И загляну в твои глаза…

Бесконечные командировки, когда видишь жизнь через окна поездов и комнат общежитий или номеров гостиниц, перекусов на бегу или обхождений сухим пайком, когда лень было готовить лишний раз. А часто ли выпадает времени в командировках заниматься готовкой? Бывает, едва доползаешь до кровати утопаешь в сон, чтобы с утра всё по новому кругу. Надо благодарить Бога, что наделил меня крепким здоровьем, до сего дня не могу пожаловаться ни на какие проблемы в этой области. Но ведь, мало всего этого, ничтожно мало…

И нет-нет да, память стала напоминать мне о той любви, костёр которой, казалось, навсегда потух и шальной ветер играючи успел разметать даже золу от него. Но нет, не всё так просто, оказывается в этой бренной и суетной жизни, и как бы мы ни стремились заглушить прошлое, оно неминуемо даёт о себе знать.

Не может не давать, так уж устроено мировосприятие, как бы мы ни сопротивлялись разумом, есть ещё сердце, подчиняющееся совсем иным законам, совсем иному порядку. Те же физиологи до сих пор не могут дать полного определения этому важнейшему человеческому органу.

Вот так и со мною. Столько времени минуло с того времени, должно бы было забыться, стереться в памяти, но… этого не произошло. Строки из памяти вызывали воспоминания о той любви, о той юной и хрупкой девушке, в которую угораздило меня влюбиться. Иначе и быть не могло: она олицетворяла собою саму нежность, свежесть юности, мимо которой пройти можно, лишь будучи абсолютно бессердечным и чёрствым существом, для кого само понимание красоты непостижимое явление.

Словно из густой пелены тумана, – как в том мультфильме из беззаботного детства под нехитрым названием «ёжик в тумане», – всплывали фрагменты наших встреч; и порою я воочию представлял её, идущей по городу с глубоко запрятанной печалью в глазах. И в эти минуты мне хотелось сорваться с места, ринуться к ней, бросив всё, позабыв обо всём. Но держала работа, к которой успел привыкнуть, или как принято выражаться: прикипеть душой, хозяйство, пусть и не ахти какое большое – всё это удерживало меня здесь. Да и прожитые годы тоже ведь запросто не отбросишь.

Иной раз, просыпаясь ночью, до самого утра не смыкал глаз, погружаясь в воспоминания. И прошло, наверное, не меньше месяца, а может быть и больше того, когда, пересилив себя, я сел за ответное письмо. Выведя первые строчки: «Добрый день, Надюша…», я к своему стыду, осознал, что не знаю, как дальше продолжить письмо. Если в школе, да и в университете после, редкое сочинение писал на четыре, сейчас я скорее походил на типичного двоечника, которому поручили подготовить реферат, предварительно лишив всех шпаргалок.

Как ни пытался я продолжить письмо, в голову ничего не шло. Я не мог определиться, как именно начать повествование своего письма, а лукавить, как ни странно, не хотелось и я вынужден был отложить сие занятие до следующего дня, руководствуясь русской народной мудростью: утро вечера мудренее.

На следующее утро, я, как обычно отправился на работу, где также мысли о письме продолжили преследовать меня неотступно, и к концу рабочего дня, я уже знал, о чём и как я буду писать. Вечером, вернувшись с работы, и, переделав все насущные дела, приступил к письму. Мысли мои, словно река, сорвавшая плотину, несёт свои воды, затапливая всё вокруг и, сметая на своём пути, спешили выплеснуться на бумагу и кисть с ручкой едва поспевала за ними. Исписав более четырёх страниц на одном дыхании, я решил передохнуть, собраться с мыслями и обдумать продолжение.

Как-никак, с того периода жизни прошло более чем достаточно времени и в моей жизни произошло столько событий: значимых и не совсем и нужно решить, о чём писать, а о чём просто благоразумно промолчать. Выйдя на крыльцо, я закурил; желание завязать с этой дурной привычкой как-то затерялось в лабиринте мыслей до лучших времён, что когда-нибудь, да наступят.

В случае, если всё-таки я решусь поехать. Мне необходимо кого-то оставить приглядывать за своим хозяйством, как-никак домашней животинке не объяснишь, что возникла непредвиденная ситуация и они некоторое время вынуждены будут поголодать. Они-то каждый день требуют свою норму кормёжки. И вот, пока я раздумывал обо всех этих вопросах и их решении, сигарета, дотлев, больно обожгла пальцы, вытаскивая меня из плена раздумья.

