Изнанка

– У меня это, – Генка тихо простонал и вытянул вперед правую руку.

– Что это? – резкий шепот ковырнул темноту.

– Рука….

Генка едва не ныл. По всей видимости, мужчина уловил опасные нотки в его голосе.

– Блин, – с досадой процедил он, – что не можешь потерпеть? Что ты как, девка? Давай сюда.

Он обхватил крепкими пальцами протянутую руку. В какой-то момент Генке показалось, что спаситель, не мудрствуя лукаво, отрубит и его кисть тоже, к чертям собачьим. Несколько минут незнакомец ковырялся с «наследием» утопленника. Время от времени Генка приглушенно вскрикивал от боли, когда острый предмет в руке мужчины царапал кожу. Палец за пальцем мертвая хватка ослабевала. Наконец, Генка почувствовал себя свободным от «обязательств» перед умершим. Долго левой рукой растирал затекшее запястье.

– Теперь тихо встаем, ничего не боимся и идем за мной. Понял, телка?

Генка закивал головой.

– Не слышу.

– Да, – поспешил ответить он.

Они шли по покатому, неудобному для ходьбы дну коллектора. Иногда незнакомец останавливался и ждал Генку. Согнувшись, едва не задевая затылком свод трубы, Муханов медленно передвигал ногами. Он не мог окончательно прийти в себя и осознать происходящее с ним в полной мере. В голове роилась тысяча вопросов, на которые не терпелось получить ответы. Его разум постоянно срывался с грани реальности в бредовые топи. То и дело он ставил под сомнение ощущения от прикосновений ладоней к шероховатой холодной поверхности бетонной трубы, черноту, которая застлала глаза, тихие шаги впереди.

Порой казалось, что все это – сон. Сейчас откроит глаза, и кошмар растает, как утренний туман в лощинах под лучами солнца. Генка несколько раз крепко зажмуривался, а затем широко открывал глаза в надежде увидеть свою съемную квартиру, выцветшие обои, обшарпанную стенку шкафа, пятно на потолке, напоминающее козлиную голову.

Но каждый раз видел одно и то же – бесконечную черноту. Он вздрагивал, и чтобы как – то определить себя в пространстве оборачивался назад, где вдалеке за спиной мерцал серый пятачок уходящего дня.

Глава №4

От длительной ходьбы в наклоне у Генки разболелась спина. Поясница ныла, словно по ней хорошо прошлись ремнем. Бедра налились свинцовой тяжестью. В короткие привалы, разминая поясницу и ноги, он пытался выведать у незнакомца какую-нибудь информацию о месте, где оказался. Спаситель каждый раз пресекал его попытки предостерегающим,– «Ш-ш-ш» и он умолкал. Тяжелое дыхание и эхо капели заполняли черную тишину.

Генка пытался не отставать от шаркающих впереди шагов, в мыслях выстраивая более-менее уравновешенную архитектуру обоснования происшедшего. Начал он с конца. Последнее, что вспомнилось: сумерки, дождь, еще, бездомные собаки, кои в большом количестве бегают возле порта. Изменения происшедшие с квартирой, погодой, рекой и появлением утопленника он склонялся отнести в упрек своему психическому здоровью.

Он ковырялся в голове, пытаясь вспомнить события последних недель, студенческие вечеринки, тусовки: все выискивал момент, кода съел, курнул или выпил нечто, что вызвало такие катастрофические последствия.

Перед внутренним взором мелькали, пивные бутылки, банки, сигареты, лица… Генка остановился на Артеме. Он, пожалуй, один в их компании кто баловался травкой. Но, как не старался восстановить до мельчайших подробностей их отношения, ничего, что помогло бы вызвать подозрение или хотя бы намекнуть на употребление дури, в памяти не воскрешалось.

