Курортный роман. Приключившаяся фантасмагория

Да-да, именно в записной книжке хранил он важные номера и адреса. Алексей уже дважды наказывался за отданное на откуп гаджетам владение важной информацией, и не допуская третьего раза, он постаринке записал все необходимые контакты при помощи бумаги и авторучки.

Романов полез в свой рюкзак и, чертыхаясь, долго пытался среди кучи разных вещей нащупать необходимую, пока все же не высыпал все содержимое на измятую постель. Среди десятка пар носков и чистого нижнего белья, на пледе оказались две серебристые флэшки, водонепроницаемый фонарь с охотничьим ножом, О. Генри в мягком переплете, армейская фляжка в чехле, несколько таблеток сухого горючего и красный ежедневник.

Набирая номер, Алексей взглянул на часы и учтя разницу во времени, решил не беспокоить человека в такую рань. В Челябинске было 7:45, а в Ставрополе сейчас, следовательно, без пятнадцати шесть. Отложив телефон, он не зная чем себя занять еще пару часов, взял обе флэшки и сел за стол возле ноутбука. Романов открыл содержимое первого попавшегося usb-накопителя и щелкнул по иконке видеофайла.

На экране показались две головы, его и Алисы. Два счастливых и мокрых лица выглядывали из прозрачной воды крытого плохо освещенного бассейна. Держась за красные пластиковые ленты, разделяющие дорожки, Алиса свободной рукой поправляла прилипшие к щекам волосы, а он энергично размахивал своей, заметив, что их снимают. Ланская тоже обернулась, показывая оператору язык, затем притянув Романова за шею, страстно поцеловала его. После звонко рассмеявшись, она нырнула под воду, призывая перед этим своей игривой улыбкой Алексея отправиться за ней вдогонку. На этом видео обрывалось.

Просматривая ролик в десятый раз, превозмогая боль, разбередившихся душевных ран, Романов остановил видео в самом начале и мрачно изучал кадр, запечатлевший стены и часть кровли бассейна. Откуда этот файл попал к нему в руки, он знать не мог, учитывая, что не помнил, даже когда переехал в эту квартиру. Но Алексей, сколько ни старался, не мог понять, где все это снято.

Если это термальные источники, находившиеся под Курганом, то откуда стены и кровля, там был маленький открытый бассейн, а не полноценные 25 метровые дорожки. Если это Челябинск или любой другой город, то значит, видео сделали совсем недавно, а он и близко не может вспомнить хотя бы что-то об этом дне, но выглядит на этих кадрах вполне вменяемым. Открывая информацию о файле, Романов надеялся узнать хотя бы дату, но толи, издеваясь, а скорее случайно, человек его создавший указал одни ноли в графе «дата и время».

Выходит, что он встречался с Алисой за время своего беспамятства, а ее странные смс-ки, лишь отзвук тех игрищ, столь обожаемых его не совсем адекватной пассией. Неужели она виновна или причастна к его теперешнему такому беспомощному и изводящему волю и разум состоянию?

Позабыв про скромность, он набрал своему земляку-психотерапевту.

–Алло, – раздался недовольный сонный голос из динамика телефона.

–Здорово, Борменталь!– радостно поприветствовал Алексей своего близкого знакомого.

– Алло, Леха!? Ты попутал!? Полседьмого. Я тебя в черный список вношу,– без намека на продолжение разговора послышалось из трубки.

– Подожди, Геннадьич. Не гунди. У меня край. Будка едет без шуток. Помоги, а?– торопливо начал Романов, опасаясь, что тот не станет с ним разговаривать.

– Ну, рассказывай, только быстро. Я еще поспать хочу часок перед работой.

– Слушай, Геннадьич, тема такая. У меня в аптечке штук тридцать упаковок пустых из-под «Галапередола» и «Циклодола». Откуда взялись не пойму. Ты мне можешь хотя бы применение их вкратце обрисовать?

– Край…Unreal cry, Николаич!– скаламбурил «Борменталь» и пару раз хмыкнул.– Ты ж мне сам звонил в конце октября, интересовался той же мутью…

– То есть как сам!? – перебил Романов.

– Да вот так. Я решил, может, с перепоя. Ты чет вообще не в адеквате был. Тебя интересовали эффективные и доступные средства для медикаментозной амнезии. Ты че, все-таки попробовал, дурик?– совсем проснувшись и сообразив, что к чему, психотерапевт в конце издевательски рассмеялся.

– Не знаю,– обескураженный таким поворотом, Романов опустил руку вместе с телефоном и остолбенел.

