Полная версия
Золотой миллиард
В остальном же Джеки большая умница и чистюля: всё отмыто, наглажено, цветы посажены, ягоды политы, ребенок под присмотром, график кормления куриц соблюден. Когда Ивана нет дома, она съедает пару тостов утром и столько же с копченым мясом вечером. Худенькая, симпатичная брюнетка с синими глазами подняла правую бровь, настаивая на объяснениях.
– Он остался без матери и скоро бы погиб.
– Не все выживают, – мягко сказала Джеки, настаивая на том, что это не аргумент.
– Не все погибают, – парировал Иван, – на днях по телевизору показывали егеря на севере и его медвежий приют. Попытаюсь связаться с ним и пристроить Потапыча. Дадим ему шанс вернуться в лес вот таким здоровяком, – он поднапряг богатырский торс и бицепсы и пошел на Джеки, выставив вперед сначала правое плечо, потом левое, потом снова правое и левое. Джеки попыталась сдержать улыбку, еще чуть-чуть попыталась, еще немного, с любимого мужа спало полотенце, и стена рухнула: – Ну что ж. Попробуй, – согласилась она, плотоядно оглядела мужа и спросила: – Ты сильно устал?
Иван устал сильно. Дав указания подготовить к ужину овощи и достать куриные тушки размораживаться, на скоро перекусив и рассказав, как делать молочную смесь и как кормить медвежонка, проигрывая неравный бой сну, он поднялся на чердак. Здесь они устроили огромную спальню, где отсыпаются после суток. Внизу днем не выспишься: дом живет, к Ане приходят подружки, а тут создается ощущение уединенности. Круглое окно всегда зашторено. Огромную кровать бывший мебельщик спроектировал, затащил сюда по частям и собрал сам, и только голова коснулась подушки, сон навалился и утащил капитана Суровина в царство освежающего, целительного сна. Проснулся он от скрипа чердачной двери. Горел настенный светильник. Джеки легко шагая села на кровать, что-то хлюпнуло, запасло массажным маслом, она забралась на спину мужа и начала гладить и перекатывать под тонкими пальчиками «шкуру» на его широкой спине и ласково прошептала: – Просыпайся, доходит шесть. Скоро мой автобус.
– Ага, – подал голос Иван, не спеша подниматься и наслаждаясь приятными прикосновениями. Джеки глубоко вдохнула и глубоко выдохнула.
– Говори, – сделав паузу на осмысление, предложил Иван, уже примерно понимая, о чем пойдет речь.
Джеки снова вздохнула и начала издалека.
– У Нины хороший садик. Всё организовано. Готовит вкусно: титьки выросли, скоро живот отрастет. Сестра на пианино играет: занятия музыкой очень полезны для детей, еще есть ночные смены…
– Значит, теперь Нина стала хорошей?, – сделав вид, что не понимает к чему всё это идет, спросил Иван. Джеки ущипнула его за бок и возмущенно выпалила: – Меня устраивает, как она присматривает за нашим ребенком, меня не устраивает, как она присматривается к моему мужу. Сегодня я сдаю Семен Семеновичу топографическую анатомию, – произнесла она последнюю фразу и поморщилась, – Юрков говорит скоро могу ассистировать хирургам, только нужно больше смен.
Иван повернулся и мягко сбросил жену на кровать, чтобы видеть ее лицо.
– Хирурги нужны, – сделала последнюю попытку Джеки.
– А Ане нужна мама, это будет не семья, если ты выйдешь в смену.
Иван залюбовался женой, погладил ее щечки, провел рукой по волосам и мягко прикусил за подбородок.
– Ты и так добытчица. Варишь мыло, кубики для стирки. Вся Иста несет свои карточки, можно и расшириться, переехать в сарай.
В мягком, теплом свете светильника с восточным орнаментом, оставшимся еще от прошлых хозяев дома, синие глаза Джеки засияли теплым золотом, она неподражаемо мягко улыбнулась и сказала: – В детстве, когда родители ссорились…из-за денег, из-за долгов, из-за долгов за выпивку, я представляла, что вырасту и решу все-все их проблемы, и мы будем счастливы. Счастье представлялось ярким и однозначным. Чтобы были деньги, надо их заработать. Они были так рады, когда мне дали стипендию. Я подумала, что наверняка иду по верному пути, хотя, наверное, тогда они были рады за меня, а не за себя. Мир изменился, а я осталась прежней и хочу зарабатывать, зарабатывать, зарабатывать, чтобы ощутить то острое, насыщенное счастье, а оно вот здесь уже, растеклось по дому теплом тихо и незаметно.