Наконец, завершив с письмом, я запечатал конверт, как первый шаг на пути к возрождению любви. Любви, что когда-то осталась в прошлом, но не забылась, не забылась несмотря на прошедшие годы, несмотря на расстояние, разделявшее нас, она подспудно продолжала жить в наших сердцах, ожидая своего часа. Наверное, точно так же зерно, брошенное в землю, ожидает наступления благоприятных условий, чтобы проклюнувшись, пустить свои корни и устремиться в рост.

Возможно, и правда в нашей жизни всё происходит в своё время и любые случайности, по-нашему глубокому убеждению, это продуманные закономерности? Как тот же восход солнца, смена времён года или рождение ребёнка. Сколько пар, обивают пороги медицинских учреждений, стучатся к самым разным шарлатанам, в желании иметь ребёнка, и когда, казалось бы, все надежды растаяли, они внезапно осознают, что у них в самом скором времени, ожидается пополнение. При этом, как ни странно это не звучало, они не прилагали для этого никаких усилий.

Отправив письмо, я хоть и ожидал ответа, но никак не представлял, насколько оно будет трепетным по содержанию и обстоятельным, где в каждой строчке жила любовь, не столько в прошлом, сколько в настоящем и в самом ожидаемом будущем. Она писала о будущем с такой отчётливостью, как если бы это был уже свершившийся факт, словно монумент ещё укрытый от любопытных взоров, но достаточно одного движения, чтобы сорвать покрывало, и он предстанет в полном своём величии. Меня же, это будущее и манило собою и пугало одновременно, пугало своей неизвестностью, своей непредсказуемостью.

Но, сделав шаг вперёд, не принято оглядываться назад, и уж, коли решился на первый шаг, остаётся единственное: сделать шаг второй. И приняв окончательное решение, я договорился со своей сестрой, живущей через три дома от меня, дабы присматривала за домом и хозяйством, подал заявление на работе с просьбой предоставления не оплачиваемого отпуска. Мой непосредственный начальник участка, хоть и был против, но скрепя сердцем, согласился на две недели. Он прямо в глаза мне так и заявил:

– Валера, я понимаю всё, что годы уходят и всё такое, но и ты пойми меня. Сам прекрасно понимаешь, что ты лучший специалист у меня, и будь сейчас аврал, то едва ли стал бы я отпускать тебя. И, уже после этих слов, как бы в шутку, добавил: – в дороге не пей, ни капли…

Только об этом и речи не могло быть. К алкоголю я вообще равнодушен и тем более, насторожённо отношусь к предложениям о выпивке в случайной компании, а в дороге и подавно не могло быть и речи. Мало ли какие попутчики, да и хмельным на какой-либо станции и высадить вполне могут.

В кассе трансагентства я приобрёл билет на поезд и стал готовиться в дорогу…

Уютно устроившись на верхней полке плацкартного вагона скоростного поезда под монотонный стук колёс, я предался сну.

Кому-то нравится глазеть на виды, проносящиеся в окне вагона, даря новые впечатления, но для меня в эти часы более важным представлялось ожидание встречи. Да и что можно увидеть сейчас в окно: белое безмолвие полей, осиротевшие без листьев деревья, погружённые в зимний сон. В общем, ничего примечательного для человека, длительное время пребывающего в дороге. Можно долго рассуждать об этом, но одно дело, когда читаешь письма и совсем другое личная встреча, но почему-то сердце моё подсказывало, что всё будет хорошо и не стоит понапрасну беспокоиться. Да и к чему строить предположения, сбывающиеся в очень редких случаях, не лучше ли положиться на судьбу? Ведь издревле же известно: человек предполагает, а Бог располагает. А там, глядишь, и сложится картинка. Так зачем пустые тревоги и опасения?

Полторы с лишним суток на поезде прошли, словно их и не было. Громким сигналом, врываясь в размеренный уклад жизни, поезд возвестил о своём прибытии на станцию. Перестук колёс на стыках становился всё глуше, пока не затих совсем, уступив грохот сцепам вагонов. Но вот уже и они затихли. Проводница, женщина средних лет, невзирая на небольшую полноту, проворно открыла дверь и откинула подножки для пассажиров, покидающих вагон и, соответственно спешащих занять свои места согласно билету.