– Ты сдохнуть можешь, придурок! Ты ж вообще после этого мог «мама» не суметь сказать. Я же тебе говорил, что только в клинику…

Алло…Алло…– раздавалось из трубки с каким-то зловещим эхом.

Алексей озирался затравленным взглядом и ничего не видел перед собой. Телефон выскользнул из его ладони и от удара об пол, на нем отскочила задняя крышка и батарея. На какое-то время сознание Романова полностью помутилось, и не в силах пошевелиться он продолжал стоять, словно манекен не двигая даже глазами. Вокруг была сплошная темнота и тишина, без мыслей и ощущений, вообще без какого-либо намека на то, что он, Романов, существует.

Но вот в темноте возник освещенный ярким желтым светом круг, и в нем появилась женщина в бежевом брючном костюме с портфелем на плече. Глаза женщины были закрыты, руки застыли на вороте белой шелковой блузки, а элегантные зауженные брюки заканчивались босыми ступнями. Но как только, глаза ее открылись, Алексей, переполняемый невесть откуда взявшимся суеверным ужасом, разглядел в женщине нежить, а вместе со страхом к нему вернулось и осознание самого себя.

– Ну, что же ты, мой хороший? Все важное нужно смертью венчать. Вот и твой черед пришел,– загробно-низким голосом изрекла демоница и двинулась к нему.

Романов стал хаотично вспоминать «Отче наш», но не мог вымолвить даже строчки. Демоница рассмеялась и, подойдя, обвила его шею своими ледяными руками.

– Что же ты, Алешенька? Про отца своего небесного вспомнил, а про меня и забыл, – вдруг сказала она голосом его матери.

Романов опешил и увидел перед собой лицо матери. Ее нежный взгляд вопрошал с укоризной и печалью.

– Тебе после того, что ты натворил, только со мной век вечный свой вековать,– опять превратившись в потустороннюю фурию, прошипела нежить.

Алексей хотел было спросить, что же он такого натворил, но вместо этого метнулся в сторону, избавившись от отвратительных объятий, и мелко и быстро перекрестился. Нежить издала истошный вопль и исчезла вместе с темнотой и ярко-желтым кругом. Он стоял бледный с испариной на лбу посреди грязной однокомнатной квартиры и, переводя дыхание, ждал, когда же придет в норму бешено подскочивший пульс.

– Вот тебе и передышка, Алексей Николаевич!– нервно содрогнувшись, Романов был все же рад услышать звук собственного, а главное человеческого голоса, несмотря на то, что вновь представил ту женщину из сна.

Решение отправиться в церковь возникло почти тут же, потому как суеверный, мистический страх не оставлял Романова теперь ни на секунду.

Машинально подобрав с пола телефон и его комплектующие, он одел спортивный костюм, схватил куртку и прямо на босу ногу, обув кроссовки, выскочил бегом из квартиры, опять ее не заперев. Через две минуты Алексей уже сидел в такси, вспомнив про телефон, он собрал его и включил. И тут же раздался сигнал входящего звонка, звонил тот самый приятель – врач.

– Ты живой там, а, «Николаич»?

– Живой, но кукушка вот-вот отскочит. Видения какие-то, сны странные.

– Галлюцинации – эт нормально. Так вот, скажи спасибо, что живой. Не, ну, ты, конечно, обморок отбитый…Это ж надо додуматься… Сердце как у тебя не отказало, не пойму. Кому расскажи, не поверят. Ладно. Я тебе там щас смс-кой назначение пришлю. Ты если не дурак совсем, рецепт не игнорируй, а то реально чайник так засвистит, что не один эскулап за тебя не возьмется. Будешь лежать на «дурке» прихихикивать. Понял?

– Понял. Спасибо, Геннадьич!

– Давай, не хипишуй, экспериментатор. Самое страшное у тебя позади, не бухай только на радостях, у тебя там и так печень с футбольный мяч, наверное. А мне на работу пора. Ты там сообщай о динамике периодически. Может, что еще присоветую.

– Подожди, Серег. Слушай, а как бы мне теперь вспомнить, что было?

– Нормальный ход! Тебе теперь Богу молится, голубчик, чтоб себя не забыть. Шучу, само отпустит, у тебя ретроградная амнезия от медикаментов. Как только полностью выведутся из организма, начнешь вспоминать свою ненаглядную или кого ты там хотел забыть, а может и нет. Шучу. Давай, пора мне.

– Счастливо.

