана и сразу же требовательно загудел.
– Да вижу я тебя, – недовольно бурчал вахтенный матрос у трапа.
Он осторожно смайнал трап и Иванов спокойно сошёл на палубу катера. Недовольный вахтенный матрос катера торопливо указал ему на входную дверь. И так понятно. Кому хочется у каждого судна выскакивать в промозглый туман и встречать – провожать пассажиров. Криво усмехнувшись, Иванов спустился в тёплый салон. Да, удовольствие выскакивать каждые десять минут на промозглую палубу было не из больших.
Пассажиров в этот субботний день было мало, и он быстро нашёл себе место, где бы никому не мешал и никто бы ему не мешал. Осторожно пристроившись в уголке салона он, от нечего делать, принялся рассматривать пассажиров.
Сразу видно, что вон тот парень только что пришёл из рейса, а его счастливая спутница не сводила с него сияющих глаз.
Да. И у Иванова, сколько произошло таких встреч, когда жена, сломя голову, летела к нему во все точки Приморья.
А того, слегка подвыпившего парня, скорее всего, послали в магазин. То-то он такой недовольный и с такой огромной пустой сумкой приткнулся у самого трапа. Это для того, чтобы, как только катер ткнётся в причал, он смог первым выскочить на берег. Но быстрее, чем сам катер дойдёт до причала, с него на берег не сойдёшь. И под эти мысли, то тревожащие, то ласкающие воспоминания и под тарахтенье работающего двигателя, Иванов задремал.
От резкого толчка в плечо, он неожиданно проснулся. Ворчащий и вечно недовольный матрос, бубнил себе под нос.
– То им быстрее надо, а то видишь ли позасыпали, да понапивались все тут. Выходите, пришли уже. Вон он – Морвокзал.
И в самом деле. Катер уже стоял у стенки Морвокзала. Сладко потянувшись, Иванов пружинисто встал, поднялся на палубу и легко спрыгнул на причал.
Вот это да! Вот это здорово! Зуб, который не давал ему житья целых четыре дня, прошёл. Это же красота! Вот и ласковое солнышко выглянуло, разгоняя надоевший туман. Небо заголубело. И вообще-то жизнь – это хорошая штука! Но что же делать? Ведь до следующего катера как-никак целых четыре часа и их надо где-то провести. Вообще-то надо чего-нибудь прикупить.
«Лёха любит свеженькое», – невольно подумав о своей замене, он направился к небольшому базарчику, расположенному невдалеке.
Да, пройтись не мешало бы. Засиделся на судне. Ноги неуверенно топали по земле. Он заглянул в магазинчик у вокзала, перешёл через виадук и уже спокойно прошёл на базар мимо железнодорожного вокзала, окружённого, начинающими зеленеть тополями.
Прилавки были полны всяческой зеленью. Всё свеженькое, прямо с грядочки. Красота! Есть на что посмотреть.
Разбитная молодуха излучала обаяние во все стороны. Она нахваливала свой товар, не умолкая. А когда Иванов оказался в пределах её видимости, то всю мощь своего обаяния, она сосредоточила на нём. Залп её слов пробил броню мрачного механика, за столько месяцев отвыкшего от женского общества. И он, полностью обезоруженный хитрющими глазками и потоком комплиментов в свой адрес, без всякой торговли забрал у этой горластой, краснощёкой девахи всё, что ему было надо и не надо.
Уже рассчитавшись и, отойдя от базара, он всё ещё оставался под воздействием её чар и переваривал поток слов, обрушившимся на него почище снежной лавины. И что он и такой и рассякой и хороший и хозяйственный и семья у него самая лучшая, а жена, так вообще, красавица и в доме у него всего полным-полно, а дети, так вообще, просто чудо. О…
Надо же быть такой тарахтелкой. Но всучила она ему, в основном, всё то, что требовалось Иванову. Теперь он был уверен, как всё, что купил, приготовит и разложит на столе в день подписания акта. И от этого предчувствия, на душе стало вновь легко и радостно.
Впереди его ждала заветная мечта! Отпуск… Лето…
Остановившийся таксист прервал его фантазии.
– Куда надо? Или долго мечтать будем? – от таких вопросов Иванов резко спрыгнул с небес на землю.
– Вообще-то надо, – непроизвольно ответил он таксисту.
– Тогда куда едем? Садись, да поехали, – таксист излучал желание покататься.
Вообще-то, какой стол без бутылки? Надо купить что-нибудь приличное. Абы что Лёха пить не станет.
– Давай в «Альбатрос», – как бы размышляя, предложил он таксисту.
