Линии Маннергейма. Письма и документы, тайны и открытия

Элеонора Иоффе

Линии Маннергейма. Письма и документы, тайны и открытия

© Элеонора Иоффе, текст, 2017

© Вадим Обласов, оформление обложки, 2017

© Музей политической истории России, фотография на форзаце, 2017

© ООО «ИЦ Пушкинского фонда», 2017

Издательство «Пушкинского фонда» ®

От автора

В 2017 году Финляндия отмечает сразу два юбилея: 100-летие независимости государства и 150 лет со дня рождения маршала Густава Маннергейма. И в этой связи хочется еще раз осмыслить его роль в становлении и сохранении суверенитета страны Суоми.

За двенадцать лет, что прошли со времени первого издания книги «Линии Маннергейма», многое изменилось и в Финляндии, и в России. Тем не менее личность маршала Маннергейма не перестает интересовать и даже волновать не только финнов, но и россиян: свидетельством тому страсти, разгоревшиеся летом и осенью 2016 года в Петербурге вокруг мемориальной доски Маннергейма.

Соотечественники тоже не обходят его вниманием – несмотря на уже существующую внушительную «маннергеймиану», издаются все новые и новые труды историков и биографов, оснащенные обширным справочным материалом, Маннергейм стал действующим лицом романов и пьес; время от времени появляются на телеэкране документальные фильмы о маршале Финляндии.

Правда, странное дело – ни одна попытка экранизировать этот уникальный по насыщенности жизненный путь пока не удалась. Существует только один полнометражный художественный фильм 1970 года «Штаб-квартира», повествующий о событиях в конце войны с СССР 1941–1944 годов, когда старый маршал руководил боевыми операциями лишь номинально.

Зато ежегодно выходит по меньшей мере одна, а то и несколько биографических книг, причем в некоторых из них декларируется намерение разоблачить «миф Маннергейма».

Действительно, Маннергейм уже при жизни стал одним из национальных мифов, но при этом сограждане относятся к памяти своего маршала по-разному. Большинство – с пиететом, для них его образ почти икона. Но немало и таких, у кого даже упоминание имени Маннергейма вызывает раздражение. Обычно это потомки погибших в гражданской войне красных финнов или коммунистов, репрессированных в 1930-е годы, либо просто люди левых убеждений.

В России имя маршала было издавна знакомо многим как часть устойчивого словосочетания «линия Маннергейма». По крайней мере, почти каждому жителю Петербурга известно – хотя бы понаслышке – что неподалеку от Ленинграда существовала такая цепь оборонных укреплений, построенная когда-то финнами на Карельском перешейке. Теперь доты и траншеи заросли травой и стали почти неразличимы, как и память о тех днях, когда их штурмовали советские войска.

Итак, что такое «линия Маннергейма» – понятно. А вот кто такой Маннергейм? Каким он был на самом деле? Почему вызывает у одних восхищение, а у других неприязнь, даже ненависть? Кто он: освободитель страны и национальный герой – или палач, «lahtari» («мясник»), как его называли красные? Верноподданный царский генерал – или спаситель демократической Финляндии? Гурман и сибарит, любитель русской водки и тонких вин, знаток лошадей и ценитель красивых женщин, хлебосольный хозяин – или аскет и анахорет? Англофил, поклонник Черчилля, критик нацизма, не питавший никаких иллюзий по отношению к Гитлеру, – или союзник Германии, личный приятель Геринга?

Перечитав немало специальной литературы и ознакомившись с материалами шести архивов в разных странах, я поняла, что ответить на эти вопросы стало еще сложнее, чем раньше. И решила построить книгу так, чтобы дать читателю возможность самостоятельно реконструировать «нерукотворную» линию Густава Маннергейма – его жизненный путь и портрет – при помощи представленных здесь документов, дневниковых записей и писем самого Маннергейма и его современников. Если результат читательского творчества – образ маршала Финляндии – окажется многоликим, противоречивым и неоднозначным, то могу считать, что моя работа удалась.

Исследование архивных материалов, особенно переписки, сродни труду детектива. Кем был корреспондент, о котором, кроме имени, ничего не известно, какова его судьба, где он жил, когда умер? Если ответные письма Маннергейма отсутствуют, его отношения с корреспондентом и его предполагаемый ответ приходится «достраивать».

Нужно сказать, что одна сторона жизни Маннергейма почти полностью осталась за пределами интересов финских историков – это его связи с русской белой эмиграцией. Он до конца своих дней оставался членом кавалергардского полкового братства и любимым командиром Уланского его величества лейб-гвардии полка. Он ходатайствовал за русских эмигрантов перед финскими властями, посылал деньги нуждающимся однополчанам и помогал многим и многим русским беженцам. В книге «Линии Маннергейма» впервые опубликованы документы, раскрывающие эту ранее неизвестную ипостась маршала Финляндии. Некоторые из этих новых материалов включены в повествование, некоторые даются в приложении в конце книги. Бо́льшая часть из них была неизвестна даже в Финляндии, где все, что касается Маннергейма, казалось бы, изучено досконально.