Романов приободрившись, действительно почувствовал облегчение после разговора с близким, а главное компетентным в столь специфичных вопросах человеком, и почти полностью пришел в себя, но ненадолго. Мысль о том, что он сам заставил себя что-то забыть, рождала догадки одну хуже другой. Ну не мог он просто ради того, чтобы забыть свою Алису, решиться на такой безрассудный шаг. А эти деньги, а исчезнувшая Алиса, а видео?

И вспомнив про деньги, Романов вспомнил незапертую дверь. Он попросил таксиста развернуться и через пять минут снова оказался в своем убогом жилье. К его изумлению в квартире не оказалось ни рюкзака с вещами, ни ноутбука. Он бросился в ванную – стиралка стояла на своем месте, но Романов не поленился и открутил на ней заднюю крышку. Лишь удостоверившись, что рюкзак с деньгами на месте, он перевел дух и решил немного перекусить.

Кроме консервов и половины буханки черствого белого хлеба, в холодильнике из съестного больше ничего не оказалось, зато выпивки хватило бы на месяц, и странно, что ее не прихватили вместе с вещами. Алексей долго искал, чем бы открыть банку с килькой в томате, но не найдя ни одного ножа со злостью плюнул, в прямом смысле слова, прямо на пол кухни и вызвал такси на адрес одного приметного своей синей кровлей дома в квартале от своего.

Он переоделся в постиранные вещи, которые не тронули неизвестные грабители, и достал рюкзак из машинки, захватив его с собой. Через час, пообедав в уютном недорогом ресторанчике в центре города, Романов, приводя мысли в порядок, насколько возможно было в его положении, уставился в окно, сидя за столиком. Понимая, что сам загоняет себя в угол, он решил закрыться и абстрагироваться от этой чехарды совершенно немыслимых происшествий.

Пока жизни его ничего не угрожает, одни лишь подозрения, вызванные галлюцинациями. И гора с плеч от того, что он теперь знает, чем его видения вызваны. А деньги – деньги, конечно, это опасный куш, потому что неизвестно чей. По поводу украденного рюкзака и ноутбука, с полной уверенностью можно сказать, что замешан кто-то из соседей. Поиски Алисы еще не начаты, значит, шансы 50 на 50, как минимум. Так что же так гложет и выворачивает наизнанку душу, все не мог уловить Романов, что за мысль постоянно ускользает от него?

Алексей на память набрал номер матери, затем сестры и ее мужа. Каждый раз слыша, что абонент не доступен, он встревоженно заерзал на мягком диванчике. Предчувствие непоправимого холодом вошло в желудок и внутренности. Романов помрачнел. Остановившись глазами на зеленых куполах-маков-ках большого храма из красного кирпича, он неожиданно для себя вновь уверовал, что там лишь его ждет какое-то прозрение, а может и успокоение. Бросив на стол красную купюру, Алексей поспешил в церковь.

Яркая переливающаяся под солнечным светом идеально подобранных оттенков смальта, придавала мозаике с изображением взошедшего на небеса Христа торжественность и одновременно живую красочность, будто фигура Иисуса вот-вот оживет. Разноцветные витражи у основания купола, с набранными из закаленного стекла Святыми мучениками и Архангелами, заливали пространство церкви радостным радужным сиянием. Неброские фрески на сводах и стенах таили в себе глубинный посыл смирения и нравственности. Любуясь шедеврами русского зодчества, Алексей, не опуская головы, ходил по внутреннему убранству храма. Долгий молебен, читаемый священником, мало интересовал Романова, но он все же решил дождаться его конца и совершить причастие и исповедь. За всю свою жизнь, он впервые действительно захотел раскаяться и попросить у Господа защиты и помощи.

« А выходит в руку сон»,– подумал Алексей, рассматривая драгоценный старинный оклад иконы Николая Угодника. Он опять вспомнил Алису.

В храме действительно прошло у Романова всякое смятение и терзания по поводу своего беспамятства. Рядом с людьми ему стало не просто спокойнее, ему захотелось поделиться с ними всем, что он имеет, ибо все сущее тлен. Но такой импульс альтруизма и одновременно ощущение мировой гармонии продлились всего несколько секунд. Краем глаза он, словно робот, зафиксировал малиновое пятно слева от божьих врат. Продолжая отслеживать динамику жестов, походку девушки в малиновом пуховике, Алексей уже точно знал это она – Алиса.

