– Х-х… – Густав, зажмурясь, повел рукой над столом; Дик левой рукой убрал кувшин с траектории движения, а правой сунул в руку поляку кружок колбасы. – Ч-ч… эт?!.

– Самогон местный. – Сержант поморщился. – Дрянь. Но горит. Андрей у нас эксперт.

– Андрэ, – подал голос до сих пор молчавший смуглый, – спой. О них. – И он мотнул головой в сторону портретов, а сам уставился в стол.

Гитарист кивнул. Ударил по струнам не в лад, поморщился. Подобрал лады и…

…В лагере Джек часто слышал песни, которые пели сержанты-ветераны. Не имевшие автора, иногда не очень складные, они рассказывали о боях, дружбе, врагах, военном быте и многом другом, о чем еще полгода назад Джек знал только в очень романтизированном варианте…

Слышатся в песне отзвуки стали,Вскинуты руки в римском салюте…Чтоб ваши дети не голодали,Чтоб ваши деды жили в уюте!..[14]

…Двое смотрели со снимков. Светловолосый парень постарше Джека, решительный и энергичный даже на фото. И – темноволосый мальчишка, улыбающийся во весь рот. Кнут и Радко.

«Они отрезали голову Радко», – вспомнил Джек слова гитариста. Посмотрел на снимок улыбающегося мальчика и невольно передернул плечами от внезапного нервного озноба. Отрезали… Почему-то слово «отрезали» казалось страшнее слова «отрубили», например. Жутко было представлять себе сказанное. И жуть усиливалась при виде снимка, на котором был живой мальчишка.

– Страшно?

Вопрос Дика застал Джека врасплох, и он уже хотел со всем возможным гонором бросить: «Да ну еще!» – как этого требовали правила хорошего тона… но вместо этого честно сказал:

– Страшно. Это Радко и Кнут?

– Они… Кнута срезал снайпер. Там… в холмах. А Радко подстрелили в головном дозоре. Пока мы подбежали…

– Значит, ему уже мертвому это… голову?

В словах Джека прозвучало такое откровенное облегчение, что Дик грустно улыбнулся:

– Мертвому. Радко через два месяца должно было исполниться шестнадцать, он документы подделал, когда сбежал из дому… Только они и живым головы отрезают. Привяжут крестом к кольям и – пилкой. – Он провел рукой по воздуху. – На себе не показывают такое… Так что сразу запомни: в плен сдаваться нельзя. Лучше самому… Я пару раз видел наших пленных… потом. И один раз слышал. Хорошо было слышно… – лицо Дика вздрогнуло. – Вас на охоту водили?

– Да, – кивнул Джек. Их в самом деле водили на охоту, заставляли убивать, потрошить, разделывать мутантов – крыс в основном. Под Лондоном, например, этого добра было все еще полно… Тех, кто не мог себя переломить, отчисляли молниеносно и молча.

– Вот и запомни: против нас звери. Только двуногие… Ладно, хватит об этом, еще сам насмотришься. Давай лучше я тебе наших по-тихому представлю… Сержант – наш командир Иоганн Херст, он из швейцарских гор, воюет уже давно. Девчонка, которая трезвая, – Елена Золотова, русская, казачка. Она капрал, заместитель командира отделения…

– Она?!

– Что, удивился? Правильно. Странно, но факт, так что зря этот поляк на нее так наезжал… Смуглый, который почти все время молчит, – мой помощник, Жозеф Вилье с Бельгийских островов. Они с Кнутом очень дружили… Та, которая раскисла совсем, – наш снайпер, литовка, Анна Гедрайте, девчонка Кнута. Этот кудрявый – Ласло Феркеши, венгр…

– А почему ты его назвал этнографическим недоразумением?

– Да потому, что венгры и до войны были этнографическим недоразумением, у них ни единого родственного народа в Европе… Ну вот, он пулеметчик «печенега»[15]. Тебе с ним ходить и таскать сменный ствол и запаску.