Джеки потянулась и поцеловала мужа в губы, чувствуя, как волнительно мужские руки задирают коротенькую сорочку.
Через час она накинула легкий плащик и вышла к больничному автобусу, который увез ее на целые сутки. Имея близкое к медицине образование, сообразительность и хорошую память, она быстро «выросла» из санитарки до медсестры хирургического отделения. По законам нового времени, работать должны все, нужно отработать хотя бы двадцать четыре часа в неделю, иначе останешься без карточек, и могут принудительно заставить отрабатывать положенное время. Больница находится в соседнем поселке и рассчитана на все ближайшие поселки и деревни. Раньше там находился военный госпиталь и рядом санаторий.
Проводив жену, Иван заступил на спокойное, домашнее дежурство. Первым делом покормил кур, потом себя и дочку свежим омлетом и салатом из первых огурцов и зелени. Худенькая, как и положено быть детям в ее возрасте, Анюта доела свою порцию омлета и два не мытых огурца, хлопнула ресницами и сказала: – Пошли медведя кормить! Пошли. Можно Полину и Катю позвать?
– Потапыч, – вспомнил Иван. После крепкого сна и приятного пробуждения, он как-то даже забыл о нем.
– Пап, можно девочек позвать?
– Зачем девочки, у нас молоко есть.
– При чем тут молоко? Девочки посмотрят, как мы кормим медвежонка.
– Нет, – коротко ответил Иван.
– Почему? Ну, пожалуйста, – заканючила девочка, глядя такими же как у Ивана светло-карими с коричневыми, темными лучиками глазами.
– Ааааааа, – подумал капитан Суровин, – знаю я тебя, раз дал слабину, потом еле отучил или даже может еще и не отучил просить и выпрашивать и вслух сказал: – Приказы вышестоящих по званию не обсуждаются, а у тебя, Суровина Анна, еще даже звания нет.
– А это был приказ?, – зазвенел детский голосок.
– Да.
– Хорошо, – согласилась Аня, – но кормить-то все равно нужно. Дай, пожалуйста, десерт. Мы с мамой днем десерт купили.
– Десерт, – протянул Иван и открыл холодильную камеру. Эти дети не знают вкуса шоколадных конфет, и шоколада, и какао, а скоро истечет срок годности последних кофейных зерен для взрослых. Эти вкусы канут в лету вместе с красной рыбой, соей, черным чаем, коктейлями, газировками и многими другими продуктами. Аминь, друзья: их будет не хватать. Мороженое производят в соседнем поселке и продают в килограммовой, пластиковой таре, оттуда же везут творог, кто его вообще покупает загадка, и любимую детскую вкусняшку – молочные сырки. Сырки продают в таре по полкило. Иван отрезал два кусочка, полил сиропом из прошлогоднего варенья и протянул ребенку. Ребенок громко облизался и погладил себя по животу. Иван сладкое не любит и этих восторгов не понимает. Надеясь быстренько покормить младшего, пока старшенькая занята, он здорово просчитался.
Во дворе Джеки поставила над ящиком пляжный зонт, защищающий зверя от перегрева, поставила маленькое ведро с водой и зачем-то насыпала опилок. Не курица ведь: опилки нацеплялись к медвежьей шкуре. Потапыч оказался Потапычем, то есть мальчиком, просто раньше разглядывать было некогда. Как только были убраны опилки и разведена смесь, как будто из воздуха материализовалась Анечка и сказала: – А ты что меня не позвал? Можно покормить?
– Зачем?
Девочка уловила недовольные нотки, задрала голову и выдала: – Для приобретения навыков, – с той интонацией, с которой обычно эту фразу произносил сам Иван.
– Разрешаю, – улыбнулся Иван и положил детскую ручку под медвежью шкуру и опустил ниже, к медвежонку. Тот выглядел уже не так жалко, как в лесу, но успел проголодаться и жадно принялся за ужин.
– Ой! Смотри: ест. Какой хорошенький, какой миленький. Целый день туда-сюда бегает по ящику. Я ему мяч давала, а он его сгрыз, глупенький. Мама отобрала и сказала ничего медведю не давать и не разрешила брать с собой смотреть мультики. Это ты хорошо придумал: мама не хотела собаку, ты завел медведя. Всё правильно: вот и договорились. Умно придумал. Медведей-то ни у кого нет: к нам все будут приходить, смотреть. Он круче собаки, да? Да, папа? Теперь к нам никакие камни не залезут.