Вот и я ступил на перрон города Серебряный Бор. Оглянувшись по сторонам, и, втянув в себя аромат соснового бора, я заметил ей, стоящую чуть поодаль от моего вагона. Что и неудивительно, давая телеграмму, я ещё не знал в каком из вагонов буду ехать. Надя выглядела ненамного старше от той, которую я помнил, может быть, несколько пополнела, но даже эта полнота придавала ей особую привлекательность, внося в её образ новые нотки.

Издали мне трудно было разглядеть, какого цвета у неё глаза, я лишь помнил, что они синие-синие, словно летнее небо в ясную погоду, но взгляд остался таким же, неизменным: всё тот же ласковый и участливый. Заметив меня, она, вскинув руку, помахала мне. Я также не удержался от встречного приветствия, пользуясь свободной от ноши рукой, прежде чем, обойдя других пассажиров, подошёл к ней. Бежевого цвета пальто, облегающее стройную фигуру, не только удачно гармонировало с внешностью, оно выгодно подчёркивало её всю, как есть. Локоны цвета спелой пшеницы выбились из-под шапки и струились на ветру.

– Привет, Надюша… – кроме приветствия, я как-то растерялся на месте и не знал, что говорить. Всё о чём задумывалось, мечталось, в этот миг, словно, вылетело из головы. Но тут на помощь мне подоспела сама Надя:

– Привет, Валера… Я до самого конца не верила, что ты решишься приехать. Даже придя на перрон, до самого момента, пока не увидела тебя, выходящего из вагона, была уверена, что напрасно пришла. И лишь после того, как ты возник в двери вагона. У меня на сердце отлегло…

Она говорила. Говорила, а я стоял, боясь пошевелиться, нарушить эту сказочную минуту…

Запоздалое прости

Олега и Таню я знал с самых детских лет, хотя сказать по правде и дай Бог памяти, знаю, как бы там ни было, оба живы здоровы, но только вот счастливы ли? Как говорят в таких ситуациях: жизнь прожить – не поле перейти, и ведь оно действительно так и есть. Мы можем хорохориться, а жизнь незаметно расставляет свои акценты и, желаешь ты или не желаешь, приходится с ними считаться. Бывает, что во время ссоры и сам не успеваешь заметить, как обидное хлёсткое слово вылетает в пылу, да и самим тоже иной раз приходится слышать подобные выражения в свой адрес, на то, наверное, она и есть жизнь.

А вот попросить прощения, извиниться, как ни прискорбно, не всегда спешим. Гордыня ли тому виной, эгоизм ли, выражая одним словом – стараемся скорее забыть об этом инциденте. Да и то ещё есть: попросим прощения, а его не примут? Хотя и сказано в Священном Писании: «прощайте и будете прощены», но в минуты раздражения и гнева мы, напрочь, забываем об этом.

Радость и грусть, веселье и тоска, сплетаясь между собою самым невообразимым способом, сопровождают нас по дороге жизни. Всякое случается на этой дороге, друзей обретаем и теряем, иные словно комета, мелькнув в ночном небе, исчезают, оставляя самые прекрасные воспоминания. А, бывает, и наоборот, оставляют тягостное ощущение, от которого трудно избавиться. У Тани и Олега тоже в жизни произошла одна небольшая, ничем особо не примечательная размолвка, но перечеркнувшая жизни обоим. Поведав эту небольшую историю, я не ставлю какой-либо воспитательной цели или чего-то ещё, человек всегда старается учиться на своих ошибках или, по крайней мере, совершать их…

И да хочется надеяться, что читатель великодушно простит меня, если историю поведаю от первого лица…

Таня, шустрая девчушка, жила от нас через два-три дома и всегда включалась играть в нашу компанию, играем мы в «казаки-разбойники» или войнушку. Нам, деревенской детворе, достаточно было взять в руки палку и, вот он: автомат. Самые разные подвижные игры были в нашем арсенале, даже в индейцев играли. Станет припекать солнышко, речка рядом, а вода… словно парное молоко, нырнёшь в середину и плывёшь, пока не перехватит дыхание. И вот таким образом в играх и забавах детских, заливаясь весёлым смехом или напротив, громким плачем, мы подошли к тому возрасту, когда становится необходимостью идти в школу.

