Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки

Позднее призналась бабушке, на какие деньги сделала приобретение. И тогда бабушка, в первый и последний раз, поручила дедушке выпороть внучку. Что он и сделал, но очень осторожно, не больно. Тем не менее Натуля была оскорблена, выбежала на крыльцо и рыдала. Рядом с деревом, на котором росли мелкие ягоды, неприятные на вкус (Наташенька называла дерево «вонючкой»).

* * *

Однажды бабушка ушла в туалет во дворе. Натулька испугалась. Вцепилась ручками в окно веранды, закрытое решеткой, и стала кричать: «Люди, спасите меня! От меня бабушка ушла!». У окна собралось полдвора. Вскоре появилась и бабушка.

* * *

Дома предложили Наташе решить задачу: «Ты идешь в магазин и покупаешь 200 г докторской колбасы и 100 г любительской. Сколько всего колбасы ты купила?». Наташа молчит и молчит. Родные расстроились: «Такая глупенькая девочка! Простецкую задачку не в состоянии решить!». Наконец Наташа объяснила: «Я не хочу идти в магазин! Он далеко!».

* * *

Летом Наташа с бабушкой гостили у дяди Георгия Антоновича, служившего в азербайджанском городе Ханларе. Каждый офицер имел отдельный финский домик. Один из офицеров уехал с семьей на отдых, оставив ключ на хранение соседу. Сын соседа ключ похитил и вместе с приятелями (включая Наташу) проник в пустой дом. Все комнаты были заперты. В коридоре дети увидели черную ваксу и использовали ее по назначению. Наташа намазала ваксой белые туфельки. Затем ребята спустились в погреб. Там нашли богатый склад фруктов. Стали угощаться. Наташа взяла грушу для бабушки, спрятала ее в кармашке платья. Шла по улице и кричала: «Бабушка, я несу тебе грушу!». Но грушу не донесла – плод растаял в кармане. Особенно ни Наташу, ни других детей за визит в чужой дом не ругали.

* * *

На собеседовании при приеме в московскую школу директриса спросила Наташу: «Что делают лопатой?». Девочка ответила: «Вы директор школы – и не знаете этого, а я еще даже не ваша ученица, откуда же мне знать?». Выйдя из кабинета директрисы, Наташа поинтересовалась у своей бабушки: «А что, эта тетя ку-ку? Неужели она не знает предназначение лопаты?».

* * *

Наташа училась в музыкальной школе. Тренировалась в квартире дяди Юры, где имелось пианино. При этом валяла дурака, бессистемно нажимала на клавиши, а бабушка не подозревала обмана.

* * *

Однажды девочка заигралась во дворе и забыла выполнить домашнее задание, а бабушка не напомнила. Проснулась Наташа в ужасе, вскочила ночью, села за учебники. Бабушка присоединилась. С тех пор Натуля никогда не забывала о домашнем задании.

* * *

Наташа предприняла первую попытку помочь по дому. Собрала друзей мыть пол в коридоре. В качестве тряпки использовала шикарную шаль ручной работы – разорвала ее на мелкие кусочки. Бабушка простила, не наказала внучку.

* * *

Сидели с бабушкой в комнате. Вдруг, во дворе шаги. «Это моя мама!» – вскричала Наташенька. Нина Антоновна действительно приехала из Москвы, но внезапно, никого не предупредив. А малютка Наташа шаги узнала!

Через какое-то время мама уехала в Москву. Наташа от переживания сразу заболела корью.

Глава 2. Возвращение в Москву

В Наташенькином дневнике отмечается, что родители жили на Котельнической набережной не очень долго:

«В 1948 году на Можайском шоссе было закончено строительство дома № 74/92, позже получившего № 26 по Кутузовскому проспекту (так был переименован этот кусок Можайки)».

По ордеру Моссовета № 1636 от 3.XII.1948 года родители Натули въехали в этот дом[9].

Поскольку Наташенька в последние годы жизни не раз говорила, что хотела бы написать историю дома № 26, изложу информацию о нем, почерпнутую большей частью из Интернета.