– В «Альбатрос», так в «Альбатрос», – согласился таксист и рванул с места. – А что не весел и озадачен? С женой, что ли, поссорился или к подружке собрался? – тарахтел таксист и, не дожидаясь ответа, продолжал уже своё. – Я вот тоже со своей в контрах. И не жалею. Мало ли красавиц у нас в Находке? А на Кинотехникуме, тем более.
Но, видя, что Иванов не собирается поддерживать разговор, замолк и, уже когда тот выходил, бросил ему в след
– А, вообще-то – я не женат. Мне девок и так хватает.
– Вот это уже лучше. Счастливо, – пожелал ему Иванов.
В «Альбатросе» солидный дядечка у входа проверил у Иавнова пропуск. Продавцы в форменных платьях выглядели монументально непроницаемо из-за важности выполняемой задачи.
Ты что! Абы кого сюда не пустят, тут без чеков ВТБ делать нечего. И чеки эти просто так не даются. Иванов прихватил с собой одну книжку с чеками. На мелкие покупки её вполне могло хватить.
Он обошёл все прилавки, для блезира поглазел на всё то, что находилось на них, прикинул цены с заграничными. Да, здесь всё оказывалось дороже. Но что делать? Чеки всё равно придётся тратить, на барахло какое их тратиь не хотелось, поэтому он нашёл заветный прилавок.
Тот искрился разноцветьем всевозможных бутылок. Такого изобилия «опиума для народа», не увидишь даже во free zone в аэропортах заграницы. Конечно, пару водочек надо взять и ещё что-нибудь такого. Макарова было трудно чем-либо удивить, но всё равно. Стол необходимо чем-нибудь украсить.
Выбор остановился на «Baileys». Какой-то ликёр. Иванов повертел его в руках и решил взять. Дороговато, но для такого случая, можно.
Довольный покупкой он вышел из магазина и не спеша, обогнув группку фарцовщиков, пошёл к остановке. Не хотелось торопиться.
Погодка разошлась! Мягко светило солнце, свежие листочки излучали аромат. На газонах вовсю зеленела травка, и красовались недавно высаженные цветочки. Красота!
Как давно он не видел всех этих прелестей весны! Но это лето, уж точно, он захватит полностью. Это прошлое лето было вычеркнуто Чукоткой со всеми её суровыми прелестями. Теперь пусть другие там поработают, а он заслужил на это лето свой отдых.
Автобус в этот субботний день оказался почти пуст и быстро доставил его к вокзалу.
Нет, это всё-таки прекрасно ходить по земле, дышать весенним воздухом и наслаждаться теплом предстоящего лета.
О боже! Что за знакомая фигура в облаках дыма стоит у кромки причала?
– Да это же он, мой Лёшечка – Макарошечка! Это же моя долгожданная замена, – молний обожгло Иванова. – Это же мой отпуск, отдых, семья, дом! – радостно заело в его душе.
И танцующей походкой, он скорее не подошёл, а беззвучно подплыл сзади к Макарову.
– Здорово, Лёха! – Иванов треснул его по плечу.
Извержения дыма прекратились. С вытаращенными глазами, полными слёз от застрявшего в горле никотина, Макаров повернулся. Бычок из его рта вывалился сам собой, а его только и хватило, чтобы прохрипеть:
– Серёга… – как он зашёлся кашлем, а потом уж перечислил всех богов и матерей, Христофора Колумба, Панамский канал и остальные достопримечательности своей цветастой жизни в адрес этого растакого и рассякого Иванова. Тот слушал всю эту незабываемую тираду с вожделением. Это была музыка, это было больше, чем музыка, это был гимн началу его отпуска!
Наконец то Макаров выдохся и, набрав в лёгкие побольше воздуха, хотел ещё что-то продолжить, но Иванов крепко обнял его.
– Здорово, гад ползучий! Где же тебя так долго носило?
Они ещё долго стояли так в обнимку. Пока тот же недовольный матрос с катера не крикнул им.
– Эй! Деды. Хорош лобызаться. Сейчас отходим.
Они вернулись с небес на этот причал, к этому катеру. Да, надо торопиться. Но, не тут-то было. Два неподъёмных баула Макарова не так-то легко было сдвинуть с места.
– Ты туда что, кирпичей натолкал? – еле выдохнул из себя Иванов на катере. – Как на борт поднимем всё это? – он кивнул на баулы.
Макаров хитро улыбался. У него там находилось всё, что могло понадобиться судовому механику в любой жизненной ситуации.
– Краном, – хмыкнул он в ответ. – Я тебе потом покажу, как это делается.
– А то я не знаю. В полярочке то и делали, что на кранах этих тренировались, а вот сейчас и твоя очередь потренироваться настала, – ехидно заметил Иванов, на что Макаров не обратил никакого внимания.
