Одиннадцатое августа

– Вернись обратно в храм!

Что я и сделал через год.

Покаяние (первый шаг)

А именно восьмого августа. Седьмого договорился в шуйском храме с отцом Варфоломеем. Мне и в голову не могло прийти, что меня будет исповедовать вчерашний советский психиатр. С лошадиной фамилией. И вскоре после Коновалова найдутся безжалостные кобылы, которые и затопчут меня. Но этот нюанс я узнал только двадцать три года спустя.

«Я пошлю тебя далеко на север. Там не будет таких священников (надушенных французским одеколоном). Они будут ходить в кирзовых сапогах», – сказал мне Господь перед переездом в Россию. Шуйский кафедральный собор. общественное достояние.

– Вы когда-либо исповедовались? – спросил меня монах.

– Нет, – отвечаю.

– Постарайтесь вспомнить все свои грехи, начиная с семи лет. Возьмите ручку и тетрадь, посидите, подумайте, что и когда вы сделали плохого. Вспомните, запишите. Утром приедете на службу.

На утро с тетрадью грешника приехал в храм. Восьмое августа, память преподобного Моисея Угрина (то есть венгра). Он пострадал от графини польских кровей. От кишинёвской полячки с колдовскими приворотами и футбольными корнями сбежал и я. Одна история на двоих с интервалом в девятьсот лет.

Вначале мне объяснили, что опыт церкви – это прежде всего опыт мистического богословия. На исповеди невидимо стоит Сам Господь Иисус Христос. Он и только Он Своей властью принимает и отпускает грехи.

Исповедь шла около часа. Священник стал белее первого снега. Он просто потерялся из-за особенностей моей психики. Я помнил практически всё, что произошло со мной, начиная с трёх лет.

В конце концов он принял мою исповедь, отпустил грехи, долго читал какую-то молитву и выразил надежду, что я буду ходить в храм и что мне обязательно нужно готовиться к причастию. Всем остальным он просто сказал:

– Сегодня исповеди больше не будет.

Священник быстрыми шагами уходил в алтарь. На его глазах стояли слёзы. Я понял, что сегодня мне здесь больше делать нечего и пошёл на автостанцию.

Невозможно описать состояние человека, которому реально простили все его грехи за двадцать лет жизни. Солнечный свет стал другим. Он ожил и согревал, ласкал лицо и руки, хотя день был на удивление холодным. Я мгновенно попал в другой мир. Мир, где нет вражды и ненависти, лжи и зависти, гордости и растления.

Другими стали и люди. Они приветливо, не понятно от чего, улыбались мне краешками губ. Несмотря на ледяной ветер, изнутри шло ласковое тепло. Все прохожие вызывали у меня чувство радости, как будто навстречу шли очень близкие люди. Внимательность и забота ко всем переполняла сердце. Я понимал, что это результат чистосердечной исповеди и долго такое состояние мне удержать не удастся.

Ко мне возвратилась Пасха 1992 года. Таким я себя давно не чувствовал. С плеч упала тяжесть зла и грязи весом в тонну.

Если Бог прощает, то падшие ангелы не забудут такого вовек. Вся работа вражьей силы за двадцать лет полетела коту под хвост. И война началась. Война за возврат потерянных кандалов.

Ожоги

Конечно, мстят не только невидимые миру духи, но и люди. Особенно те из них, что быстро нашли общий язык с Велиаром.

В конце июня 1992 года под эгидой мэрии Санкт-Петербурга на Кировском стадионе в течение пяти дней проходил Всемирный конгресс Свидетелей Иегова.5

Меня занесло туда по одной причине – немецкая семья «старших братьев», принимавшая меня в Германии, назначила мне встречу на «нейтральной территории». Они очень хотели меня видеть.

Не прошло и трёх дней, как все участники всемирного шабаша «от Иеговы» были в волдырях, ожогах и просто покраснениях от поцелуев злого питерского солнца. Тридцатиградусная жара, тончайший, приполярный уровень ультрафиолета и вот итог. Мы все красные как раки, а те, кто просто жил, учился и работал в городе на Неве, купались, загорали, ходили в майках и летних рубашках, ничем подобным не отметились.