Стоило ему повернуться, как девушка, почувствовав на себе сумасшедший взгляд Романова, стараясь не поворачиваться к нему лицом, засеменила к выходу. Он, как вкопанный, стоял и просто смотрел ей вслед. Не понимая, как же это Алиса прошла мимо, ведь узнала же она его, Алексей это почувствовал. И только лишь когда она скрылась за высокими дверями храма, Романов очнулся и бросился за ней, расталкивая шикающих и цокающих от такого обхождения, прихожан.

Выскочив на большое мраморное крыльцо, Алексей увидел, как брюнетка в малиновом пуховике уселась в огромный серый Infiniti QX, и машина отъехала от остановки общественного транспорта. Он подбежал к дороге и, размахивая руками, пытался остановить какую-нибудь попутку или такси, но как назло, не нашлось никого, кто захотел бы остановиться. Алексей в бешенстве закрутился, пиная снег на обочине и пронзая пустоту кулаками, заревев обезумевшим раненным зверем. Он упустил свою Алису.

Романов вернулся к себе, до крайности подавленный и изможденный. Не успел он раздеться, как в дверь постучали. Подпрыгнув от неожиданности, Алексей вдруг вновь обрел надежду на встречу с любимой, полагая неизвестно почему, и даже уверенный, что за дверью его ждет Алиса. Но открыв дверь, он увидел на пороге средних лет женщину в домашнем халате и тапках, в руках у нее был его серый рюкзак и ноутбук.

– Извините, ради Бога! Это сынок мой непутевый к вам наведался, у вас дверь нараспашку была. А он, чтобы дружки его у вас ничего не умыкнули, к себе это все занес. Вот возьмите,– сказала, краснея, не умеющая врать интеллигентная женщина, протягивая Алексею ее вещи.

Алексей молча забрал свой скарб и закрыл перед соседкой дверь, все еще слыша ее извинения. Бросая всё на кушетку, он, теряя последние остатки самообладания, начал разговаривать с пустой комнатой, представляя в ней Алису.

– Ну как же ты могла, Алисонька? Мы же с тобой так долго не виделись.

– А чей это джип? Ну что ты молчишь, ответь.

– Что ты от меня скрываешь? Чем я провинился перед тобой?

– Родная не молчи, заклинаю! Я не знаю, что мне делать и как дальше жить. Я устал бороться, устал бояться потерять тебя. Я устал жить, не зная, где ты и с кем.

– Объясни мне, что произошло со мной. Кого я хотел забыть или что? Откуда эти деньги? Не молчи, не молчи, ради бога, Алиса! Алисаа!

– Соберись! Не веди себя, как слюнтяй! Ты в беде и тебе нужно действовать! Слышишь, соберись!– вдруг ответила воображаемая Алиса.

Но ополоумевший Алексей, не внемля своему подсознанию, кинулся с объятьями к своей галлюцинации и, ударившись сначала лбом о стену, а затем затылком об ножку кушетки, растянулся на полу и потерял сознание.

Глава 24.

С тихим треском в казенной люстре на три плафона взорвалась и потухла лампочка. Под ней женщина в черной мантии и очках на пол-лица в роговой оправе, стоя у трибуны с двуглавым орлом, склонившись в свою папку, монотонно зачитывала текст с листа.

– Согласно статье 105 УК РФ части второй, пункта а; пункта б; пункта д; пункта е. Согласно статье 111 УК РФ части первой; части второй, пункта а; пункта в; части третьей, пункта б. Согласно статье 112 УК РФ части первой; части второй, пункта б.

По совокупности совершенных преступлений и учитывая их особую общественную опасность Челябинский Областной Суд постановил:

Романова Алексея Николаевича признать виновным, и назначить Романову Алексею Николаевичу наказание, в виде пожизненного лишения свободы, с отбыванием наказания в Федеральном Казенном Учреждении Исправительной Колонии №1 Управления Федеральной Службы Исполнения Наказания России по Республике Мордовия.

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – стукнув молоточком, судья взяла со своей трибуны наполненный стакан и сделала несколько глотков.

В гробовой тишине переполненного зала судебных заседаний было слышно, как жужжит муха, бьющаяся в стекло, залитое каплями серого дождя.

Секунду спустя зал наполнился гулом сотни голосов, и послышались полные ненависти реплики:

– Чтоб ты сгнил там, паскуда!

– До конца дней сыночка моего будешь вспоминать, ирод!

– Получил, гнида! Таких к стенке надо ставить!

– Чтобы ты вечно там мучился, тварь!

– Ты еще, сука, пожалеешь, что тебя не расстреляли!

