Деградация. Свои люди

– Паша, я вроде как у нее немного в долгу. Надо помочь.

– Вот и объяснишь это завтра Ежову.

– А он пойдет на встречу?

– Отделу это дело, конечно, нахрен не нужно. Ну что там он унес? Технику, шмотки, и то, если новые, да все золотишко ее. Масштабы не наши. Похищенное, естественно, тоже уже ушло с концами, то есть прокуратура нам еще и мозг за это иметь будет, что не нашли. Вот такая перспектива. – Павел вздохнул. – Но, один раз, в виде исключения для своих, навстречу Михалыч пойдет всегда. Не каждый же день о таком просят…

– Если нужно, Старков попросит…

– Да нет, Лех, не нужно. Твоего слова достаточно будет. Ты нам время экономил еще в информационном центре, да и сейчас от работы не отлыниваешь. Тобой довольны.

– Правда?

– Ага. Только я тебе этого не говорил! – улыбнулся Павел.

– Не вопрос. Слышь, только этого Мишку–то, его же отпускать до суда нельзя, он же к матери домой придет. Его в СИЗО закрывать надо.

– Угу, это понятно, – кивнул Паша. – Решим как-нибудь и этот вопрос. А кто он тебе?

Алексей напряг память, вспоминая Мишу Куприянова. Не такого, когда он встретил его у подъезда с Юлей, а еще совсем молодого, нормального… Стало грустно, потому Алексей лишь уныло выдавил:

– Раньше он для меня вроде тебя был.

– В смысле? – не понял Павел.

– Наставник в нашей шумной дворовой тусовке. Только потом он как–то резко вниз по наклонной…

– Наркота… Обычная история. Начал с героина, спустил все бабло, потом перешел на дешевые подручные средства. Так вот и бывает. Год–два, и все, полный привет. Конченый наркоман, ходячий труп. Ладно. Взять его я тебе помогу.

– Да что его брать. Она позвонит, приедем, скрутим и увезем.

– Учти. Оформлять его тебе.

Алексей заерзал на скамеечке, но все же спросил:

– Это обязательно?

– Обязательно. Заодно и поднатаскаешься в делопроизводстве. Я помогу. – Павел бросил взгляд на Алексея, и добавил: – Леха, наркоманы – они давно уже не люди. У них измененная психика. Он сегодня уже совсем не тот человек, которого ты знал когда–то. И не твой друг. Он за дозу мать родную продаст!

– Да я понимаю, но…

– Что но?

– Жалко как–то его… Ощущение на душе, как будто мы тут сговорились о гадости.

– Жалеть его уже поздно. – Павел, понимая, что этот разговор не очень приятен, решил сменить тему: – Ладно, на сегодня дела окончены, давай спокойно пивка шлепнем. Примем бальзама от душевных ран.

– Давай, – согласился Алексей. Послышались два приглушенных чпока, пробки от бутылок полетели в сторону. – Бум здравы!

И два приятеля, стукнувшись для проформы бутылками, стали жадно поглощать пенный напиток.

На следующий день Алексей Михайлович Ежов был действительно не сильно рад просьбе Алексея. Но, как и предсказывал Павел, выслушав его доводы, все же дал зеленый свет.

И Алексей взялся за свое первое полноценное дело, которое при помощи Павла уже через месяц было отправлено в прокуратуру. К концу третьих суток, на которые по законодательству можно задерживать граждан без предъявления серьезных оснований для более длительного лишения свободы, Павел принес в комнату допросов шприц с небольшой дозой героина, лист и ручку, и честно отдал его, как и обещал, сразу после того, как Миша написал чистосердечное признание о краже личных вещей своей матери. Алексея чуть не стошнило от наблюдения за получившим заветный шприц Миши и последующих его поисков вены на исхудавшей, с какими–то небольшими многочисленными язвами, руке.

Терпеть все прелести наркоманской ломки от пребывания без наркотиков ему предстояло испытать в следственном изоляторе, где он ожидал второго суда в своей жизни, и где никто не горел желанием как–то ему помочь.