И, что самое интересное, все делали вид, что с ними ничегошеньки не произошло. Как будто так и надо. «Пошёл первый Ангел и вылил чашу свою на землю: и сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание зверя и поклоняющихся образу его». (Откр. 16: 2). Лицемерие – пудра дьявола, а свидетели Иеговы без неё ни шагу.

Уже в поезде эти ожоги на руках стали нестерпимо ныть, горело обожжённое лицо. Пришлось всю дорогу прикладывать тампоны с лекарством. После них боль стала быстро уходить. Меня такое избирательное действие солнечных лучей очень удивило. Настолько, что спустя три года рассказал эту странную историю тёти Наде, соседке с восьмого этажа. А была она «коллегой» моих немцев по цеху веры – старшая сестра-проповедник Свидетелей Иеговы. Очень хотелось, чтобы её глаза открылись на ту прорву, в которую она попала и вылезти из которой без посторонней помощи невозможно.

Мне она поверила. Её сын был моим приятелем с детства. Попросив меня наклониться к её инвалидной коляске, требовательно приказала.

– Никому и никогда не говори об этом случае.

– Но это чистая правда. Бог отвернулся от всех, кто был на том конгрессе. Поэтому ожоги. Я сам мучился от них.

– Нам не нравится подобная информация. Ещё раз говорю, если об этом кто-либо узнает кроме тебя и меня, то мы будем мстить.

В ответ я только рассмеялся, что и стало объявлением войны. К нам, как мухи на мёд, на долгие годы прилипли посланники тёти Нади. По выходным в квартиру стали ломиться Свидетели Иеговы. Предлагали поговорить о «спасении», «спастись» прямо сейчас, рвались в квартиру, кидали в почту листовки, оставляли их в двери, передавали соседям для заблудших «братьев». Нашествие зомби кончилось тем, что я просто облил их святой водой и отключил входной звонок.

Книга под подушкой

Валентина Антоновна была моей первой учительницей украинского языка и соседкой по дому. Вдвоём с моей доброй тётушкой, её коллегой, они приучили меня читать, любить и понимать книги украинских писателей.

Красивая, спокойная и приветливая женщина. Отчего и нравилась мне. Родилась она в послевоенном 1946-м году. С детства страдала сильными головными болями. С годами к ним прибавилось ещё с дюжину болячек и когда я вернулся в Мариуполь, она работала только на лекарства и оплату квартиры.

После первой реанимации стал говорить ей, что нужно немного поменять свой образ жизни – ползать по выходным в церковь, исповедоваться и причащаться. Но дальше первого подсвечника Валентина Антоновна не пошла. Да и те свечки ей приказала поставить «целительница» или просто ведьма. Тринадцать штук.

Шли годы. Последние крупицы здоровья были растеряны. Последовала вторая и третья реанимация. Мой духовник запретил за неё молиться. Молитесь только за себя, сказал он.

Но неизвестно откуда во мне появилась уверенность, что выход есть и ей можно помочь. Прошло немного времени и в свечной лавке появилась книга Серафима Роуза «Душа после смерти» в дешёвой бумажной обложке. Я ей очень обрадовался. Когда-то у нас дома была точно такая, но после очередного «дай почитать» её не вернули.

С ней было связано одно удивительное воспоминание 1993 года. Отпуск заканчивался, я собирался уезжать. Книга Роуза активно читалась, поэтому лежала на диване. На обложке была его знаменитая фотография. Вдруг из глаз монаха брызнул взгляд, полный любви. Реальный взгляд живого человека, только в десятки раз сильнее. Он буквально обжёг меня. Не может в человеке быть столько любви, да и умер он давно, удивился я. Но взгляд Серафима Роуза говорил об обратном. Такое помнится.

Книгу купил и принёс её домой. Читать не стал, она была читана и перечитана много раз. Взял её в руки и стал просить Серафима о больной. Посмотрел на его фотографию.

– Ты возьми мою книгу и просто отдай «почитать» учительнице. Скажи, чтобы она положила её под подушку и никуда не выносила из своей комнаты. Пока книга будет с ней, она будет жить.

В один из дней, когда соседка с трудом вышла на улицу, подошёл к ней, поздоровался и отдал ей книгу. Вкратце объяснил, что прочитав, пусть книгу оставит у себя. Этот писатель, американец, будет молиться за неё. И пока книга в доме, она будет жить. Валентина Антоновна взглянула на меня. Веры в её глазах моим словам не было. Бред ученика и только. Но это меня совершенно не волновало. Я знал, что моей соседке придется поверить моим словам.

