Любовь и война. Великая сага. Книга 2

– А у тебя с контрактами по артиллерийской части так же?

– Нет. Я подробно расспрашиваю по меньшей мере одного возможного поставщика в день и вижу шарлатанов уже после нескольких вопросов. А Рипли сейчас в такой панике, что вообще ни о чем не думает.

По долгу службы Джорджу часто приходилось бывать в вашингтонском арсенале на Гринлиф-Пойнт, илистой отмели у слияния Потомака и Анакостии к югу от центра города. Там, аккуратно расставленные под деревьями между старыми зданиями, стояли пушки всевозможных видов и размеров. Как-то, обходя склады в поисках нужных боеприпасов, Джордж наткнулся на необычный одноствольный пулемет весьма оригинальной конструкции. Рукоятка в нем находилась сбоку, а бункер для подачи патронов – сверху; сам пулемет был установлен на колесном лафете. Джордж спросил коменданта арсенала полковника Рэмси, что это за оружие.

– Его привезли в начале года трое изобретателей. Официально в нашей картотеке оно числится как скорострельное оружие калибра 0,58. Президент окрестил его кофемолкой. Стреляет быстро, заряды в патронники поступают вот отсюда, сверху, за счет собственного веса. Начальные испытания прошли успешно, и мистеру Линкольну пулемет понравился. Я слышал, что он лично отправил вашему начальнику докладную записку с просьбой рассмотреть вопрос о внедрении нового оружия в производство. – С этими словами Рэмси многозначительно посмотрел Джорджу в глаза.

– И каков результат?

– А никакого результата.

– Еще испытания проводились?

– Нет, насколько я знаю.

– Почему? – Джордж уже догадывался, какой услышит ответ, и комендант тут же подтвердил это, весьма похоже изобразив тон новоиспеченного бригадного генерала:

– Мало времени.

Рассказывая о пулемете Констанции, Джордж не мог скрыть горечи:

– Такое многообещающее оружие ржавеет на складе, а мы тратим время на всяких горе-изобретателей с их безумными идеями. – У него были все основания так возмущаться – уж слишком часто приходилось отвлекаться от работы, чтобы посмотреть на очередной чертеж очередного «гениального автора».

В один из дней августа, когда Джордж уже опаздывал на испытания мортиры в арсенале, Менадье настоял на том, чтобы он поговорил с кузеном какого-то конгрессмена из Айовы, который хотел продать кирасы. Правда, образец до сих пор был в пути – застрял где-то при пересылке.

– Но он будет здесь завтра, – заверил Джорджа айовец. – Я точно знаю, что он произведет на вас впечатление, генерал.

– Майор.

– Да, ваше превосходительство. Майор.

– Расскажите о вашей кирасе! – рявкнул Джордж.

– Ее пластины сделаны из самой лучшей вороненой стали и способны защитить от любой пули, выпущенной из плечевого оружия или револьвера.

– О, так вы металлург! – Улыбаясь кошачьей улыбкой, Джордж пригладил усы. – Рад это слышать. Мы с вами коллеги. Расскажите мне о своем заводе в Айове.

– Ну, гене… майор… вообще-то, образец… сделал один поставщик из Дубьюка… А я… – Он нервно сглотнул. – Я по профессии шляпник.

– Шляпник! – закипая от ярости, повторил Джордж. – Ясно.

– Но образец изготовлен по моим чертежам и, уверяю вас, с соблюдением всех технологий. Кираса действительно такая, как я описал. Достаточно одного испытания, чтобы это доказать.

У Джорджа появилось ощущение, что он слышит это уже в сотый раз. Продавцы доспехов в эти дни ходили в управление толпами.

– Не пожелаете ли вы задержаться в Вашингтоне, пока я не организую испытания? – с безупречной учтивостью спросил он.

– Да, я могу, – просиял ободренный шляпник, – если перспективы для контракта будут благоприятными.

– И разумеется, – как ни в чем не бывало продолжал Джордж, – поскольку уж вы так уверены в надежности своего изобретения, я полагаю, вы с удовольствием наденете его сами во время испытаний и позволите стрелку выпустить в вас несколько пуль, чтобы мы могли убедиться…

Но шляпник уже исчез вместе со своей шляпой и чертежами.

– Ужас, чем тебе приходится заниматься, Джордж, – сочувственно сказала ему Констанция тем вечером, но все-таки не смогла удержаться и тихонько хихикнула.

