Цветущая вишня

В то же время, наконец, появился официант с подносом. Вера, как и все остальные, тут же позабыла об их споре, получив свою долгожданную еду: гречневая паста с белыми грибами. Она выбрала это отнюдь не потому, что обожала макароны или грибы, а потому, что это блюдо было самым дешевым в списке. Ей все еще было немыслимо, что она имеет право на деньги Никиты, на то, чтобы он расплачивался за нее, ведь сейчас – она его дочь.

Голод вновь проснулся.

И дрожащей рукой, мучаясь от спазмов в желудке, Вера взяла вилку и принялась накручивать нежные спагетти на прибор. Она не особо владела этикетом, не знала, как пользоваться столовыми приборами для той или иной пищи, а потому чувствовала себя неуклюжей. Все для нее было простым – вот вилка, она острая, ей лучше есть салат или вареники, а вот ложка – для супа или пюре. А для чего они самом деле и как ими пользоваться? Загадка аристократов.

Веры совсем не было дела до того, с каким остервенением Матвей разделывал мясо, не кладя в рот ни кусочка, преследуя лишь одну цель – доставить Вере максимум недовольства. Да только он не знал, к преимуществу Веры, что голод ее был таким, словно она не ела два года. Потому она совсем не отвлекалась от своей тарелки.

Зато отвлекались мужчины.

Они постоянно прерывались, переговаривались, шутили, откладывали вилки и ножи, будто насытившись, но вновь возвращались к еде.

Вера ела жадно.

Никогда еще она не чувствовала такой животной потребности в пище.

В голове у нее пульсировало: «Это все растущий организм». Мысль эта казалась ей абсурдной, но в то же время верной. Как никак, она снова подросток… Или желудок все же решил взбунтовать, пережив годы скудного питания.

Не обращая ни на кого и ни на что внимания, она же своим поеданием привлекла внимание спутников. Они то и дело поглядывали на то, с каким аппетитом она жевала, облизывалась, чуть ли не зубами врезалась в вилку.

Но и это случилось.

В какой-то момент она взвизгнула, вскочила на ноги, схватившись за рот, и застонала.

Никита бросился к ней.

– Что такое, что случилось?

Боль не позволяла ей ответить, но, когда она ослабела (не отступила), Вера, сдерживая слезы, сказала:

– Зуб-бы…

– Зубы болят? Как приедем в Петербург, срочно…

– Нет! – Она оттолкнула его от себя. – Вилка!.. Зубы!..

– Есть надо спокойнее, – пропустил Матвей вскользь.

– Матвей! – Рявкнул Сергей.

Вдруг Веру пронзило что-то более острое, чем боль.

Стыд.

Мальчишка заметил, как сильно она была одержима едой. Да, если бы она жевала пищу медленно и не торопясь, как это и следует делать, она бы не вцепилась зубами в вилку. Наверняка он пристально следил за ней, а теперь мысленно насмехался над ее страданиями.

Вера вся напряглась, чувствуя, как вся негативная энергия внутри нее собирается в огромный ком, который вот-вот разорвет ее на части. Это и заставило ее опрометью покинуть вагон-ресторан.

Никита успел только дернуться с места, когда Сергей удержал его:

– Не надо. Убежала – значит так надо. Пусть одна побудет. Куда ж она из поезда денется?

Никита остался, но волнение удерживало его еще некоторое время.

Вера же вышла в тамбур. Поезд несся мимо полей и деревень, разбросанных по разным их частям. В сумерках сложно было полюбоваться из окна красотой природы: лишь застывшие облака на тускнеющем небе и мрачные земли, меняющие сквозь бешеную скорость формы. Она так ждала этой поездки лишь ради возможности понаблюдать за пейзажем. Удастся ли ей увидеть хоть что-нибудь на следующий день? Или ей опять кто-нибудь или что-нибудь помешает?

Потом она вернулась в купе. Там тихо и спокойно, уютно и светло.