Изображение иеромонаха Серафима Роуза. CC BY-SA 3.0.

– Прошу Вас об одном. Не говорите никому из своих близких о книге. Договорились?

Прошло пять долгих лет. Вначале от неё ушёл муж к молодой. За это время учительница украинской литературы раз десять умирала и оживала вместе с великой литературой Украины. Больше всех это ударило по дочери. Готовь, убирай, стирай. Бегай за лекарствами, жди скорую. Живи на два дома, один из которых лазарет. Тоска.

Ей бы давно умереть, а та никак. Застряла в межпланетном пространстве. Внук вообще готов был убить свою бабушку за такое странное долголетие. В один из дней возвращаюсь из церкви, а соседки по подъезду именно об этом и судачат. Должна была закончиться, а вдруг выкарабкалась и всех мучает. И сколько лет уже? Как это так – ни туда ни сюда?

Не вытерпел и рассказал старшей подъезда, Валентине, всю историю с книгой с самого начала.

Конец пришёл через десять дней. Услышав, в чём дело, старшая тут же позвонила её дочери. Та немедленно примчалась и когда Антоновна спала, нашла книгу и выкинула причину своих мучений вон.

Прошло недели две после похорон. Позвонил к ним в квартиру. Хочу забрать свою книгу. Никто не открывает. В двери оставляю записку с просьбой вернуть книгу и номер своего телефона. Через день дочь позвонила мне. С удивлением в голосе говорит, что такой книги нет в доме и, скорее всего, не было. Обыскала всё и ничего не нашла. Даже на балконе и в прихожей искала.

В ответ говорю ей, что ничего страшного, всякое бывает. Можете не беспокоиться, взамен ничего не нужно. Ругаю себя почём зря. Зачем сказал старшей? Антоновна могла бы еще пожить! Бог ждал её покаяния, а я своей глупой выходкой всё погубил.

Книгу было очень жалко. Она дважды приходила в наш дом и ушла. Теперь навсегда. Вместе с Валентиной.

Люди и животные

Думаю, что и животные, собравшиеся по зову Господа Бога на ковчег Ноя, отличались от всех остальных особей одного вида тем, что они смогли услышать своего Творца. Не каждому это дано, услышать Самого Бога. Тем, кто услышал – Жизнь, остальным – Потоп. О том, что и у животных существует духовная жизнь, говорит в своей проповеди святитель Лука Крымский.

«Мученик Мамант принадлежал к друзьям Христовым и в залог единения с Ним получил великие дары Святого Духа. В числе даров этих был и необыкновенный дар любовного общения с дикими зверями, понимания их и высокой оценки их духовной жизни. До начала своей жизни среди зверей он был жестоко мучим за веру во Христа, был утоплен, но спасён из воды Ангелом, указавшим ему гору, на которой он должен был жить со зверями.

Когда по прошествии долгого времени послали за ним воинов, они не смели подойти к нему, боясь окружавших его зверей, но он велел зверям отойти и отдался в руки воинов. Мучитель, к которому он был приведён, спросил его, каким волшебством он усмиряет зверей, и получил ответ, который нам надо запомнить. «Я не волшебник, а раб Господа Иисуса Христа. Я лучше предпочёл жить со зверями, чем с идолопоклонниками. Звери боятся Бога и почитают служителей Божиих, а вы не знаете Бога и безжалостно убиваете рабов Его».

Духовная жизнь животных и диких зверей нам мало известна и непонятна, но она, несомненно, гораздо более глубока, чем нам кажется. Можно было бы привести много примеров их привязанности к людям за оказанную им помощь и благодеяния.

Верим, верим мученику Маманту, что страх Божий есть даже у диких зверей. Будем же жить так, чтобы не рабским, а святым страхом Божиим были полны сердца наши и чтобы нам сподобиться помазания от самого Бога в число друзей Христовых и в залог этого получить благодатные дары Святого Духа». Проповедь за 15 сентября 1957 года.6

Ежедневно возвращаясь после утренних и вечерних служб в храме, очень часто сталкивался с такими проявлениями сложной и непонятной мне духовной жизни животных.