Джек внимательно посмотрел на венгра. Мнение о нем у англичанина сложилось нейтральное. Обычный парень…

– Тот, с кем ты поцапался, Эрих Зильбер, он немец и плохо собой управляет, когда выпьет. Пулеметчик. И гитарист тоже пулеметчик, Андрей Устинов, он русский. Второй стрелок отделения, после Анны.

– А ты?

– Дик Мастерс из Новой Зеландии. Большой человек – гранатометчик. Глухарь.

– А, во-о-от ты откуда! – Джек улыбнулся. – А я-то про акцент думал… Ты рядовой?

– Капрал, – ответил Дик. – Я, Анна, Елена – капралы, Ласло, Эрих, Андрей – лансы. Рядовой только Жозеф… ну и вы теперь[16].

– А ты давно воюешь?

– Почти год… Был в отпуске, это святое… Странно сейчас дома. – Дик коротким движением воткнул нож в доску стола. – Ты знаешь, наверное, нас тогда Австралия прикрыла, даже снега почти не было, и морозы так себе. Считай, дешево отделались… Приезжаешь, как с иной планеты! Все так… и не так. Я сам с фермы, Лайонхерт называется, мы сыр делаем – «Фэндэйл», знаменитый, может, ты ел даже… может, даже наш… Вот ходишь по городу – будто нигде никакой войны… и люди о чем-то странном говорят… Потом проходит, конечно, а сперва… – Он покрутил головой. – Иоганн – военный потомственный, Елена в станице работала, Жозеф – городская шпана, прямо скажем. Анна – спортсменка, биатлонистка, Ласло – прямо из школы, Эрих – боевик, Эндрю – тоже боевик, я вон – фермер… а думать тут начали одинаково… – Дик усмехнулся каким-то своим мыслям и вдруг спросил: – А ты кто?

– Ну… – Джек замялся. – Я тоже школьник. Из Донкастера. И… и все.

– Пока… Как думаешь, долго еще бандосов гонять будем?

– Наверное, недолго… – неуверенно отозвался Джек. – Ну, если в газетах…

– Пить-то не будешь? – Дик кивнул на стакан, стоявший перед англичанином.

Джек посмотрел на Густава. Поляк больше не пил, но стакан «коньяка три косточки» на него подействовал оглушающе. Он сидел с блаженной улыбкой и ощущал себя, кажется, на вершине блаженства.

– Беда с этими восточниками, – тихо сказал Дик. – Воюют хорошо. Но зашибают… – Он прикрыл глаза и покачал головой. – А по-моему, кончать с этим надо. Со спиртным. Вообще кончать.

– А ты что, не пьешь? Разве ром не выдают?

– Так это к кофе. Утром увидишь… Его почти все пьют… Так, значит, пить не будешь? Тогда ты лучше койку займи. Вон та свободна… и вон та. Завтра утром может времени не оказаться.

– А что?

– Да-а… Слухи ходят, что в холмы опять пойдем.

– Сразу? – вырвалось у Джека.

Дик мягко улыбнулся:

– А как же? Учебы тут не будет. Тут – война… Ну, хочешь – сиди, ешь, а хочешь – раскладывайся, хочешь – вообще спать ложись, тут просто.

С этим, судя по всему, тут и правда было просто. Не как в учебке, где Джек начисто отвык от мысли, что можно ложиться и вставать не по свистку и горну. И, поразмыслив, Джек решил-таки устроиться на своем новом месте. Фактически вот он – его дом. Эта мысль показалась чудно́й – блиндаж ничуть не напоминал его комнату.

Личных вещей у Джека практически не было. С девушкой он расплевался еще до того, как записался в Роты, так что особых напоминаний об Англии не осталось. Поразмыслив, он выбрал верхнюю койку: на втором ярусе он никогда не спал, и это показалось интересным.

Распихав на места вещи, оружие, снаряжение, англичанин стащил сапоги, разделся и запрыгнул наверх. Обратил внимание, что напротив укладывается на нижнюю та русская. Хелен, Елена? Кажется, так. Складывая куртку, она дружелюбно кивнула англичанину.

