Полная версия
Линии Маннергейма. Письма и документы, тайны и открытия
Надежды на вступление в кавалергардский полк (офицерское собрание одобрило его кандидатуру) не сбылись из-за отсутствия вакансии, но может быть, отчасти из-за вышеупомянутого инцидента. С Лейб-гвардейским гусарским полком тоже не вышло. Оставался Александрийский драгунский, куда и «распределился» Маннергейм.
Г. Маннергейм – А. ЮлинуКалиш, 7 октября 1889 г.
Дорогой Дядя!
Шесть дней прошло с тех пор, как я прибыл в Калиш. Дорога была довольно утомительна – двое суток в поезде и двенадцать часов в тряской почтовой карете. Все же в Варшаве я познакомился с одним моим товарищем по полку, едущим туда же, и благодаря ему однообразная дорога стала гораздо приятнее. Теперь, стало быть, мне посчастливилось сделаться корнетом Александровских драгун, и сегодня я имею удовольствие первый раз дежурить по полку.
Город чуть лучше, чем я предполагал. Здесь мощенные камнем улицы, каменные дома и красивый дворец губернского правления с великолепным парком. Но, хотя город и оказался лучше ожидаемого, я разочаровался в надеждах, которые возлагал на полк. Правда, никогда не следует хулить полк, мундир которого носишь, но я хотел бы все-таки описать его Дяде немножко подробнее, с тем условием, что Дядя заверит моих знакомых, что я в письмах превозношу свой полк до небес. Офицерство убогое, почти сплошь повесы, которые по самые уши в долгах у городских евреев и в довершение всего ссорятся между собой, как кошки с собаками. Вечные сплетни и вытекающие из них интриги и неприятные истории делают жизнь невыносимой. Командир полка – чистый ноль, и офицеры не считаются с ним совершенно. Скандал следует за скандалом, и арест на гауптвахте входит в распорядок дня. Возможностей общения здесь нет. Многие из полковых дам низкого происхождения и сомнительной репутации, как и образованности. Работы в полку идут таким образом, что с утра выполняют обязанности, а остаток дня болтаются по городским корчмам. Короче говоря – таким, по крайней мере поначалу, кажется мне мой полк. Надеюсь, что я заблуждаюсь и со временем получу о нем лучшее впечатление. Но надеюсь также, что мое пребывание здесь не будет долгим, ибо в Петербурге – где мне пришлось пробыть шесть дней – мне сказали, что весьма скоро получу назначение туда. Посему я не стал снимать своих денег, а оставлю их там еще на пару месяцев. Здесь в полковой кассе есть 1200 рублей на покупку лошади, но их нельзя касаться прежде, чем выберу себе лошадь, а с этим я суетиться не намерен. Пока что живу в убогой гостинице, поскольку здесь совершенно невозможно взять в аренду мебель. Я искал отчаянно, но меблированных комнат нигде не найти, и я вынужден сегодня или завтра купить самое необходимое из мебели. Это все-таки досадный расход, особенно потому, что у меня и без того большие траты. Поскольку здесь нет манежа, мне пришлось купить себе короткий тулупчик собачьего меха и теплые нижние штаны. Кроме того, пришлось сделать взносы в офицерский клуб, в библиотеку, музыкантам, устроить пирушку для офицеров моего (3) эскадрона и выпивку солдатам моего взвода. Все эти расходы, плюс дорогой проезд из Петербурга сюда с большим количеством багажа, пребывание в Петербурге и здесь в гостинице, привели к тому, что моя касса начинает петь последний псалом. И поскольку жалованья я не получу прежде конца октября (по старому стилю), я должен просить Дядю ссудить меня еще 100 рублями. Пока я пробыл здесь еще столь недолго, мне немного трудно подсчитать, насколько велики окажутся мои расходы. Постараюсь жить возможно дешевле. Через пару недель я смогу судить об этом довольно точно.
Теперь заканчиваю. Прощай, милый Дядя, шлю Тебе, Тёте, Бабушке и всем родным мои теплые приветы из этой страны евреев.