 ***

– Леха, отличная новость, наш отдел к коммунистам не задействуют. Это прекрасно!

– Паша, каким еще коммунистам? – не понял Алексей.

– Престарелым естественно. Годовщина Октября надвигается. Ты что, не в курсе? – усмехнулся Павел. – Вот еще, держи, – он протянул папку с ксерокопированными листами. – Не знаю, зачем тебе понадобился этот Блинов, но я одним глазом глянул, нет там криминала.

Алексей оживился, потянулся за папкой, хотя прогноз Павла не внушал оптимизма.

– Паш, это майор Блинов. – Заметив, что Павлу это ровным счетом ничего не сказало, он добавил: – Петя из информационного центра. Наш Петя.

– А, вон оно как, – Паша дотянулся до стула и поставил его рядом, присев за стол к Алексею. – Он что, бухал?

– Не больше нашего. И его финансовое положение вполне позволяло исключить покупки сомнительного спиртного.

– Ты знаешь, это не исключает вероятности нарваться на левое спиртное, – проговорил Павел, безошибочно доставая листы с заключением экспертизы из стопки и начиная их рассматривать.

– Смотрел подробно? – отреагировал Алексей на такую точность.

– Конечно. Я же должен знать, чем ты занимаешься. Будет у тебя полгода стажа хотя бы, тогда сам себе будешь предоставлен.

Алексей покосился на Павла, но спорить не стал, просто спросив:

– Раз читал, твое мнение?

– Глухарь. Чистейший. Вернее, несчастный случай. Кому глухари нужны.

– Да–да, они статистику раскрываемости портят, я в курсе. Но он же наш, понимаешь? Свой! Почему менты просто взяли и списали дело? Я этого не понимаю. Даже если есть минимальные шансы, эти шансы можно и нужно отработать!

– Экий ты отрабатыватель, я посмотрю на тебя когда тебя делами завалят, – взгляд Павла забегал по написанному, он явно размышлял, продолжать этот разговор, или нет.

– Договаривай уже, – вяло отреагировал Алексей, уже ожидая услышать что–то заведомо не хорошее.

– Свои… Посуди сам, есть районный ОВД. В нем каждый занят своим делом, территория поделена, есть источники доходов, информаторы. То есть, живут они там на «земле», и знают, этого не сажай, он информацию подкидывает, этого не трогай, он отстегивает процент, а этого, наоборот, прессовать при каждой возможности, он какой-то больно правильный. И не с кем не делится. И вот крутится район по своим правилам, живет в своей замкнутой системе. И тут появляется бравый опер Чернов, хватает за шиворот местного спонсора, и в клетку сажает. Просто потому, что он бандит, и опер Чернов считает это правильным. И что они нам могут возразить, если МУР по статусу несколько повыше будет? Да ничего. Максимум, придут к тебе, и попросят, не лез бы ты в наши дела, дорогой друг Леха, особенно конкретно в этот вопрос, свои люди, сочтемся. А у Лехи, то есть тебя, план горит, и эта палка ему позарез как нужна для галочки раскрытий. Кроме того, он искренне не понимает, почему должен урку отпустить, и какого хрена они вообще с ним дружбу водят. И говорит он гонцу с «земли» что-нибудь очень плохое, на дверь указывает, и еще пинка для скорости выдает, – Павел усмехнулся, видимо очень живо представляя, как Алексей выставляет коллегу, пришедшего по такому вопросу. Затем подытожил: – Вот такие вот свои мы все в этой системе.

– Слушай, – ответил на это объяснение прилично озадаченный Алексей, – расклад я примерно понимаю. Но ведь так реально можно влезть в дела друг друга. Должен быть какой–то…

– …механизм, исключающий пересечения интересов? Он есть. Верней, был, поскольку полностью прогнил. Каждый разрабатываемый, каждый информатор, и вообще, каждый объект работы должен быть передан в базы данных. В информационный центр.