Непослушная кошка. Из года в год мне приходилось идти домой одной и той же, порядком надоевшей дорогой по Новосёловке. Мимо тебя проносятся машины – поток вниз. И вдруг прямо в него ныряет кошка. Но тут же возвращается назад. Ещё попытка. И вновь назад. Как назло, машин тьма, не проскочить. Люди останавливаются, кричат на неё, машины сигналят, та ложится на бордюр и через минуту, не смотря на дорогу, как будто под гипнозом, вновь летит под колёса. Её задевают, она летит в сторону, переворачивается и вновь попадает под машину. Изранена, но упрямство берёт верх. Смерть пришла к ней под третьей машиной. Мне стало больно и придя домой, обращаясь к иконам, спрашиваю Спасителя, за что он так наказал несчастное животное. «Трижды запретил ей идти туда. За это и наказал её смертью».

Шмель и тюльпан. Шла вторая седмица Пасхи. Были тихие, солнечные, но удивительно холодные вечера. Поёживаясь, выбежал из храма. Всё купалось в лучах заходящего солнца. Вдруг перед глазами зажужжал не весть откуда взявшийся шмель. Он кружил возле меня, ему некуда было деться – впереди ледяная, до заморозков, ночь. «Негде бедному заночевать», – зацепился глазами за одинокого чёрно-жёлтого красавца. А тот, сердито жужжа, всё кружил возле меня, клумб, пока один из тюльпанов не качнулся, как бы приглашая скитальца. Мгновение, и шмель перестал сердиться.

Заглянул внутрь тюльпана, а он лёг и сжался в комочек. Тюльпан словно ждал этого – стал быстро закрываться в бутон. Не прошло и минуты, как тюльпан закрылся полностью, дав такой комфортный приют до утра. И кому? Какому-то шмелю. Вот вам и милость Божья. А я, ошарашенный увиденным, побежал домой всё той же дорогой, где перед этим кошка нашла себе смерть за непослушание.

Собачье прощение. Это была единственная собака на Новосёловке, которая рвалась с привязи, как только я равнялся с её владениями. Лай поднимала и утром и вечером. Мол, нечего тебе тут шлёпать. Что самое интересное, она ни на кого днём не лаяла. Только моя персона попала в список заклятых врагов.

Шли годы, а лая меньше не становилось. В одно из прощённых воскресений, когда на вечерней служится короткий чин прощения, я, идя возле того дома, подумал: «Хоть бы сегодня эта овчарка не бесилась»! Диво дивное, пёс смирно лежал напротив решётки и, как ни в чём не бывало, поглядывал на меня. Я остановился.

– Ты почему не гавкаешь на меня? – спросил я псину.

– Прости, бес мучает и заставляет лаять на тебя, – мысль из глаз пса буквально обожгла меня.

В одно мгновение кто-то неведомый мне как бы перенёс меня в череп животного. Как пусто, холодно оказалось там, в том черепе собачьем. Длилось это состояние буквально мгновение. Но какое!

Ужас червей. В 1994 году в Колобово, где я жил, церкви не было. На Пасху ездил в Шую, Воскресенский кафедральный собор. Возвращался ранним утром, везя с собой освящённые куличи и яйца. Идя по пустынной в этот час дороге, вдруг оторопело остановился. Мимо меня неслись, извиваясь от дикого ужаса многие сотни червей. Они судорожно старались удрать от кого-то. Я такого осознанного, почти человеческого ужаса, у таких примитивных тварей никогда и не думал встретить. Уступив им дорогу, стоял и смотрел на панику под своими ногами. И только вернувшись домой, понял – Пасха пришла в недра Земли. А эти извивающиеся бедолаги на русской просёлочной дороге до сих пор стоят у меня перед глазами.

Голуби и пост. После прощённого воскресенья почти в каждой православной семье что-то да и останется из скоромного. Чаще всего это блины. Без блинов какая масленица. И летят они в форточки на прокорм голубям и воробьям в первый понедельник великого поста. Не долго думая, выкинул скоромные блинчики на молоке и яйцах и я.