Ведь жизнь – есть жизнь. Сегодня я пашу в полярке и бултыхаюсь по волнам, а завтра придёт твоя очередь. Так что от этого никто никуда не денется, если связал жизнь с морем.
Они нашли себе место в глубине салона катера, чтобы их беседе никто не мешал и начался тот самый морской трёп, который может остановить только конец света. А где тот? А что с этим? А помнишь?.. И пошло, и поехало.
Два часа пролетели, как минута. Воистину арабская мудрость говорит правду: самая короткая дорога – это дорога с хорошим собеседником.
Вечером, за чашкой чая они допоздна перебирали в памяти всех знакомых и различные случаи, произошедшие с ними, за столь долгие годы после того, как они молодыми щеглами разлетелись из стен училища по разным судам.
Зато утром Макарова было не узнать. От вчерашнего добродушного собеседника не осталось и следа. В чистом комбинезоне, сапогах, с фонариком у ноги и перчатках, он излучал только энергию. Его стремление узнать всё и сразу и побольше, иногда повергало Иванова в уныние.
Он уже не раз пожалел себя и только молился, чтобы эти три дня передачи дел прошли побыстрее. Он уже сорвал голос, но всё равно старался ответить на все вопросы этого не в меру дотошного Макарова.
Что куда наливается, а что откуда выливается. Что случается, если нажать это или включить то, а как это и когда делалось то? Где формуляр и почему там пишется так, а не этак?
Иванов уже не знал, куда деться от натиска Макарова и только вечерами с тоской смотрел на одинокий акт на столе, где тот должен был поставить свою решающую подпись.
А Макарова невозможно было остановить. Мотористы уже шарахались от него. То он хотел лезть в топливные танки. Открой горловины. То в льяла – открой плиты. То осмотреть картер главного двигателя – открой лючки, а потом их закрой. То по кладовкам…
А потом всё надо закрывать, прибирать и наводить прежний порядок. Его горящие глаза и потный мясистый нос залезали во все щели. Он уже сменил три комбинезона, десяток пар перчаток, а ему всё было мало. Вечерами он пропадал в канцелярии, где вгрызался в инструкции и компьютер.
Всё было понятно. Кто потом ответит ему на вопросы, когда Иванов уйдёт? Кто примет решение, которое должно быть единственным и верным? Кто будет отвечать за жизни людей в ледяной Арктике и штормовом море? Иванов это прекрасно знал сам, и поэтому не обижался на Макарова, который выуживал из него всю информацию до последней крошки, до последнего секрета и нюанса всех машин и механизмов.
Но Земля вращается и куда ни глянь, а три дня прошли. Это всего лишь три дня, это только семьдесят два часа. Они всегда пролетают с неизбежно одинаковой скоростью, как пролетали прежде, так пролетят и потом. Как пролетит, в том числе, и жизнь.
Иванов закончил накрывать стол. Он всё отсервировал по высшему классу. Ещё раз придирчиво осмотрев мозаику яств на банкетном столе, он поправил акт приёмки на письменном столе и пошёл к Макарову.
Тот сидел, уткнувшись в какую-то инструкцию и ничего вокруг не замечал. В углу валялась куча грязной робы, на столе творился ужасный кавардак из бумаг.
– Лёха, – как можно вкрадчивее, произнёс Иванов. – А три денёчка уже ту-ту…
– А? – Макаров отрешённо поднял голову и, с трудом соображая, о чем ему говорят, вернулся с небес на землю. – Точно! Пора прекращать эту бодягу. Я сейчас, – и начал стаскивать с себя пропотевший комбинезон.
Иванов не стал ему мешать с переодеванием и вернулся к себе в каюту к накрытому столу и неподписанному акту.
Но вот, дверь резко распахнулась и в каюту вошёл он.
Выбритый, с ещё влажными волосами, в облегающей кремовой рубашке и такого же цвета отутюженных брюках вновь испечённый стармех. Это уже был не тот, измазанный в мазуте, и вечно пристающий с вопросами, замухрон. Это был именно дед. Каждый его жест и взгляд выражал уверенность и значимость. Вся его внешность излучала надёжность и основательность.
– Ну и где этот твой акт? – важно потребовал он.
Иванов небрежно кивнул на стол. Макаров взял исписанные бланки, бегло просмотрел их и размашисто поставил в конце последнего листа свою подпись.
У Иванова с души упал груз и он облегчённо вздохнул. Всё! Можно отдохнуть! А Макаров аккуратно, по-хозяйски, вложил свой «Паркер» в пенал уже на своём собственном столе и, ещё раз поправив бланк акта, вопросительно глянул на хозяина.