– Погоди, Паш, но вот с Куприяновым например, ты же мне сказал не сливать ничего, до тех пор, пока дело в суд не пошло. То есть, когда все уже закончено и с ним все ясно уже было. Как так?

– Специально конечно. Вот они базы данных. Вот, – он указал пальцем на компьютер на столе Алексея. – И читают их теперь кто угодно. Опера из районного отдела еще своего кормильца любезно в известность поставят, кто и за что его пасет. Так что никто ничего действительно важного не сливает в базы. Уйдет информация. А оно нам надо?

– То есть, конфликты возникают, – закончил Алексей.

– Иногда, – кивнул Павел. – Может Мишаня твой в наркоконтроль постукивал, потому они его и не трогали. Мы этого не знаем. Угадай, кто остается в итоге победителем?

– Кто? Мы что–ли?

– Не всегда. Но с «землей» – конечно мы. Они маленькие, мы побольше.

– Ясно. То есть особо рыть причину смерти мента с Петровки они не будут.

– Конечно. Типа нам надо, так вперед. Только поскольку эпизод на их территории, такой специфический «глухарь» им, да и сам факт убийства для показателей не к чему. Совершенно.

– Значит, это можно не читать особо? – Алексей указал на папку бумаг.

– Леха, смотри сам: «Отпечатки пальцев на бутылке не обнаружены», – прочитал вслух Павел предложение из, казалось бы, снова наугад взятого листа из стопки. – Ты говорил, что бутылка ополовинена?

– Да. Сам видел.

– Появился бы ты там пораньше… Тут указано, что бутылка объемом литр. Так?

– Да, я тоже обратил внимания, что большая.

– Это значит, что выпито пол–литра водки. Даже если там было трое, сколько раз ее надо в руки взять, что бы столько разлить?

– Пять–шесть раз минимум.

– Так как без пальцев–то? Ты часто разливаешь водку в перчатках? Вот то–то и оно. Никак без пальцев. Да на стекле-то! Или у нас подвыпившие люди сильно за пальчиками следят, при несчастных случаях особенно? Когда криминалом и не пахнет?

– Значит что? – заинтересовался выводом Алексей. –  Стерли?

– Ага. Или местные, или кто–то из собутыльников. Или эксперт не захотел ничего находить.

– Или сам Петя стер пальцы и пошел помирать к себе на кровать, как это следует из заключения…

– Да уж, – снова кивнул Павел. – Свидетелей нет, соседи ничего не видели. Чернов, ты не волшебник. Но ты эту папку в личный архив сунь. Иногда всплывает разная инфа, когда ее уже не ждешь. Если что попадется интересного, можно и поковырять. Но я бы не слишком сильно на это надеялся.

– Ладно. Спасибо, Паш. Просто как–то хреново себя ощущать бесполезным, – Алексей сгреб листы в папку и запихнул в сумку.

– Вообще–то, выносить документы запрещено… – начал Павел, но Алексей его тут же остановил:

– А ксерокопировать можно? – на что Паша только улыбнулся. – Давай что ли вернемся к нашим текущим баранам. Что ты там хотел в базах данных поковырять? – Павел сразу оживился, Алексей подвинул к себе клавиатуру.

Тем не менее, рабочий настрой куда–то ушел, мысли снова возвращались к Петру, словно служа ему немым укором, он никак не выходил из головы, а ощущение полного бессилия в этом вопросе только разжигало чувство вины, хотя головой Алексей и понимал, что мало что может сделать. Но Павел заметил отсутствие инициативы и рассеянность у обычно энергичного Алексея, потому неожиданно предложил:

– Леха, один фиг дела не клеятся, давай до завтра отложим. Можем же мы, как все остальные белые люди, хоть иногда уходить домой в 18–00?

– Хорошо. Спасибо, Паш. Завтра обещаю исправиться.

– Да ладно. Я понимаю, ты с человеком пять лет отработал, и вдруг раз, и нет его больше. Но такова жизнь. Привыкай.