– Пустяки. Здесь, в Вашингтоне, я получил очень важный урок. В любой, самой безумной ситуации лучше всего помогает смех.

Однако от следующих дурных новостей, пришедших в управление, ему не помог даже смех. Запрет Кэмерона на иностранное оружие дал торговым агентам Конфедерации фору примерно в девяносто дней, за которые они успели перехватить все лучшее, что было в Британии и на континенте. Когда несколько образцов того, что еще осталось, наконец-то прибыло в Уиндер-билдинг, там мгновенно воцарилось уныние.

Уже почти в сумерках Джордж взял один образец и поехал в арсенал. Он выбрал капсюльную дульнозарядную винтовку калибра 0,54, принятую на вооружение австрийскими стрелковыми батальонами. Сделанная как копия винтовки Лоренца 1854 года, она была уродливой, очень громоздкой и стреляла с чудовищной отдачей. После того как Джордж выпустил из нее три пули по мишени, обычно используемой для артиллерии, – пять толстых свай, торчащих из Потомака на расстоянии десяти футов друг от друга, – плечо у него болело так, словно его лягнул мул.

Вскоре он услышал звук подъезжающего экипажа. Ему пришлось возвращаться с дальнего пирса, чтобы посмотреть, кто приехал. Какое-то время он не мог рассмотреть карету, потому что она ехала между деревьями рядом с федеральной каторжной тюрьмой, делившей территорию с арсеналом.

Наконец экипаж выехал на бледный свет розового неба и подкатил к началу пирса. Джордж узнал человека, который сидел на козлах, это был Уильям Стоддард, один из ближайших помощников Линкольна. Его кабинет был буквально завален образцами оружия, которые изобретатели присылали прямо президенту в надежде обойти Рипли.

Пока Стоддард привязывал лошадей, президент вышел из кареты с винтовкой в руках. В сумеречном свете он казался бледнее обычного, но, похоже, был в прекрасном настроении. Небрежно бросив на землю высокий черный цилиндр, он кивнул Джорджу, отдавшему ему честь.

– Добрый вечер, мистер президент.

– Добрый вечер, майор… прошу прощения, не знаю вашего имени.

– Я знаю, – сказал Стоддард. – Майор Джордж Хазард. Его брат Стэнли работает на мистера Кэмерона.

Линкольн моргнул и как будто слегка напрягся; это, по-видимому, должно было означать, что отношения Джорджа с одним из названных людей, а возможно, и с обоими, отнюдь не являются лучшей рекомендацией. Впрочем, тон у президента, когда он снова заговорил, был вполне дружелюбным.

– Обычно я люблю пострелять в парке министерства финансов, – доверительно сказал он, – хотя ночная полиция терпеть не может шума. Но сегодня туда нельзя, потому что там проходит бейсбольный матч. – Он всмотрелся в винтовку, которую держал Джордж. – Что это у вас?

– Одна из снайперских винтовок, которые мы можем купить у австрийского правительства, сэр.

– Хорошая?

– Я не большой знаток стрелкового оружия, сэр, но я бы сказал: не очень. Хотя, боюсь, это лучшее из того, что мы еще успеваем приобрести.

– Да, мистер Кэмерон не слишком-то торопится вступать в кадриль. А ведь мы могли бы купить и такие. – Линкольн поднял винтовку, которую сжимал своими длинными пальцами с заметно увеличенными суставами, так, словно она была не тяжелее перышка. – Но ваш начальник не интересуется оружием, которое заряжается с казны, и для него не важно, что перепуганные солдаты в гуще сражения вынуждены с большим трудом справляться с дульнозарядниками. Они могут вообще все перепутать и положить пулю раньше, чем насыплют порох. Или по ошибке зарядить два раза, и тогда при выстреле могут пострадать сами. Или плохо вбить пыж, и пуля полетит еле-еле…

Линкольн поджал губы и махнул свободной рукой, изображая жалкий полет пули. Джордж снова посмотрел на винтовку президента, но смог разглядеть лишь клеймо изготовителя на правой пластине затвора: «К. Шарпс».

– Еще я заметил, что слова «новый» и даже «недавний» у бригадного генерала не в большом почете, – с улыбкой продолжил Линкольн. – Однако мне доподлинно известно, что казнозарядные ружья появились еще во времена Генриха Восьмого, а потому никак не могут считаться новыми. Мне нравятся такие винтовки, и, видит Бог, наша армия должна их получить.

– Мы можем купить такое оружие в Европе прямо сейчас? – спросил Джорджа Стоддард.