Моему удивлению не было предела – обычно на такое лакомство мигом слетается орава голодных голубей. Полчаса и блинов как не бывало. Но голуби, налетев на аппетитные блинчики, тут же отпрянули. Ни один из голубей не стал их клевать. Великий пост.

День за днём они так и оставались лежать на холодной земле. Воробьи поступили точно так же. Но как только бросил из окна зачерствевший хлеб, началось птичье столпотворение из ворон, голубей и воробьёв.

Живая котлета. Жил-был стройный породистый кот. Звали его Томас. Любил все метить. Вонь стояла страшная. И тогда его кастрировали. Когда я его увидел, от был размером с продуктовую сумку в субботу утром. «Живая котлета».

Живая котлета-Томас. Фотография любезно предоставлена хозяйкой, Н. Ф. Метлиной.

«Живую котлету» всем всегда хотелось погладить. Тихий и очень спокойный кот. Дошел до дома. Вижу, кот пасется у подъезда. Хочу погладить, но тот, только увидел меня, подскочил и бежать. И откуда у толстяка такая прыть взялась? Только тут я вспомнил, что час назад причастился. Люди думают, что все это (причастие Христовых тайн) просто так, особой роли не играет, но животное на расстоянии опалило огнем и оно от ужаса на снежную горку запрыгнуло.

Голуби и Пасха. Кажется, на Пасху 2006 года в Никольском кафедральном соборе города Мариуполя произошла следующая история. В целях пожарной безопасности в пасхальную ночь открывают боковые двери притворов. И вот, рассказал мне сторож храма Николай (Агабеков), голубь и голубка влетели в северные двери и уселись на верх массивной дверной коробки. Так они и просидели всю праздничную службу, а это пять часов, и улетели сразу после отпуста.

Трясогузка и Евангелие. Седьмого мая 2016 года пришлось ехать в Шую, хотелось причаститься. После службы по чину Светлой седмицы был крёстный ход. Ходим под: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…». Второе чтение евангелия от Иоанна, зачало 21 главы. Для незнающих: это рассказ о б Иисусе на берегу моря уже после Воскресения. Он спрашивает учеников, есть ли у них что поесть? Те говорят: нет. Следует указание – закинуть сети по правую сторону. Итог – 153 больших рыбы. По тем временам целое состояние. Рыба стоила очень дорого.

Краем глазом засекаю – перед началом чтения на столб ограды садится трясогузка. И всё время, пока батюшка читал, она внимательно, не отвлекаясь, слушала отрывок из 21 главы. Как только хор пропел: «Слава Тебе Господи, слава Тебе» трясогузка улетела. Я думаю, это не было случайностью. Птица присутствовала при чтении одного из отрывков об умножении пищи, а именно лова рыб. Это было благословение, которое распространяется на всё живое, а не только людей. Последний случай и убедил меня оставить эти примеры в тексте.

Но ещё более многочисленны факты служения животных не Господу Богу, а тёмным силам. Можно бесконечно перечислять случаи переноса домашними животными (кошками, котами, прирученными воронами, значительно реже собаками) болезней, которые вызываются к жизни не природными условиями, а исключительно злобой людей, не понаслышке знакомых с чёрной магией.

Бесчисленны случаи, когда собаки внезапно набрасываются на ребёнка и загрызают его насмерть. Смерть астматика от нападения ос, которых ещё секунду назад не было и в помине. Смерть от укусов ядовитых змей, тарантулов, каракуртов, собак, лис, больных бешенством, которых в месте смерти людей никогда до этого не было.

Скажите после этого, что у животных и птиц нет ничего, кроме врождённых и приобретённых инстинктов.

Чудо с подносом (1995)

Монахи шуйского подворья не оставляли надежды постричь меня в монахи. И, чтобы их рук не было видно, гнали и гнали к отцу Науму (Байбородину) за «благословением». В одну из таких поездок решил осмотреться в той загородке, где «принимал» отец Наум. Сбоку от крытого навесом входа в его приёмную была ещё одна дверь.

Туда внезапно выстроилась приличная очередь. К моему удивлению, она спокойно и достаточно быстро убывала. Посетители входили к нему и довольные выходили. Это принимал людей схиархимандрит Георгий (сейчас на покое).