На том месте, где сейчас стоит 26-й дом, в 1771 году, когда в Москве свирепствовала чума, на окраине села Дорогомилово на высоком берегу Москвы-реки возникло кладбище. Здесь хоронили самый простой московский люд и крестьян из западных губерний – помещичьих дворовых или отпущенных в столицу на оброк. Во время Отечественной войны 1812 года здесь хоронили погибших или умерших от ран русских и французских солдат и офицеров. Здесь же была братская воинская могила, над которой в 1849 году на средства промышленника мануфактур советника Прохорова была поставлена кирпичная стела, облицованная железом и увенчанная золотой с крестом главкой. На ней была надпись: «Сей памятник воздвигнут над общею могилою трехсот воинов-страдальцев и раненных в Бородинской битве и умерших на пути в Москву 1812». В 1839 году возле кладбища была сооружена новая церковь Преподобной Елизаветы, которая была снесена и уничтожена вместе с кладбищем в 1940-1950-х годах.

К первой трети XX века вокруг кладбища были выстроены различные промышленные предприятия, а ближе к современной Студенческой улице возник рабочий городок, который вплотную подошел к Можайскому шоссе.

В 1935 году был принят Генеральный план реконструкции Москвы, согласно которому промышленное Дорогомилово с его разрозненной жилой застройкой должно было превратиться в благоустроенный жилой район с монументальными жилыми домами, просторными улицами и скверами. Руководителем проекта стал московский архитектор Зиновий Розенфельд. Его идея заключалась в создании помпезного ансамбля жилых домов вдоль Можайского шоссе (сейчас это Кутузовский проспект) от проектируемого в то время моста, который должен был связать задуманный тогда Новоарбатский проспект с Минским шоссе.

Жилые корпуса по четной стороне шоссе должны были образовывать просторные замкнутые дворы, т. е. каждый дом представлял собой целый квартал, внутри которого располагались здания школ и детских садов. По замыслу Розенфельда, такие дворы должны были составить целостную анфиладу между современным Кутузовским проспектом и берегом Москвы-реки. К сожалению, начавшаяся Великая Отечественная война 1941–1945 годов и сложности, связанные с вывозом промышленных предприятий, не дали осуществиться планам Розенфельда. Лишь ближе к Московской окружной железной дороге ему удалось в 1940-х годах реализовать квартальную застройку.

Дом 26 по современному Кутузовскому проспекту проектировался Зиновием Розенфельдом еще до Великой Отечественной войны и должен был стать частью большого квартала, который состоял из двух жилых корпусов. Строительство дома было начато в 1941 году, но заморожено на нулевом цикле, когда немецкие войска были уже на подступах к Москве. Строительство возобновилось лишь в 1944 году и было закончено к 1947 году. К этому времени проект был изменен: вместо одного корпуса вдоль современной набережной Тараса Шевченко появились два – центральный в 12 этажей и угловой в 7–9 этажей, который копировал архитектуру жилого корпуса вдоль современного Кутузовского проспекта.

Со стороны набережной предполагалось сделать партерную лестницу вдоль склона с беседками и фонтанами. К сожалению, это не было реализовано, так как в середине 1950-х годов началась знаменитая борьба с архитектурными излишествами. Парадные фасады всех трех корпусов отделывались песчаником, а дворовые – кирпичом и бетонными фигурными блоками. Все корпуса были связаны ажурной кованой оградой с воротами, которая исключала попадание во двор посторонних людей. Это, как и расположение вдоль правительственной трассы, и предопределило судьбу квартала как жилья для членов Политбюро СССР и высокопоставленных государственных служащих.

Самыми известными жильцами этого дома с конца 1940-х и по начало 1980-х годов были такие государственные деятели, как Леонид Брежнев, Юрий Андропов, Михаил Суслов и Николай Щелоков. В 1980–2000-х годах здесь жил известный писатель-разведчик Василий Карпов. О Юрии Андропове и Василии Карпове напоминают мемориальные бронзовые доски, которые висят на фасаде дома со стороны Кутузовского проспекта. В 1990-х годах была снята памятная доска о Леониде Брежневе, которая попала в Германию. Позднее повесили новую.

Очень часто этому дому приписывают дурную славу дома самоубийц, считая, что здесь покончили жизнь самоубийством такие государственные деятели, как Борис Пуго и Николай Щелоков. Но спешу развеять эти слухи, так как Борис Пуго жил на улице Рылеева (ныне – Гагаринский переулок), а Николай Щелоков за несколько лет до смерти переехал в дом № 30 по Кутузовскому проспекту.