– Я не думаю, что…

– Нет их там, – перебил его Линкольн – скорее с грустью, чем с раздражением, а потом вдруг совершенно огорошил Джорджа. – Именно поэтому я не так давно отправил туда своего человека с двумя миллионами долларов и полной свободой действий. Если Кэмерон и компания не желают этим заниматься, найдутся и другие пути.

Наступило неловкое молчание. Наконец Стоддард тихо кашлянул:

– Сэр, скоро совсем стемнеет…

– Стемнеет. Да. Прекрасное время – как раз для стрельбы.

– Прошу меня извинить, мистер президент. – Джордж боялся, что его голос прозвучал странно: от этих плохих новостей у него пересохло во рту.

– Разумеется, майор Хазард. Рад был познакомиться с вами именно здесь. Меня всегда восхищают люди, которые не перестают учиться. Я и сам стараюсь так жить.

Волоча австрийскую винтовку, Джордж пошел с пирса в сгущавшихся сумерках. Вскоре он уже ехал мимо ярко освещенной тюрьмы, прислушиваясь к звукам выстрелов на берегу. У него было такое чувство, будто его ударили по голове. Оказывается, «Кэмерон и компания» в куда большей опасности, чем он предполагал. А значит, и он сам, ведь он работал на них.

Стэнли доставило огромное удовольствие отвергнуть предложение, подготовленное его братом. Из того долгого мучительного перехода от Манассаса до Вашингтона он почти ничего не помнил. Он забыл, как плакал на обочине, хотя Изабель уже не раз освежила его память, зато хорошо запомнил, как Джордж кричал на него, как дергал за плечо, будто он какой-то черномазый с плантации. И если он и раньше старался пренебрегать работой Джорджа или всячески затруднять ее, то теперь у него для таких проволочек стало на одну причину больше.

В последнее время его сильно беспокоило собственное положение. Он был ставленником Кэмерона, а слухи уверяли, что звезда его благодетеля вот-вот закатится. Впрочем, в министерстве как будто ничего не менялось. Несколько дней министр отсутствовал, оплакивая своего погибшего брата, но потом все пошло как обычно.

И все-таки влиятельные конгрессмены все чаще начали задавать неудобные вопросы – в личных беседах, в письмах и через прессу. Всех интересовало, как военное министерство заключает контракты на поставку. То, что Линкольн отправил в Европу своего человека для закупки оружия, говорило по меньшей мере о недостаточном доверии президента методам Кэмерона. Жалобы на нехватку обмундирования, стрелкового оружия и боеприпасов нескончаемым потоком текли из всех тренировочных лагерей. И все более открыто Кэмерона обвиняли в халатности и в том, что по его вине новая армия, которую Малыш Макклеллан пытается сделать сильной и по-настоящему боеспособной, не получает и половины того, что требуется.

Кроме обуви, мог бы уточнить Стэнли не без самодовольства. Пеннифорд производил ее в оговоренном количестве и точно по графику. Прогноз прибыли к концу года ошеломил Стэнли и порадовал Изабель, которая заявила, что знала об этом с самого начала.

К сожалению, личные успехи не могли помочь Стэнли пережить назревающий кризис в министерстве. Письменные и устные требования о предоставлении информации становились все более жесткими. «Возмутительная нехватка всего», «Неточности в отчетах» — кричали газетные заголовки. Если какое-то нарушение якобы имело место, Кэмерон ничего не отрицал. Но и не признавал. Однажды Стэнли подслушал, как двое служащих обсуждали его приемы.

– Сегодня утром пришло еще одно злобное письмо. На этот раз из министерства финансов. Остается только восхищаться, как босс с этим управляется. Молчит как каменная стена… прямо как тот безумный Джексон у Булл-Рана.

– Я думал, сражение было у Манассаса, – сказал другой служащий.

– Так говорят мятежники. А по-нашему, это Булл-Ран.

Второй застонал:

– Если они начнут называть сражения по населенным пунктам, а мы – по речкам, то как, черт побери, школьники разберутся во всем этом лет через пятьдесят?

– Да не все ли равно? Меня больше волнует день сегодняшний. Даже наш босс не может вечно изображать каменную стену. Мой тебе совет – забирай свое жалованье и…

Тут он заметил Стэнли, остановившегося возле стола, где лежала толстая папка с контрактами, подтолкнул своего товарища, и они торопливо ушли.