Отец Георгий не гонял приезжих от двери к двери, как это было заведено у его коллеги. Так отец Наум «воцерковлял» несчастных, наказывая их за то, что не идут на службу, а месяцами толкутся под его дверью. Ему помогала в этом настоящая блаженная. Звали её Лидочка. Одноглазую старуху ненавидели сидельцы Наума. Звали её «злой старухой».

– Вон, смотри! Опять эта дура людей верёвкой обвязывает. Натянет её и говорит всем: здесь ходить нельзя! – жаловалась одна женщина другой.

Прошло месяцев семь. Я окончательно развалился от язвенной болезни с гнойным пиелонефритом и едва стоял на ногах от 38-градусной температуры. Но это нисколько не волновало моего духовника отца Савватия (Перепёлкина). Он упорно гнал меня в энный раз к отцу Науму за благословением на постриг. Заняв под отпускные деньги на билет, поехал в лавру преподобного Сергия.

Но и на этот раз всё было по-старому. После службы, которую возглавил Святейший, отец Наум меня не принял, а приём был. Найдя лавку поудобнее, лёг на неё и до вечерней больше не вставал, хотя служки упорно пытались поднять меня и выставить за ограду приёмной отца Наума.

На вечерней мировал отец Георгий. Понимая, что завтра мне надо быть на работе, прошу у него благословение в дорогу.

Кисточка батюшки Георгия застывает в руке.

– Деточка, останьтесь, – ответил мне старенький архимандрит.

– Не могу батюшка, – и объясняю, в чём дело.

А дело проще простого: нищего и больного учителя погнали в лавру, а у того нет денег даже на билет и корку чёрствого хлеба.

– Благословите в дорогу, я на ногах не могу стоять.

Смотрю, на глазах батюшки выступили слёзы. Он благословляет меня уезжать из сказочной благодати лавры преподобного Сергия.

Приехал на вокзал города Александрова. Понедельник, но билетов до Иваново нет и в помине. Занял очередь и стал ждать поезда.

Двенадцать ночи. Объявляют прибытие ивановского поезда. У окна кассы стоят два человека – я и опоздавший на «колхозник» дачник.

Из окна кассы раздаётся:

– Билетов на проходящий нет.

Ж/д станция Александров-1 в городе Александров Владимирской области. Именно здесь я и встречусь с Марьей Иакимовной на день Святого Духа 1994 года.

Осталось десять минут. Как стоял, так и стою. Мне утром на работу. Вдруг со стороны перрона открывается массивная входная дверь и к кассе быстрым шагом направляется мужчина. Не обращая на нас никого внимания, протягивает в кассу серебряный поднос. Поднос явно не с вокзального буфета города Александрова, а скорее из какого-то дворца.

На подносе лежат две, туго свёрнутые трубочки. Мертвенного вида инженер путей сообщения говорит кассиру:

– Два билета в плацкартный вагон до Иванова.

Меня как громом поразило. Ещё минуту назад никаких билетов не было вовсе. Я уставился на этого «инженера» с антикварным серебром в руках. Сталинский мундир с пуговицами и стоячим воротничком сороковых годов. Белые перчатки на руках. Фуражка с непонятной кокардой. Так только в кино одеваются, а не на русских замызганных станциях.

Но дальше пришлось совать в окошко кассы деньги за билет. Краем глаза отметил безукоризненную выправку подателя билетов. Лицо без особых примет, белое как мука, без малейших признаков жизни. Не на чем остановить взгляд или за что-нибудь зацепиться. Это видимость лица, а не лицо живого человека.

Пока я чухался, человек с подносом исчез за входной дверью. Расплатившись за билет, побежал вслед. Но на перроне никого не было. Он просто исчез. Ангел, посланный схиархимандритом Георгием.

Поезд сделал последний гудок. Я вошёл в вагон. Билет оказался настолько дешёвым, что мне хватило денег на завтрак в Иваново.

Впоследствии я очень жалел, что не поговорил с этим пастырем. Потратил год на бесполезные поездки к Науму, а благодать была рядом. Нужно было только сделать шаг в сторону от лжедуховников.

Блаженная Алипия Голосеевская (Авдеева)

В один из дней, не помню какого года (2005—2008), прихожанка нашего храма, Лидия, стала собирать автобус на поездку в Киев. Потом владыка эти поездки запретил (деньги проходили мимо епархиальной кассы).