Уже прошло почти 70 лет, но дом № 26 и его два соседа не потеряли былого статуса. В 2006 году товарищество собственников жилья, которое здесь было создано, стало лидером конкурса «Улучшаем свое жилище», а в последние годы постоянно, благодаря активному участию жильцов в благоустройстве двора, получает всевозможные награды на районных и окружных конкурсах. И действительно, попадая во двор дома № 26, вы оказываетесь в благоустроенном зеленом и тихом дворике, в который не проникает городской шум.

А вот какую запись Наташеньки о родном московском районе я нашел в семейном архиве:

«Церковь Преподобной Елизаветы на Дорогомиловском кладбище Можайского шоссе, ныне Кутузовский проспект, 26–28 (во дворе).

Дорогомиловское кладбище устроено в 1772 г. после моровой язвы. После 1771 г. за Дорогомиловской заставой, между Можайской дорогой (теперь Кутузовский проспект) и р. Москвой, было открыто одно из восьми кладбищ – Дорогомиловское, возле которого вскоре появились харчевни, лавки гробовщиков и мастерские памятников. Позже за православным кладбищем появилось еврейское (Сытин, с. 714–718).

2 января 1773 г. за Дорогомиловской Ямской слободой была освящена церковь преп. Елизаветы (память 24 апр.). Каменная трехпрестольная, по путеводителю архим. Иосифа, построена в 1839 г. Дата кажется неясной, ибо погребенный в 1838 г. при церкви В.Л. Чеканов назван в настенной надписи «соорудителем» церкви, а внутри хранилось Евангелие с надписью 1844 г. «в строящийся храм». Здание в стиле ампир, главный престол Спаса Нерукотворного, приделы преп. Елизаветы и Владимирской Богоматери (в день праздника этой иконы состоялась Бородинская битва) (П.Г. Паламарчук – авт. кн.). Очень изящна была часть ограды, выходившая к улице, с треугольными воротами и 2-мя ампирными часовенками. Памятник над могилой 300 воинов, умерших от полученных в Бородинском бою ран, сооружен мануфактур-советником Прохоровым на Дорогомиловском кладбище в 1849 г. (синодальный справочник). После 1929 г. церковь перешла к обновленцам; вернулась в патриархию в 1944 г. Здесь хоронили еще в 1930-х годах. Сломана она вместе с кладбищем в 1948 г. (журнал Моск. Патриархии, 1994, № 3, с. 131). У Сытина сказано следующее: «В настоящее время Дорогомиловское кладбище ликвидировано. Церковь и надгробие снесены, а на месте кладбища сейчас разбивается парк». Гранитный обелиск, сооруженный?? в 1940 г. над могилами 300 участников Бородинской битвы (ср. выше о том, что он был впервые сооружен Прохоровым. – П.Г.) перенесен к музею «Кутузовская изба» (Сытин, с. 714–718). Ныне церковное и кладбищенское места заняты дворами домов № 24–32 по Кутуз. просп. Еврейское кладбище, продолжавшее православное с запада и вплотную примыкавшее к окружной железной дороге, также снесено (останки художника И.И. Левитана перенесены на Новодевичье).

«Сорок сороков». Краткая иллюстрированная история всех московских храмов, Москва в границах 1917 г. Автор составитель П.Г. Паламарчук. Окружная железная дорога с 23 мая 1917 г. стала официальной границей г. Москвы (Сытин, с. 17).

«Местность эта называлась Дорогомилово, надо полагать, по владельцу в XIII – нач. XIV вв. боярину Ивану Дорогомилову, приближенному сына Александра Невского Даниила, получившему от него указанную местность в вотчину» (Сытин, с. 573).

«В конце XVI в. сюда были переселены вывезенные из села Вязем «государевы ямщики». С XVII в. за Москвой-рекой уже значилась дорогомиловская ямская слобода, несколько десятков изб вдоль Смоленской дороги ближе к броду через реку, на месте которого стоит теперь Бородинский мост. В конце тогдашней ямской слободы стояла деревянная приходская церковь Богоявление с несколькими дворами причта». Церковь документально известна с 1625 г., вновь построена после пожара деревянной в 1626 г. Существовала до Романовых, ибо получала ругу. С 1628 г. при деревянном храме известен придел св. Николая. В 1712 г. разрешено строить каменную, указ 9 окт. 1714 г. задержал стройку, но Никольский придел был освящен в 1717 г., а в списке 1727 г. и храм, и придел числятся каменными. В 1830 г. в теплой церкви добавлен придел «Утоли моя печали». В 1862–1869 гг. архитектор Миронов пристроил по бокам главной церкви приделы преп. Сергия и Тихона Воронежского. В 1874 г. архитектор Никитин переделал старую колокольню, сохранив низ 1717 г. В 1898 г. архитектор В.Е. Сретенский стал строить при здании 1727–1874 гг. новую очень большую церковь. Закладка была 25 сентября 1893 г., главный престол освящен 29 сентября 1908 г., придел «Утоли моя печали» – 21 февр. 1910 г.