От белья и одеяла пахло стерильностью. Уже привычный запах, прочно ассоциирующийся с армией. Удобней устроившись щекой на подушке, Джек закрыл глаза и глубоко вздохнул, как бы примиряясь с тем, что теперь он часть этого всего, что вокруг.

Навалилась усталость – мягкая, плотная, словно вобравшая в себя весь длинный, полный впечатлений день. И уже сквозь наплывающий почти зримыми волнами сон он еще услышал, как за столом запели новую песню:

Тяжелым басом ревет фугас,Растаял фонтан огня…А Боб Кеннеди пустился в пляс:«Какое мне делодо всех до вас,А вам – до меня?!»3

Пробуждение совершенно не напоминало пробуждение в учебном лагере. Никто не орал: «Р-рота-а… па-адъем!» – никто не гремел, не грохотал, не метался, натыкаясь на людей и оттаптывая ноги. Ну, во-первых, день начался с того, что кто-то настойчиво потряс Джека за плечо и он услышал негромкий голос:

– Англичанин. Джек. Поднимайся, поднимайся.

Он ошалело соскочил вниз, отбив пятки и едва не свалив будившего – это был Дик, уже одетый в форму. Обувавший внизу сапоги и одновременно пивший пиво из банки Эрих отшатнулся и весело, ничуть не похоже на себя вчерашнего, сказал:

– Вот так и гибнут в мирной обстановке. Прыгнет такой на шею – и кранты.

– Ты не болтай, а допивай, – приказал Иоганн, сидевший на столе. Он проверял дробовик – полуавтоматическую «сайгу» десятого калибра[17] с двадцатизарядным могучим барабаном. – Гоните девчонок из умывалки!

Вход в умывалку оказался в том же самом коридорчике. Там было два рожка и полочка, а вода стекала куда-то вниз. Джек страшно спешил, и Ласло, оказавшийся рядом, сказал:

– Не гони, что ты? Еще есть время.

Обнаружилось, что у него еще один ожог в четверть спины, а третий – снаружи на правом бедре. Джек не мог заставить себя сразу отвести взгляд от этих пятен, и Ласло спокойно пояснил:

– Фосфор. Попал под разрыв… Так ты у меня вторым номером?

– Наверное, – неуверенно сказал Джек. – Мы что, все-таки идем?

– Идем, весь наш взвод идет…

– …Магазины не снаряжены? – спросила русская новичков, ловко закрепляя на разгрузочном жилете открытую кобуру с пистолетом – 14-зарядным «браунингом хай пауэр» калибра 10 миллиметров. – Берите в ящике под столом, это дежурные… Жозеф, возьми упаковку к «двушке»[18].

Полное снаряжение Джек носил много раз. А уж оружие освоил – в том числе и это, русское, – еще до школы, что было в целом совершенно обычно для детей его времени даже в уже относительно «окультуренных» местностях. Но он все-таки очень удивился, увидев хорошо знакомый длиннолезвийный тесак – русский «бобр». Он-то считал эту штуку просто причудой командования лагеря для утяжеления снаряжения. Мало верилось, что сейчас пехотинцы ходят в рукопашную – не двадцать лет назад, в конце-то концов…

– Что смотришь, бери, – кивнул Дик, застегивая ремень. – Им можно дров нарубить, копать, тесать…

– …и драться, – с недоверчивой улыбкой сказал Джек. – У нас что, городская война кланов?

– К сожалению, придется им и драться, – не принял шутки Дик. – Иоганн, паек берем?

– На неделю, – коротко ответил сержант, закидывая дробовик за спину. – Капрал Золотова, раздать паек.

Коробки из серого прессованного картона были хорошо знакомы Джеку. Закрепив на рюкзаке сменный ствол к «печенегу» и перекинув на бедро запасную патронную коробку, англичанин поднялся на ноги, с удовлетворением ощутив, что нигде не тянет.