Воспользовавшись уединением, Вера быстро переоделась в удобную одежду: Катины пижамные штаны сапфирового цвета и коралловую футболку. Платье она аккуратно положила назад в сумку.

Приближалась полночь.

Уставшая, Вера уже ни о чем не думала. Ей хотелось лечь на свою койку и уснуть.

Распустив косу, она расчесала их деревянным гребнем, поминутно ощущая, как внутри колышется легкое, шелковое, нежное удовольствие: ее волосы снова с ней! Снова такие густые, длинные и прекрасные, как когда-то прежде!

Ах, все-таки, как приятно иногда увидеть на ночном небе первую звезду, когда уже отчаялся увидеть на нем хотя бы какой-то блеск.

Вера не знала, что человек способен управлять собственной жизнью. Она безропотно склонялась под плетью событий, отравляющих ее существование. Она не знала, что человек способен не только подняться, но и, овладев этой самой плетью, отхлестать собственные неприятности и невезение. Вера не знала так же, что на проблемы можно смотреть и под другим углом; склонив голову, в каждой вещи, усыпанной изъянами, можно заметить достоинство.

Вера легла на свою маленькую кровать, не зная точно, принадлежала ли она ей. Во всяком случае, она всегда сможет ее покинуть, когда объявится истинный владелец. Осматривая купе, она вдруг задумалась над происходящим и это, к ее дикому удивлению, не расстроило ее, как обычно, а наоборот – рассмешило. Она смеялась, думая о своем теперешнем возрасте, воссоединении с Никитой, этой внезапной поездке в Петербург. Она не знала, что ее там ждет, в этом загадочном городе, обители достопримечательностей и безумно влюбленных туристов. Не знала – и это будоражило ее. Теперь не пугало, а возбуждало.

Вера смотрела в потолок и думала: «Господи, вот она, новая жизнь!».

Она так долго этого ждала, так страдала, молилась, надеялась…

И почему же говорит «нет»?

Почему не кричит неистово: «ДА»?

Она вновь молода, свежа, красива и беззаботна – где же радость?

Вера закрыла лицо руками. Волшебство! Магия! И с кем? С ней! Невероятно!

За разговором в ресторане она вновь забылась, обращаясь к Матвею не как к ровеснику, а как к юноше, младшему ее на несколько десятков. Она вновь утратила свою новообретенную личность, вернувшись к прежнему «Я». Но теперь она другая. И нужно к этому привыкнуть.

Если она готова, конечно.

Ведь, кто знает, что это превращение за собой повлечет…

Поезд остановился.

В кромешной тьме Вера не смогла разглядеть ничего. Только свет фонарей на станции освещал столик в купе и противоположную койку – пустую.

Вера села, коснувшись ногами пола. Темнота не помешала ей понять, что пассажиров с ней не было.

Отыскав телефон, Вера узнала время. Перевалило за час ночи. Где же все?!

Только Вера принялась перебирать возможные варианты отсутствия мужчин, как вдруг открылась дверь, в проеме которой Вера смогла разглядеть женский силуэт. Бледный свет фонарей лег на ее округлое лицо, словно пелена. Вера прищурилась: это был тот самый образ из ее кошмаров. Катя – в обличии взрослой женщины!

– Катя! – Вера вскочила на ноги, и тогда женщина исчезла. Вера бросилась за ней: та шла по коридору в направлении туалета.

Когда Вера вбежала в тамбур, она сразу же принялась барабанить в дверь, выкрикивая имя дочери.

Но никто не отвечал.

Ей казалось, что это будет продолжаться вечность или до тех пор, пока поезд вновь не тронется.

Но в какой-то момент Вера услышала, как щелкнул замок. Она отступила, и тогда дверь открылась.

Но перед ней стояла не Катя.

– Какая, к черту, Катя?!

Это был Матвей, и он был разъярен. Глаза у него покраснели, словно он с головой был погружен в густой дым.