«Возможно, – Генка выстраивал версию, – под воздействием наркотика, непонятно каким образом попавшего в мой организм, у меня поехала крыша. Галлюцинации, которые начались ночью, продолжились чуть позже – утром. Со страха я выскочил из окна, добежал до пристани, там слетел с пирса. По великой случайности рядом оказался портовый рабочий, чистивший коллектор, он меня и спас. Этот мужик сейчас меня выводит по трубе наружу. Все объяснимо, – воспарял духом Генка, – надо только пошевелить мозгами. Не стоит ли заговорить с работягой, кстати, внешность его наверняка другая, чем нарисовало мое больное воображение, и выяснить подробности?».

Едва он открыл рот, как налетел на остановившегося спасителя.

– Тихо. Куда летишь? Держи дистанцию.

Генка отпрянул. Мужчина стоял и что-то двигал над головой. Глухой металлический скрежет наталкивал на мысль, что это чугунная крышка канализационного люка.

Болезненный серый свет пролился в коллектор. Рабочий уцепился руками за края чугунного кольца, подпрыгнул и в следующий миг перед лицом Генки мелькнули грубые ботинки на толстой подошве перепачканные илом.

При бледном сумеречном свете его версия посыпалась, как пепел с кончика сигареты. Лохмотья рабочего вовсе не походили на спецодежду. Еще эти ботинки…. Генка засомневался, что уровень бедности отечественного пролетариата настолько низок.

Муханов с опаской, словно черепах из панциря, высунул голову из чугунного люка и осмотрелся. Сгустившиеся сумерки щадили его запутавшееся сознание. Толком ничего нельзя было разглядеть. Противная морось заставили его поежиться, руки покрылись гусиной кожей.

– Давай, вылезай, – услышал он сверху настойчивый шепот спасителя.

Сбитый с толка Генка поспешил выбраться наружу. Получалось суетливо и неуклюже. С первой попытки ему это сделать не удалось. С тяжелым вздохом незнакомец наклонился и протянул перепачканную грязью ладонь. Муханов вцепился в нее обеими руками. Одним рывком тот вытянула его из бетонной кишки.

– Слушай сюда. Быстрехонько крутим ягодицами и главное, ничего не боимся. Ни-че-го-не-бо-им-ся, – по слогам повторил мужчина, глядя прямо Генке в Глаза. Иди за мной и не отставай, – шептал незнакомец в пончо с кривым ятаганом за поясом. Муханов успел рассмотреть оружие, которым, по всей вероятности, тот перерубал кости утопленнику.

– Еще помни – ни слова. Пикнешь, – мужчина проследил взгляд Генки и остановился на своем ятагане, – язык отрежу.

Генка поднял глаза, щеки его вспыхнули. Он уставился на незнакомца, стараясь определить, насколько серьезна его угроза.

– Усек?

Генка энергично закивал.

– Тогда в путь, дорогуша, и не вздумай отстать.

Мужчина развернулся и, пригибаясь, мелкой рысью побежал к зданию, которое выделялось черным силуэтом на сером небе. Генка не сразу обратил внимание, что в доме и вообще в округе, насколько хватало глаз, нет света, сплошная серость и чернота.

Он вертел головой по сторонам и в тоже время старался не отставать от ведущего. Даже в темноте надвигающейся ночи кое – что приоткрывалось его взору и заставляло одновременно удивляться и ужасаться.

Возникло ощущение, что он вернулся во времени назад, лет на пятьдесят, когда город лежал в руинах после гитлеровских бомбежек. Мимо проплывали полуразрушенные здания, искореженные металлоконструкции, взломанный и потрескавшийся асфальт, пни, торчащие из земли, словно осколки гнилых зубов, растянутые пружины алюминиевых проводов.

Незнакомец уверенно вел Генку, петляя между развалин, вдоль покосившихся сараев, по тесным заваленным битым кирпичом и прочим строительным мусором задворкам. Минут через пятнадцать они спустились в подвал трехэтажного здания, долго петляли в темном лабиринте, прежде чем снова выбрались наверх.