– Новогодние елочки, – буркнул Дик. – Лоун стар будет?

– А как же… Становись! – выпалил Иоганн.

Ласло быстро указал место справа от себя, рядом с Эриком, придерживавшим на бедре свой РПД[19]. Отделение подравнялось. Иоганн скользнул взглядом по лицам и кивнул:

– Так. Прыгнули.

Этот трюк новички знали, и ни единая деталь не брякнула, когда они сделали несколько прыжков на месте. Джек посмотрел вправо-влево, как всегда, не узнавая вроде бы знакомых людей в полном снаряжении. Роты снаряжались «с миру по нитке» обеими Империями, которые давали для них все самое лучшее – от человеческого материала до сапог особого образца. И солдат в полном снаряжении напоминал скорее боевую машину из фантастической книжки. Совсем недавно по экранам Земли «с шумом и громом» прошел фильм «Оруженосцы Справедливости», Джек его смотрел и, как и почти все его ровесники, попал под впечатление ленты сразу…

Война шла. И никто не знал, что войне не суждено будет кончиться, что она войдет в плоть и кровь этих ребят и никогда уже не оставит их в покое. А само слово «покой» превратится в проклятье, ругательство…

– …Отделение – смирно! Равнение – на середину! – резко рубил Иоганн. И, вскинув ладонь к каске, сделал шаг навстречу спускавшемуся в блиндаж офицеру в полевой форме.

Так Джек увидел впервые командира пятого штурмового взвода лейтенанта Фишера. И окаменел.

Наверное, лейтенант был молод. Даже скорее всего – молод, офицеры Рот чаще всего немногим старше солдат. Но сейчас невозможно было сказать точно, сколько ему лет. На фиолетово-буром лице, состоящем словно бы из узлов, видны три щели – серые глаза и безгубый рот, словно прорезанный лезвием.

Вскинув руку, Фишер сказал ровным, поставленным навсегда командирским голосом:

– Слава Солнцу… Вольно.

– Отделение – вольно! – Поворачиваясь, Иоганн бросил руку вниз, пошел за спиной лейтенанта, медленно шагавшего вдоль строя.

Перед Густавом Фишер остановился. Не поворачиваясь, спросил:

– Почему не по форме, сержант?

– Это новичок, товарищ лейтенант. Прибыл вместе с еще одним вчера вечером.

– Ясно. Прошу прощения, солдат. – Лейтенант сунул руку в нарукавный карман, достал что-то. – Представьтесь.

– Рядовой – гранатометчик Густав Дембовский, Русская Империя!

– Ну что же, Густав. Это, – он взялся за рукав с эмблемой, – славная эмблема наших войск, и носить ее – большая честь. Но есть еще и эмблема роты «Волгоград». Носи ее, помня о тех, кто погиб, не уронив славы роты.

Поляк оказался неожиданно сентиментальным. Обеими руками он поднес вещь, поданную лейтенантом, к губам.

– Клянусь.

Фишер пошел дальше. На миг замер перед Ласло, вроде бы сощурил глаза, они малость потеплели… Потом шагнул – и застыл перед Джеком, рассматривая его в упор. Жутковато, если честно, было смотреть на это почти нечеловеческое лицо. Джек подсознательно ждал запаха паленого мяса.

– Тоже новичок?

– Рядовой – второй номер «печенега» Джек Брейди, Англосаксонская Империя!

– М-м-м? Я тоже англосакс… Бери нашу эмблему, земляк. И носи с честью.

На руке лейтенанта – на безымянном пальце – Джек увидел тяжелый стальной перстень, рунированный лигатурой «сигел-этэль»[20]. Фишер был хускерлом «Фирда» и, значит, совершенно точно – дворянином! А то, что он протягивал, оказалось треугольным черным шевроном с золотой фигурой – женщина рвалась вперед, воздевая над головой длинный прямой меч.