Твой преданный племянник Густав[39].
Чтобы представить себе обстановку, в которой он очутился, и жизнь в полку, расквартированном в маленьком польском городишке, можно вдобавок к этому письму перечитать «Поединок» Куприна: все приметы на удивление совпадают, хотя повесть Куприна опубликована на шестнадцать лет позднее, в 1905 году. Мечта Густава – поступление в Академию Генерального штаба – один из главных лейтмотивов повести. Юный подпоручик Ромашов мечтает о том же; он и на дуэли погибает во имя того, чтобы муж любимой женщины смог держать экзамены в Академию. Но, в отличие от героя повести Куприна, у нашего героя был выход: перевод в Петербург, в кавалергардский полк был делом почти решенным, хотя и затянулся из-за отсутствия вакансии. Родственники хлопотали: крестная Альфильд Скалон просила за Густава самоё императрицу Марию Федоровну – шефа кавалергардского полка, и хлопоты к осени 1890 года увенчались успехом. Густаву пришлось провести в Александрийском полку в общей сложности больше года, но время это не пропало даром: в начале 1890-го ему было поручено обучение сорока новобранцев, за что он принялся с большим рвением. Кроме того, из послужного списка Маннергейма мы узнаем, что летом он практиковался в инженерном и саперном деле в предместьях Варшавы и участвовал в больших маневрах в присутствии императора близ Нарвы.
Глава вторая
«Рыцарская гвардия»
Может быть, нигде не было такой близости между офицером и солдатом, каковая всегда была одной из отличительных черт полка <…> отношения между кавалергардами не кончались одними лишь строевыми занятиями. Вся частная, семейная жизнь кавалергардов была хорошо известна офицерам, и солдаты знали, что они всегда найдут и доброе слово, и совет, и материальную помощь у своих командиров.
Г. В. Бибиков. История кавалергардов[40]В декабре 1890 года корнет Маннергейм вернулся в Петербург, чтобы приступить к служебным обязанностям в Кавалергардском ее величества полку[41]. Он получил назначение в лейб-эскадрон ее величества: шефом кавалергардского полка по традиции была императрица Мария Федоровна, супруга Александра III, урожденная датская принцесса Дагмар. Императрица знала по имени и в лицо каждого офицера своего полка; когда она после революции поселилась на родине, в Дании, Маннергейм не раз навещал ее, да и другие кавалергарды не забывали своего шефа.
Чтобы достойно начать службу, пришлось вновь прибегнуть к помощи родственников, поскольку своих денег у Густава не было, а ему предстояли большие расходы: офицер-кавалергард должен был иметь несколько видов формы – походную, парадную, дворцовую парадную и бальную (кавалергарды обязаны были присутствовать на дворцовых балах, которые устраивались два раза в год). Кроме того, выходя в гвардейский кавалерийский полк, офицер обязан был представить двух строевых коней. Так или иначе, Густав 7 января 1891 года оказался наконец в том полку, куда так давно стремился. Был ли он счастлив этим? Поначалу, видимо, да.
Граф А. А. Игнатьев[42], поступивший в полк в 1896 году, свидетельствовал полвека спустя, что никогда офицеры кавалергардского полка «…не позволяли себе рукоприкладства. <…> У некоторых старинных русских родов, как у Шереметевых, Гагариных, Мусиных-Пушкиных, Араповых, Пашковых и др., была традиция служить из поколения в поколение в этом полку. <…> Полковые традиции предусматривали известное равенство в отношениях между офицерами независимо от их титула. Надев форму полка, всякий становился полноправным его членом, точь-в-точь как в каком-нибудь аристократическом клубе. Сходство с подобным клубом выражалось особенно ярко в подборе офицеров, принятие которых в полк зависело не от начальства и даже не от царя, а прежде всего от вынесенного общим офицерским собранием решения. Это собрание через избираемый им суд чести следило и за частной жизнью офицеров, главным образом, за выбором невест. Офицерские жены составляли как бы часть полка, и потому в их среду не могли допускаться не только еврейки, но даже дамы, происходящие из самых богатых и культурных русских, однако не дворянских семейств»[43].