Первого сентября Таня, с большим букетом белых гладиолусов в одной руке и с портфелем в другой вышла из дома. На длинные и шёлковые чёрные волосы, цвета воронова крыла, словно присели фантастические белые бабочки и, настолько им понравилось, что они раздумали улетать, превратившись в два белых банта. Для нас прозвенел первый звонок, предвещая начало учебного года и, как бы предупреждая, позабыть на неопределённое время о забавах.

Счастью, что освещало наши радостью наполненные лица, не было предела: как же, мы теперь тоже школьники! Как мы гордились своим новым статусом в этот день, поглядывая на остальных ребят, которые вернулись после летних каникул и только и эмоций, что от встречи со старыми товарищами. Нам думалось, два момента в школьной поре: первый звонок, что распахивает двери, впуская в мир знаний и последний, когда, наполнив знаниями, отправляет в далёкое плавание по морю жизни. И в этом море всё или почти всё зависит только от тебя.

С первого учебного дня мы упросили нашу учительницу усадить нас за одну парту, в чём она нам не отказала. Началась для нас новая жизнь полная забот: с утра пораньше собираешься в школу, а вернувшись из школы – для привыкания рук черкаешь палочки и галочки в тетрадке, домашнее задание. На игры оставалось только воскресенье, когда можно проснувшись поутру, позавтракать на скорую руку и бежать к друзьям, что иной раз уже поджидают у калитки.

У детишек моложе нас глаза блестят завистью к нам, как-никак мы уже школьники. И вот в этой суматохе уроков и игр, пролетели несколько лет и, теперь мы уже не «зелёные» первоклашки, а подростки, пришедшие в восьмой класс. Порою просто удивительно, как споро пролетает время, запущенной стрелой, летящей в пространстве, и, ничуть не заботящейся о происходящем вокруг.

Ребята заметно вытянулись в росте, окрепли, кое-кто и к курению успел пристраститься, хотя и усиленно пытается скрывать эту пагубную привычку. И вот к этому времени в наших отношениях с Таней произошли некоторые невидимые, но от этого не теряющие своей упоительности, отношения. И если поначалу я воспринимал это как влюблённость только со своей стороны, но в разговорах с Таней всё же заметил, как она старательно маскирует свои чувства, тщательно старается скрывать.

И даже наши совместные прогулки приняли новый оттенок, что-то ещё не совсем осознанное нами уже витало, дрожало в окружающем пространстве. Так бывает ранним утром, на восходе солнца, когда над горизонтом сгустившиеся облака прикрывают восходящее солнце и пусть его ещё не видно, но душой и сердцем трепетно ожидаешь: вот-вот проглянут первые лучи солнца, приветствуя новым днём.

И хоть по-прежнему я продолжал подтягивать Таню по черчению и точным наукам, она в свою очередь была мне опорой в гуманитарных предметах, где я оказался не так силён. Возможно, тогда появились первые несмелые всходы любви? Или, быть может, несколько раньше? Когда я носил её портфель в школу и из школы?

Одноклассники, заметив очевидное, не замедлили подтрунивать над нами, обзывая женихом и невестой, однако же, отсутствие реакции с нашей стороны, какого-то иного внимания принудило их искать другие объекты для своих насмешек. А чуть позже, они же с завистью посматривали в нашу сторону, в моменты нашей отвлечённости, бывало, и вздыхали периодически. Пробуждающаяся чувственность или похоть, как хотите, примите, требовала выхода, внимания. Кто из великих, однажды изрёк провидчески: «первая любовь редко бывает счастливой. Но если Ваш случай именно счастливый, берегите его», но мы по своей беспечности едва ли обращали внимание на разного рода, высказывания. Такое отношение, конечно, более присуще парням, девушки же обычно к этому возрасту заводят дневники, куда записывают свои тайные мысли, свои восприятия.

Таня из угловатого подростка преобразилась в стройную, с осиной талией, красавицу. Её мягкий волнующий голос, большие карие глаза, словно с некоторым удивлением наблюдающие за окружающим миром, происходящим вокруг да чёрные волосы, причудливым образом собранные на затылке – если коротко, приблизительно так можно описать её образ в нескольких словах. Мне казалось, красоту её не то, чтобы описать, на холсте красками и то не передать.

