Любовь и война. Великая сага. Книга 2

– Похоже на какого-то дикого зверя, – сказала Мадлен, вздрагивая.

– Да, это крик пантеры. Вернее, подражание ему. Время от времени негры так пугают белых.

– Но ведь здесь нет никого, кому захотелось бы так…

Она замолчала и прижалась к мужу, снова вздрагивая всем телом.

Глава 30

В ту памятную ночь в Вашингтоне было неспокойно. Улицы города наполнились грохотом скрипучих подвод, глухим стуком копыт, звяканьем шпор и громкими песнями солдат, марширующих в сторону виргинских мостов. Был понедельник, пятнадцатое июля.

Весь день Джордж занимался тем, что пытался привести в порядок сотню личных дел – во всяком случае, ему казалось, что их очень много, – готовясь к приезду Констанции с детьми. В половине десятого он вошел в главный обеденный зал отеля «Уиллард». Брат, сидевший за одним из центральных столиков, помахал ему рукой.

Джордж чувствовал себя глупо в этой вычурной шляпе, украшенной, как и у всех офицеров генерального штаба, золоченым ремешком, еще одним дополнительным позументом, бронзовым орлом и черной кокардой. Саблю, которая полагалась ему по чину, он купил самую дешевую, какую только смог найти. Она была сделана из плохой стали с большим содержанием олова и годилась только для парадов, но Джорджа это вполне устраивало, так как носить ее постоянно он вовсе не собирался. Да и эту дурацкую шляпу тоже.

Ему вообще казалось странным вновь облачиться в военный мундир, а еще более странным – в это неспокойное время встречаться с родным братом в ресторане гостиницы.

– Бог ты мой, до чего ж ты элегантен! – воскликнул Билли, когда Джордж сел за стол. – И в звании меня обошел, как я вижу. Да, капитан?

– Так, давай не будем об этом, или я подам на тебя рапорт! – добродушно проворчал Джордж. Сидеть на стуле с пристегнутой к поясу саблей оказалось очень неудобно. – Я, может быть, в следующем месяце уже майором стану – там всех сразу повышают на два или три звания.

– И как тебе в артиллерийском управлении? Нравится?

– Нет.

– Тогда какого черта ты…

– Иногда приходится делать и то, что не нравится. Иначе бы меня там не было.

Он закурил сигару, отчего стоявший рядом в ожидании заказа официант зашелся в приступе кашля. Джордж начал громко перечислять блюда из меню, вдруг поймав себя на забавной мысли, что это напоминает ему сцену, когда старшекурсник-вестпойнтовец муштрует несчастного «плебея»[12]. Его никогда не влекла к себе военная служба, но привычки вернулись сразу же. Карандаш официанта забегал по листку бумаги.

– Я тоже возьму рубленую телятину, – сказал Билли.

Официант ушел, и братья стали понемногу потягивать виски.

– Знаешь, Джордж, не исключено, что ты вообще не успеешь ничего сделать в этом своем министерстве. Один бросок на Ричмонд – и все может закончиться. Макдауэлл выступает этой ночью.

– Нужно быть слепым и глухим, чтобы этого не заметить, – кивнул Джордж. – К тому же меня предупредил Стэнли. Мы обедали вместе сегодня днем.

Билли смутился:

– Может, нам нужно было пригласить его на ужин?

– Пожалуй, но я рад, что мы этого не сделали. К тому же Изабель вряд ли бы его отпустила.

– В записке ты сообщил, что Констанция приезжает утром. Ты уже нашел жилье?

– Прямо здесь. Номер люкс. Жутко дорого, но ничего другого подыскать не удалось.

– «Уиллард» сейчас забит под завязку. Как тебе вообще это удалось?

– Кэмерон постарался, уж не знаю, каким способом. Думаю, у министра есть свои рычаги. – Джордж выпустил облако дыма. – Ну а как твои дела? Так же хороши, как твой вид?

– Да, все отлично… если не считать того, что я ужасно скучаю по Бретт. У меня прекрасный командир. Может, правда, излишне религиозен, зато великолепный инженер.

– Что, постоянно говорит о Боге? Да, с такими надо быть поосторожнее. Хотя сейчас любые нужны. Я сегодня видел, как тренировались добровольцы.

– Что, очень плохо?

– Хуже некуда.

– И сколько человек Макдауэлл поведет в Виргинию?