– Мы с мамой оба не хотели собаку, – перебил это поток восторга Иван, – а медведь – хищник. Вырастет и нас съест, поэтому его надо вернуть в лес, к друзьям, – смягчился Иван, видя разочарование в детских глазах, – а если б тебя забрали от родителей и друзей? И отправили жить в лес к медведям?
– У нас нет никаких зверей, – дрогнул детский голосок.
– Петух и курицы, – напомнил Иван.
– Они нам не друзья: друзей, папа, не едят. Собака – идеальный друг. Никто никого не ест.
Иван пообещал, что медвежонок еще какое-то время поживет у них, и перевел разговор на мороженое. Некоторые воспоминания только задень, затронь стрункой и вылезет вся песня. Первый раз он попробовал собачатину пять лет назад, когда прятался с Аней на отцовской даче. После первого дня массовой бойни, когда купир-35 добрался до Питера, люди не знали, как бороться с камнями, были растеряны, напуганы, последовали дни, недели, когда каждый был за себя. Главным преимуществом человека оказался вовсе не разум, а рухнувшее единство. Что ты будешь один делать с этим разумом против толпы зомби? Только искать других людей. Перед Иваном живо ожил тот день – седьмое октября – его день рождение. Камни были видны издалека, в солнечный осенний день они с легкостью перескакивали через соседские заборы и виднелись ожившими, каменными статуями. Огрубевшая кожа поблескивала на солнце. Их было трое. Из оружия имелся только топор и отцовская бензопила. Через толстые окна маленького садового домика донесся жуткий, леденящий женский крик. Аня заплакала, и он крепко закрыл ей рот рукой. Слишком маленькая для понимания, она до изнеможения билась в его руках, а Ивана обдало липким, противным, животным до самого хребта страхом, что он не заметил, как она вдруг обмякла, и все держал и держал.
Камни запрыгнули на территорию отцовского участка. Передвигаются они на двух ногах с такой легкостью будто сила притяжения на них действует не так сильно, как на людей. УчТэВэ утверждает, что такой эффект получается из-за сильных, крепких мышц. Кузнечик ведь тоже на этой планете живет. Иногда камни опираются на руки, обычно это случается разово, без частых повторений. В паркуре у людей против зомби-камней нет шансов. У людей без оружия в принципе нет шансов.
Снаружи послушался хруст. Третий камень наступил на спиленные яблоневые ветки. Звук насторожил его. От камней не стоит ждать большой сообразительности, по меркам человека они какие-то прямые, ясные до простоты и будь это чуть иначе, чуть больше мозгов работало бы в «человеческом», прежнем режиме, вполне вероятно, не было бы никакой Уральской республики. Камень остановился, огляделся, догадался прыгнуть на ветки и убедившись, что именно это источник звука, прыгнул еще раз и еще раз и прыгал до тех пор, пока ветки не размололись в щепу. Только тогда он упрыгал со двора. От напряжения Иван слышал стук собственного сердца, отпустил Аню и с ужасом обнаружил, что она не шевелится и вся синюшная и не понятно, поднимается грудь или нет.
Тогда, в первые дни, Иван не знал, как справляться со страхом, с жизнью, что вообще происходит и что делать дальше. Никто не знал. Аня очнулась примерно через час, попросила воды и смотрела на Ивана с прежним доверием. Хорошо, что у детей короткая память. В погребе на газовой горелке он сварил геркулесовую кашу и подал с засахаренным, никем ранее не любимым смородиновым вареньем. Надо ли говорить, как вкусно это казалось и Ивану, и голодному ребенку. То, что он случайно чуть не придушил Анюту, как-то привело его в чувства, мозг «зашевелился» и к вечеру, он догадался достать с чердака переносное радио. В тот же вечер на участок забежала дворняжка. Отец с мачехой иногда ее подкармливали, как и многие соседи. Собака дружелюбная, мирная, с осени была еще упитанной и доверчиво пошла к Ивану. Через приоткрытую дверь он приманил ее в дом и забил топором. Так что на ночь они ели жареное мясо.