Церковь по своей величине стала второй после храма Христа Спасителя. После революции из-за закрытия Успенского собора и передачи храма Христа обновленцам Богоявленская церковь получила значение кафедрального собора. В 1925 г. в помещениях прежних западных приделов освящены престолы Георгия Победоносца и Казанской Богоматери. Храм сломан в 1934–35 гг. или в августе 1939 г. Ныне на его месте стоит жилой шестиэтажный дом. Последние старые дома по Дорогомиловской улице были разрушены в 1978 г. (с. 481–482). Литература: Сытин П.В. Из истории московских улиц. 3-е изд. М., 1958».

Вернемся, однако, к дому № 26 по Кутузовскому проспекту. При въезде в него Евгений Павлович разыграл Нину Антоновну. Привел в новую квартиру и сообщил, что им принадлежит только одна комната из двух, во второй разместится другая семья. Нина Антоновна, тем не менее, пришла в восторг: переехать в самый престижный район Москвы, в элитный дом для начальства, в уютную, солнечную комнату и иметь всего одну соседскую семью – это был предел мечтаний! В те годы мало кому так везло. Но Евгений Павлович темнил недолго, тут же поведал супруге еще более радостную весть – вся квартира принадлежит только им. Восторгам не было конца.

Корсаковы обживали новую квартиру и одновременно напряженно трудились. Три года Е.П. Корсаков работал в Управлении кадров ЦК (инструктором, потом инспектором), а 6 августа 1948 года был назначен на должность заведующего сектором Транспортного отдела ЦК. Евгений Павлович дни и ночи напролет проводил в здании ЦК ВКП(б). Сталин любил работать в ночное время, все «солдаты партии» неукоснительно следовали привычкам вождя. Пока в его кабинете горел свет, оставались на службе и сотрудники аппарата. Иногда Сталин соизволял смотреть по ночам фильмы в клубе ЦК, вместе с ним смотрели фильмы и подчиненные.

Евгений Павлович был человеком, искренне преданным Сталину, партии, что называется твердым искровцем. Вместе с тем он отличался порядочностью, принципиальностью, честностью. Поэтому когда в 1952 году стало раскручиваться дело об «антипартийной группе» в руководстве Ленинграда, Евгений Павлович решил вступиться за невинных, оклеветанных людей. Как мне рассказывали и Натуля, и Нина Антоновна, Е.П. Корсаков пытался дозвониться до главного карателя страны Лаврентия Берии, чтобы выразить свое несогласие с преследованием ленинградцев. Не дозвонился, но все-таки подвергся опале. Евгения Павловича освободили от должности заведующего сектором в аппарате ЦК.

Наташина тетя, Тамара Григорьевна, сомневается, однако, в этой версии событий. В беседе со мной она отметила, что сравнительно невысокий пост в аппарате ЦК Евгения Павловича никак не позволял ему бросить вызов самому Берии, да и вообще выступить с собственной позицией по ленинградскому делу. Тамара Григорьевна полагает, что Евгения Павловича освободили от работы в ЦК после смерти Сталина в рамках «чистки» сталинских кадров. При этом ему предложили перейти на работу в сферу сельского хозяйства. Евгений Павлович решительно возражал, резонно заявляя, что он не разбирается в сельском хозяйстве. Он моряк, и пользу государству может принести именно в области судоходства. Тогда его направили в Ростов-на-Дону, в речное пароходство.

Я в эту версию, однако, не поверил. Наташенька и ее мама не раз рассказывали мне историю, свидетельствующую о том, что в день похорон вождя Евгений Павлович уже трудился в Ростове-на-Дону. В это время у него гостила вместе с бабушкой маленькая Наташенька. Прихватив малютку, Евгений Павлович на служебной машине отправился на траурный митинг. Прибыв на место, папа с водителем ушли митинговать, а Наташеньку оставили в закрытом автомобиле. Девочке стало страшно от одиночества, и она заплакала. Громко и горько. Вокруг машины собрались прохожие, которые удивлялись: «Смотрите, такая маленькая девочка и так переживает смерть вождя!».