– Я слышал, тридцать тысяч. – (Еще один клуб дыма.) – Завтра наверняка опубликуют точную цифру. Можно написать Старине Бори для подтверждения. Я слышал, он получает все местные газеты, каждый день, с курьерами.

Билли удивленно рассмеялся.

– Я никогда не был на настоящей войне, как ты, – сказал он, – но даже представить себе не мог, что война может быть такой, как сейчас.

– Не обманывай себя. Это никакая не война, это… даже не знаю, как назвать… Карнавал какой-то. Сборище ретивых дилетантов во главе с толпой политиков, которым почему-то верят все, и горстки профессионалов, которым не верит никто. Экспонат для Музея Барнума. Диковинный аттракцион, как и все там.

Официант принес два блюда с дымящимися паром жирными устрицами в молочном бульоне.

– Скажу тебе одну вещь, – добавил Джордж, отложив сигару и берясь за ложку. – Чтобы эта война поскорее кончилась, я бы вооружил всех негров, которые сейчас толпами бегут с Юга.

– Дать оружие беглым неграм?

Осуждение, написанное на лице брата, покоробило Джорджа.

– А почему нет? Думаю, солдаты из них получатся лучше, чем из некоторых белых джентльменов, которых я видел нынче на учениях.

– Но они не граждане. Дред Скотт уже говорил об этом.

– Правильно… если ты считаешь, что это решение верно. Я так не считаю. – Он слегка наклонился через стол. – Билли, отделение Юга – это только порох, который взорвался, чтобы началась эта война, а запал-то – в рабстве. Именно в нем корень всех бед. Разве можно запрещать черным сражаться за свою собственную свободу?

– Возможно, в политическом смысле ты и прав, но я знаю армию. Появление черных полков наверняка вызовет раздражение. И последствия могут быть самыми печальными.

– Ты хочешь сказать, что белые солдаты не будут доверять цветным?

– Не будут.

– И ты тоже?

– Да, – скрывая смущение за легким вызовом, сказал Билли. – Пусть я не прав, но я чувствую именно это.

– Тогда, пожалуй, нам лучше поговорить о чем-нибудь другом.

Они так и сделали и остальную часть вечера больше не затрагивали щекотливых тем. После ужина они вышли на Пенсильвания-авеню, как раз когда мимо проходил какой-то пехотный полк; солдаты шли не в ногу, винтовки с примкнутыми штыками держали как попало. Было совершенно непонятно, для кого барабанщики выбивают свой ритм, – с таким же успехом они могли играть хоть на луне.

– Береги себя, Билли, – тихо сказал Джордж. – Уже очень скоро начнется что-то серьезное… думаю, не позже чем через неделю.

– Со мной все будет в порядке. Я даже не уверен, что нашу роту вообще отправят в Ричмонд вместе со всеми.

– Почему все так уверены в том, что доберутся до Ричмонда? Люди здесь ведут себя так, словно армия конфедератов – сплошь дураки и щеголи. А я знаю нескольких вестпойнтовцев, которые перешли на сторону южан. Это лучшие офицеры. Что до рядовых, то южные парни привыкли к жизни на приволье, и это дает им большое преимущество. Так что не стоит недооценивать их. Прошу тебя, прислушайся к моему совету. И будь осторожен. Хотя бы ради Бретт.

– Буду, – пообещал Билли. – Мне очень жаль, что мы с тобой не сошлись насчет нигге… в другом вопросе.

Джордж протянул к нему руки. Они обнялись, и Билли ушел в темноту, вслед за поблескивающими иглами штыков и грохотом невидимых барабанов.

Констанция с детьми доехали благополучно. Они привезли целую гору багажа, в том числе ящик с продуктами и книги, которые Бретт собрала для Билли.

Патриция возбужденно щебетала о том, как она рада увидеть столицу и как ей не терпится поскорее пойти здесь в школу осенью. Ее брат, который был старше ровно на десять месяцев, разделял ее восторг только наполовину – при упоминании о школе он просто показал сестре язык прямо в холле отеля «Уиллард», за что тут же получил подзатыльник и выговор от матери.

Джордж заметил, что, возможно, к осени они уже все вернутся домой. Так или иначе, предстоящее сражение должно было что-то показать. За последние пару дней цены на наем экипажей или лошадей взлетели в несколько раз; сотни людей собирались ехать в Виргинию, чтобы лично понаблюдать за волнующими событиями с безопасного расстояния. И хотя Джордж знал, что такое война, не понаслышке, он тоже не устоял перед соблазном, и теперь в распоряжении семьи, если бы они захотели поехать, была прекрасная четырехместная коляска.