– Матвей… – Растерянно прошептала Вера. – Я же не знала…

– Зачем так барабанить? Недержание?

– Матвей, – она мгновенно овладела собой, уязвленная его словами, – постарайся без грубости.

– А то что? – Он пытливо склонился к ней, видимо, желая напугать ее или смутить. Но сознание Веры не было таким же детским, как и тело: как на нее может повлиять мальчишка, на взрослую женщину?

– Да ничего, – она пожала плечами, – просто советую тебе быть вежливее.

– А по-моему, из нас двоих самый вежливый здесь я, – парировал он. – Ты ломилась.

– Потому что… да не твое дело. Лучше скажи, где Никита и Сергей.

Он нахмурился.

– Ты отца по имени зовешь?

Вера цокнула языком, поняв свою ошибку.

– Ну, отвечай же.

– Приказываешь?

– Хватит, Матвей, уважай старших.

– Старших?!

«Ох, господи, никогда не привыкну! Разгребая одни, создаю новые проблемы!»

– Ладно, Матвей, скажи мне, пожалуйста, где… где наши отцы?

Как дико было называть Никиту отцом!

Матвей помолчал, разглядывая ее тем самым взглядом, от которого у любой школьницы подкосились бы колени. Но Вера не была школьницей, и ее этот взгляд нисколько не взволновал. Однако насторожил.

– Чего это ты уставился?

Матвей невольно засмеялся.

– Чудачка.

– Ты ответишь или нет?

– Они все там же, – ответил он, погодя.

– Разве вагон-ресторан не закрывается после полуночи?

– Они доплатили.

– Господи, они пьют?

– Нет, на кофейной гуще гадают.

– Правда?

– Да пьют они, конечно!

Вера схватилась за голову, поворачиваясь к окну. Перед глазами стали мелькать образы пьяных мужчин, вваливающихся в купе, едва забирающихся на кровать, смеющихся, икающих, рыгающих…

Она вся задрожала от страха, зародившегося еще в далеком детстве, когда она становилась невольной свидетельницей избиения своей матери нетрезвым отцом. Это случалось не так часто, но и нескольких раз было достаточно для того, чтобы навсегда подорвать психику Веры.

– Ты что, испугалась?

Вера быстро выпрямилась, лихорадочно пытаясь вернуть самообладание. Ни в коем случае нельзя показывать слабость этому парню!

– Да нет, просто… волнуюсь за Ни… за отца.

– Как будто у них там литры самогона.

Вера не отвечала, полностью окунувшись в переживания. Она не могла контролировать свое воображение и эмоции, но могла, по крайней мере, попытаться не отражать их на лице, которого он, к счастью, сейчас не видел.

Разумом Матвей понимал, что делать ему здесь больше нечего и пора возвращаться в купе. Но неведомая ему самому сила удерживала его на месте, и он лихорадочно придумывал наималейший, наиглупейший повод продолжить беседу.

– Сколько тебе лет?

Вера обернулась через плечо.

– Что?

– Сколько тебе лет?

– Зачем тебе это знать?

Матвей промолчал, однако взгляд его был настойчивее всяких слов.

– Мне семнадцать, – буркнула она и снова повернулась к нему спиной.

– А разве в мае школьники не учатся?

Вере не понравился его тон, и вообще она уже не могла терпеть его присутствие. Сон ее спугнуло то навязчивое видение, оказавшееся очередной галлюцинацией, а возвращаться в купе ей не хотелось (ведь там уже могут быть пьяные Никита и Сергей!). Лучше она проведет всю ночь в тамбуре одна, чем в холодном поту среди этих мужчин.

– Иди спать, Матвей, – сказала она строгим тоном.

– Приказываешь? – Улыбнулся он.

Она посмотрела на него через плечо.

– Оставь меня и иди спать.