– Пришьешь на первом же привале, – тихо шепнул Ласло.

Фишер, между тем, закончив обход, кивнул швейцарцу:

– Командуйте, сержант, – и вышел из блиндажа.

– Построение снаружи – разойдись! – выкрикнул Иоганн, делая отмашку рукой к двери…

…Сейчас, днем, Джек мог оценить позиции. Плотность обороны десятой была невелика – два взвода на километр, но это вполне искупалось технической насыщенностью обороны, усиленной минными полями. Слева и справа от бетонированных траншей с ячейками для тяжелого оружия и дотами лежала санированная зона, выбитая до гладкости того же бетона и перерезанная ходами сообщения – от жилых блиндажей и складов к обороне. На плацу под алым флагом Рот стояло уже первое отделение. Настроение, кажется, у них было неплохое – Джек уловил «хвост» разговора:

– «…Открывай, говорить будем!» – «А вас там сколько?» – «Трое…» – «Вот и болтайте, вам что, троих мало?» – И хохот в десять глоток.

– Второе зенки протерло! – раздался боевой клич. Все разом повернулись к подходившим:

– Свинство это, ребята, водку жрать по-крысячьи…

– У них в рюкзаках пиво есть, это точно…

– Угу, а лагерем встанут отдельно, чтобы не делиться…

– Смотрите, смотрите, братцы, по-пол-не-ни-е!

– Ага, это они ночью атаку красных отбивали…

– А я слышал – просто фонариком светили, толчок искали…

– Кто бы это говорил! – спокойно, но с каким-то коварством ответил русский-гитарист. – Вовка, ты что, позабыл, как месяц назад всю ночь оборону в сортире держал? Бандосы когда вокруг ползали? Маленькие такие, серенькие… Ящерицы называются. А ты, Штефко? Кто мне сапоги облевал, когда дерьмо за кишки принял, не подумал, что они из разных мест вообще-то вываливаются?!

Хохот стал всеобщим. Под его прикрытием к строю присоединились 3-е ударное отделение и отделение огневой поддержки, на которые тут же тем не менее посыпались не всегда безобидные подначки. Джек старался запомнить товарищей по взводу, но новые лица путались, смешивались… Ничего, со временем впечатаются в память не хуже штампов на бланках… Переступив с ноги на ногу, англичанин спросил у Ласло:

– А где лейтенант так обгорел?

– Фосфор, – коротко ответил венгр.

А Эрих справа тихо добавил:

– Ласло его из-под разрыва и вытащил.

Венгр поморщился:

– Да ладно… Вечно ты, Эрих…

– Баф стик![21] – резкий, почти злой выкрик заставил всех вздрогнуть. Лейтенант, широко шагая, приближался к строю. На плече его качалась крупнокалиберная – 7-го охотничьего[22] – «сайга» с плоским магазином.

Темноволосый сержант из первого отделения четко скомандовал:

– Взвод – смирно! – отчеканив шаги навстречу командиру, отдал честь: – Товарищ лейтенант…

– Вольно.

– Взвод – вольно! – повернувшись, скомандовал сержант.

– В строй.

– Есть! – Сержант вернулся на место.

– Задача обычная, – лейтенант начал без предисловия, встал перед строем, передвинул «сайгу» на грудь и скрестил на ней руки в перчатках без пальцев и панцирных брассардах[23]. – Недельное патрулирование. Глубина – двадцать километров. Командирам отделений – последняя проверка готовности. – Словно бы потеряв интерес к происходящему, он вынул из РЖ[24] «уоки-токи»[25] и с кем-то связался.

– Третье ударное готово! – почти сразу крикнул огненно-рыжий крепыш, пробежав вдоль строя.

– У него всегда все готово, – буркнул Эрих.

Анна поддержала немца:

– Он своих погубит, этим кончится… Эй, ты снаряжение проверяешь или меня зажимаешь?

– Пытаюсь заставить тебя заткнуться, – тихо сказал Иоганн. – Не новичок, так чего каркаешь?