– Если бы я тебе сказал, сколько она стоила, ты бы, пожалуй, выгнала меня, – с улыбкой сказал он жене.

Когда в среду вечером, уставший после героических попыток разобраться в чудовищном беспорядке артиллерийского управления, Джордж вернулся в отель, необычно мрачная Констанция протянула ему визитную карточку.

– Кто-то принес, пока я ходила за покупками, – сказала она. – А я так надеялась, что нам не придется общаться со Стэнли и Изабель.

Джордж перевернул карточку и с унынием прочел написанное рукой Изабель приглашение на завтрашний ужин. Нахмурившись, он некоторое время молчал, глядя на короткую строчку, а потом со вздохом сказал:

– Давай сходим к ним один раз, чтобы с этим покончить. Иначе она так и будет забрасывать нас своими приглашениями, а мы будем страдать и бояться очередной записки, как визита к дантисту.

– Думаю, я смогу это выдержать, – обреченно ответила Констанция, – если ты сможешь, хотя мы оба знаем, что на самом деле скрывается за этой демонстрацией дружелюбия. Старина Саймон хочет, чтобы ты был доволен.

Джордж пожал плечами, признавая такую возможность, однако добавил:

– Не удивлюсь, что Изабель действительно хочет принять нас у себя.

– Джордж, ты шутишь!

– Нет, я вполне серьезно. Для нее это прекрасный повод показать себя. – Он задумчиво почесал подбородок. – Вот интересно, чем она будет хвастаться на этот раз?

Как оказалось, список был весьма длинным. На закуску подали сам арендованный особняк на Первой улице. Гостей заставили осматривать его добрых пятнадцать минут; Изабель то и дело обращала их внимание на обстановку разных комнат, при этом сочувственно приговаривая:

– Мне так жаль, что вам приходится ютиться в гостиничном номере. Нам просто несказанно повезло, что подвернулся этот дом и мы смогли уехать из «Националя», правда?

– О да, очень повезло! – с безупречной вежливостью ответила Констанция, мужественно сохраняя непроницаемую искренность улыбки. – И так мило, что вы нас пригласили, Изабель.

– Прошлое должно остаться в прошлом, особенно в такие времена, как теперь.

Изабель явно метила в Джорджа и своей цели все-таки достигла. Он вдруг ощутил усталость и раздражение, а парадная форма, в которой он чувствовал себе игрушечным солдатиком, стала казаться смешной и неуместной, тем более что рукоять этой дурацкой, положенной по уставу сабли то и дело ударяла его по поясу.

За ужином метание ножей продолжилось. Стэнли и Изабель пересыпа́ли разговор фамилиями важных персон, называя их по-свойски, как близких друзей: Чейз, Стивенс, Уэллс, генерал Макдауэлл и, конечно же, Кэмерон.

– Ты видел его доклад за прошлый месяц, Джордж?

– По должности мне не положено его видеть, Стэнли. Я о нем читал.

– И о том замечании насчет Академии?..

– Да. – Даже для того, чтобы просто подтвердить это, Джорджу понадобилось взять себя в руки.

– Хочешь знать дословно, что он там написал, дорогой? – проворковала Изабель, и Джордж явственно услышал, как захлопнулась воображаемая дверь ловушки. – Что мятеж – по крайней мере, в таких масштабах – был бы невозможен без предательства офицеров, получивших образование в Вест-Пойнте на деньги налогоплательщиков. А в конце еще добавил, что подобное вероломство напрямую связано с самим существованием в стране элитных учебных заведений, что, безусловно, является в корне ошибочной системой.

Элита. Деньги налогоплательщиков. Предательство. Он будто снова слышал галдеж той же толпы старьевщиков, только теперь она приобрела более респектабельный вид, прикрывшись красно-бело-синими знаменами.

– Вздор, – пробормотал он, хотя на язык просилось словцо покрепче.

– Позволь с тобой не согласиться, Джордж, – возразила Изабель. – То же мнение я слышала от жен многих конгрессменов и министров. Даже сам президент в своем послании ко Дню независимости высказался в этом же духе.

– Боюсь, твою Академию ждут не лучшие времена, – изображая мрачную серьезность, покачал головой Стэнли.

Джордж бросил на жену негодующий взгляд поверх супницы с черепаховым супом. Ее глаза сказали ему, что она очень хорошо понимает его мучения и разделяет их, но умоляет быть терпеливым.

