Люби меня, Стамбул!

Я шла себе дальше, как через несколько минут меня обогнала пара, говорящая по-русски. Молодая женщина, скорее всего, азербайджанка и её, по-видимому, младший брат. Женщина, наверное, жила в Стамбуле, а юноша приехал навестить. Моё внимание они привлекли своей громкой руганью. Точнее, ругалась женщина:

– Это тварь, грёбанный узбек, сука! – возмущалась она.

«Ничего себе», – подумала я и почувствовала, как справедливый гнев вскипает во мне. Я уже хотела встрять со словами «А что тебе, овца тупорылая, узбеки сделали?!», – как услышала вторую часть разговора:

– Тварь невоспитанная, – ругалась женщина. – И вот такие, как они всю нацию позорят!

Братишка слушал и кивал.

Я поняла, что эта пара наткнулась на то убогое существо без роду, без племени, которое на своём родном языке то, изъясняться не умеет. Возможно, они пересеклись с ним и повздорили. Тем временем, женщина продолжала:

– Из-за них, ты уже не хочешь говорить, что приехала из Узбекистана!

Я поняла, что женщина и её братишка были моими соотечественниками. Гнев мой праведный приутих и мне стало стыдно, что то существо тоже было моим соотечественником. В чувстве стыда за своих людей, что не умеют себя вести в чужой стране, мы с этой парой оказались «по одну сторону баррикады».

Брат с негодующей сестрой ушли вперёд, а я шла и думала:

– Вот, ёрш твою меть! – опять эта тема мигрантов настигла меня. Казалось бы, в самом неожиданном месте, где проходят миллионы человек со всего мира, меня угораздило встретить этот экземпляр бесконечного стыда за свою нацию. Настроение у меня… нет, не испортилось, ведь я же в Стамбуле!

Вскоре, когда моему взору отрылась голубая лазурь Босфора и станции набережной Эминону, мой мозг заблокировал негативную информацию, что была мне подана несколькими минутами ранее.

Дыша полной грудью и чувствуя себя уже частицей этого мира, я перешла дорогу, направилась к ближайшему ларьку продажи свежих соков, и купила себе вкуснейшего апельсинового нектара. Я опять была исполнена чувством великой гордости, что мне удалось перекинуться парой слов на турецком с мальчиком-продавцом. Я постояла у набережной, сделала пару снимков и, попивая свой сок, смотрела на блики солнца, алмазными искрами играющие на волнующейся ряби пролива.

Созерцая набережную, по которой прогуливались сотни туристов и местных, я вспомнила сериал, в котором в первый раз увидела мистера Светлая Душа, и онемела от его лучезарной красоты. Мой рот растянулся в мечтательной улыбке, ведь он обитает где-то здесь, в этом городе потаённых желаний. Хотела бы я встретить его? Не знаю…

«Boş ver!» (забей!) – сказала я себе и отправилась по галатскому мосту на противоположную бухту Каракёй.

Мост был таким же, как и много лет назад – длинный и оживлённый. Привычные рыбаки с тонкими удочками также ловили на живца. Через автомагистраль простиралась Терра-инкогнито материкового Стамбула, в пыльной дымке возвышалась величественная мечеть Сулеманийе.

Я брела по мосту, разглядывая встречных пешеходов. Стамбул – это город молодых. Молодёжь разноцветными стайками прохаживалась туда-сюда, жуя сэндвичи из рыбы, разговаривая, гогоча. Казалось бы, город жил в своём особом ритме, ритме беззаботности, где нескладные звуки складывались в дивную мелодию Стамбула, состоящую из смеха юности, шума транспорта, песен муэдзинов, гула пароходов и криков чаек.

Дойдя до Каракёй, я с грустью обнаружила, что от знаменитой набережной мало что осталось. Все было перекрыто или стройками, или куплено богатеями, что приватизировали эти земли и сделали недоступными для простых смертных, прекрасные виды набережной.

Найдя местечко в маленькой кафешке, я намеревалась исполнить обещание, данное самой себе, съесть сэндвич из рыбы.

«Велком!» – поприветствовал меня улыбчивый официант. Я стала говорить с ним на турецком. Он заулыбался ещё шире и спросил:

– Откуда вы? Китай? Япония? – продолжал он по-английски.

– Что?! Я из Узбекистана!