– Каркай не каркай…

– Первое отделение готово! – доложил темноволосый. Джек внутренне напрягся, но Иоганн совершенно невозмутимо, ничуть не увеличив темп, продолжал проверку. Фишер сам занялся «огневиками».

– Второе ударное готово! – отрапортовал Иоганн. И подмигнул своим. Фишер кивнул. Очевидно было, что вся эта процедура лишь проформа…

– По машинам! – выкрикнул лейтенант. Команда удивила, но, повернувшись, Джек увидел четыре «элефанта»[26], подошедшие к блиндажам. – На броню!

– По машинам! На броню!

Дело было знакомым до мелочей. Сколько раз он вот так репетировал посадку-высадку на самом разном – от такой редкости-экзотики, как самолет, до легких джипов! Иоганн оседлал пушки. Елена и Анна устроились по обе стороны башни, подняв стволы к небу. Эрих и Андрей, повернув пулеметы влево-вправо, уселись на корме, остальные расположились по бортам.

– Мазл![27] – гаркнул Фишер с головной.

БМП, рявкая, качнулись синхронно на гусеницах, выбрасывая призрачные, быстро рассеивающиеся облака газа, пошли за головной с установленным интервалом.

Беспричинно хорошее настроение охватило Джека. Денек был хороший, не холодный, безветренный, нет-нет да и проглядывало в сплошном сизом пологе стремительно бегущих туч солнце – в вышине ветер не прекращался. На холмах зеленело – подсознательно привычная человеку зелень почти вытеснила вымороченную, противную рыжину мутировавших растений. Кругом были свои, и, кажется, у него уже появился по крайней мере один друг. Джек посмотрел в спину Дика, сидевшего впереди с «двушкой» на коленях, и новозеландец обернулся. Дружелюбно кивнул и улыбнулся, словно хотел спросить: «Что?» Джек улыбнулся в ответ и сказал:

– Вот мы едем… А снайперы? Те, что ночью?

– Днем они дальше в холмы уползают, – пояснил Дик. – Они не такие дураки, чтобы днем тут оставаться. У них есть мотоциклы, на каждом – водитель, пулеметчик и снайпер… А ночью возвращаются.

– А наши снайперы? Они тоже в холмы ползают?

– Больше лежат.

– А как же?.. – Джек указал на спину Анны.

– Она отделенный снайпер. А те – ротного подчинения, классом повыше.

– Лучше стреляют?

– Да нет, не в этом дело. Маскируются лучше, передвигаются… Их специально учат.

– Мы что же, будем за снайперами гоняться?

– Там всякого дерьма хватает… Смотри, пехотинцы из «Херлатинга»!

Навстречу шла колонна конфедеративных стрелков – так же обмундированных, только в беретах вместо шлем-касок и с тульскими «АКМ», а не с «АК-103». Весьма оскорбительные выкрики и жесты так и посыпались с обеих сторон:

– А-а, пехота драпает с фронта!

– По бабам – шагом марш!

– Мотопехота – потому что шагать неохота!

– Опять зайцев стрелять поперлись!

– Гусеницы не спустили?!

– Гусеницы мы подкачаем, а вот у вас каблуки поспускают – тогда как?!

Ну и всякое такое… Могло показаться, что пехотинцы и штурмовики готовы перервать друг другу глотки. На деле это были всего лишь шутки, пусть и не всегда безобидные.

– А чего мы молча-то?! – крикнул вдруг Иоганн, когда машины разминулись с колонной пехоты. – Андрей, ты голос потерял?! Найди!

– Ему комар в рот спикировал! – бросил Эрих. – Вот интересно: столько полезного передохло, а комары все пережили…

– Спой, только что-нибудь… – Жозеф повертел в воздухе ладонью.

Джек приготовился услышать что-нибудь вроде вчерашнего, но, к его удивлению, песня была совсем другой.