Следующий клинок был брошен, когда слуги принесли блюда с жаренным на открытом огне кафельником и запеченной олениной.

– У нас есть и другие хорошие новости, – заявила Изабель с улыбкой. – Расскажи им о фабрике, Стэнли.

И Стэнли рассказал, как школьник, повторяющий вызубренный урок.

– Значит, армейская обувь? – спросил Джордж. – Полагаю, вы уже подписали контракт?

– Да, – сказала Изабель. – Но прибыль в этом деле не самое главное, мы вовсе не для этого купили «Обувь Лэшбрука». Мы хотим помочь стране.

Джордж не удержался и возвел глаза к потолку. К счастью, Констанция этого не заметила.

– В одном эгоистичном соображении я все же должна признаться, – продолжала Изабель. – Если дела на фабрике пойдут хорошо, Стэнли не придется больше всецело зависеть от тех дополнительных выплат, которые он получает от завода Хазардов, чтобы как-то восполнить его скудное жалованье в военном министерстве. Он наконец встанет на ноги.

«Ну да, скорее, будет у Кэмерона в руках», – подумал Джордж.

– Если каждый из вас будет управлять собственным делом, – улыбаясь самой неискренней из улыбок, добавила Изабель, – в семье быстрее наступит гармония, а разве не к этому мы все стремимся? Разумеется, мы полагаем, что доход от процента участия Стэнли в прибыли завода по-прежнему будет выплачиваться…

– Не волнуйся, Изабель, никто не собирается тебя обманывать.

Услышав раздражение в голосе мужа, Констанция коснулась его руки:

– Дорогой, думаю, нам не стоит долго засиживаться. Ты говорил, что завтра у тебя тяжелый день.

За столом снова воцарилась фальшивая вежливость. До конца ужина Изабель пребывала в приподнятом настроении, словно выиграла в карточной игре, зайдя с козыря.

Когда супруги возвращались в отель в наемном экипаже, Джордж наконец взорвался.

– Из-за этого обувного контракта Стэнли я тоже чувствую себя чертовым спекулянтом! Мы продаем флоту листовое железо, а восьмидюймовые колумбиады – министерству, в котором я работаю…

Констанция ласково погладила его по руке, пытаясь успокоить:

– Не думаю, что это одно и то же.

– Да? Я что-то большой разницы не вижу.

– А что бы ты стал делать, если бы Союзу срочно понадобились пушки, но заплатить за них правительство не могло? Если бы тебя попросили производить оружие на таких условиях?

– Стал бы искать способы все-таки добыть деньги. У меня есть обязательства перед людьми, которые у меня работают. И они ждут свое жалованье каждую неделю.

– Но если бы ты смог решить вопрос с зарплатой, ты бы ответил согласием. В этом и есть разница между тобой и Стэнли.

Джордж с сомнением покачал головой:

– Ох, не знаю, так ли я свят. Но знаю точно, что наши пушки будут сделаны намного лучше, чем башмаки Стэнли.

Констанция засмеялась и обняла его:

– Вот поэтому-то Стэнли может превратиться в спекулянта, а ты всегда будешь Джорджем Хазардом. – Она поцеловала его в щеку. – За это я тебя и люблю.

В отеле Констанция с облегчением увидела, что их сын благополучно вернулся из военного лагеря, который ему очень хотелось увидеть. Констанция боялась отпускать его одного, считая, что Уильям еще слишком юн. Но Джордж убедил ее не проявлять излишней заботы. Мальчику полезно было набраться нового опыта.

– Макдауэлл уже на марше, – сообщил Уильям родителям с огромным энтузиазмом. – Дядя Билли сказал, что сражение с южанами, возможно, начнется в субботу или в воскресенье.

Стэнли за ужином объявил о том, что они ни в коем случае не намерены пропускать это зрелище. Перед сном Джордж и Констанция обсудили возможные риски такой поездки. Констанции хотелось поехать, и, рассчитывая на согласие мужа, она уже заказала большую корзину с едой у Готье. Джордж молча восхитился своей женой – за столь короткий срок пребывания в Вашингтоне она успела узнать массу полезных вещей, и в том числе то, что ни к какому другому, менее престижному поставщику обращаться просто не стоит.

– Ладно, – согласился он. – Поедем.