– Как к такому привыкнуть? – искренне удивился Алексей.

– Ты меня не понял. Привыкай к тому, что всем и каждому ты помочь не в состоянии. И воспринимай это как должное, а не свой просчет. Иначе сгоришь.

– В смысле сгорю?

– Морально. Выжжешь себя изнутри. Станешь пустым тупым бездушным роботом, – ответил Павел и нарочито улыбнулся.

Чернов вспомнил свое состояние в период службы  в Чечне, о днях, предшествующих его отъезду, и был вынужден согласится с Павлом. Он был близок к этой черте, за которой идет полное равнодушие и наплевательское отношение ко всему вокруг. Даже на себя. Но все же добавил свое фи:

– Забывать о том, что мы тоже кое–чего обязаны людям, и работаем с ними же, не следует.

– Это да, – отозвался посерьезневший Павел, – отключаться от реальности полностью тоже не следует. Нужна золотая середина.

– Паша, а как ты находишь эту середину?

– Мне проще. У меня жена психолог.

– Да, удобно.

– Я бы так не сказал, – живо отозвался Павел. – Во–первых, точка зрения медработников очень  близка  к точке зрения милиционеров, в отношении людей. Для тех и других это в первую очередь рабочий материал. Со временем, наш общий взгляд на жизнь, несколько своеобразный, как ты понимаешь, может быть передан детям, а этого не хотелось бы. Во–вторых, ее задолбало уже, с ее слов, мне «башню» править.

– Тебе «башню» править? – изумился Алексей. – Ты же сама рассудительность и спокойствие!

– Ничто не дается просто так, Леха. – Однако Павел тему явно решил закрыть, потому, снова с улыбкой, спросил: – Я на машине. Тебя подбросить? Чего снег месить–то…

– Было бы очень любезно с твоей стороны, – принял новую вводную Алексей. – А то моя немецкая лошадка изрядно хлебнула русских харчей, и вероятно получила расстройство… – Алексей не успел докончить фразу, потому что Павел откровенно засмеялся. – Ну что ты ржешь? Турбина накрылась, а это геморрой.

– Ага, ремонт в копеечку влетит, – отозвался Павел. Впрочем, добираться в вечерний час–пик из центра Москвы в так называемые окраинные спальные районы на машине по пробкам еще то удовольствие. Но обычно их ненормированный рабочий день заканчивался гораздо позже, когда улицы уже пустовали. Утром же народ в отдел подтягивался попозже, когда утренний час–пик уже спадал. Разумеется, если не требовалось обязательного присутствия раньше. Ежова эта ситуация устраивала полностью, как любой нормальный начальник, он проповедовал принцип «сделал дело, гуляй смело». Причем где гуляй и сколько, сугубо твое личное дело, главное рабочий объем сделай вовремя. А уж объяснить, почему на рабочем месте отсутствует оперативник, никаких проблем не представляло. Работает человек, а вот вы со своими проверками…

Примерно через два часа Павел подвез Алексея к подъезду. Этот путь на метро занял бы минут сорок. Но в давке и духоте. Потому всякий, кто поездил на машине даже по пробкам, не сильно жаловал метро.

Два приятеля уже прощались, когда из подъезда, как ошпаренный, выскочил таджик в оранжевой униформе, вероятно дворник, и, увидев Алексея, прямым ходом помчался к нему, схватил его за руку, и начал что–то объяснять. Алексей в таджикском языке понимал чуть меньше, чем ничего, потому, особо не церемонясь, тряхнул дворника и рявкнул:

– По–русски говори! – Павел ухмыльнулся, с интересом наблюдая эту картину со стороны, однако таджика проняло. Сделав над собой усилие и собрав волю воедино, вспоминая русские слова, он произнес по слогам:

– У–би–ли. Там, – снова схватил Алексея за руку и потянул куда–то в подъезд. Моментально оценивший ситуацию Павел разом посерьезнел, заглушил двигатель и вышел из машины, захватив за пазуху монтировку из-под сиденья, двинулся следом за Алексеем. Оружие сегодня они и не получали даже.