Мужчина подал знак «остановиться». У выхода из здания Генка видел его черный смутный силуэт в дверном проеме, согнутую в локте руку и поднятое вверх предплечье. Спустя несколько секунд тот махнул, показывая, что можно двигаться. Они вышли в беззвездную ночь. Где-то рядом, буквально за углом послышался жуткий вой. Существо, издающее его, то ли задыхалось, то ли захлебывалось. Звук вырывался из глотки булькающий и прерывистый. Генка вздрогнул и в страхе дернулся вперед, наступая на пятки поводырю.

– Ой, – Генка споткнулся и хотел извиниться, – про…, – начал он.

– Закрой пасть, – грубо пресек его незнакомец. Минуту они стояли на месте в напряженном молчании и прислушивались к звукам ночи.

Генка не видел, но слышал, как рядом что-то пробежало. Слышал, как когтистые лапы скребут асфальт и тяжелое сиплое дыхание. Невидимый хищный галоп скоро стих во мраке. Генка присел, стараясь быть как можно не заметнее. Может, это было бы и не так страшно, но в совокупности с булькающим завываниями, напряжением и настороженностью проводника, собака вырастала до размеров лошади и приобретала внешность свирепого монстра.

Наконец, мужчина шепнул, – идем, – и они осторожней, чем прежде, продолжили красться в ночи. Запомнить дорогу с множеством поворотов и изгибов Генке не удалось, в память врезался только последний участок, когда они, обогнув мусорные контейнеры, нырнули в чернеющий пролом в стене. Поднялись на третий этаж пятиэтажки, прошли длинный коридор и вышли к краю обвалившейся стены.

– Подожди здесь, – шепнул незнакомец и растаял в темноте. Генке совсем не хотелось ждать и тем более оставаться одному в этом кошмаре, но перечить не решился.

Незнакомец появился через несколько минут, в руках держал длинную широкую доску. Он подошел к краю пролома и перекинул ее на другое здание.

– Пойдешь следом за мной, когда услышишь такой свист.

Мужчина продемонстрировал тихий шипящий свист, который можно было спутать с шумом сильного ветра. Не дожидаясь подтверждения, он повернулся, и осторожно ступая, двинулся по хлипкому мостку.

Прошла вечность, прежде чем Генка расслышал знакомый свист. Он поспешно встал на четвереньки, цепляясь руками за края, пополз по шершавой пружинистой доске. В темноте внизу, кто-то пробежал, царапая асфальт. Генку успокаивала мысль, что перед ним проверил на прочность переправу мужчина куда крупнее комплекции, чем он.

Доска показалась неимоверно длинной, на много длиннее чем в руках у незнакомца.

Черная дыра возникла неожиданно. Это был узкий пролом в торце деревянной кровли. В нос ударила смесь из запахов сухой древесины, пыли и тлена. Генка поспешно слез с доски и встал на что-то мягкое, как оказалось впоследствии, на опилки.

– Уже на месте? – с надеждой прошептал он.

Игнорируя вопрос, незнакомец отодвинул Муханова в сторону и втянул доску внутрь чердака.

– Осторожно голову, здесь низкие стропила. Поднимай ноги выше и тогда не споткнешься о балки.

По тону и тембру голоса Генка догадался, что опасность миновала, и это, то самое укромное место, о котором он так давно мечтал. Чердак и, правда, внушал некую безопасность и скрытность. Они на ощупь прошли, перешагивая через бревна, нагибаясь под стропилами примерно двадцать метров. Впереди Генка расслышал тихий скрип и через несколько секунд шагнул в квадратный низкий проем.

– Все паря, мы на месте.

За спиной снова скрипнула дверь, некоторое время незнакомец еще возился с ней. Затем раздался чирк, робкое пламя от зажигалки желтыми мазками обозначило непонятные формы и очертания. Незнакомец запалил фитиль, керосинка озарила комнату.