Но, наконец, вмешалась судья.

– Попрошу соблюдать тишину и всех покинуть зал судебных заседаний.

Но не все выпустившие пар свидетели этого громкого процесса прислушались к ее требованию, и многие уже на ходу продолжали сыпать на голову Романову свои проклятья.

Он стоял одной рукой, прикованный наручниками к «стакану» – решетчатой клетке для подсудимых, и смотрел на Алису. Его сердце обливалось кровью от того, что он видел. Ланская, вжав голову в плечи и вздрагивая от очередного проклятья, как от удара, не могла подняться из кресла. Ее бледное лицо осунулось, и впавшие от бессонницы и голодания глаза светились нехорошим тревожным блеском.

Через минуту его отведут в другой «стакан», поближе к выходу из здания суда, а через пять он будет уже в «автозаке» и, если Алиса сейчас не придет в чувства, они даже не успеют попрощаться.

– Алиса!– не выдержал, наконец, Алексей и тут же пожалел о своем возгласе.

Алиса, вздрогнув от его окрика еще сильнее, чем от проклятий, залилась слезами, сначала тихо, а потом навзрыд. Повернувшись к Алексею и не выдержав его горящего любовью и нежностью взгляда, она отвернулась и зашлась в самой настоящей истерике. Алексей, не веря своим глазам, был прожжен от макушки до пяток, словно огнем, слезами Алисы – это были слезы стыда. Она стыдилась его, стыдилась своей сопричастности к его преступлениям, стыдилась их связи, из-за которой и случилось все то теперь бессмысленное и непоправимое, то почему он оказался здесь…

Уже выходя из будки «автозака», нагнутый лицом до земли спецназовцем из УФСИН, он почувствовал, как в карман его куртки кто-то опустил конверт. Его вели в Следственный изолятор, где он провел полтора долгих и черных года, в ожидании приговора по делу об убийстве семерых человек. Это была последняя ночь Романова здесь, а дальше «этап» и колония, из которой он не выйдет никогда.

Его завели в одиночную камеру и, сняв наручники, спецназовцы, выходя, оставили тяжелую металлическую дверь открытой, со словами « не дергайся». Алексей посмотрел на пустой проем в надежде, что сейчас его мучениям придет конец и «торпеда», заказанная с воли, своим длинным шилом пронзит его печень и сердце. Но вместо проигравшегося заказного убийцы в камеру вошел старый авторитетный вор с большой клетчатой сумкой в руках.

– Давай присядем на дорожку,– хриплым голосом сказал сутулый старик, одетый в черную твидовую тройку, сшитую в Италии.

Они сели на железные нары. Романов не глядя на старика, внимательно рассматривал нацарапанную нецензурную надпись на противоположенной стене. Вор же, не обращая внимания на столь холодный прием, с каким-то отеческим теплом и заботой посмотрел на Алексея.

– Пацаны тебе «грев» собрали. Тут все, что для «этапа» понадобится. Благодарят тебя все за «Мультика» и псов его, он хоть уже и не мент был, но крови свернул многим на две жизни вперед,– промолвил старик рассеяно глядя на сумку, и будто вспоминая что-то.

– Да, забыл совсем. О девочке мы твоей позаботимся, в обиду не дадим родственникам «жмуров» твоих.

–Скажи честно из-за нее все?– хитро прищурившись, спросил старик.

– Спасибо, «Бурый»! Но потом, как все уляжется, дайте ей своей жизнью жить, больше не о чем не прошу,– вяло выдавил из себя Алексей, не ответив на вопрос.

– Что ты, дорогой! Не один волос с ее головы не упадет, пока я жив,– заверил старик.

– Слушай, Михал Иваныч! Я же знаю, ты подчищать за кем-то сюда заехал! Наверняка и на меня пару торпед есть. Дай ты им зеленый свет, пусть убьют меня, а,– тихо сказал Романов, уводя разговор подальше от подробностей своих преступлений и личной жизни, оставшейся теперь в прошлом.

– Дурак – ты Леха! Чтоб я на себя такой грех взял! Отсидишь четвертак, а там глядишь по УДО и выскочишь, жизнь – она длинная,– сам не веря в то, что произносит, сказал «Бурый», и под конец закашлялся.

Алексей молча кивнул, а «Бурый» протянул ему пачку желтого кэмэла, и они вдвоем закурили.

– Ладно, пора мне. На воле дел скопилось, невпроворот. А ты, Леха, помни одно – правда она за тобой была, за правду и помирать не страшно. Может когда еще и свидимся,– сказал старик и действительно медвежьей хваткой обнял Алексея и пожал ему руку.