Матвей не стал возражать и придумывать новые ухищрения – он, по правде сказать, утомился за день, а эта странная девчонка не стоит того, чтобы тратить на нее последние силы. К тому же, не так уж она и хороша!

Он хмыкнул, ничего не сказав, и ушел.

Поезд тронулся.

Вера судорожно вздохнула, вглядываясь в свое отражение на окне. Сгустились сумерки и теперь уже невозможно было отличить землю от неба. Толща темноты, беспросветный мрак.

Вера хотела побыть одной, но так ли она ждала это уединение? Как только Матвей ушел, холод прошелся по ее спине, как будто невидимый дух коснулся ее кожи, заявляя о своем присутствии. Вере стало не по себе, не успела она и подумать обо всем случившемся. Она выбежала из тамбура.

Навстречу ей шла проводница. Увидев Веру, она остановилась и спросила:

– Все в порядке?

Вера кивнула, не останавливаясь. Кажется, вид у нее был действительный встревоженный, раз на нее обратили внимание.

Осторожно и тихо она зашла в купе: Матвей лежал на верхней койке. Она легла на свое место, перевернулась на бок и прижалась к стене, укутавшись плотным одеялом. Оно пахло травами, из-за чего у Веры свербело в носу. Закрыв глаза, она попыталась успокоиться, и вскоре ее дыхание стало мерным, как у спящего человека. Понемногу она стала проваливаться в дремоту (сон никак не приходил), когда сквозь забытье она услышала, как открылась дверь.

Вошедшие были безмолвными.

Вера вся напряглась, сердце бешено забилось. От волнения Веру затошнило, подмышки ее вспотели, тело задрожало.

«Они пьяные, пьяные, пьяные!» – эта мысль крутилась в ее голове, отягощая ее состояние.

Она слышала, как кто-то поднимался на верхнюю койку, но на другую.

– Осторожно, – услышала она шепот около себя. Ответа не последовало, лишь скрип матраса и хриплый выдох.

И вдруг тяжесть продавила ее койку. Чье-то резкое дыхание врезалось в ее затылок, чье-то тепло передалось сквозь одеяло и одежду…

Вера задержала дыхание.

Куда исчезли все ее инстинкты?! Почему она не вскочит, не закричит, не поднимет тревогу?!

– Вера… Вера… – Кто-то забормотал в ее волосы, а затем перекинул руку через ее сжавшееся тело.

Вера тихо вскрикнула, узнав голос Никиты. Неужели он назвал ее имя? Ее настоящее имя! Господи, он что, узнал ее? Нет, продолжала Вера лихорадочно рассуждать про себя, он не мог, он просто слишком много выпил и теперь ему мерещится бывшая, как он думал, умершая жена. Тем более, он сам не раз отмечал, как сильно «она» (ненастоящая Катя) похожа на мать.

Но почему Вера не оттолкнет его?

Почему опять забыла, что притворяется Катей?

Вера вцепилась зубами в костяшки пальцев, трепеща от нарастающего стыда и презрения к себе. Господи, да ведь она попросту не хочет его отталкивать! Ей нравится ощущать его близость, нравится чувствовать жар его дыхания на своем затылке и то, как он отзывается сотней мурашек на всем ее теле.

Она даже не замечала этот отвратительный запах перегара. Не думала она и о том, что рассудок его слишком затуманен и он лег к ней неосознанно. Она нарочно забыла о том, что он принимает ее за свою дочь.

Когда чувства ее усилились, когда томление в желудке стало перемещаться ниже, Вера с ужасом представила, как, должно, нелепо она выглядит со стороны и уже было хотела вырваться, оттолкнуть Никиту, привести его в сознание, как тот рукой увлек ее за собой на пол.

Вера вскрикнула от неожиданности, а купе озарилось светом.

– Что случилось?! – Сергей вскочил, но ударился головой о потолок. Матвей же стоял около выключателя и укоризненно смотрел то на отца, то на лежащих Никиту и Веру. Правда, Вера тут же слезла с Никиты, молясь про себя, чтобы небеса обратили ее в пепел через мгновение.