Взору Генки предстали деревянные наспех сколоченные стены из разноразмерных досок, кусков фанеры, оргалита, и прочего хлама, тощий матрац на дощатом полу, скомканное шерстяное одеяло, старая тумбочка с замысловатым резным узором в углу, допотопная керосиновая лампа без стеклянного горлышка на ней, пара деревянных ящиков, куча ржавого хлама.

– Чувствуй себя как дома, бедолага.

Мужчина позволил себе расслабиться – едва улыбнулся одними кончиками губ, указал Генке взглядом на ящик.

– Садись туда, тебя, как звать, дорогуша?

– Гена.

– Раздевайся, Гена.

Муханов насторожился.

– Зачем это?

Он обернулся и посмотрел на дверь. Узкий проем закрывало грубое полотно, именно с ним мужчина возился, затыкая края в щели. Массивная доска подпирала вход изнутри.

– Посмотри, на кого ты похож.

Казалось, незнакомец прочитал в голосе парня недоверие, и его улыбка растянулась шире. Он наклонился к тумбочке, взял с крышки осколок зеркала и протянул Генке. Муханов посмотрел на себя. Лицо покрывало множество черных «мушек», волосы с левой стороны у виска слиплись под серой грязевой нашлепкой. Генка отвел в сторону руку с зеркалом и прошелся по себе пристальным взглядом. С ног до головы он был покрыт подсохшей серой коркой.

– Выверни футболку, оботри лицо и руки. Разденешься, завернись в одеяло и ложись на матрац, я тут устроюсь. И давай спать. Все вопросы завтра.

Мужчина задул фитиль.

Глава №5

Генка долго не мог заснуть. Слушал беспокойную ночь, наводненную странными, жуткими звуками, не заметил, как соскользнул в сон. Постоянно убегал от типа в черном плаще, падал в грязевую жижу, тонул и снова бежал.

– Подъем, – расслышал Генка совсем близко. Утопленник все – таки его настиг. Через секунду тип схватил его за плечо и затряс, – «вставай». Муханов застонал и попытался вырваться.

– Генка, поднимайся, – «откуда он знает мое имя?», – Генка взвыл и дернулся, пытаясь высвободить плечо. «Он все про меня знает. Он следил за мной». Цепкие пальцы соскользнули. Генка истово работал локтями, тяжело дышал, и мчался к пристани.

Крепкие похлопывания по щекам, наконец, вырвали его из цепких объятий Морфея. Он с трудом сел, привалившись к стене, и часто заморгал. То свет, то тьма, то сон, то явь. Генке не удавалось окончательно сбросить паутину сна.

– Дамочка, ни как не проснется?

В голосе слышалась насмешка. Генка с трудом сфокусировался на небритой физиономии спасителя.

– Ку-ку. «Точно не утопленник». Генка, наконец, понял, что кошмарный сон всего лишь остался сном. Почувствовал облегчение и обвел коморку мутным взглядом. Вспомнил, где находится, вспомнил мужчину, стоящего перед собой с голым торсом и небритой физиономией.

– Ням – ням будим?

– Да, – пробурчал Генка. Неуместная ирония незнакомца задевала его. И без шпилек спасителя чувствовал себя мерзко. Память все еще несла на себе отпечаток кошмарного сна, убогая обстановка и приключившаяся с ним присквернейшая история просто изничтожали его.

– Меня звать Павлом. Ты, можешь звать Пашка, Павлуха, Павлик, Павлушенька, Павлюченций, в прочем, как будет удобнее, мне пофиг. Сейчас приведем себя в порядок, немного перекусим, потом введу тебя в курс дела, и лучше бы ты приготовился к худшему.

Генка продолжал сидеть на матраце, кутаться в жесткое шерстяное одеяло, от которого пахло гнилью и осматриваться. Бледный свет из узкого окошка под коньком едва освещал комнатушку. Все предметы казались серыми, заселившиеся густые черные тени в углах скрадывали пространство. Ему жутко захотелось покурить, но спросить не решался.