– Ой, простите! – он смутился. – Просто, у вас такая причёска… – и сделал жест рукой вниз от уха к шее. – И очки тёмные…

– Да, ничего… – сказала я, – меня многие принимают за азиаток.

Взяв мой заказ, парень заговорил со мной на своём языке, все так же, улыбаясь:

– Вы узбечка и говорите немного по-турецки, да?

– Да, немного говорю…

– Вы очень хорошо говорите!

– Да ладно…

– Нет, прекрасно говорите! – он явно старался меня подмаслить.

«Если бы…», – подумала я.

– А вы живете здесь или приехали погулять? –последовал привычный вопрос.

– Погулять… – ответила я, широко улыбаясь.

– Вам нравится здесь?

– Да, очень!

– Оставайтесь! Здесь много узбеков, – он подмигнул мне, пытаясь флиртовать.

– Я ещё сюда вернусь, – ответила я, жутко пожелавшая, чтобы сказанное стало правдой.

– Иншаллах! – ответил мне молодой турок.

К слову, сэндвич с рыбой был прекрасен. И крепкий сладкий чай был тоже к месту. Только вот в пиве мне они отказали со словами «Мы не продаём алкоголь». Это стало ноткой, напоминающей об изменениях, что происходят в этой стране.

«Да и ладно!» – подумалось мне. «Ничто не испортит мне настроения, и вообще, если хочешь пить – иди в ресторан!» – сказала я сама себе. Ведь, со своим уставом в чужой монастырь не ходят.

* * *

Следующий мой гастрономический маршрут пролегал на улицу Истиклал и Таксим.

Я доехала на этот раз на трене до остановки Каракёй и решила проложить путь до улицы Истиклал. Тот, что я проделывала семь лет назад, решив испытать вновь те светлые радужные чувства.

Перейдя дорогу, я нашла ту улочку, что круто подымалась вверх. Она называется Юксек калдырым. Улочка, по которой ходят толпы туристов, так как вся она напичкана сувенирными лавками, маленькими ресторанчиками, мини-отелями и прочее. Правда, сейчас на место многих лавок пришли магазины, торгующие промышленными товарами. Что-то изменилось в этой чудной узкой улочке, исчез некий шарм, дух Стамбула, которого нет, и который я тщетно пыталась ощутить.

Дойдя Галатской башни и пофотографировав её, я подумала, а не зайти ли в ресторан имени Башни, но отказалась от своей идеи. «В такие места не ходят по одиночке» – сказала я себе, и двинулась дальше.

И, продвигаясь ближе к знаменитой улице Истиклал, я, наконец, увидела то, что ожидала видеть. Уличка Бюйюк Хендеке вела вверх, но олицетворяла тот Стамбул, о котором я грезила эти годы. Казалось, что стамбульская богема нашла приют здесь. Каких только магазинчиков и лавочек тут нет – магазины музыкальных инструментов, различные лавки, продающие разные диковинные вещи от виниловых пластинок до одежды для представителей суб-культур, от кожаных и серебряных украшений до одежды любителей белли-дэнса. И все это разбавлено различного вида кафешками и кофейнями. Кстати, в этих кафешках и кофейнях вальяжно расположились сами эти представители стамбульских субкультур – обросшие байкеры и рокеры в косухах, пара готов и несколько хипстеров. Они сидели и говорили о своём, безразлично осматривая проходящих мимо людей.

Купив в одной лавке магнитик с изображением Ататюрка, я поднялась на Истиклал.

Решив дойти до пощади Таксим, я прошлась быстрым шагом по этой длинной улице с массой магазинов, бутиков и ресторанов. Но, быстро идти не получалась, ибо взгляд мой падал постоянно на какой-нибудь закуток с красивым «вкусненьким» ландшафтом, будь то кафешка или синагога.

Таким образом, я забрела во двор католического храма, который был действующим, и в это время, в нем шла месса. Церковь святого Антония Падуанского, так он называется. У этого храма своя занимательная история, кому интересно, могут найти описание в Википедии. Скажу только, что он был построен в 1912 году ещё во времена Османской империи, и перед входом в базилику, нас встречает статуя одного из римских Пап, Иоанна XXIII, который, самолично, вёл там мессы. Я заглянула внутрь храма, и как-то, позабыла, что нахожусь в Турции. Храм по своему внутреннему убранству ничем не отличался от своих европейских аналогов, все те же прекрасные витражи, все те же боковые галереи и алтарь. Негромко играл орган, люди ходили, делали фото, молились. Среди визитёров было много мусульман, женщин в хиджабах. Они сидели на скамьях, слушали музыку, отдыхали в дворике.