С самого начала, как только он привез в дачный дом Аню, они спали в погребе. Спать наверху было невозможно. Из-за опасений, что она расплачется или ночью выйдет из дома, из-за ночных кошмаров, когда навязчиво снилось, как камни врываются в дом и руками рвут его на части, невозможно оставаться наверху. Толстые стены погреба дают чувство безопасности. Сюда Иван сгреб всю одежду, матрасы и одеяла и все равно очень холодно, а когда пойдут дожди, в погребе появится вода. Дача старая, приезжали сюда только летом, так что с водой в погребе решено было нечего не делать. Когда Аня уснула, Иван до глубокой ночи слушал по радио шум и не поймал ни одной волны. Значит, всё это происходит не только в Питере, а на очень больших территориях, возможно – на всей планете. Что самое интересное, вот эта собака бегала еще когда неподалеку были камни и они не обратили на нее никакого внимания. Камни не трогают животных, могут употребить в пищу свежее мясо, но убивать специально не станут, будто свихнувшись от страха, человечество изобрело этих существо исключительно для себя, чтобы сказать: – Вот! Мы так и знали!
Когда аккумуляторы «сдохли» Иван устроился на сон и проснулся от Аниного кашля, и скоро без градусника стало понятно: дело плохо, она вся «горит», слабо открывает глазки и отворачивается, стараясь закутаться в одела. В аптечке нашелся только парацетамол. Пришла пора выбираться оттуда, искать людей, помощь, еду, лекарства в конце концов. В утренних рассветных сумерках, Иван вышел до своей рабочей Нивы. Бензина там оставалось половина бака, но машина не является надежным укрытием. По дороге сюда Иван видел, как в человеческой панике бились машины, образовывались пробки и камни выбивали стекла и убивали людей. Рвали голыми руками.
Топор Иван повесил за старый, еще прадедовский пояс с советской, желтой звездой, бензопилу нес в руках и, тихо-тихо шагая, тихо-тихо открыл калитку, хотя казалось бы какой в этом смысл, если в следующий момент он завел мотор автомобиля. Завел и вентилятором кружил головой, ну или почти также активно. Спокойно, спокойно. Одной смерти не миновать, двум не бывать. Он выдохнул и запитал аккумулятор радиоприемника и, казалось удача близко, и можно спокойно вернуться в дом, как поднял голову и увидел идущего к машине зомбака. Тот шел убивать с тем спокойствием, с каким люди ходят за хлебом в соседний магазин. Иван так испугался, что не успел толком испугаться – какое-то вот такое состояние, когда голова отключается, и просто делаешь, что нужно делать. Он вывалился из машины и, поднимаясь, на ходу завел пилу. Звук раздался такой, что он было засомневался, возьмет ли старенькая пила огрубевшую, каменную кожу. Пила визжала и боролась. Перерубленное в области груди тело камня рухнуло на дорогу. Вместо красной крови полилась вязкая, голубая жижа: внутренние органы тоже мало походили на человеческие и покрыты сверху каменным слоем: каменные легкие, каменное сердце, всё там каменное. Иван спрятался за угол дома и выждал долго, минут десять точно. Но за камнем никто не пришел.
У них нет раций, не слышно, чтобы они общались между собой. Уже тогда появились догадки, что их действия локально не скоординированы. Вроде как если раздавить муравья, муравейник на помощь не двинется, в то же время как на звук они точно активно реагировали, значит, поблизости других нет. Снова выйдя на дорогу и оглядевшись, Иван в пол голоса позвал: – Эй! Люди! Есть кто живой?! Люди! Выходите!, – звал он так и дошел до параллельной улицы. Из аккуратного деревянного домика появилась молодая женщина с девочкой лет пяти-шести. Обе они выглядели испуганными, изможденными и не сразу начали говорить, отозвавшись только молчаливым появлением. У них нашлись небольшие запасы хлеба, яблок и куча заготовок вроде варенья и всяких овощных рагу, а в аптечке антибиотики. Когда он вел их к отцовской даче, женщина полушепотом рассказала, что две недели назад появилось «это существо» и напало и убило ее маму, вышедшую как раз на крыльцо. Отец, к слову майор полиции в отставке, не растерялся, молодец старик: он работал бензопилой, срезал ветки с деревьев и снес камню голову, из-за этого и уцелели. Они услышали крики и увидели других камней и спрятались в домике. И когда камни проходили через их участок, то видели останки своего «товарища», останавливались совсем ненадолго и отправлялись дальше, а другие и вовсе не останавливались. Камней можно смело рубить: никаких судмедэкспертов и следователей, никакого суда и возмездия не будет. Ночью они с отцом закапали тело женщины и оттащили останки камня подальше от дома, а скоро у старика случился сердечный приступ. Жаль. Очень бы тогда пригодился.