Только сейчас заметил, что мужчина держит в правой руке короткий нож. Он не доверял ему, поэтому острые предметы в чужих руках вызывали опасение и страх. Павел отвернулся, взял с тумбочки осколок зеркала, приподнял подбородок и стал скрести лезвием клинка по шее. Генку передернуло. Он тоже брился и мог представить, как это противно на «сухую» скоблить кожу, и как она потом будет гореть. Генка тяжело вздохнул.

– Не дрейфь, чувак, прорвемся.

Павел не понял, по какому поводу тот вздыхает, но все равно, его слова привнесли в настроение Генки толику оптимизма.

Чтобы чем-то занять руки Генка принялся отколупывать засохшую грязь со своей одежды.

– Где я оказался? – спросил он.

– Главное запомни, ты не там где был раньше, – отвечал Павел, продолжая бриться, – это мир плесени и разрушения. Он наша ужасная изнанка, существует параллельно и причем за наш счет. Все, что я тебе сейчас говорю, не идет ни в какое сравнение с тем, что ты скоро увидишь. Вот только добреюсь и перекусим.

К тому моменту, когда Павел закончил бриться, Генка очистил от грязевой коросты футболку на животе и правом боку, рассмотрел коморку в подробностях и к сожалению ни где не увидел сигарет. Хозяин жилища сделал шаг в его сторону, наклонился и запустил руку в тумбочку. Воспользовавшись моментом, Генка рассмотрел Павла. Тот был вовсе не атлетом, как показался вчера в просторном пончо, а в меру мускулистым и поджарым, мышцы перекатывались под белой кожей.

– Вот, наша пайка. Держи, солдатик.

Павел повернулся и кинул Генке жестяную банку без этикетки. Генка неловко поймал ее и стал рассматривать. Железо под ободком окислилось, и начало ржаветь, вся поверхность цилиндра оказалась в окисловых разводах.

– Есть надо быстро, иначе содержимое стухнет. Здесь, – Павел, играя ножом, взглядом обвел комнату, – все киснет моментально.

Генка догадался, что спаситель имел в виду не свою тесную коморку, а мир, в котором он оказался.

– Содержимое банки надо сразу вытряхивать в рот, как только ее вскрою. Тебе придется поверить мне на слово, что это тушенка и она вкусная. На все про все секунд сорок – пятьдесят: вытрясти, пережевать и если повезет еще раз вытрясти, и еще раз пережевать, потом можно выбрасывать остатки. Если умнешь половину банки – молоток. Я обычно обедаю одной, двумя вот такими «гранатами», – он подкинул консервы и поймал.

– Поэтому вилки, ножички, тарелки, салфетки и прочая ерунда нам не нужны. Берешь и трясешь.

Он закинул голову, поднял банку и стел ее лихорадочно трясти, имитируя прием пищи.

– Зачем спешить? – удивился Генка, его рот изогнула кривая недоверчивая улыбка.

– Затем. Я же сказал, стухнет.

– Так быстро? – глаза парня округлились.

– Быстрее даже чем думаешь. Конечно, если хочешь травануться и потом измучить свою задницу дресней, дело твое.

Павел стоял напротив и Генка мог рассмотреть его лицо. Он был моложе, чем показался вчера в темноте с густой щетиной, и глаза вовсе не злые, не холодные пуговицы тирана. Это было вполне человеческое лицо, открытое, немного насмешливое с живыми глазами. Стрижка под «горшок», скорее всего вышедшая из – под того же инструмента, что и гладкий подбородок, придавала образу брутальности и деревенщины.

– Давай свою банку.

Генка передал консервы. В его животе предательски заурчало.

– А-а, зверюга рычит в берлоги, – прокомментировал Павел. Одним коротким, резким движением он всадил лезвие в жестяную крышку и начел быстро ее вскрывать.

– Держи.