В полку было даже свое привидение: Белая дама, появлявшаяся в залах офицерского собрания перед какими-либо событиями. «Она выходила из глубины биллиардной, проходила через столовую и скрывалась в портретной, где висели изображения всех командиров Кавалергардского корпуса и полка от Петра Великого и до последних дней империи»[44]. Не случайно полковым гимном был выбран марш из оперы французского композитора Буальдье «Белая дама»[45].
Но, пожалуй, самая замечательная традиция кавалергардов – прочные связи между бывшими сослуживцами и готовность в любой момент прийти на помощь товарищу: когда бы он ни вышел в отставку и где бы ни жил, он всегда мог обратиться к кавалергарду за поддержкой. Как видно будет из дальнейшего повествования, Маннергейм дорожил этой дружбой и следовал полковой традиции в течение всей жизни. Будничная обстановка в полку и детали быта офицеров и солдат тоже были освящены традициями и не менялись в течение десятилетий. Достаточно вспомнить «Анну Каренину» и кавалергарда Вронского: «…В день красносельских скачек Вронский раньше обыкновенного пришел съесть бифстек в общую залу артели полка. Ему не нужно было очень строго выдерживать себя, так как вес его как раз равнялся положенным четырем пудам с половиною, но надо было и не потолстеть, и потому он избегал мучного и сладкого. Он сидел в расстегнутом над белым жилетом сюртуке, облокотившись обеими руками на стол и, ожидая заказанного бифстека, смотрел в книгу французского романа, лежавшую на тарелке. …В соседней бильярдной слышались удары шаров, говор и смех…»[46]
Точно так же перед скачками мог сидеть в столовой артели (офицерского собрания) и Густав Маннергейм, листая французский роман, взятый в читальном зале на первом этаже. Правда, в течение первых полутора лет кавалергардской службы в его положении, по сравнению со многими товарищами по полку, имелась существенная и неприятная деталь: у него не было состояния. Он был по-прежнему беден, как церковная крыса. Офицеров обязывали столоваться в артели, находившейся на Захарьевской улице напротив полковой церкви, но Густаву это было не по карману, и он часто старался обедать у себя на квартире или в каком-нибудь трактире неподалеку. И вообще расходы гвардейского офицера значительно превышали его жалованье. В опере кавалергард должен был сидеть на дорогих местах в партере, ему нужно было посылать цветы светским знакомым, давать щедрые чаевые швейцарам и так далее. Возможно, потому барон Маннергейм исполнял свои служебные обязанности с большим рвением – другой возможности сделать карьеру у него не было. Между тем отпрыски богатых аристократических семей зачастую служили в этом элитном полку только в силу семейных традиций и при первом удобном случае выходили в отставку. Граф Игнатьев в своих мемуарах именует их «штатскими в военной форме». Маннергейму он дает весьма противоречивую характеристику – злопыхательскую и восторженную одновременно. Правда, если учесть, что в конце 50-х годов XX века, когда Игнатьев опубликовал свои мемуары, он был советским генералом, едкий тон его становится вполне понятен: «…Непосредственным моим начальником оказался поручик барон Маннергейм, будущий душитель революции в Финляндии. Швед по происхождению, финляндец по образованию, этот образцовый наемник понимал службу как ремесло. Он все умел делать образцово и даже пить так, чтобы оставаться трезвым. Он, конечно, в душе глубоко презирал наших штатских в военной форме, но умел выражать это в такой полушутливой форме, что большинство так и принимало это за шутки хорошего, но недалекого барона. Меня он взял в оборот тоже умело и постепенно доказал, что я, кроме посредственной верховой езды да еще, пожалуй, гимнастики, попросту ничего не знаю. <…> Смотр молодых солдат Маннергейм провел блестяще, я получаю вместе с ним благодарность в приказе по полку»[47].
Впрочем, когда Игнатьев в 1896 году поступил под начало Маннергейма, Густав Карлович, как его на русский манер величали, был уже довольно состоятельным человеком. Образцовая служба просто была его образом жизни.