– Вы чего развалились-то? – Потирая голову, заговорил Сергей сиплым голосом.

– Кать, – Никита, щурясь, смотрел на Веру, поправляющую волосы и одежду, – что случилось, почему мы оказались на полу?

– Да это все качка! – Брякнул Сергей.

– Конечно, мы ведь на корабле! – Заговорил Матвей, наконец, своим привычным саркастичным тоном. – Да он просто лег на нее, вот и все.

– Лег?! – Одновременно воскликнули и Сергей, и Никита. Вера же вся сгорала от стыда.

– Как это так? – Голос Сергея уже подрагивал от наступающего смеха.

– Пить меньше надо, – сухо произнес Матвей, выключая свет и возвращаясь на свое место. Сергей же воспользовался моментом и расхохотался.

– Да полноте, Матвей, – он зевнул, – с кем не бывает?

– С нормальными людьми.

– Матвей!

Вера же прижимала к щекам тыльные стороны рук, пытаясь успокоить возбужденный организм. Но тело продолжало дрожать.

– Прости, Кать… – Услышала она шепот Никиты и его кряхтение, когда он поднимался с пола. – Я тебя покалечил, да?

– Нет, – буркнула Вера, не в силах обернуться.

– Покалечил, конечно… Сейчас я залезу наверх…

– И опять свалишься, – засмеялся Сергей, а Матвей лишь выдохнул: «Господи Иисусе».

– Правда, – голос Веры дрогнул, – лучше я полезу.

– Да что ты, Кать, не надо…

– Сергей прав: ты свалишься, не дай бог, на стол еще. Сам что-нибудь себе сломаешь и весь поезд на уши поднимешь.

– Это верно! – Вставил Сергей, а Матвей, как обычно, повторил вполголоса: «на уши поднимешь!» и усмехнулся.

Никита не стал больше спорить и умолк, потому что и сам не очень-то хотел залезать на верхнюю койку: он и в самом деле боялся падения.

Через несколько минут все угомонились. Вера с облегчением закрыла глаза и приготовилась ко сну, однако не чувствовала себя комфортно на новом месте. Она опасалась, что наверху ее может укачать.

Когда уже Вера расслабилась, поминутно теряя сознание, внезапно раздался храп снизу. А затем и с верхней параллельной койки.

Вера распахнула глаза. Было ясно – уснуть сегодня не получится.

На часах уже перевалило за час ночи.

Прошло десять минут, пятнадцать, еще несколько секунд, но храп не прекращался. Он все затягивался, разрастаясь, и становился чуть ли не оглушительным.

Вера переворачивалась с одного бока на другой, затыкала пальцами уши, жмурилась, считала про себя различных животных, но, в конце концов, сдалась и просто уставилась в потолок, смиренно ожидая рассвета.

– Ты спишь? – Услышала она снизу.

Вера чуть приподнялась на локтях, выглядывая.

– Нет. А ты?

То был Матвей. Он лежал на боку так, чтобы Вера видела его лицо.

– Конечно, не сплю. Ты бы смогла уснуть в тракторе?

Вера улыбнулась. Матвей же рывком спрыгнул с кровати, поднялся наверх к отцу и бросил ему в лицо свою подушку. На мгновенье храп прекратился, но так же быстро возобновился. Матвей изрыгнул ругательство, но на свое место не вернулся.

– Это невозможно! – Сказал он громко. – Ты же не спишь?

– Ну нет, конечно!

– Пойдем.

– Куда?!

– Да пошли, я тебе говорю.

– Но… – Вера поколебалась. – Как я слезу?

– Ты на Эйфелевой башне, что ли?

Вере это показалось убедительным аргументом, и она нехотя принялась спускаться вниз. Они говорили нормальными голосами, но Никиту и Сергея, похоже, невозможно было пробудить даже ядерным взрывом.