Но что было в ней особо примечательного, при встрече на улице, она никогда не проходила мимо, высоко задрав голову, обязательно поприветствует, перекинется парой-тройкой слов: с малыми по-своему, со старшими по-взрослому. Разве кого подобное отношение к людям оставит кого-то равнодушным? Кто сможет устоять перед обаянием такой красавицы?

Но при всём, при этом о любви, о взаимных чувствах мы предпочитали не говорить до завершения учёбы, может статься стеснялись или в чём ином была причина, кто сейчас упомнит по прошествии времени. В школьных буднях пролетели ещё два года и для нас прозвенел последний звонок, явно намекая о начале нового периода жизни, взрослой жизни, к которой нас готовили целых десять лет. Выпускные экзамены мы выдержали легко и, получив заветные аттестаты, разлетелись кто – куда.

Правда незадолго до этого всем классом мы отметили выпускной вечер у озера, разложив небольшой костёр, рядом на мангале жарили шашлыки, вчерашние одноклассники делились планами и мечтами. С бездонной глубины тёмно-голубого небосвода, местами затянутого тучами, мерцали звёзды, словно напутствуя во взрослую жизнь. И в тот самый вечер, впервые, осмелев от принятого лёгкого вина, я осмелился признаться Тане в любви. Признание, правда, оказалось взаимным, хотя Таня немного и стушевалась от неожиданной откровенности.

Судьба разбросала вчерашних одноклассников по разным городам и весям. Меня прямо с курсов, вручив повестку, призвали в ряды Вооружённых Сил, Таня же, получавшая образование в областной столице, на проводы и то, не попала. Ничего не поделаешь, знать, на роду так было написано. И единственной нитью, связывавшей нас, стали белые листки бумаги, исписанные красивым бисерным девичьим почерком.

В письмах Таня писала о своих успехах в учёбе, о своих пожеланиях и надежде на скорую встречу. Но письма полные самых сокровенных желаний и чувств писали едва ли не каждый день. В части, где проходил службу Олег, а это предгорья Южного Урала, ему завидовали белой завистью. Пусть и не так далеко от родного края, а по собственной воле дома не побываешь, устав есть устав, служба солдатская. Но когда на сердце легко, дома и родители, и невеста ждут, то и службу нести сплошное удовольствие. После первого года службы мне выделили десятидневный отпуск. Счастливая улыбка озаряла моё лицо в эту пору.

В деревне самая жаркая пора: сенокос. Кто жил в деревне, тому знакомы эти заботы: с рассветом, покуда ещё держится роса и не особо досаждают оводы и комары, взрослые спешат в лес, а в деревне же остаются одни мальцы и бабушки. В лесу там и сям слышны голоса косарей, что, подтрунивая друг над другом, укладывают покосы взмахами искусно отбитой косы. Высокая и густая трава ложится ровными рядами.

Птицы щебечут, словно подбадривая, из чащи. И вот так между делом и не замечаешь, как на восходе забрезжат первые лучи восходящего солнца, предвещая жару. Олег, отдохнув в первый день, после дороги, на второй со всеми вместе отправился на покосы. Вечерами же встречался с Таней, тоже отдыхавшей на каникулах в деревне. Но десять дней, они и есть десять дней, а в летнюю пору, когда с утра уже впрягаешься в заботы, даже не успеваешь заметить, как солнце клонится к закату. И вот уже пора собираться в дорогу.

Таня, моя невестка, поехала со мной до самой станции, провожая в дальний путь. Мы неспешно беседовали на скамеечке, когда диспетчер по громкой связи оповестила о прибытии поезда «Москва – Иркутск» на второй путь. А это значит, мне пора подниматься на ноги и искать свой вагон. Во время этой беседы по поводу и без, мы с ней договорились о женитьбе после того, как отслужу, но ни у кого и в мыслях не было, что это наша последняя счастливая встреча, полная радостных ожиданий, радужных надежд.

…Поезд, громко возвестив о своём отбытии, начал медленно набирать ход, отстукивая на стыках рельс. Я же, стоя на последней ступеньке вагона оглянулся назад и помахал Тане рукой на прощание и разглядел ответные взмахи платочком среди провожающих. Вот уже с двух сторон замелькали последние строения и поезд, набравший ход, вышел в открытое поле, тянущиеся бесконечно далеко и лишь на горизонте, в синеватой дымке, заметна полоска леса, да и по пути следования поезда нет-нет да, попадаются участки лесного массива.