Павел передал вскрытые консервы Генке. Муханов взял и с опаской заглянул внутрь.

– Жри давай, – гаркнул Павел.

Генка зажмурил глаза, закинул голову назад, и принялся вытрясать содержимое металлического цилиндра себе в рот. То ли он не так энергично тряс, то ли кусок оказался большим, содержимое не желало покидать банку. Он почувствовал легкий удар по донцу и кусок тушенки упал ему в раскрытый рот.

– Быстрее жуй, – подгонял Павел.

Генка опустил банку и принялся энергично пережевывать мясо, тушенка на самом деле оказалась вкусной и жирной. Проглотив кусок, он снова закинул голову и собрался повторить, но его руку перехватил Павел.

– Посмотри, что ты собираешься съесть.

Генка с интересом заглянул внутрь. Прямо на глазах студенистая жижа и куски мяса покрывались зеленоватой плесенью. Бледно зеленые цветки рассыпались точками и затем распускались, пока не покрыли все содержимое консервы. В нос ударил противный запах тухлого мяса.

– Все, остальное можно выкидывать.

– Офигеть, – прошептал Генка.

– Рот закрой и жуй молча, а то можешь лишиться и последнего.

Муханов жевал молча, вытаращив глаза, на ухмыляющегося мужчину.

– Так мы долго будем перекусывать: один укус – одна банка. Расточительно. Сейчас продемонстрирую. Смотри и учись.

Павел поставил на тумбу новую банку и так же ловко и быстро вскрыл, как и первую, отбросил крышку и стал быстро вытрясать содержимое. С хлюпаньем большой кусок вывалился из банки прямо ему в рот. Другой кусок, поменьше упал на щеку и пополз вниз, оставляя жирный след. Тонкой струйкой жир вытекал из банки ему на подбородок.

Павел резко опустил руку с консервами, предплечьем вытер губы, и не обращая внимание на растекающийся по лицу жир и кусочек мяса стал быстро пережевывать пищу. Не прошло и десяти секунд, как он сделал большой глоток, затем снова закинул голову и затряс банку.

Генка перестал жевать и уставился на Павла. Казалось, тот глотает целиком кусок мяса размером с кулак. Муханов знал, что есть шпагоглотатели, но они и рядом не стояли с известным ему консервоглотателем.

– Тренировка и еще раз тренировка, – спустя минуту довольный Павел вытирал тыльной стороной ладони жирные блестящие губы. Его банка была пуста.

Из второй консервы Муханову досталось чуть больше чем из первой. При очередной попытке откусить кусок почувствовал во рту гнилостный привкус. Пришлось все выплюнуть. На третьей он отбросил все приличия и опасения, так же, как наставник закинул голову, и резко тряханул банку. С горем пополам насытился.

Пока Генка пережевывал мясо, Павел облачился в свое пончо и расчехлил дверь.

– Пойдем в свет, красави…, – спаситель осекся, поймав на себе недобрый взгляд, – я хотел сказать красавчик. Именно, красавчик. Что так смотришь?

– Ничего, – буркнул Генка встал и направился к двери.

– Не высовывайся и не подходи близко.

Они стояли в полумраке чердака, через запыленное окно Генка с ужасом взирал на свой город. Насколько хватало глаз, все кругом было разрушено, покорежено и безлюдно. Грязное серое небо до горизонта. Тоска и уныние. Генка стоял на балке, вытянув шею, и пытался заглянуть за край перекошенной рамы.

– А где люди? – прошептал он. Не дожидаясь ответа, соскочил с балки и по пружинящему слежалому слою опилок побежал к другому узкому окошку. Павел кинулся за ним. Но Генка уже вцепился руками в узкий подоконник, прилип лбом к грязному стеклу и скосил глаза вниз. Он успел разглядеть существо с темно-серой кожей, с уродскими коротенькими задними, словно вывернутыми ногами. Оно шло по взломанному асфальту между куч мусора, периодически останавливалось и вращало головой.