– Леха, осторожней, мало ли что этот хрен задумал.

– Ага.

– Он тебя что, знает? К тебе полетел сразу.

– Не знаю… Они же одинаковые, на одно лицо. Видел я нескольких его собратьев тут, работают. Может и его видел.

– Ясно.

Дворник–таджик привел их сначала к лифту, а потом на этаж, где проживала Лидия Павловна. На лестничной площадке у лифта стояло ведро с водой, рядом валялась швабра с намотанной тряпкой. Судя по влажным следам, дворник занимался влажной уборкой, двигаясь с верхних этажей вниз. Дверь в квартиру была приоткрыта, приглушенный свет пробивался внутрь. Именно туда и показывал пальцем азиат. Причем, категорически отказываясь двигаться дальше.

– Паша, это квартира Куприяновых!

– Леха, побудь тут с ним, а то сбежит, а я посмотрю, что там – сказал Павел, доставая монтировку.

– Паша, давай лучше я, – тут же возразил Алексей, – ну правда, у меня лучше получится, если что. Монтировку себе оставь.

Павел, посомневавшись, все же согласился и произнес:

– Хорошо. Ручки дверей не трогай руками!

Алексей толкнул входную дверь тыльной стороной ладони, проходя внутрь. В нос сразу же ударил резкий зловонно–кислотный запах, вдыхать эту смесь было неприятно. Зрение еще не привыкло к полумраку после лампы дневного света у лифта, потому Алексей нащупал выключатель в прихожей, что было совсем не сложно, учитывая, что по планировке эта квартира не отличалась ничем от его собственной этажом ниже. Вспыхнула чрезмерно яркая для такого помещения лампа, вкрученная в голый патрон, висящий на одних проводах, такие же лампы, причем иногда вместе с патронами, постоянно кто–то воровал из подъезда. Теперь понятно кто.

Прихожая была абсолютно пустая. То есть, вообще без мебели. Следы на полу от грязи и противоголедных реагентов, обычно оседающих на обувь белым налетом, виднелись на полу и вели в комнату, визитеры не слишком переживали по поводу чистоты. Алексей толкнул дверь в комнату, включил свет. Такой же патрон с лампой под потолком, возле одной из стен стоял старый, раздолбанный диван с пружинами, местами вылезшими из обшивки. И больше ничего, комната была совершенно пустой. Неприятный кислотный запах усилился, вероятно, где–то тут был его источник. Следы вели к дивану, у которого визитеры постояли, один из них присел, тут образовалась растаявшая грязная лужица. Сколько их было? Алексей внимательно посмотрел на следы. Двое. Нет, скорее трое.

– Все нормально? – донесся от двери голос Павла.

– Да, Паш, осмотрел прихожую и одну комнату, пусто. Иду на кухню.

На кухне картина сильно не отличалась от той, что Алексей уже увидел. Древняя грязная газовая плита в углу, в другом – старая растрескавшаяся мойка имела какой–то коричневый въевшийся налет, что такое моющие средства хозяева кухни не знали. Или знали, но не считали нужным их применять. У окна стоял трехногий стол, причем, что бы он все же стоял, его безногий угол был уперт в подоконник. Несколько обшарпанных табуреток, едва ли не деревянных, такие он видел в старых фильмах, правда, в гораздо лучшем состоянии. Алексей посмотрел на пол, высматривая следы. Нет, сюда давно никто не заходил. По крайней мере, в ботинках или сапогах прямиком с улицы.

– Иду смотреть последнюю комнату, кухня пустая, – сказал Алексей, проходя мимо Паши, уже заглядывавшему в дверь и продолжающему держать за рукав таджика.

Однако, перед самой дверью, Алексей притормозил, немного опешив. Вместо обычной деревянной межкомнатной двери он увидел металлическую,  такую  же, какие ставят в качестве входных дверей. Она была приоткрыта.

– Что там, Леха? – подал голос Павел, видимо услышав, что Алексей замедлил ход.