Проводив женщину с ребенком и попросив позаботиться об Анечке, Иван вышел из домика и увидел, как по заборам крадется высокий, рыжий парень. Как оказалось ему только пятнадцать, хотя выглядит старше, но в любом случае уже не ребенок. Можно ставить в строй. С ним они вернулись за стариковской пилой и обошли соседские дома в поисках еды и того, чем можно обороняться. Пилы себя хорошо показали, но лучше бы пулемет: если появятся несколько камней, кружится что ли с этой пилой? Из ценного они нашли погреб с картофелем и два самодельных обреза с патронами и так с передышками пролазили до обеда, повстречав супружескую пару. Те услышали человеческую речь, и вышли из укрытия. Иван предложил им объединиться, но те были определенно не в себе и повторяли, что им надо ехать к родственникам в Германию. Всякие доводы, что без оружия это, мягко говоря опасно, не действовали. Иван немного отлил им бензина, и они распрощались.
При обходе домов они нашли много человеческих останков. Камни разрывают людей, ломают позвоночник, отрывают конечности, головы и такой «подчерк» прослеживается везде. Оружие им не нужно. И если первые находки закопали, то потом только прикрывали, чем нашлось: пленка, покрывала, одежда.
В белом доме с веселой оранжевой крышей с рыжим напарником они раздобыли еще одну пилу, канистру бензина и много засохшего хлеба. Камень появился будто из ниоткуда. Спрыгнул с крыши. Самый дорогой опыт в ночи незнанья. В полете рукой он проломил рыжему парню голову. Иван попытался вспомнить имя своего напарника по поискам и не смог, а ведь тот рассказывал, как оказался здесь, как бежал от камней. Потом столько всего случилось и до этого столько всего случилось, что в этом отрезке прошлого полная суматоха. Тогда все жили даже не одним днем, а одной минутой и каждый миг был наполнен глубочайшим переживанием момента.
Иван не успел завести пилу. Камень отшвырнул его и прыгнул на лежачего и начал душить. Точнее все происходило очень быстро, и если б камень успел, как следует сжать руку, то хватило бы считанных моментов. Без вариантов: сила нечеловеческая. Возле девичьего винограда еще при входе в дом, Иван обратил внимание на штыри с веревками для формирования зеленой, симпатичной и любимой садоводами зеленой стены из этого растения. Понимая, что в рукопашной схватке эту каменную сволочь не одолеть, он ослабил руку, схватил штырь и воткнул противнику в висок, а тот ровно уловил слабость и надавил на горло так, что Иван какое-то время хрипел и задыхался, с трудом восстанавливая дыхание.
– А ведь мы кое-чем занимались с той девушкой, – вспомнил Иван.
То ли она заплакала, он начал утешать, то ли он ударил в гневе по столу, виня себя в гибели того паренька, а она начала успокаивать. Что-то там было на мансарде. За всеми событиями спонтанный секс затерялся и затерся, в памяти не осталось ни имени, ни лица и она растворилась среди множества людей, которых он вывез на Урал из родного Питера.
Одно воспоминание тянет за собой другое. Тут главное не пить и не останавливать привычные дела, занять руки работой. Простые заботы помогают вернуться в нынешний день оттуда, куда вернуться невозможно. И всё это крутится, крутится в голове, и думается, как можно было сделать лучше. И что, если б он тогда поступил так или вот так или каким другим способом, то получилось бы спасти больше людей.
Аня ходила по пятам и то дела что-то спрашивала. В компании назойливых мыслей и любознательного ребенка, Иван замариновал размороженные тушки птиц, подготовил овощи, потом сколотил для Потапыча перегородку в сарае. Во дворе в ящике оставлять все-таки опасно, всё-таки нужны какие-то двери. Сарай на участке хороший, просторный, в прошлый год обнесен кирпичом, проведена вода, отопление. Иван переделывает его под производственный цех, где Джеки будет варить мыло, делать порошки для стирки, мытья, выводить из растений эфирные масла и в планах заняться кремами в тех масштабах, какие нужны хотя бы поселку. Из Морока он давно уж привез хорошие вытяжки и в доме такие стоят. На городских складах полно техники: остатки технологического, если не рухнувшего, то хорошо пошатнувшегося мира. В сарае есть небольшой предбанник с полками для книг и всяких колб и редко используемых инструментов. К поздним летним сумеркам медведь-ребенок был переселен в сарай, снова накормлен, ужин приготовлен, человеческий ребенок помыт и накормлен и с набитым животом взял раскраску, карандаши и уселся возле телевизора. Запасов телевизоров на Урале достаточно. Если человечество в этой части мира выживет и будет необходимость, то вероятно сможет повторить этот шедевр человеческой мысли. Или не сможет. Сейчас это не столь важно.