– Ну что? Чего это ты там наготовил? Зови. Попробуем от щедрот небесных.
Иванов только указал на красочный стол.
– Ух ты, боже мой, какая красотища! – невольно вырвалось у Макарова. – Ну ты удружил! Шикарно! Спасибо! – и, садясь за стол, обратил внимание на необычную красочность бутылок. – Ну это ты уже зря, могли бы и за простенькой посидеть, – довольно проворчал он.
Молча выпили по первой. С удовольствием налегли на свежести этого года.
Аппетитно хрустела на зубах редиска. Салат из черемши с яйцом и майонезом захватывал дух. Ломтики селёдочки так и таяли во рту. После третьей, откинувшись в кресле и закурив, Макаров спросил.
– Что, только мы сейчас на судне? Больше никого? Познакомиться бы не мешало с командирами.
– Вообще-то все на берегу, но сейчас звякну, – неохотно отреагировал Иванов на просьбу Макарова.
Оказалось, что только электромеханик и начальник рации свободны.
– А что? Пусть зайдут. Нам всё равно этого не одолеть, – Макаров кивнул на батарею бутылок и тарелки с закуской.
Когда эти два, вновь прибывших джентльмена, вошли в каюту, Макаров сразу узнал одного из них. Это был Олег. Они вместе работали на «Александре Фадееве». Олег оказался очень грамотным электромехаником. У них с Макаровым даже возникла дружба, что привело к тому, что даже и жёны их подружились.
Макаров обрадовался, когда увидел Олега:
– Ты где был? Я уже три дня на судне, а тебя ещё не видел, – крепко пожимая руку Олега, радостно воскликнул он.
– Да, только сегодня после обеда приехал из Владика, – скрывая улыбку радости, ответил тот.
– Проходите, проходите, – приглашал вновь прибывших Иванов.
Те скромно устроились напротив дедов, дабы не мешать их беседе. Но по мере наливания, их разговор как-то устранился от общей беседы по передаче дел.
Притушив верхний свет, включив бра и музыку Хампердинка, два деда, как бы продолжали незаконченную беседу в катере. Макаров рассказывал о доме, детях и жене, от которых только что оторвался, а Иванов мечтал о том же, только немного опасался встречи с ними и мечтал об отпуске.
Плавно лилась музыка в полумраке каюты и мечты обоих механиков, как бы витали над ними. А на другом конце стола беседа обострялась. Олег в запале рассказывал, как перед тем, как ворваться в дом в пылающем Кандагаре, он бросал в дверь гранату, а уже затем, от пуза, из автомата, выпускал во внутрь всю обойму.
А начальник рации, утверждал, что они в Брюсселе знали о перегибах полковника Лебедя и его, Максимыча, лично послали указать ему на них, чтобы обеспечить большую безопасность внутреннего контингента войск.
– Они что, афганцы, что ли? – Макаров удивлённо посмотрел на Иванова. – Хотя, насколько я помню, Олег никогда не был в Афгане, – вспомнил Макаров.
– Ага, после второго стакана они все вояки, а после третьего пойдут в разведку и, конечно, нас с тобой туда не возьмут, бо мы слабо подготовлены для выживаемости в экстренных условиях.
– Да, да – не готовы, – услышал их Олег. – А я спас этому Лебедю жизнь, когда он прыгал с парашютом. Одна лямка у него перехлестнулась… – уже с трудом шевеля языком, на себе показывал Олег, как он снимал воображаемую лямку.
– Ты им не давай детективов, а то они начитаются их, и у них тут различные перевоплощения происходят, а особенно после принятия определенной дозы, – со смехом советовал Иванов.
Макаров уже не мог говорить. От смеха он почти потерял голос и реагировал на очередные опусы братьев-разведчиков только мелким повизгиванием и икотой.
Иванов же, видя, что разведчики пошли по третьему кругу воспоминаний, поднял их и, осторожно подталкивая к двери, начал выпроваживать. А они, не обращая внимания на насилие, всё продолжали обсуждать позицию перехлёстнутой лямки и, необходимо ли было применение в этом случае других превентивных мер.
– Артисты, – только и смог выдавить из себя Иванов, глядя на корчащегося от смеха Макарова. – Но утром они опять войдут в свои должности и проблем не будет. Спецы они классные, – заверил он.
Посидев ещё некоторое время за столом и, успокоившись от дозы полученного юмора, Макаров помог Иванову прибрать со стола и оставил того собирать оставшиеся вещи.