Глядя на эту, почти, идиллическую картину мирного сосуществования религий, я почувствовала, что мой внутренний гнев и злоба куда-то исчезают, и я даже, готова была возлюбить всех людей. Вот она сила божественная, чудотворная!

Воодушевлённая, я продолжила свой путь на Таксим. На самой площади я ничего особого не нашла, разве что, сделала селфи у памятника Героям. Странно удивило отсутствие деревьев на площади.

С чувством исполненного долга, я двинулась обратно и почувствовала, как мой желудок стал урчать от голода. На Истиклал, я нашла бистро и в первый раз в жизни отведала блюдо Искандер.

Я возвращалась в сумерки усталая с животом, набитым мясом и хлебом. Жутко хотелось чаю или горячей чорбы, которую я успела полюбить. Улица Акбыйык была, как всегда, людной и освещённой витринами лавок и магазинчиков, а также, разноцветными стеклянными фонарями, что придавало улице праздничность, невзирая на день, месяц или настроение её обитателей. Масса туристов, ночных бабочек и просто местных, ошивались в многочисленных кафе и ресторанах. Официанты и зазывалы старались завлечь тебя в их заведения, улыбаясь во все зубы.

Моего знакомого не было на месте. Зато, владелец соседнего кафе, вереща на беглом английском, за несколько секунд ознакомил меня с особенностями меню своего ресторана, накидал мне кучу визиток и спросил, откуда я приехала:

– Фром Раша (из России), – сказала я хмуро, расстроившись от осознания того, что стесняюсь назвать свою страну.

– О! Прифет! Дабро пожаловать, – стал расшаркиваться турок. А я смотрела на него, улыбаясь натянуто, думала, о том, если бы я была бы тут не на статусе туриста, а на статусе обычного трудового мигранта.

Вообще, будучи здесь, я очень часто задумывалась на эту тему, ведь, как ни крути, сюда я приехала на «разведку» и не скидывала перспективы найти здесь работу.

Но, реальность была очень далека от моих радужных фантазий. Узбекистан – это поставщик большей частью мигрантов низкоквалифицированного труда, что, словно, незваные гости, осваивают просторы России, Турции, Кореи и прочих стран.

От этих мыслей мне стало совсем худо, и я поплелась к себе в отель.

В отеле, вместе с шумной компанией заезжих арабов, и клопами в моей постели, меня ждало ещё одно разочарование. Открывая свой номер, с террасы наверху, я услышала громкую ругань Мустафы. Сначала я подумала, что он разговаривает по телефону, но, потом, стала различать обрывки фраз.

– Ты достала меня, достала! – ворчал он громко на турецком.

Я быстро поднялась по лестнице и очутилась на террасе. Малочисленные гости смотрели вечерние программы, а напротив, на кушетке сидела Диля без лица. Увидев меня, обычно дружелюбный Мустик пролетел мимо, даже взглянув.

– Что случилось? – спросила я у Дили, которая еле сдерживала слезы.

– Да… поругались немного, – сказала девушка всхлипывая. – Наргиза-опа, я зайду попозже к вам, мне несколько номеров надо убрать.

– Конечно заходи…

Тольга, неудавшийся поклонник

Я не люблю успокаивать людей в их семейных ссорах, точнее, вообще не умею этого делать. Поэтому я спустилась вниз, и захватив кошелёк, решила пойти в ближайшую кафешку попить чаю и чорбы.

Я зашла в первое кафе, что было расположено недалеко от отеля. В салоне никого не было, за исключением семьи, кажется из Казахстана, что ужинала, заняв два столика.

Владелец кафе по имени Тольга, был мил и приветлив. Он разговаривал по-английски, и, усадив меня за столик, принёс бесплатный чай.

Казахи громко разговаривали на русском языке и пытались объяснить официанту свои просьбы на ломанном английском. Я могла бы помочь, но не было настроения обнаруживать себя.

Тольге захотелось пофлиртовать и начал он с привычного «Вер ар ю фром?» (откуда вы)

– Фром Узбекистан, – ответила я, наблюдая за его реакцией.

Его лицо несколько изменилось, или я была уже слишком подозрительна. Мне показалось, что в его глазах мелькнуло некое разочарование.

– Аах.. – произнёс он. – А почему ты не говоришь по-турецки?