– Здесь, хм… Металлическая дверь в комнату.

– Понятно, – отозвался Павел, заходя в квартиру, и затаскивая за собой таджика, теперь с ужасом в глазах указывающим рукой на дверь.

– Паш, чем так воняет? – спросил Алексей.

– Если говорить официальным языком, то вероятно здесь изготавливались наркотические вещества кустарным способом.

– «Крокодил» варили?

– Лех, вариантов чуть больше, чем до фига на самом деле. Я не большой эксперт в этом вопросе.

– А ты чего вдруг расслабился? – удивился Алексей, наблюдая, как его товарищ уже совершенно спокойно заглядывает в комнату.

– Картина примерно понятна. Если тут кто и был, они уже ушли.

– И что же я увижу за этой дверью? Кстати, зачем она тут такая, знаешь?

– В семьях, где живет наркоман, так его родственники от него иногда защищаются. Отделяются. В этой комнате живет его мать. Верней, жила.

– Ты хочешь сказать, что… – побледнел Алексей, понимая, куда клонит Павел.

– Надежда есть, но крайне слабая. Проверь.

Алексей распахнул дверь. Эта комната, в отличие от остальной квартиры, разительно отличалась в лучшую сторону. Во–первых, в ней была мебель. Вернее, даже много мебели, стенка вдоль стены, шкаф у другой, еще один, прямо поперек комнаты, поставленный торцом, потому отгораживающий половину пространства, с приставленными к его тыловой части двумя креслами. Мебель вызывала ощущение избыточности, но скорее всего, внесена она сюда вполне сознательно, что бы закрыть к ней доступ. То есть, что бы ее не унесли на реализацию другие обитатели. Во–вторых, за всем этим имуществом явно был виден уход, и даже дышалось здесь немного легче, запах химических реакций явно был чем–то приглушен, скорее всего, каким–то освежителем воздуха. Алексей прошел дальше, за шкаф. На полу, возле кровати, раскинув руки, лежала Лидия Павловна с огромной раной на голове, уже запекшаяся кровь из нее образовало бурое пятно на полу. Алексей дотронулся до ее шеи. Она была уже холодная, ни о каком пульсе и речи быть не могло. Рядом валялась какая–то палка, похожая на ножку от стола, вероятно ей и бывшая, а теперь ставшая орудием убийства.

Алексей заскрежетал зубами, но постарался взять себя в руки. К черту эмоции, их надо оставить на потом.

Из коридора донеслась речь, это Павел ставил в известность дежурную часть. Или, наверное, пока еще даже не дежурную часть, а непосредственно Ежова. Они были первые на месте преступления, существовала вероятность раскрыть его по горячим следам. Хотя убийства не их профиль, но кому это будет интересно, если все выгорит? Все в копилку МУРа. Собственно, если чего выгорит, эту палку можно было выменять у убойнго отдела на что-нибудь по их профилю, и все довольны. Или можно было оставить весь «материал» разбираться местным стражам порядка, но это было никогда не поздно сделать.

Алексей осмотрелся. Кто же мог совершить это? Его взгляд упал на фотографию Миши, висящую на стене над столом, раннюю, еще до первого срока. Естественно, каждая мать будет стараться помнить только о хорошем, пусть и о прошлом, раз уж будущего нет. Но кем он стал… Вероятно это дело рук его друзей, теперь надо лишь отработать его связи. Эх, сюда бы компьютер… Конечно! Павел уже занялся этим вопросом, дежурный от их отдела сейчас как раз должен начать копать в базах данных. Так, чем он еще может быть тут полезен?