Летом все гвардейские полки Петербурга выезжали в лагеря Красного Села, где проводились учения, маневры и скачки. Маннергейм был страстным лошадником и уже в то время большим знатоком лошадей, но участие в скачках тоже требовало средств. В Красном кипела светская жизнь, шли спектакли Мариинского театра, было множество развлечений и соблазнов.
Нужно было что-то придумать. Самым простым и естественным решением, открывавшим путь к обеспеченной жизни, представлялась женитьба на богатой наследнице. Выбор был сделан весьма удачно и в полном соответствии с традициями полка (тут опять похлопотала крестная Альфильд Скалон и полковые друзья). Анастасия Арапова, дочь кавалергарда, бывшего полицмейстера Москвы, генерала Николая Устиновича Арапова, была завидной партией: помимо унаследованного состояния, она приносила в приданое два поместья под Москвой. Родители невесты к тому времени уже умерли. Братья ее тоже были кавалергардами, а младшая сестра Софья год спустя вышла замуж за товарища Маннергейма по кавалергардскому полку, барона Дмитрия Менгдена[48]. О помолвке Густава Маннергейма и Анастасии Араповой было объявлено в январе 1892 года. Больше всего волнений перед женитьбой Густаву доставили две проблемы: разное с невестой вероисповедание и вопрос, не слишком ли она «русская»? Все в конце концов разрешилось благополучно. Молодые венчались два раза: по православному обряду в полковой церкви на Знаменской и по лютеранскому – в домовой церкви Звегинцевых, родственников невесты. Произошло это 2 мая (20 апреля по старому стилю). Как всегда при венчании кавалергарда, в церкви были все офицеры полка. Вечером, после всех церемоний, молодые отбыли в Успенское, подмосковное имение молодой жены. А по поводу излишней «русскости» Анастасии, или Наты, как ее называли домашние, Густав через несколько дней писал сестре.
Г. Маннергейм – сестре С. Маннергейм9 мая 1892 г.
Дорогая София!
Получил в день свадьбы Твое нежное письмо, очень согревшее мне душу. Ты, милая сестра, всегда относишься ко мне с таким участием и теплом, что я был глубоко растроган, думая об этом. Наверняка Твои искренние пожелания принесут мне более счастья, чем чьи бы то ни было. По крайней мере, сейчас это так, потому что мне очень радостно и мы с женой подходим друг другу лучше, чем я даже осмеливался надеяться. Все время помолвки боязнь, что она слишком русская, мешала мне больше всего; теперь, слава Богу, я много спокойнее. Папа и Калле (брат Карл. – Э. И.) полностью завоевали ее расположение, и теперь она горит желанием познакомиться с другими моими братьями и сестрами. Я крепко раздумываю, не заехать ли летом в Финляндию, чтобы я мог представить Нату семье. Но не совсем уверен, осуществится ли замысел в этом году. Если бы у Тебя появилось желание провести каникулы здесь, в деревне, Ты доставила бы Нате большую радость, и нечего даже говорить, в каком восторге был бы я. Дорога из Гельсингфорса занимает ровно двое суток, но в целом она не слишком утомительна. Тебе нужно будет попросить Агнес Идестам или какого-нибудь другого из знакомых встретить Тебя в Петербурге и проводить на московский поезд. Я бы в Москве тебя встретил.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
В 1909 г. командир Владимирского уланского полка Густав Маннергейм пишет брату Юхану из Ново-Минска: «В день 200-летия Полтавской битвы я должен отправиться на место сражения с одним из эскадронов полка и флагом. Странная ирония хода истории – мне приходится участвовать в праздновании годовщины поражения моих предков!» (Mannerheim G. Kirjеitä. Helsinki, 1983. S. 82 (пер. с финского).
2
Аньяльский союз – договор, подписанный в 1789 г. в финском селении Аньяла 113 офицерами шведской армии. Они протестовали против войны с Россией, начатой королем Густавом III, и требовали прекращения войны и созыва риксдага. В 1792 г. на маскараде Густав III стал жертвой покушения. Это событие впоследствии легло в основу либретто оперы Дж. Верди «Бал-маскарад».