Этот короткий разговор очень хорошо выражал то отчаяние, которое постепенно охватывало все министерство. Сомнительное положение Кэмерона уже перестало быть секретом для избранных. Ему явно грозили серьезные неприятности, а значит, и его приближенным тоже. Когда Стэнли вернулся к своему столу, он уже не мог думать ни о чем другом.

Нужно срочно сделать так, чтобы его имя больше не связывали с именем его старого наставника, решил он. Но что же придумать? Как назло, ничего в голову не приходило, и Стэнли решил посоветоваться с Изабель. Уж она-то точно знает, что делать.

Однако в тот вечер Изабель явно была не расположена что-либо обсуждать. Стэнли застал ее в отвратительном настроении с газетой в руках.

– Что тебя так расстроило, дорогая?

– Наша дражайшая родственница. Выслуживается перед теми самыми людьми, которых должны обхаживать мы.

– Ты имеешь в виду Стивенса? – (Изабель ответила энергичным кивком.) – И что же сделала наша Констанция?

– Снова взялась спасать ниггеров. Они с Кейт Чейз решили стать хозяйками на приеме в честь Мартина Делани.

Видя, что это имя ее мужу ни о чем не говорит, Изабель разъярилась еще больше:

– Стэнли, нельзя же быть таким дремучим! Делани – это черномазый доктор, а еще он написал роман, которым все зачитывались пару лет назад. «Блейк» – так он назывался. Теперь он повсюду разъезжает с лекциями в своих африканских балахонах.

Стэнли наконец вспомнил. Перед войной Делани пропагандировал идею создания нового африканского государства или штата, куда могли бы, по его мнению, эмигрировать американские негры. По замыслу Делани нужно было призывать чернокожих выращивать хлопок в Африке и тем самым разорить Юг.

Взяв у Изабель газету, Стэнли прочитал объявление о предстоящем приеме и частичный список гостей. В его влажных темных глазах отразился яркий свет газовых ламп, когда он осторожно сказал:

– Я знаю, ты терпеть не можешь цветных и тех, кто с ними носится. Но ты права – мы должны ускорить наше собственное, как ты выразилась, обхаживание важных людей, которые придут на этот прием, пусть даже они и аболиционисты. Саймон вот-вот пойдет ко дну. И если мы не будем осторожны, он и нас потянет за собой. Погубит нашу репутацию и перекроет поток денег с фабрики. – В голосе Стэнли слышалась необычная для него уверенность. – Мы должны что-то предпринять, и как можно скорее.

Глава 35

Над границей Александрии висела жаркая августовская дымка. Встав лагерем к северу от Сентервилла, легион ждал поступления нового вооружения, и в том числе винтовок Энфилда, за которые полковник заплатил из собственного кармана. Винтовки должны были прийти из Британии на каком-нибудь судне, которое сможет прорвать блокаду.

После потерь в Манассасе легион нуждался в преобразованиях. Командование всеми четырьмя кавалерийскими ротами принял Кэлбрайт Батлер, повышенный до звания майора. Первой реакцией Чарльза на новое назначение было невольное чувство обиды, хотя у него хватило ума не показывать это. Впрочем, обдумав все более спокойно, он решил, что выбор не такой уж и удивительный. Батлер был джентльменом и, кроме того, добровольцем, а значит, в отличие от Чарльза, не запятнал себя позором профессионализма. Не вредило ему и то, что он был женат на дочери губернатора.

Кроме того, Чарльз прекрасно понимал, что своими вечными требованиями к дисциплине и наказаниями за непослушание он отнюдь не добавляет себе сторонников. Хотя он и не обладал таким жестоким нравом, как многие выпускники Академии – взять хотя бы этого забияку Фила Шеридана, – но все же покрикивал весьма внушительно, вполне в духе Вест-Пойнта.

Да и черт с ним со всем. Он записался в армию для того, чтобы выиграть войну, а не для того, чтобы получать чины. Батлер был отличным кавалеристом и прирожденным офицером, он вел за собой людей самым верным способом – личным примером. Чарльз поздравил своего нового командира с неподдельной искренностью.

– Очень благородно с вашей стороны, – сказал майор. – Но если уж говорить об опыте, то вы заслуживаете этой должности больше, чем я. – Батлер улыбнулся. – Вот что я вам скажу, Чарльз. Раз уж на меня теперь свалилась вся эта новая ответственность и к тому же я безнадежно женат, в Ричмонд должны непременно поехать вы, чтобы представлять меня на этом балу. Можете взять с собой Пелла, если хотите.