Рейдовый катер так же неожиданно появился из тумана и всё так же недовольно загудел его тифон. Тот же самый вахтенный матрос у трапа всё так же недовольно бурчал:
– Да слышу я, слышу я тебя.
Однокашники стояли у трапа. Уже было всё сказано и только молчанье объединяло их. Трап спустился до палубы катера. Серёга сошёл первым, а потом, следом за ним, сошёл и Алексей, прихватил оставшиеся вещи Иванова. Поставив их на палубу катера, они обнялись.
– Ну, счастливо отдыхать, Серёга, – пожелал отпускнику Макаров.
– Спокойного моря тебе, Лёха, – похлопал он Макарова по плечу.
– Да ладно, что уж тут, – махнул рукой Макаров, вспрыгнув на нижнюю площадку трапа.
Катер дал задний ход и потихоньку начал отходить в туман. Иванов стоял на баке с поднятой рукой, а Макаров с площадки трапа махал ему, пока катер не растворился в тумане.
«Синегорск» снова входил в залив Америка. Его обшарпанные борта многое испытали за прошедшие полгода.
Их кромсали льды в проливе Лонга, об них бились баржи во время рейдовых выгрузок Ванкарема, Уэлькаля, Майнопыльгино. Их безжалостно били волны штормового Берингового моря и Тихого океана. Но сейчас «Синегорск» шёл с юга. Диспетчер, как премию за хорошую работу, сделал ему рейс из полярки домой через Японию.
Но и тут случилась накладочка. Все были недовольны. Каждый отсек «Синегорска» чуть ли не кипел. Эмоции моряков чуть ли не расплавляли переборки. Ещё бы! Ведь шли во Владивосток, а тут с утра повернули на Находку.
Капитан, злой как чёрт, ничего уже не объясняя, только приказал штурману лечь на новый курс и ушёл в каюту. Его лучше не тревожить. Нарвёшься…, да я и сам был не меньше зол. Приготовил все бумаги на предстоящий межрейсовый ремонт во Владивостоке. А тут – Находка! Всё надо перепечатывать заново.
Да это-то бог с ним! Вчера только Инночке говорил по телефону одно, а сейчас… Значит встреча, о которой так мечталось целых полгода, сорвалась. Так твою в растарары…
Я сидел в ЦПУ и наблюдал за работой главного двигателя. Вернее, делал вид, что наблюдаю. От бессилия, злобы и несправедливости чёрные мысли бродили в голове. Механики и мотористы тоже расстроились от полученной новости. Не радовали новые машины, только вчера от которых, все восторгались взахлёб.
Неунывающий электромеханик Олег шаровой молнией вкатился в ЦПУ. Его вид был преисполнен важности и загадочности. Неунывающая его натура много раз помогала выкарабкиваться из многих злосчастных ситуаций, возникавших при работе на Чукотке. Я неоднократно убеждался, что руки его напрямую приделаны к его светлым мозгам и всё, за что бы он ни брался, у него получалось. Вот и сейчас Олег загадочно подошёл ко мне.
– Владимирыч! Удалось уговорить телефонистку на один звонок вне очереди. Максимыч расстарался. Я своей сказал, чтобы обзвонила всех и рассказала об изменениях с портом.
Вот это молодец! Это уже намного лучше! Его Ольга деловая колбаса, она все стены пробьет, если захочет. У неё на пути лучше не стой – снесёт.
«Значит, она и Инночке позвонит», – пронеслась мысль.
Что же, может быть, тогда уже завтра я её и увижу. Хорошо бы с детьми. Они, конечно же, тоже соскучились. Известие, принесённое Олегом, вселило в меня бодрость.
Я помчался к компьютеру. Быстро переделал программу и отпечатал новые документы на приход.
Видя моё оживление, зашевелились и механики. Они уже делили, кто и когда поедет домой первый, ведь за стоянкунадо успеть оформить машины в таможне и ГАИ.
Вошли в порт и, под проводкой лоцмана, встали на рейде.
На удивление, на судно быстро прибыла таможня, пограничники и портовые власти.
Все процедуры с таможней прошли без задоринки. Да они сегодня и не злобствовали. Что приставать к ребятам из полярки? Подумаешь, по одной машине хапнули. Тут почище ребятки бывают.
Так что после отъезда таможни, было ещё время подождать заводчиков. Их катер к левому борту подошёл первым. Каюта наполнилась людьми в спецовках. С мастерами всё быстро оговорили и пошли в машину.
Сколько в ней проведено часов за этот рейс?! Сколько всего сделано – переделано! Кажется, что и часть моей души где-то впиталась в эти болты, гайки, трубы, а главный двигатель смотрит моими глазами на мир и ждёт отдыха после трудной работы.