3
Здесь и далее сведения о дворце Лоухисаари приводятся по книге: Vesterinen E. Louhisaaren herra ja Kankaisten kukka. Helsinki, 2002.
4
Дело Дрейфуса – сфабрикованный во Франции в 1894 г. судебный процесс по ложному обвинению офицера Генерального штаба еврея А. Дрейфуса в шпионаже в пользу Германии. Борьба вокруг Дрейфуса привела Францию к политическому кризису. В его защиту выступали демократические круги, в т. ч. Э. Золя на страницах газеты «Аврора».
5
Heikura P. Mannerheim epäonnistui teollisuusmiehenä // Helsingin Sanomat. 22.06.2000.
6
Mannerheim-Sparre E. Lapsuuden muistoja. Helsinki, 1952. S. 7 (пер. с финского).
7
Ibid. S. 12.
8
Mannerheim-Sparre E. Lapsuuden muistoja. S. 12.
9
Письмо матери Г. Маннергейму от 1 сентября 1875 г. НАФ. Коллекция Grensholm. VAY 5642 (пер. со шведского).
10
Mannerheim-Sparre E. Lapsuuden muistoja. S. 73.
11
Mannerheim G. Kirjeitä. S. 27.
12
НАФ. Коллекция Grensholm. VAY 5642 (пер. со шведского).
13
Jägerskiöld S. Nuori Mannerheim. Helsinki, 1964 (пер. с финского).
14
Дядя Густава и Карла со стороны матери – Эмиль фон Юлин.
15
Прокуратор Вольдемар Седерхельм, чья усадьба находилась в г. Тер-вола Выборгского уезда.
16
Mannerheim G. Kirjeitä. S. 31.
17
Mannerheim G. Kirjeitä. S. 35.
18
См.: Keskisarja T. Hulttio. Gustaf Mannerheimin painava nuoruus. Helsinki, 2016.
19
Mannerheim G. Muistelmat. I. Helsinki, 1951. S. 16 (пер. с финского).
20
Sparre Currie. T. Louhisaaren Lapset. Helsinki, 1997. S. 181, 193.
21
Mannerheim G. Kirjeitä. S. 37.
22
Бергенгейм Эдуард Фердинанд (1844–1893) – инженер и промышленник. Окончил с отличием кадетский корпус во Фридрихсхамне в 1863 г., инженерную академию в Петербурге в 1869 г. Основал в Харькове первый на юге России завод по производству керамической плитки и кирпича.
23
Mannerheim G. Kirjeitä. S. 43.
24
Николаевское кавалерийское училище основано в Петербурге в 1823 г. как Школа гвардейских прапорщиков, позднее стало специально кавалерийским, готовившим офицеров для конных полков и казачьих войск. Воспитанниками училища были поэт М. Ю. Лермонтов, композитор М. П. Мусоргский, исследователь П. П. Семенов-Тян-Шанский.
25
Mannerheim G. Kirjeitä. S. 40.
26
Ibid. S. 45.
27
Университет столицы Великого княжества Финляндского, основанный в 1828 г. по приказу императора Николая I, назван «Александровским» в честь Александра I. Ныне – Университет Хельсинки.
28
Скалон де Колиньи Михаил Петрович – потомок французских гугенотов, генерал.
29
Бильдерлинг Александр Александрович (1846–1912) – генерал от кавалерии. Окончил Пажеский корпус, с 1863 г. – в кавалергардском полку. Отличился в Русско-турецкой войне. С 1878 г. – начальник Николаевского кавалерийского училища. В 1903 г. пожалован пожизненным баронским титулом. В Русско-японской войне командующий VII корпусом, затем 3-й армией. С 1905 г. – член военного совета. Организовал при Николаевском училище Лермонтовский музей. Автор книг «Пособие для военных разведок», «Вооруженные силы Германии», «Иппологический атлас», «Просветители России», «История Русско-японской войны». Кроме военно-теоретических трудов, создал проекты памятников в разных городах России: Пржевальскому, Корнилову, Нахимову, Тотлебену, и др.