В тот вечер Билли написал в своем дневнике:

Сегодня из города приезжал мой племянник и тезка. Получив разрешение капитана, я возил его к зданию окружного суда Фэрфакса, чтобы посмотреть на движение войск. Зрелище было по-настоящему грандиозным – развевались знамена, сверкали штыки, грохотали барабаны. Добровольцы продемонстрировали высокий боевой дух перед предстоящим сражением. Некоторые подразделения – не инженерные, но выполняющие ту же работу, уже подверглись обстрелу скрытых батарей, когда расчищали дороги от поваленных мятежниками деревьев. Наша рота, к моему разочарованию, вместе с силами округа остается в тылу. И все же, должен признаться, я чувствую и некоторое облегчение. Бой может оказаться серьезным, хотя добровольцы ведут себя так, словно их ждет веселая прогулка. Мне рассказывали, что перед сражением солдаты обычно сильно нервничают и оттого много шутят. Теперь я вижу, что это действительно так, – такого количества прибауток и острот, как сегодня, я не слышал никогда. А еще все поют одну и ту же песню – «Тело Джона Брауна», и так увлечены музыкой и весельем, что забывают обо всем остальном. Старших по званию они вообще не слушают, устав не соблюдают. Неудивительно, что Макдауэлл не слишком-то им доверяет. Когда мы с Уильямом возвращались в лагерь – на своих двоих, потому что не нашли ни одной подводы, ехавшей в ту сторону, мы проходили мимо палатки капитана Ф. и услышали, как он молился во весь голос: «Вот, приходит день Господа лютый, с гневом и пылающей яростью, чтобы истребить с земли грешников ее». – «Что это?» – спросил мой изумленный тезка. Я ответил: «Думаю, стих из Книги пророка Исаии…» Но выяснилось, что мальчик спрашивал совсем о другом и просто хотел знать, кто это говорит. А потом он и вовсе сбил меня с толку, спросив, не отвернется ли Бог от наших друзей Мэйнов. Я ответил ему честно, как только мог, что, возможно, если судить с нашей стороны, то отвернется. Но тут же добавил, что наши противники рассчитывают на любовь Господа с неменьшей верой. Юный Уильям быстро соображает, как и его отец; уверен, он все понял правильно. Капитан Ф. пригласил его присоединиться к нашей молитве, был чрезвычайно сердечен с ним и хвалил за умные вопросы. Уильям оставался в лагере, пока в городке не зажгли костры, потом сел на свою лошадь и поехал обратно в Вашингтон, где, как мне говорили, тоже царит большое волнение. Когда я пишу эти строки, то все еще слышу вдали грохот подвод, топот копыт и пение добровольцев. Мне бы тоже хотелось быть сейчас там.

Глава 31

Бретт скучала по Констанции, и тоска ее росла еще и оттого, что в Бельведере сейчас жила совсем другая женщина, которая ей очень и очень не нравилась.

После отъезда Констанции с детьми Бретт несколько раз пыталась вовлечь свою родственницу в вежливую беседу и каждый раз получала лишь односложные ответы. Вирджилия больше не вела себя надменно, не произносила обвинительных речей, как до войны, но она нашла другой способ быть грубой.

И все же Бретт чувствовала себя обязанной проявлять доброту. Вирджилия была не просто ее родственницей по мужу, она была еще и сломленным существом. На следующий вечер после того дня, как Джордж с Констанцией ужинали у Стэнли, она решила повторить попытку.

Однако Вирджилии нигде не было. Когда Бретт стала расспрашивать слуг, одна из девушек с откровенной неприязнью сказала:

– Я видела, как она поднималась в башню с газетой, мэм.

Бретт поднялась по железной винтовой лестнице, которую делали на заводе Хазардов по проекту Джорджа. Пройдя через маленький кабинет, заставленный книжными стеллажами, она открыла дверь на узкий балкон, опоясывающий башню. Внизу, в летних сумерках, горели огни Лихай-Стейшн, за темной лентой реки виднелись горы, очерченные догорающим вечерним светом. С севера доносился шум, тянуло дымом и гарью – завод в эти дни работал без передышки.

– Вирджилия?

– А… Добрый вечер.

Она даже не обернулась. Пряди неприбранных волос трепало ветром, и в полутьме ее даже можно было принять за горгону Медузу. Под мышкой у нее Бретт увидела газету «Новости Лихай-Стейшн», которую ее владелец недавно в порыве патриотизма переименовал в «Новости Союза».

– Есть что-нибудь важное?

– Пишут, что сражение в Виргинии начнется через несколько дней.

– Может быть, после этого наступит мир.