Ну, а недавнее изучение мною семейного архива Корсаковых расставило все точки над «и». Из документов вытекает следующее. Евгения Павловича освобождают от работы в ЦК в феврале 1950 года. А с 13 марта того же года и до 30 августа 1952 года он – слушатель Высшей партийной школы (ВПШ) при ЦК ВКП(б). (В 1945–1949 годах учился в школе заочно.) Сразу по окончании ВПШ (1 сентября 1952 года) Евгения Павловича посылают в Ростов-на-Дону на должность начальника политотдела Азовского морского пароходства, где молодой партиец трудится вплоть до 23 сентября 1953 года.

По словам Тамары Григорьевны, Евгения Павловича там полюбили, хотели повысить до должности зам. начальника пароходства, обещали дать хорошую квартиру. Он склонялся к тому, чтобы обосноваться в Ростове-на-Дону, стал уговаривать Нину Антоновну переехать туда. Но супруга категорически отказывалась покидать Москву, ей очень нравилась полная динамики и событий, яркая столичная жизнь.

Хотя и в Москве случались неприятности. Как-то Нина Антоновна собралась принять ванну, открыла кран, а вода не пошла. Дама занялась другими делами, а тут из крана хлынула вода. Да так, что затопило всех соседей, с четвертого по первый этаж.

В 1952 году Евгению Павловичу было присвоено звание майора, состав политический. В удостоверениях, выданных 14 сентября 1981 года Ленинским РВК г. Владикавказа и 28 ноября 1988 года Киевским РВК г. Москвы, указано, что Е.П. Корсаков состоял на штатной должности по вольному найму в частях действующей армии и является участником и ветераном Великой Отечественной войны со всеми полагающимися льготами.

С октября 1953 года Е.П. Корсаков вновь в Москве, занимает пост зам. начальника отдела партийных органов политуправления Министерства морского флота, а с 1 июля 1955 года переводится в Госкомитет Совета Министров СССР по вопросам труда и заработной платы (с 1976 года – Госкомитет по труду и социальным вопросам). Там и трудился Евгений Павлович в должности главного специалиста отдела транспорта и связи вплоть до ухода 30 апреля 1988 года на заслуженный отдых, на персональную пенсию республиканского значения. Шел Евгению Павловичу тогда 72-й год.

В 1956–1961 годах он являлся заместителем секретаря парткома Госкомитета, а с января 1961 года по ноябрь 1963 года возглавлял партком. В советские времена это была очень высокая позиция, Евгений Павлович входил тем самым в руководство Госкомитета. Все эти годы Е.П. Корсаков избирался членом райкома КПСС (Куйбышевского, затем Бауманского районов), тоже большая честь в ту эпоху. А в сентябре 1961 года на XVI Московской городской партийной конференции удостоился даже избрания в ревизионную комиссию парторганизации всей столицы.

За годы честного, добросовестного труда Евгений Павлович был награжден многими государственными наградами.

Выступая на каком-то мероприятии, Евгений Павлович заметил: «Я недавно ушел, как говорится, на заслуженный отдых, хотя и не хотелось оставлять любимое дело».

Теперь о Нине Антоновне. В связи с рождением Наташеньки она некоторое время была всецело погружена в домашние заботы. После отправки Натули в Баку прошла с 25 марта по 31 июля 1948 года курсы физиотерапии Центрального института усовершенствования врачей. А 28 августа 1949 года заняла должность участкового врача в поликлинике № 20 Свердловского района г. Москвы. Ей достались жильцы улицы Новослободской. Работа была адская, до 15 вызовов в день! Приходилось много ходить пешком, обслуживать большое число пациентов. Но зато завязались полезные знакомства. Среди таковых были Тумаркины. Нина Антоновна приобрела у них в рассрочку бриллиантовый гарнитур: серьги и кольцо. Теперь я храню этот гарнитур.

А Тамара Григорьевна поведала следующую историю, связанную с фамилией Тумаркиных. Ей рассказывал папа, что в Баку в сталинский период служил военный комендант с такой фамилией. Как-то поступила директива бакинцам сдать все имеющиеся запасы золота и другие драгоценности. Кто-то сдавал, другие припрятывали. Устраивались облавы. Конфискованное подчас «прилипало» к рукам сотрудников органов правопорядка. На этом и попался военком Тумаркин. Он был любвеобильным молодым человеком и подарил подруге шикарный бриллиантовый гарнитур. Хозяева гарнитур опознали. Тумаркина должны были судить, потом он куда-то исчез. Тамара Григорьевна пересказала эту историю Евгению Павловичу. Тот воскликнул: «Тумаркин, кажется, действительно жил в Баку!».