Обувшись, Вера и Матвей вышли в коридор.

– Куда мы? – Обеспокоенно спросила Вера.

– Да какая тебе разница? Там сейчас вообще невозможно находиться.

– И что? До утра осталось немного.

– И что? – Парировал Матвей. – Они неплохо так отдохнули, судя по их младенческому сну, а нам мучиться?

Вера заломила руки за спиной, нервно покусывая губы. Ей не нравилась затея Матвея, но, в то же время, она не могла с ним не согласиться.

– А если проводница…

– Да ты трусиха, – перебил ее Матвей, но не шутливо, а чуть презренно. – Все девчонки в твоем возрасте полны азарта, что ли, жажды приключений, а ты жаждешь скорее нового сериала на канале «Россия» и партию носков связать.

Он бросил в нее последний рассерженный взгляд, сунул руки в карманы и направился вдоль по коридору.

– Куда ты?

– В ресторан.

Вера бросилась за ним.

– Но тебя не пустят, он давно закрыт.

Матвей остановился, достал из кармана несколько смятых купюр и улыбнулся.

– А пару баксов?

Вера раскрыла рот.

– Откуда у тебя такие деньги?

– Это уже не должно тебя волновать.

– Но…

– Так ты со мной или носки вязать в коридоре будешь?

Вера поджала губы, пытаясь выдержать его пытливый взгляд, но потом опустила голову и пожала плечами.

– Да пойдем.

– Но нас не пустят!

– Иисусе, как же ты меня бесишь!

Конечно, ресторан был закрыт. Но Матвей был слишком настойчив (и зол из-за прерванного сна) и щедр – ровно на пятьдесят долларов. За такие чаевые официант взбодрился со скоростью света и даже надел свою рабочую форму. А на лице не осталось ни следа возмущения, вызванного поначалу вторжением Матвея и Веры. Он был даже более учтив, чем обычно. Конечно, фыркнул Матвей, когда они сели за столик, такие деньги он смог бы взять в руки только после нескольких месяцев службы.

– Ох, Матвей, как же неудобно! – Вздыхала Вера. – Подняли бедных людей вверх тормашками…

– Черт, – он посмотрел на нее изумленно, – откуда ж у тебя такой говор? Тебе точно семнадцать?

Вера, вся пунцовая, опустила глаза, сложив руки в замок на коленях.

– Нехорошо это, – прошептала она. Совесть разъедала ее, она не могла молчать.

– Расслабься.

К ним подошел официант. Вера боялась взглянуть ему в глаза, а когда сделала это, то с ужасом отвела взор к окну: глаза у молодого человека были красные, будто туда брызнули лимонную кислоту.

– Нам вина.

– Матвей! – Вспыхнула Вера. – Какое вино? Ты что! Я не пью!

– Научишься.

– Матвей! Ты и сам бы отучался от этой вредной привычки. К твоему сведению, это…

– К твоему сведению, – парировал Матвей раздраженно, – ты мне не мамаша. Так, Шардоне.

– Сию минуту. – Официант откланялся.

Вера все качала головой, окончательно забыв про то, что ей теперь семнадцать. Чувствовала она себя сорокалетней женщиной, редко испытывающей тягу к развлечениям подобного рода.

– Все это неправильно, Матвей!

– Будешь и дальше тут бубнить, я вытолкну тебя отсюда.

– Матвей, – она цокнула языком, – ну что за грубости…

– Да ты сама напрашиваешься. Расслабься и все. Кто-то сейчас сладко храпит в купе, которое, между прочим, и наше тоже. Перестань зудеть, либо уходи.

Вера замолчала. Мысль о возвращении не прельщала ее. Хотя она по-прежнему противилась затее Матвея.

Но потом она услышала внутри себя голос. Он будто не принадлежал ей и шел из самых недр ее существования: «Так бы отпиралась прежняя Вера. Ты же от нее отреклась. Так почему же сейчас сама ее воскрешаешь?».