Так он понял, что здесь забывают о погибших, помянув их. И больше не вспоминают. Это коробило…

Лишь позднее он поймет: так делают, чтобы не разорвалось сердце…

Растет камыш среди реки —Он зелен, прям и тонок.Я в жизни лучшие денькиПровел среди девчонок!..[28]

…Когда, со значением посматривая на краснеющих девушек, все хором закончили песню, Ласло выкрикнул:

– Эй, мы еще успеем спеть «Наши Боги»! Давай, Андрей!

– Послушай, – с непонятной улыбкой сказал Дик. – Ты ее скоро выучишь. На нескольких языках. И не только выучишь…

Он не договорил что-то – что-то очень важное.

Русский устроился удобнее, потом решительно перебрался на нос и встал там в рост, ловко держа равновесие и играя на гитаре. Так его было слышнее, и БМП перла вперед, словно украшенный странной носовой фигурой корабль, а Андрей пел – зло, ясно и громко:

Наши боги не распяты на кресте —В их десницах сжаты молот и копье!Мы идем по воскресающей Земле,И девиз наш это – «Каждому свое»!Не к лицу нам перед богом падать ниц,Пустобрех для нас – религий проповедник,Меч войны поет под крик зловещих птиц —Между богом и людьми он наш посредник!Мы несем на копьях ненависть и страх,Мы забыли белый свет из Брейдаблика,Блеском стали освещая путь во мрак,Мы идем – дружина страшного блицкрига!..

В колонне тут и там подхватили – так же зло и в то же время весело:

Блеском стали освещая путь во мрак,Мы идем – дружина страшного блицкрига!..

…Джек не сводил глаз с поющего Андрея. И чувствовал только одно: как напряглось все тело – в каком-то темном, страшном порыве. И вздрогнул, когда Дик вдруг громко сказал:

– Смотри! Вот они – холмы Крэйн!

Так Джек впервые увидел Крэйн. Десять тысяч квадратных километров холмов, названных в честь вождя переселенцев-англосаксов, прибывшего сюда, еще когда банды считали себя тут полновластными хозяевами.

Холмы шли гряда за грядой, одинаковые, как спины каких-то животных, безлесые, покатые. Кое-где белесо тускнели выходы камня. Примерно с середины холмов в низины спускались молодые рощицы, кое-где петляли речушки.

Холмы были красивы. Может быть, родившимся полвека назад они показались бы бедными и скучными, но Джек, не избалованный красотами природы, первым воспоминанием детства которого были заснеженные набережные, только-только начавшие расчищаться развалины и мертвые черные деревья, был восхищен. И вдруг – как варварский мазок кандинщины посреди великого полотна Мастера! – черные, выгоревшие коробки. Три… десять… пятнадцать… Джек сбился со счета. Вертолет, винтами вниз висящий на скалах. Еще один – лежащий в траншее, пропаханной своим собственным весом и скоростью при падении. Третий – переломленный пополам, как моделька, которые любит делать младший братишка Джека.

Не верилось, что тут могли быть бои. И все-таки они здесь были. Горелое железо говорило об этом красноречивее любых слов.

Фишер соскочил с головной машины, покачался на носках, осмотрелся. Джек напрягся, ожидая команды, но лейтенант, повернувшись корпусом, махнул рукой:

– Хватит броню греть. Слезайте.

– Ничего себе, – удивленно сказал Густав, спрыгивая.

Джек передвинул автомат под руку и огляделся. До первых холмов было метров пятьдесят, не больше, и позади ревели, удаляясь, движки БМП. В холмах им нечего делать.

Сорок человек остались на нейтральной полосе.

– Первое отделение – налево, второе – направо, расстояние обычное, – распорядился Фишер. Иоганн сказал:

– Товарищ лейтенант, у меня двое новичков…

– Выполняйте, Херст.

– Да, товарищ лейтенант. За мной, быстро. – Швейцарец добавил что-то по-своему и подбросил «сайгу» стволом на плечо.

<1 2 3 4...6 >

На страницу:

Перейти

2 из 6