Вопрос был предсказуем.

– Говорю, – сказала я. – Но немного.

Он сразу перешёл на свой родной язык. По телевизору пел и плясал Таркан.

– Вы знаете Таркана? – спросил Тольга. – У вас продают его диски?

– Конечно знаем, и диски у нас продают, и слушают его многие.

Пока я уплетала свой суп, Тольга уселся рядом и успел задать мне кучу вопросов о моей семье, профессии, и что я вообще делаю в Турции. Я ему с удовольствием отвечала, так как мне нравилось практиковаться в языке. Тольга, как будто и не замечал моих многочисленных ошибок.

– Как отдохнёшь, приходи сюда. Посидим, поболтаем, может, выпьем чего, – предложил он. – Я здесь до часу буду, так что приходи.

«Ну вот, начинается…», – подумала я, а сама широко улыбнулась ему.

– Спасибо, обязательно приду! – ответила я, думая, тем временем, как завтра буду обходить это кафе стороной.

– Давай, приходи! Я буду ждать! – сказал на прощание Тольга.

Мне было и смешно, и грешно. Тольга был как минимум на десять лет моложе меня, и мне его внимание, конечно, немного льстило. Но, будучи всю свою жизнь человеком вдумчивым и серьёзным, я решила, что эта интрижка ни к чему не приведёт, а значит, и не стоит её начинать.

Я возвращалась в отель и напевала арию из мюзикла «Призрак Оперы»:

– Keep your hand on the level of your eyes… (держи свою руку на уровне глаз)

Я доплелась до своего номера, а именно, малюсенькой комнатушки, большую часть которой занимает огромная кровать. Шёл затхлый запах из канализации, а слабое октябрьское солнце дало комнате хорошенько отсыреть. Я включила шумный кондиционер и собралась забыться в просторах интернета, как в дверь постучали.

Зарёванная Диля несмело вошла внутрь, и, устроившись на холодном полу, закурила.

– Будете? – спросила она, протягивая мне пачку.

– Нет…, а вообще, давай…

Я затянулась. Ментол разлился по моим лёгким.

– Ну что ещё случилось? Что там за Санта-Барбара?

Дилю прорвало. Она нервно курила и проклинала мужа на чем свет стоит.

– Вот, Наргизаопа, не поверите! Он меня совсем достал, придирается к каждой мелочи! Буквально, к каждой! Вот стал меня ругать, что я ему завтрак не приготовила.

– А почему не приготовила? – я хотела её потролить и поднять настроение.

Диля приняла мои слова серьёзно.

– Потому, что с утра много было клиентов, я замоталась. Им завтрак готовила… Потом, пожарила и ему яичницу, а он налетел на меня… что я его не ценю, как мужа… урррод… Что я должна была бросить гостей?! Я же одна, ничего не успеваю!

Я смотрела на неё, задумавшись. Диля спускала меня постоянно с небес на землю, где мои иллюзорные представления о Турции, разбивались о жестокую реальность узбекского эмигранта.

– А почему он не возьмёт ещё себе помощника? –спросила я.

Диля ухмыльнулась.

– Ага… сейчас взял… Он мне то не платит, что обещал, а хотите, чтобы ещё кому-то платил? Он же жадный такой… вон, его сын нам помогает… только на словах, а на самом деле, это мы постоянно ему деньги даём.

Она вздохнула.

– Ничего....иншалла… скоро это все кончится. Избавлюсь скоро от этого урода!

– Избавишься… , – сказала я, хоть в душе надеялась, что у них все сложится все таки.

– У нас казахи недавно были…, – Диля опять закурила. – Так вот, женщина сказала, что когда я без него, я такая весёлая, а когда с ним, на мне лица нет! Представляете, чужой человек, а сразу все заметил…

– М-да… – ответила я отстранённо, – она права… жаль конечно....

– Жаль, что поделаешь…

Ночью я опять лежала без сна. На террасе опять шумела компания мужиков, опять позвали б***й из СНГ. Был слышен женский смех, русская речь и ломанный английский. Но я привыкла. Как-то странно, но мою эйфорию от пребывания в этом городе не могли испортить даже шлюхи из пост-совка.