Вера ощутила какой-то необъяснимый толчок в груди, а затем горячую дрожь во всем теле. В горле у нее заклокотало, и это ощущение, ей не знакомое, было таким острым и сильным, что она не могла не отреагировать.

– А теперь ты улыбаешься, – произнес Матвей задумчиво, как будто просто озвучил свои мысли, обращенные к самому себе, – что это за пугающие перемены настроения?

– Я улыбаюсь? – Ужаснулась Вера и, для убедительности, коснулась пальцами губ.

Матвей засмеялся.

– Ты чудная.

Принесли вино и бокалы. Вера, отбросив сковывающее чувство вины, теперь уже сидела прямо, положив руки на стол, и наблюдала за тем, как официант наполняет красивые пузатые бокалы красной ароматной жидкостью.

– Позову, если что, – бросил Матвей, жестом руки отсылая официанта прочь. Тот не помедлил, а Вера успела заметить в его глазах вспышку гнева – секундную, но такую яркую, ослепляющую. Ей стало опять не по себе.

– Он ненавидит нас, – подавшись вперед, прошептала Вера.

– Он ненавидит меня, – холодно поправил ее Матвей, поднося бокал к губам. – Пей.

Вера не возразила, но бокал взяла неуверенно. Долго разглядывая жидкость, она сначала поднесла ее к носу, вдохнула бродящий запах и закашлялась.

– Господи, – цокнул Матвей, закатив глаза.

– Просто я никогда в жизни не пила! – Встрепенулась Вера.

– А у тебя жизнь-то не особо долгая была, – усмехнулся Матвей, осушив свой сосуд. – Выпивай.

И Вера, не колеблясь более, выпила. Вино было горьким, обжигало горло и весь пищевод. Для Веры это были новые ощущения, которые она приняла уже без ужаса, а скорее с детской радостью, когда страшно, но хочется хихикать.

– И как? – Матвей улыбался, на правой щеке его углубилась ямочка.

Вера закивала: говорить она не могла.

– Оно и ясно, – он щелкнул пальцами, но когда ожидаемого им результата не последовало, он окликнул официанта. Тот явился уже с естественным выражением лица, без тени фальшивой вежливости – удрученным, сердитым. – Подлей вина.

На челюстях официанта заиграли желваки.

После того, как бедняга исполнил прихоть Матвея, он снова отослал его, но уже без высокомерной надменности, а даже с сочувствующей улыбкой, скользнувшей на его лице – Вера заметила.

– Зачем ты так с ним? – Тихо спросила Вера. – Если ты по статусу выше него, это не дает тебе права так издеваться над ним.

Матвей молча смотрел в окно – кажется, светало.

– Пей, – буркнул юноша, не отрывая глаз от окна.

И Вера, полностью отринув ум, выпила.

Следующего вызова официанта не было. Тогда Вера с облегчением убедилась, что сердце у него все-таки есть.

Они пили, и Вера, кажется, пила дальше больше, чем Матвей. Кровь ее закипела, щеки заалели, а настроение поразительно изменилось: она даже смотрела на все вокруг так, словно видела это впервые и считала даже скатерть на столе чем-то необычным и прекрасным. В ней проснулась энергия, доселе в ней не пробуждавшаяся, которая толкала ее к неопределенным действиям, к жизни – новой, полной волнующих событий и приключений.

Вера была пьяна.

В ней пробудилась так же и смелость, благодаря которой она смогла внимательнее приглядеться к Матвею.

Хоть глаза ее уже застлала легкая дымка, она все еще могла видеть его густые каштановые волосы, высокий лоб, острые скулы и подбородок, и глаза самого обычного карего цвета. Не было в нем ничего примечательного, что могло зацепить, врезаться в память. И все же он излучал такую мощную энергию одним лишь пристальным взглядом.