Он подошел к столу. Его взгляд привлекла пачка листов с распечатанным текстом и заголовком: «Судебное решение об установлении административного надзора в отношении Куприянова…». Это что же получается, Мише дали условный срок? За несколько разных эпизодов краж?! Алексей пробежался дальше по тексту, выхватив сточку: «…районным судом по ч.3 ст.158, ч. 2 ст.158, УК РФ к 2 годам 8 месяцам лишения свободы с испытательным сроком на 1 год и 6 месяцев…»

Вот это да. Его не посадили. Как же так, ведь он ранее судим, и далеко не случайно что–то украл по глупости, что у них там, совсем у всех в суде крышу сорвало?! Алексей стал просматривать документ дальше:

«…находится на излечении с диагнозом диссемилированный туберкулез легких и ВИЧ–инфекция  в стадии прогрессирования…» Да, нахватался Миша через иглу… «Исходя из установленного, Суд находит, что в настоящее время следует отказать … до излечения осужденного…»

До излечения. То есть, никогда. Его отправили умирать домой. Все, он никому не интересен. По состоянию здоровья, его нельзя сажать. Не гуманно. Вот только прийти и сразу умереть он не стремился. Он пришел к матери, что бы выяснить, зачем она написала заявление. И рассчитаться за это. Это, выходит, гуманно.

– Паша! – крикнул Алексей срывающимся голосом, отодрал фотографию Миши со стены с «мясом», и направившись к нему в коридор. – Куприянова не посадили. Он где–то здесь!

– Чего? Этого не может быть, – отозвался Паша, держа одной рукой трубку телефона у уха, второй продолжая таскать за собой таджика. – Михалыч, секунду…

Подошедший Алексей предъявил ему судебное решение, и теперь в свою очередь Павел пробежал по документу. Закончив, он заговорил в трубку:

– Так, новая вводная, есть фигурант. Леха, подержи его, что бы не свалил.

– Давай, – ответил Алексей, принимая таджика. Затем сунул фотографию ему в нос: – знаешь его?

Таджик сначала мотнул головой, но присмотрелся, узнал ссохшегося наркомана, и резко закивал, бубня при этом свою тарабарщину.

– А может знаешь, где его найти? – добавил Алексей, особенно ни на что не надеясь. Но к его удивлению Таджик затрещал еще более активно, указывая рукой на стену за открытой дверью.

– Там же нет никого… – непонимающе проговорил Алексей, но Павел снова оторвался от трубки и произнес:

– Другой подъезд?

Таджик не просто кивал, а теперь уже тянул за рукав Алексея на выход из квартиры.

– У Куприянова в связях друг есть, живет в соседнем подъезде, – коротко бросил Павел, снова принявшись слушать что–то в трубке, и лишь тут понял, что зря. Алексей толкнул вперед таджика, коротко рявкнув:

– Показывай. Хотя я и так примерно знаю эту квартиру, – и пошел быстрым шагом вслед за азиатом на выход, уже у лифта процедив сквозь зубы: – Убью суку!

Испуганный дворник ему перечить не пытался.

– Чернов, стой! Твою мать, вдвоем, без оружия – опасно! Жди, наши уже едут! Это приказ! – кричал Павел, к тому же понимая, что оставлять место  преступления, тем более такого, нельзя. Но Алексей его не слушал, звук захлопнувшихся дверей лифта это только подтвердил. Поняв всю бесполезность криков, он только глубоко вздохнул, и продолжил разговор с начальником совершенно спокойным тоном: – Михалыч, если Чернов его там не грохнет, то у нас будет чистое раскрытие убийства. Да как я его остановлю? Если грохнет, что ж, значит, вместо плохого парня в тюрьму отправится хороший. А какие варианты? Как бы там ни было, вы там переводчика с таджикского языка пока найдите. Тряхнем управу, таджика найдем в любом случае, даже если он сейчас свалит, это не проблема… А что Куприянова? Ей уже все равно… Точно она, Чернов ее опознал. Хорошо, или не хорошо это, потом решим. Короче, гражданка Куприянова пусть уж в одиночестве подождет,  с нее теперь не убудет,  я пошел следом, хрен ли мне остается тут делать. Так не бросать же его там одного! Вы тоже постарайтесь побыстрее, – закончил разговор Павел, особенно ни на что не надеясь. Группа поддержки в любом случае точно не успеет.