– Может быть, – равнодушно откликнулась Вирджилия.

– Ты идешь ужинать?

– Вряд ли.

– Вирджилия, окажи любезность, хотя бы посмотри на меня.

Сестра Билли медленно повернулась, и когда в ее глазах отразился свет неба, Бретт показалось, что она увидела прежнюю Вирджилию – яростную, непримиримую, страдающую. Но уже через мгновение ее глаза снова потускнели. Бретт заставила себя быть мягкой, хотя ей этого совсем не хотелось.

– Я знаю, ты перенесла ужасные испытания… – сказала она.

– Я любила Грейди, – перебила ее Вирджилия. – Все ненавидят меня за это, ведь он был цветным. Но я любила его.

– Я понимаю, как тебе должно быть одиноко без него.

Это была ложь – любовь белой женщины к негру оставалась за пределами ее понимания.

– Здесь мой единственный дом, но никто не хочет, чтобы я тут жила, – упиваясь жалостью к себе, проговорила Вирджилия.

– Ты не права. Констанция ведь пустила тебя… И я тоже хотела бы тебе помочь. Знаю, – как же трудно давались эти слова, – мы никогда не станем близкими подругами, и все же нам не стоит вести себя так, будто мы совсем чужие люди. Мне было бы очень приятно сделать тебя хоть чуточку счастливее…

– И как же это? – язвительно спросила Вирджилия, наконец-то возвращаясь к себе прежней.

– Ну… – В отчаянии Бретт ухватилась за соломинку. – Прежде всего мы должны что-то сделать с этим платьем. Оно тебе не подходит. Вообще-то, оно просто ужасно.

– Ну и что? Мужчины на меня все равно не смотрят.

– Никто и не собирается тащить тебя к алтарю или на бал… – (Вирджилия никак не отреагировала на ее шутливый тон и по-прежнему смотрела мрачно), – но ты наверняка почувствуешь себя лучше, если снимешь это платье, примешь горячую ванну и приведешь в порядок волосы. Ты позволишь мне заняться твоей прической после ужина?

– В этом нет никакого смысла.

Как глупо было надеяться, что она примет помощь, с досадой подумала Бретт. Все так же чудовищно неблагодарна, как и…

Она вдруг взглянула на Вирджилию, и все ее раздражение куда-то вмиг исчезло. Перед ней стояла уже немолодая женщина с растрепанными в беспорядке волосами, сгорбленной спиной и обвисшей, как у старухи, грудью. А ее глаза, в которые снова проник свет угасающего дня, выражали такую жуткую боль, что Бретт содрогнулась.

– Ну же, идем… – ласково сказала она, – давай попробуем! – Словно мать, уговаривающая ребенка, она взяла Вирджилию за руку и, не почувствовав сопротивления, мягко потянула ее за собой.

– Да мне плевать… – пожала плечами Вирджилия, но все-таки позволила Бретт увести себя с балкона назад, к железной лестнице.

После ужина Бретт велела двум служанкам налить в ванну горячей воды. Когда девушки поняли, в чьей комнате это надо сделать, они уставились на молодую хозяйку так, словно решили, что она помешалась. Однако Бретт повторила свою просьбу, а потом повела Вирджилию наверх. Та не сопротивлялась.

– Сними с себя всю одежду, – сказала она через дверь ванной, где оставила Вирджилию одну. – Белье тоже снимай. Я подберу тебе что-нибудь другое.

Она села на кровать в темной комнате – Вирджилия еще раньше задернула все шторы – и сидела так минут пять. Из ванной не доносилось ни звука. Прошло еще пять минут, и раздражение Бретт сменилось тревогой. А вдруг эта сумасшедшая что-нибудь с собой сделает?

Она прижала ухо к двери ванной:

– Вирджилия?..

Сердце ее бешено колотилось. Наконец она услышала какие-то звуки. Дверь ванной приоткрылась, и оттуда высунулась рука, держащая скомканную одежду, к которой Бретт не хотелось даже прикасаться. Подавив отвращение, она все-таки взяла ворох грязного тряпья, вышла из комнаты и на вытянутой руке отнесла его вниз.

– Сожги это, – велела она одной из служанок, а другой сказала: – Найди ночную рубашку и халат, которые подойдут мисс Вирджилии. Мои ей слишком малы. – Видя ужас на лице девушки, она добавила: – Я заплачу вдвойне за любую более-менее нормальную одежду. Ты сможешь купить себе все новое.