Мотаясь по городу от больного к больному, Н.А. Корсакова не только досконально освоила премудрости врачевания и обзавелась широчайшим кругом благодарных пациентов, но еще стала подлинным знатоком Москвы. Впоследствии я всегда поражался, насколько хорошо ориентировалась теща, как куда проехать и где что находится в гигантском мегаполисе. Удивляла Нина Антоновна даже асов-таксистов, когда давала им указания относительно кратчайших и наиболее удобных проездов к тому или иному жилому дому или учреждению.

Будучи человеком суперактивным, неугомонным и торопливым, Нина Антоновна сломала в 1951 году ногу. Как помнит Тамара Григорьевна, случилось это так. Кленовские (Тамара Григорьевна и Юрий Антонович) приехали в отпуск в Москву. Одна из задач, которую хотели решить, – приобрести картошку, поскольку в Баку ее не хватало. Продавалась она только на рынке, хорошего качества (ереванский сорт), но была очень дорогая.

И вот Нина Антоновна сообщает бакинским родственникам, что в близлежащем овощном магазине на Кутузовском проспекте дают картофель. Втроем (она и бакинцы) помчались в магазин, набрали полные сетки картофеля. Нина Антоновна, как обычно, находилась в состоянии возбуждения, что-то увлеченно рассказывала, подвернула и сломала ногу. Пришлось накладывать гипс.

О своей суматошной медицинской практике в те годы Нина Антоновна много рассказывала. Мне запомнился эпизод о ее служебной поездке в Подмосковье. Попутчиками в поезде оказались офицеры, которые устроили соревнование, кто выпьет больше чарок водки. Участвовала в соревновании и Нина Антоновна. И соревнование выиграла!

Постепенно Нину Антоновну стали беспокоить сосуды на ногах. И она ушла с поста участкового врача. Евгений Павлович устроил ее в 1954 году в Клиническую ординатуру Мосгорздравотдела на базе Московской городской клинической больницы им. С.П. Боткина. Училась по специальности терапия на кафедре знаменитого профессора Б.Е. Вотчала, который, в свою очередь, был учеником не менее знаменитого профессора М.С. Вовси, проходившего при Сталине по делу о «врачах-вредителях».

С 1 октября 1957 года «в порядке служебного перевода» по окончании Клинической ординатуры Нина Антоновна была зачислена на должность врача-терапевта Больницы им. С.П. Боткина. Больница стала для моей тещи вторым домом – она проработала в этой больнице 33 (!) года, вплоть до 31 июня 1990 года. И все это время в спецкорпусе № 7 Хозяйственного управления Совета Министров СССР (в 1956–1970 годах – ординатором, в 1970–1990 годах – заведующей терапевтическим отделением). Уволилась по собственному желанию в возрасте 69 лет из-за закрытия корпуса № 7 в рамках горбачевской перестройки. Но уже с 3 августа 1990 года приступила к работе на новом месте – в городской поликлинике в отделении профосмотров. В 1991 году ушла на пенсию (19 января).

Врачом Нина Антоновна была замечательным – высококвалифицированным, сердечным, отдававшим работе всю свою душу.

Вот выдержки из характеристик, которые Нина Антоновна получала от начальства в разные годы и при разных обстоятельствах (в советскую эпоху таких обстоятельств было множество – это могли быть поездка за рубеж, приобретение автомобиля и пр.):

«…За указанный период проявила себя квалифицированным, аккуратным, дисциплинированным врачом, честно и добросовестно относящимся к своим обязанностям. Чутко и внимательно относится к запросам больных, за что пользуется со стороны последних большой любовью и уважением. Она хороший товарищ. Морально устойчива.

…Много уделяет внимания медсестрам отделения и повышению их квалификации. За хорошую работу имеет благодарность от администрации больницы.

Администрация, партийное бюро и местный комитет больницы рекомендуют КОРСАКОВУ Н.А. для поездки в качестве Советского туриста по Дунаю.

Главный врач: /проф. А.Н. Шабанов/

Секретарь партбюро: /Реутова В.И./