– Я же тебе говорил, не подходить к окнам, тупица.

Павел резко отдернул парня за локоть. Генка сделал шаг назад, споткнулся о балку, взмахнул руками и упал навзничь. Было не больно, мягкий ковер из целюлозы смягчил удар. Генка лежал на спине, вытаращив глаза на мужчину. Глаза того холодом мерцали в полумраке, желваки перекатывались буграми на его скулах.

– Ты это зачем? – проговорил Генка.

– За тем. Я месяц искал подходящее место, менял одно за другим. Стоит им заметить, и уже не отвяжутся. Чтобы избежать впредь, подобные выходки, пожалуй, тебе надо кое – что знать. Поднимайся и пошли в комнату.

Он подал руку. Генка секунду колебался, затем ухватился. Рывком Павел поднял его с опилок. В очередной раз Муханов удивился его силе. В сознание парня он незаметно трансформировался из образа сурового дядьки, «портового рабочего» в старшего товарища. На взгляд их разница в возрасте была не большая, вовсе не обязывающая называть Павла на «вы». Но внутренне Генка сознавал, что тот сильнее и опытнее, в этом мире он его техник и проводник. Павел спас его, и это было главное.

Проходя мимо очищенного от опилок деревянного квадрата на полу, приблизительно семьдесят на семьдесят сантиметров с железной ручкой, Генка догадался, что это люк, но спрашивать не стал. Они зашли в каморку, Павел задернул дверь пологом. Узкое окошко под самой крышей слабо освещало тесное убогое помещение.

– Я сверхсрочник, – начал Павел, прислонившись к стене, и устремив рассеянный взгляд в окошко, – старлей, войска связи. Наш отряд базируется на той стороне Волги. Закончил училище в девяносто первом. Последний курс в путевой порадке – цвета морской волны, в глаженых сапогах, с «бычьим глазом» на груди. Да, в путевой, – повторил он с грустью. Сел на тумбу и затем продолжил.

– Родом из Дмитрова. После распределения попал в Навой. Часть сократили, меня перевели сюда. Семьи нет, снимал комнату неподалеку – в переулке Тургенева, возле метро «Самара» у дядьки Игната, кстати, работает в порту.

Генка хотел спросить, но Павел остановил его жестом.

– Все вопросы потом. Дослушай. Меня, как и тебя заарканил «Растворитель». Я их так называю. Они могут растворять миры и выдергивать людей. Не знаю, по какому принципу они выбирают жертву, но они это делают. Три месяца назад один из таких уродов зацапал меня прямо в «бунгало» – радиорелейная станция Р-419А, типа вагончика на базе ЗИЛа сто тридцать первого в камуфляжной росписи набитый аппаратурой.

Вечером я заступил на сутки дежурным. Хрень случилась около трех ночи. Я обошел территорию, проверил посты, личный состав и все такое. Оставил сержанта Таирова за старшего и пошел дрыхнуть. Не знаю, сколько было времени, но точно ночь. Со стеллажей вдруг посыпались блоки, с потолка свалился светильник, услышал хлопки лопнувших баллонов и шипение. ЗИЛ наклонился и я скатился с койки. Только поднялся на ноги, подо мной проломился пол. Дежурная лампа едва мерцала. Все вокруг стало …., – он замялся, подыскивая нужное слово, – ну, что ли стареть.

Генка в знак согласия закивал головой.

– Я видел, как красная краска чернеет и сползает со стеклянного колпак дежурного освещения, затем решетка отвалилась и вместе с плафонам грохнулась на пол, патрон с лампой вывалился и повис на проводе. Мне на башку рухнула панель, из-под обшивки вывалились жгуты проводов. Лампа лопнула и свет погас. Я пытался высвободить ногу, когда меня сзади кто-то схватил за руку и с силой дернул. Дурак, – Павел печально ухмыльнулся, – подумал, что меня спасают, прибежали на шум и теперь все будет пучком.