Уговаривать Чарльза не пришлось, и он с радостью принял приглашение. Времени до отъезда оставалось мало. Первым делом он привел в порядок мундир и поспешил закончить кое-какие неотложные дела. Иногда ему казалось, что его обязанности больше напоминают отцовские, чем командирские. К вечернему построению все удалось закончить. В этот день полковник официально принимал новенькое знамя полка, сшитое дамами дома. Алое шелковое полотнище украшал венок из пальмовых листьев и два вышитых слова: «Легион Хэмптона».

Как только Чарльз занялся последними приготовлениями для поездки в Ричмонд, пришел его солдат Нельсон Джервейс, получивший длинное письмо от девушки из своего родного Рок-Хилла.

– Целых три года я ухаживал за мисс Салли Миллз, капитан, – неловко переступая с ноги на ногу и потрясая письмом в воздухе, сокрушался девятнадцатилетний фермер. – Как я только не старался, и все без толку. Теперь она ни с того ни с сего заявляет… – он взмахнул рукой, и письмо снова зашуршало, – что, как только я завербовался, она вдруг опомнилась и поняла, как я ей нравлюсь. Говорит, что ждет предложения руки и сердца.

– Поздравляю, Джервейс. – Второпях Чарльз не заметил, что солдат выжидающе смотрит на него. – Правда, я не думаю, что в ближайшее время ты сможешь получить отпуск, но это не мешает тебе просить ее руки.

– Да, сэр, я так и хочу сделать.

– Тебе не нужно мое согласие.

– Мне нужна ваша помощь, сэр. Мисс Салли Миллз вон как хорошо пишет… – Лицо парня стало красным, как новый флаг. – А я-то не умею.

– Что, совсем?

– Совсем, сэр. – Последовала долгая пауза. – Да и читать тоже не умею. – Он неловко смял письмо. – Один из моих товарищей мне это прочитал. Ну, где Салли говорит, что любит меня и все такое…

Чарльз все понял и легонько постучал ладонью по столу:

– Ладно, оставь здесь, и как только вернусь из Ричмонда, я для тебя напишу письмо с предложением, а потом мы вместе подумаем и переделаем так, чтобы оно тебе понравилось.

– Спасибо, сэр! Вот уж спасибо так спасибо! У меня и слов нет, чтоб вас поблагодарить!

Рядовой вышел, а в душном вечернем воздухе еще какое-то время продолжало звучать его радостное бормотание. Чарльз улыбнулся и задул лампу, вдруг почувствовав себя немолодым человеком.

Ночная поездка в поезде Ориндж – Александрия казалась просто невыносимой из-за непредвиденных и необъяснимых остановок в пути. Чарльз дремал на жестком сиденье, изо всех сил стараясь не замечать попыток Амбруаза втянуть его в разговор. Друг очень расстраивался, что они ехали не в одном вагоне с Хэмптоном и другими старшими офицерами.

Когда поздним утром следующего дня они наконец приехали в Ричмонд, Чарльз чувствовал себя совершенно вымотанным и к тому же покрытым слоем сажи. Разместили их вместе с каким-то миссисипским подразделением, так что у него была возможность погрузиться сначала в горячую ванну, а потом найти себе соломенный тюфяк и немного вздремнуть. Однако от волнения сон никак не приходил.

Бальный зал отеля «Спотсвуд» сверкал галунами и бриллиантами; яркий свет ламп заливал длинные ряды конфедеративных флагов. Весь зал и примыкавшие к нему коридоры и небольшие гостиные были заполнены сотнями людей. Вскоре в дальнем конце танцевальной площадки Чарльз заметил свою кузину Эштон. Она и ее муж, похожий на бледного червяка, вертелись возле президента Дэвиса. Подходить к ним Чарльз не собирался.

Вокруг было множество молодых, нарядно одетых и очень красивых женщин; они весело смеялись и танцевали с офицерами, которых было в три раза больше, чем дам. Чарльз не спешил выбирать себе партнершу, ища глазами ту, ради которой сюда пришел. Однако ее нигде не было видно, и уже скоро он решил, что надеждам его не суждено сбыться. В конце концов, Фредериксберг находился за много миль отсюда.

Зато произошло нечто неожиданное. Какой-то коренастый первый лейтенант с уже довольно сильно отросшей бородой вдруг отошел от группы офицеров, обступивших Джо Джонстона, и бросился к Чарльзу, крепко обняв его:

– Бизон! Так и думал, что встречу тебя здесь!

– Фиц! Отлично выглядишь! Я слышал, ты в штабе генерала Джонстона?