Романов еле дождался, пока за его единственным в этих стенах приятелем закроется дверь, чтобы достать конверт и поскорее прочесть прощальное послание Алисы. Он, пытаясь как можно аккуратнее открыть конверт, долго возился с ним, пока в итоге его не разорвал, потеряв всякое терпение и разволновавшись, как ребенок. Неровный мелкий подчерк, такой знакомый и до боли бередящий душу, на этот раз обдал Алексея таким холодом, что ему вдруг стало все равно, где закончить свои дни. Содержание письма было следующее:

« Здравствуй. Я никогда не произносила твоего имени, и уже, наверное, никогда не произнесу.

Я долго думала прежде, чем написать это. То чувство вины, которое ты нехотя возложил на меня, вся эта ужасная трагедия, произошедшая из-за нас с тобой – это все результат твоей необузданности и упрямства. В том, что случилось винить, конечно, нужно нас обоих, но если бы ты, хоть раз услышал меня, хотя бы один чертов раз сделал так, как я тебя просила, то ничего бы этого не произошло. Смерть семерых, и шестерых из них ни в чем не повинных людей, теперь будет до конца наших дней терзать нас и мучить. Ты понимаешь это?!

Ты понимаешь, что наши с тобой отношения – это была лишь игра, причем навязанная тобою? Я сотни раз говорила тебе, что не хочу быть с тобой, но ты с упрямством осла продолжал настаивать и добиваться. Где были твои глаза, о чем говорило тебе твое сердце, когда рядом с тобой я чувствовала себя загнанной в западню, из которой нет выхода? С чего ты взял, что в праве, решать за нас обоих, как нам стать счастливыми? Теперь ты понимаешь, что ты натворил?

Пойми, я не пытаюсь оправдать себя, я хочу донести до тебя, что твой поступок – это не месть во имя любви и жертва ради меня, это ради себя, ради своего уязвленного чувства гордости и собственного достоинства ты пошел на это. Вместо того чтобы получить такую нужную мне сейчас поддержку, я сама должна носиться с этими осточертевшими «передачками», переживать сможешь ли ты когда-нибудь выйти из этой проклятой тюрьмы и не убьют ли тебя там. Думал ли ты об этом, когда шел на свой «праведный» суд, задумывался ли, легче мне станет от того, что ты убьешь там кучу народу?

В общем, закончить хочу следующим. Мне, конечно, очень жаль тебя, но если тебе завтра дадут пожизненное, не надейся, что я буду мчаться к тебе через всю страну на свидания и каждую неделю слать посылки, а сама уйду в монастырь – этого не будет. Ты был сам кузнец собственного счастья. Прости и, вероятнее всего, прощай!»…

По спазмирующим позывам бронхов, не дышащих легких, Романов понял, что возвращается в собственное тело. Приводя в порядок, едва теплящиеся пульс и дыхание, он продолжал упорно рыскать в своей памяти.

Еще много лет назад, Алексей научился, не теряя концентрации над этими жизненно важными процессами, оставлять часть сознания для любых других, в том числе и мыслительных. И это позволило выйти своим существом за все известные ему дотоле границы и физические, и метафизические, и любые другие. Оказалось, что нужно было лишь захотеть. А он хотел, ох, как хотел, но не верил, что такое возможно.

Несколько лет подряд занимаясь различными духовными практиками, перепробовав в итоге все ему доступные, он довел контроль над своим телом до совершенства. Романов мог часами, не прерываясь ни на секунду, отжиматься от пола, приседать и делать отжимания «на пресс», не испытывая ни усталости, ни боли в мышцах. Для него очень скоро не составляло труда поднимать и понижать свою температуру тела, а затем и управлять более сложными функциями своих внутренних органов, а главное мозга. И, в конце концов, каждая клетка его организма, каждая митохондрия стали для Романова послушным и отлаженным инструментом.

Однажды занятый тем, что старался замедлить свой пульс до одного удара в минуту, Алексей понял, вернее, услышал, что параллельно часть его самого находится в воспоминаниях об Алисе, при чем, погруженная в них до утраты границ с внешним миром. То есть, отслоившаяся грань самого себя, действовала независимо от его воли, но очень жизнеспособно и устойчиво. До полной свободы ему оставался всего лишь шаг, и, не побоявшись раздвоения личности, Романов переместил все свои устремления и желание оказаться рядом с любимой женщиной, в эту новую для него реальность.