Я лежала и думала о Диле, а заодно, и обо всех своих соотечественниках. Я старалась поставить себя на её место и тогда к горлу подступала тошнота. Даже без оглядок на всяких турецких «мужей» по Никаху, перспектива работы во вшивом отеле за пятьсот несчастных долларов меня никак не привлекала. Общение в определённом кругу не лучших представителей местного социума, к которому я не принадлежала, но вынуждена была бы вращаться в нем, ибо… была бы обычной мигранткой из Узбекистана…

«Нет», – думала я. «Не канает… была бы моложе, смогла бы… но не сейчас, после Европ и Америк, после стажировок в элитных универах, работать вот с таким вот Мустафой за пятьсот долларов?»Я понимала, что это нереально. «Нужно учить язык на высшем уровне», – подумала я, засыпая.

Пешком вдоль набережной. Кабаташ-Ортакёй

Утром, наспех позавтракав привычной яичницей, я решила прогуляться до одного из красивых местечек Стамбула, района Ортакёй, излюбленной панорамы на Босфор всех сериальных режиссёров и операторов.

Нужно было доехать до станции Кабаташ, а оттуда пересесть на автобус. Так как со стамбульскими трамваями я уже хорошо познакомилась, а с автобусами не очень, я решила не рисковать. Просто пошла вдоль набережной до точки моего финального назначения.

Я прошла уже знакомый мне комплекс Долмабахче, перешла, оглядываясь и строя планы на музей современного искусства, который, увы, остался среди нереализованных проектов моей поездки. Вот позорище то! А ещё искусствовед называется!

Дойдя до площади Барбадосс, я сделала пару памятных фото возле памятника и мечети, а также, посмотрела со стороны на Музей морских сил.

Со стороны Босфора моему взору открылась людная бухта и станция с массой маленьких автобусов, видимо, районного назначения. Без сил, я уселась на скамейку и просто наблюдала за этим сумасшедшим городом, его людьми, спешащими куда-то, бегущими, забирающимися, заталкивающимися, пропихивающимися в автобусы, такси, маршрутки и прочее.

В этом городе масса транспорта, развитая инфраструктура городских транспортных линий, но многомиллионному населению стамбульцев и его гостей этого мало. Если тебе не нужно в другой конец города, то лучше пройтись пешком. Но и это расстояние покажется неискушённому пешеходу гигантским.

Купив себе попить, я села отдохнуть в тени автобусной остановки, и понаблюдать заодно, как люди платят за проезд. Мне было страшно садиться в автобус, я боялась замешкаться и вызвать раздражение людей, которые не привыкли ждать слишком нерасторопных пассажиров.

Десятки маршрутов пролегает лишь через одну зону, например, Бешикташ, тысячи людей ждут своего номера автобуса или свой транспорт. Но, несмотря на весь этот непривычный шум и толпу, я не заметила толчеи, не заметила ругани… люди были похожи на марионетки, что следовали каждый своей траектории. И никому не было ни до кого дела. И до меня тоже.

Возле меня встали три запыхавшиеся от жары тётушки.

– Садитесь, – сказала я одной из них, уступая место.

Та сначала отказалась, а потом села, смачно поблагодарив меня.

– Спасибо, джаным! – сказала тётушка дружелюбно.

У меня было странное ощущение того, что я никуда не выезжала из своей родины. С одной стороны, я ощущала себя иностранцем, но с другой… все было до боли знакомо, язык, который звучит очень привычно для меня, люди, с которыми я могла перекинуться парой слов, и они прекрасно меня понимали.

Тут ещё стайка девчонок стала спрашивать у меня в какой бы им сесть автобус, чтобы добраться до… но тут я облажалась.... Я извинилась и по-английски дала понять, что я иностранка.

Девчонки, почему-то, сильно развеселились от этого факта, рассказывая друг другу, мол «Ой! Она оказывается турист, а мы думали, что своя!»

Я смотрела на них и улыбалась, прекрасно понимая их щебет обо мне.

Да, было чёткое ощущение того, что я полу-своя, полу-чужая здесь… Я не совсем американец, но и до европейского туриста мне было далеко. Нью-Йорк, Бостон… затем Германия… там я иностранка, я ощущала это каждую минуту, каждую секунду своего пребывания в этих местах. Хотя у меня довольно хороший английский, чтобы вообще не испытывать проблем, но тем не менее… Я была там гостем… хоть и мечтала стать своей.

Но здесь… в Стамбуле… да, я была гостем, но на особом статусе… Или мне хотелось так думать и так себя ощущать здесь… потому, что я уже любила этот город безусловной любовью. Я любила его и ожидала взаимности....