Фицхью Ли, племянник Роберта Ли, был близким другом Чарльза в Вест-Пойнте и Техасе.

– Не так отлично, как ты, капитан, – последнее слово он подчеркнул насмешливым тоном.

– Вот только не надо дразнить меня этим, – рассмеялся Чарльз. – Я знаю, кто тут главнее. Вы – регулярная армия, а мы всего лишь подразделение штата.

– Уверен, ненадолго. Ну и ну! Вот и еще одна распрекрасная морда, которую ты должен узнать. И разумеется, в окружении восторженных дам – где же ему еще быть?

Чарльз посмотрел в ту сторону, куда указывал Фиц, и сердце его подпрыгнуло от радости при виде старого друга. Пышная рыжевато-коричневая борода, небрежно заткнутые за пояс перчатки, желтая роза в петлице – Стюарт был само обаяние. Его ярко-голубые глаза задорно сверкали, когда он говорил комплименты окружавшим его дамам.

Командир Первого Виргинского кавалерийского полка уже учился на последнем курсе, когда Чарльз только поступил. Они познакомились, когда в первый же день пребывания Чарльза в Академии Стюарт и еще несколько старших кадетов разыграли его, как часто поступали с неопытными новичками. Чарльз навсегда запомнил, как они тогда обрили ему половину головы, а потом сбежали и он был вынужден предстать в таком виде перед всем строем. Потом они подружились. Заметив их, Стюарт извинился перед разочарованными дамами и пошел к ним – и в эту минуту Чарльз увидел, как какой-то майор из Первого Виргинского пригласил на танец полногрудую блондинку в светло-голубом шелковом платье. Это была Августа.

Когда Стюарт подошел к ним, Чарльз увидел его сапоги с золотыми шпорами, о которых ходило столько слухов.

– Бизон Мэйн! Ну, теперь вечер удался!

Приветствие Чарльза было сдержанным и официальным.

– Полковник…

– Эй, брось… Ты не должен здороваться со старым цирюльником так сухо.

– Ладно, Красавчик. Рад тебя видеть. Вы с генералом Борегаром теперь настоящие герои.

– Еще бы! Я слышал, будто янки считают, что мы все ездим исключительно на черных жеребцах, изрыгающих огонь и серу. Отлично! Чем сильнее они будут бояться, тем быстрее мы их сметем. Идем, выпьем виски!

Все трое направились к бару, где чернокожий официант почтительно выполнил заказ. Стюарт не мог удержаться, чтобы немного не позлорадствовать.

– Слышал, вы пропустили ту заварушку? Да, не повезло. А как вам ваш командир? – Он кивнул на Хэмптона, который стоял поодаль и разговаривал с каким-то штатским; толпы почитательниц рядом с ним не было.

– Лучше не бывает.

– Но какой же из него кавалерист? Он же старый.

– Он великолепный наездник. Не хуже любого из нас.

Сияющая улыбка Стюарта ослабила возникшее на миг напряжение. Виски тоже помог. Вскоре они болтали о дяде Фица, который в пору их юности был суперинтендантом Вест-Пойнта, а теперь сражался с федералами на западе штата.

Взгляд Чарльза то и дело возвращался к Августе. Теперь она танцевала галоп, все с тем же майором, которого Чарльз про себя уже называл не иначе как напыщенным фатом.

– Хороша крошка, – внезапно сказал Фиц.

– Ты ее знаешь? – удивился Чарльз.

– Конечно. Богатая женщина. Ну то есть не то чтобы очень богатая… Покойный муж оставил ей кое-что. Ее родня по линии матери – Дунканы, одна из старейших семей на Раппаханноке. И одна из самых родовитых.

– Вот только дядя у нее предатель, – добавил Стюарт. – Продался северянам, этим любителям африканцев. Как и мой тесть.

– Однако ты назвал сына в честь старого Кука, – напомнил Фиц.

– По моему настоянию Флора поменяла имя мальчику. Теперь он не Филип, а Джеймс. Отныне и навсегда. – Улыбка Стюарта стала холодной, а огонь истовой веры в его глазах встревожил Чарльза.

Стюарт поспешил откланяться – его ждали и другие почитатели. Попрощались они вполне дружески, но у Чарльза осталось ощущение, что отныне их разделяют звания и положение в обществе и что они оба это поняли. Это ввергло его в состояние легкой грусти, которая только усилилась, когда оркестр снова заиграл и майор опять пригласил Августу на танец.