В этом доме работает только детский канал. УчТэВэ они с Джеки смотрят по записи.
– Смешарики, – сказала довольная Анюта и понеслась приятная, веселая история. Иван не смотрит новости: после того, как в прямом эфире камни сожрали ведущую передачи «откровенно с Собчак» новости стали с привкусом катастрофы, особенно учитывая то обстоятельство, что под раздачу попали все члены съемочной группы. Вечером он просматривает на телефоне короткую сводку новостей, чтобы быть в курсе и не тратить время на болтовню диктора. На телефоне Иван обнаружил пропущенные звонки и перезвонил мэру Исты- соседу через две улицы и потратил минут пять, чтобы обрисовать зачем прилетал Серов. Мэр имеет право знать – о секретности указаний не было, а мэр все-таки глава гражданской администрации, к тому же уже всё знавший про круг в стене.
Остальным Иван перезванивать не стал – раз уж он пропустил эти звонки днем, значит, Санек с братьями уехали на охоту без него. А какая теперь охота с медвежонком. Его в садик не примут. Иван написал сообщение на странице новостного канала с просьбой дать контакты медвежьего приюта, достал из сейфа в спальне на первом этаже дробовик, аккуратно разобрал и чистил, когда Аня неожиданно появилась в дверь и спросила: – Пап, а что значит: красота спасет мир.
Иван вздохнул, подумал и не оборачиваясь ответил: – Ничего не значит. Красота не справилась: теперь вся надежда на генерала Калашникова.
– Аааа… жалко, – протянула девочка и убежала. И как раз когда дробовик был почищен и собран, в кухне-гостиной что-то брякнуло, и Аня завизжала: – Ааааа…
Иван схватил оружие и в три шага оказался в дверях гостиной. Аня расстроенно смотрела на красные куски ткани на полу и возмущенно воскликнула: – Ну вот! Мама собирала, собирала костюм по выкройке, а я уронила и всё напутала!
– Женщины!, – фыркнул Иван, убрал дробовик за спину и спросил: – Что за костюм?
– А ты что это по дому с ружьем ходишь?, – удивленно ответила она вопросом на вопрос.
– Времена такие дочь, – пошутил Иван и, судя по настороженному взгляду, она шутки не оценила и молча принялась собирать куски ткани. Напугал ребенка. Он вернул дробовик в сейф и приторно-мягко переспросил: – Ну так что там за костюм шьют мои любимые девочки?
– В садике будет праздник цветов. Мы все будем цветами. Я – маком. Мама говорит: я буду самым красивым цветочком. Да, папа?, – спросила Аня, с удовольствием заметив, что отец стал в планку и начал отжиматься.
– В этом нет никаких сомнений, – ответил Иван, когда на него взобрался худенький, светловолосый «утяжелитель» и принялся считать: – раз, два, три…
Через час Иван уложил ребенка спать, на ночь как обычно прочитав выписку из устава для мирного населения, на этот раз пункт пятый: «поведение мирного населения в случае вхождения камней в жилые зоны». К сожалению, Аня засыпает очень быстро и Иван никак не может хоть раз дочитать до конца, а в конце лета она должна всю инструкцию рассказать наизусть! По этому поводу у них с Джеки родительское разногласие: она говорит, что у Ани по расписанию детство. Но вот скажите, пожалуйста, как это детство поможет в случае вторжения камней? Иван решил с утра провести беседу по повышению сознательности и мотивировать на изучение материала домиком на дереве. Она увидела в какой-то книжке и давно просила. Что ж: если так хочет, пусть приложит усилие. Иван на ночь навестил медвежонка, дал курам и пошел спать. Родительская спальня на первом этаже находится напротив детской. Он оставил свет в коридоре и быстро уснул, но ночью проснулся от жары и отправился в кухню освежиться. Свет из коридора освещал только кухонную зону, а та часть, где стоит диван и телевизор с тяжелыми гардинами слабо освещена уличным фонарем. Он выпил воды и уже развернулся, чтобы вернуться в кровать, как заметил тень возле штор. Иван замер, напрягая глаза и чувствуя, как улетает сон. Тень отделилась от штор и поплыла в центр комнаты. По коже поползли мурашки, и знакомый холод жирным змеем заполз в самое нутро.