У меня не было страха в общении с людьми, того страха чужестранца, что я ощущала, будучи в США или Германии. Здесь, даже с минимальным языком, я могла свободно зайти в магазин, кафе, кофейню и говорить с людьми, и они меня прекрасно понимали, несмотря на кучу ошибок.

Скудный язык, которым я пользовалась в Турции, был, увы, сроднён моему общению с узбеками у себя на родине.

Мой узбекский, к сожалению, очень скуп, чтобы читать лекции по искусству в институте, но в повседневной жизни в самых простых ситуациях, я также способна перекинуться парой фраз с продавцами, официантами и прочим людом. Но, стоит копнуть глубже, как незнание своего родного языка сказывается в моих красных щеках, и в моем моментальном переходе на русский язык. Это некрасиво… я знаю… Но я исправляю ситуацию. И изучение турецкого мне в этом помогает… кстати....

Вот так и в Турции, я ощущала себя русифицированной недотёпой, неспособной сделать то, что спокойно делает любой узбекский мигрант здесь, а именно, разговаривает по-турецки, словно мёд пьёт.

Так, отдохнув и развеяв в себе дымку раздумий о маленьком чужестранце в большом городе, стране, планете, я продолжила свой путь.

Я шла довольно долго, наслаждаясь солнцем, городскими пейзажами, зданиями, улицами… Народу в этом этих местах было не так много, и можно было просто прогуливаться без особой нервотрёпки и толкотни.

Пока шла, я вспоминала свой первый визит в этот город много лет назад. Тогда я тоже шла по этим улицам, по проспекту Героев, улицы Чираган, где вдоль каменной стены были развешаны с фотографии из жизни Ататюрка. Тогда я шла и внимательно разглядывала каждое фото. Тогда, семь лет назад, в этом городе был настоящий культ Мустафы Кемаля. На каждом шагу были его портреты разной величины, его высказывания, патриотические баннеры.

Теперь, я была немного удивлена, что сохранилась и стена, и эти фотографии. Моя тревога о молниеносно меняющейся, исламизирующейся Турции немного отступила. Ататюрк здесь до сих пор в большом почёте.

Но, Стамбул все равно изменился. Он стал жёстче, стал более отчуждённым. Раньше, можно было идти по набережной, получая удовольствие от вида великолепного Босфора, были открыты дороги и пешеходные зоны для отдыхающих и местных рыбаков. Теперь же, вся набережная утопает в строительных лесах или административных зданиях, или же элитных отелей. Бесконечные дорожки и зелёные лужайки по набережной, перекрыты для простых людей. Босфор, спрятался за этими нагромождениями железобетона и шлагбаумов частных зон, запретных для пешеходов. Лишь слышны отдалённые крики чаек, а гудение проходящих пароходов напоминает о том, что там где-то простирается голубой канал, воспетый поэтами и художниками разных столетий.

И я все шла и шла, ориентируясь на редкие лоскуты воды, которые я видела по правую сторону от себя. Ортакёй никак не появлялся.

Но я сделала для меня небольшое открытие стамбульской молодежи, так как путь мой пролегал через несколько лицеев и крупных городских университетов, таких как университет Бахчешехир, и университет Галатасарай.

Проходя по этой своеобразной академической дороге студентов, я вливалась почти в гущу жизни этих молодых людей, натыкаясь то на место их привычного отдыха, то на университетские столовые и кафе.

Стамбульские студенты ничем не отличаются от своих товарищей по миру. Я видела и студентов Гарварда, и окуналась в жизнь студентов университетов Нью Йорка, Колумбийского университета, а также, ряда университетов Германии. Видимой разницы между молодыми людьми, желающими получить высшее образование я не заметила. Я думала, что студенты в мусульманской стране будут несколько иными, но нет… Тут, именно тут я почувствовала дух продвинутой Турции, и этот дух исходил от молодого поколения, от студенчества. Мне это понравилось.

Я вообще люблю молодёжь, и мне кажется, что я умею находить с ними общий язык. Может именно эта особенность мотивировала меня заняться преподаванием.

Вот и здесь, я увидела все ту же молодёжь, весёлых беззаботных и красивых девушек и парней. Все те же разношёрстые молодые люди, немного беспардонные, немного невоспитанные, немного… немного… немного… безбашенные и глупые, самонадеянные максималисты, как все студенты, но очень милые.