Листья на деревьях в предчувствии скорой осени потеряли былую сочность зелени и приняли золотистый оттенок, как если бы живописец несмело нанёс мазки на холст, желая удостовериться в желаемом колере. Где-то густо, а где-то легко коснулась кисть художника, но пройдёт ещё месяц-полтора и лес весь покроется багрянцем, золотом, и воцарится осень в своих правах.

Вторая половина служебного периода прошла споро: в первый год на службе тяжело приходится, а после, то ли входит в привычку, в размеренный уклад или что-то ещё, но время летит не заметно. И ведь оно, и вправду так и происходит. Вышел приказ министра обороны, и Олег, попрощавшись с сослуживцами, начал укладываться, готовиться к отправке домой. На душе легко и лишь непонятная грусть расставания. Как-никак два года бок о бок провели в одном строю, в одной казарме.

…Поезд ровно мчится по Уральским горам, мерно отстукивая на стыках рельсов, выводя свою извечную песню. В окна вагонов, словно прощаясь, напоследок заглядывает таёжный лес. Невыразимо прекрасная природа, что не хочется никуда уходить, но… за тысячу километров ожидает родной край. На редких станциях поезд притормаживает, высаживая одних, и, набирая других пассажиров, чтобы продолжить свой путь: кто-то в гости едет, а кто из гостей. Вторых сразу заметно: хмельные, иные, как только разместятся, выставляют на стол выпивку, закуску дабы продолжить застолье. Некоторые сразу заваливаются спать, видимо, всю ночь продолжалось веселье и, не до сна было перед дорогой.

И только поезду нет никакого дела до людских забот: знай себе мчит по отполированным до блеска, до рези в глазах, рельсам вперёд. С двух сторон обступают деревья, образовав коридор, и, устремившись ввысь, к небесным просторам. Солнечные лучи едва пробиваются до земли сквозь их кроны. Да и земля в этих местах больше представляет собой каменные россыпи или человеку из средней полосы, привычному к чернозёму, так кажется.

Километры за километрами глотает поезд, оставляя позади и вот уже массивные кедры уступили место широким лугам, бескрайним полям. От того, что лето перевалило на вторую половину, поля отливают золотом, обещающим богатый урожай. В какой-то момент, он очнулся от задумчивости, услышав голос проводницы. Оповещая пассажиров, она громко произнесла название станции. «Так, это же и моя станция тоже», – всполошился Олег, спешно собираясь к выходу. Поезд, громко извещая о своём прибытии, просигналил и некоторое время спустя, громыхая сцепами, встал на путях.

…На радостях, что стоит на родной земле, даже сам не заметил, как добрался до родной деревни. Всё происходило словно в тумане. Каждый, кто хотя бы единожды выезжал в дальний путь, знает: нет большей радости, чем возвращение домой. Как бы красиво ни было где-то там, а сердце тянет на родину. И лишь дошедши до родного дома, Олег смог перевести дыхание. Душу переполняла необъятная радость: наконец-то, я снова дома. Снова в родных краях, он готов был обнять весь мир, душа просто трепетала от волнения охватившего его всего.

Медленно открыв дверь, он пошёл в сени, пахнущие живительной прохладой и до боли знакомым запахом родного дома. Мать с отцом в эту минуту сидели за столом, погружённые в какие-то житейские размышления, что возникают на каждом шагу в сельской жизни и требуют приложения рук: то одно, то другое; в одном месте латаешь, в другом уже ломается.

Увидев родного сына на пороге дома, они опешили вначале, как-то не додумался Олег на вокзале ещё отбить телеграмму. У матери от радости тут же увлажнились глаза от набежавших слёз, да и в голосе отца ему почудилась дрожь. Но несмотря на это, мать тут же пошла собирать родственников в честь возвращения родной кровинушки, защитника Отечества.

Олег же, не откладывая дела в долгий ящик, направился к своей любимой девушке. Столько времени были в разлуке, оба изрядно соскучились друг по другу. Влюблённым сердцам и день в разлуке кажется месяцем, а тут целый год не виделись.