30
Mannerheim G. Kirjeitä. S. 48–49.
31
Mannerheim G. Kirjeitä. S. 49.
32
Плеве Павел Адамович (1850–1916) – выпускник Николаевского кавалерийского училища, окончил также Николаевскую академию Генерального штаба. В 1895–1899 гг. – начальник Николаевского кавалерийского училища, в 1901 г. – начальник войскового штаба войска Донского, в 1905–1906 гг. – командир 13-го армейского корпуса.
33
Менд Э. Ф. Кадет – юнкер – офицер. Воспоминания бывшего офицера лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка, полковника барона Э. Ф. Менда. Рукопись. БА. Rare Book and Manuscript Library. Emigration and immigration-Finland-20th century. Фонд «Особый комитет по делам русских в Финляндии». BOX 6.
34
Иппология – наука о лошадях, изучает их анатомию, физиологию, разведение и др.
35
Mannerheim G. Kirjeitä. S. 50–53.
36
Mannerheim G. Muistelmat. I. S. 23.
37
Mannerheim G. Kirjeitä. S. 56.
38
Vlasov L. Mannerheim Pietarissa. Helsinki, 1994. S. 28; Screen J. E. O. Mannerheim. Helsinki, 2000. S. 32.
39
Mannerheim G. Kirjeitä. S. 59–61.
40
Бибиков Г. В. История кавалергардов. Париж, 1992.
41
Эта привилегированная гвардейская воинская часть была учреждена Петром Первым в 1724 г. специально для коронации императрицы Екатерины I как рота драбантов, или кавалергардов. Император стал ее первым капитаном. Впоследствии кавалергардию неоднократно расформировывали и собирали вновь, наконец, в 1799 г. император Павел I учредил Кавалергардский корпус; с этого времени полк ведет отсчет своей истории. Кавалергардский полк, как личная охрана императора и его семьи, нес службу во дворце и участвовал в торжествах. Он был первым из шести полков 1-й гвардейской кавалерийской дивизии, в которую кроме четырех кирасирских входили два гвардейских казачьих полка. Все полки были четырехэскадронного состава. К 1914 г. в состав полка входило 4 эскадрона и полковая команда связи.
42
Игнатьев Алексей Алексеевич (1877–1954) – русский и советский военный деятель, дипломат, сын генерала А. П. Игнатьева, губернатора Восточной Сибири, киевского и волынского губернатора, члена Государственного совета. Окончил Киевский кадетский корпус, Пажеский корпус, выпущен в Кавалергардский полк (1896); окончил академию Генштаба (1902). Участник Русско-японской войны, в 1908–1912 гг. – военный атташе в Дании, Швеции и Норвегии, с 1912 г. – военный атташе во Франции. Передал СССР деньги, положенные Российским правительством на его имя во французский банк. Работал в советском торгпредстве в Париже. С 1937 г. – в СССР, с 1943 г. – генерал-лейтенант. Написал книгу воспоминаний «50 лет в строю».
43
Игнатьев А. А. 50 лет в строю. М., 1959. С. 64.
44
См.: Бибиков Г. В. История кавалергардов. Париж, 1992.
45
Буальдье Франсуа-Адриен (1775–1834) – французский композитор, в 1804–1810 гг. – капельмейстер придворной французской оперной труппы в Петербурге. Опера «Белая дама» (1825) положила начало романтическому направлению в музыкальном театре Франции.
46
Толстой Л. Н. Анна Каренина. М., 1952. Часть 2. С. 186.
47
Игнатьев А. А. 50 лет в строю. С. 57.
48
Менгден Дмитрий Георгиевич (1873–1953) – потомственный офицер, окончил Александровское кадетское училище, Пажеский корпус. В 1895–1907 гг. – в кавалергардском полку, затем адъютант великого князя Николая Николаевича младшего. В браке с Софией Араповой было трое детей. Умер в эмиграции во Франции.