Видимо, поэтому книга заинтересовала финских издателей. Она была переведена на финский язык и вышла в 2006 году в издательстве «Отава» под названием «Маннергейм – воспитанник кавалергадии». К настоящему времени финский перевод переиздавался четыре раза.

Письма и другие материалы, переведенные с иностранных языков, отредактированы автором и отмечены в примечаниях. В письмах сохранены особенности авторской орфографии, а также подчеркивание, выделение жирным шрифтом и прописными буквами, сделанные авторами. Подчеркивание в документах также воспроизводится в соответствии с оригиналом.

Все переводы с финского языка сделаны автором, в примечаниях дано финское названия источника, например: Mannerheim G. Muistelmat. Helsinki, 1953 (Маннергейм Г. Воспоминания. Хельсинки, 1953); Mannerheim G. Кirjeitä. Helsinki, 1983 (Маннергейм Г. Письма. Хельсинки, 1983); Mannerheim G. Paiväkirja Japanin sodasta. Helsinki, 1982 (Маннергейм Г. Дневник и письма родным с Японской войны. Хельсинки, 1982) и др. Примечание о переводе с финского языка дается только при первом упоминании источника. Примечания в квадратных и угловых скобках в текстах писем сделаны автором.

Переводы текстов со шведского и французского языков, за исключением нескольких писем, выполнены при участии Элизабет Маршан.

Переводы с польского выполнены при участии Гражины Жераньска-Геберт. Я сердечно признательна всем, кто принимал участие в работе над переводами: Пекке Кауппала, Лауре Диб, Алексею Федорову и Нине Либерман.

На протяжении нескольких лет исследований и розысков мне помогали многие люди и организации.

Чрезвычайно важной была финансовая поддержка финского фонда Вихури, благодаря которой этот проект смог осуществиться.

Я благодарна за доверие, оказанное мне фондом Густава Маннергейма, и родственниками маршала, разрешившими использование личных архивов маршала Финляндии в те годы, когда доступ к ним был строго ограничен. Неоценимой была помощь работников Национального архива Финляндии, и в особенности заведовавшего в то время частными коллекциями Юсси Куусанмяки.

Спасибо финским историкам: профессору Тимо Вихавайнену за ценные советы и рекомендации, профессору Охто Маннинену за консультации по вопросам политической истории, профессору Дмитрию Фролову за справки, касающиеся советских военнопленных в Финляндии и доктору Марине Витухновской за конструктивные замечания и помощь в правке рукописи.

Я глубоко признательна финскому историку, профессору Гарри Галену за его ценные замечания и редактирование главы о поездке Маннергейма по Средней Азии и Китаю.

Мой поклон российскому историку Сергею Волкову за биографический материал по русской белой эмиграции и ценные замечания по первому изданию книги.

Я признательна интенданту Музейного ведомства Пентти Ноусиайнену, познакомившему меня с экспозицией Музея штаб-квартиры главнокомандующего в Миккели и предоставившему материалы для моей работы.

Подчас бывало нелегко найти нужную литературу, но энергия, оптимизм и высокий профессионализм Ирины Лукка, научного сотрудника Славянской библиотеки университета Хельсинки, во многом облегчили мою работу.

Хочу выразить признательность фотоархивам музея Маннергейма и издательства «Отава», а также Военному архиву Финляндии, безвозмездно предоставившим фотографии для этого издания.

Моя глубокая благодарность тем, кого уже нет в живых: английскому историку Э. О. Скрину и финскому генералу Эрмею Каннинену за ценные советы и справки.

И наконец, огромное спасибо моим первым читателям и рецензентам – друзьям и родным, поощрявшим и одобрявшим мой труд.

Элеонора Иоффе Хельсинки, 2017

Предисловие

Финский Медный всадник

Вытесняемый растущими рядом зданиями, обтекаемый суетой большого перекрестка, финский «Медный всадник» выглядит буднично: усталый человек в ушанке едет себе спокойно на смирной лошади. Ничего эпического. Что соответствует характеру его соотечественников – фетишизмом они не грешат. Наоборот, если допытываешься у финских историков: «Не правда ли, Маннергейм спас страну, по крайней мере, дважды: в 18 году и в 44-м?», то почти всегда слышишь в ответ, что никоим образом нельзя приписывать одному человеку подобных заслуг. Что великий маршал – фигура мифологизированная и, будучи президентом с 1944 по 1946 год, он являл собою скорее символ, чем реальную политическую силу, и основную роль играли его престиж на международной арене и огромный авторитет внутри страны.

Разумеется, он был не только символом и «иконой» независимой Финляндии, но и просто человеком – со своими слабостями, заблуждениями и страстями. Жизненный путь Карла Густава Эмиля Маннергейма – главнокомандующего и создателя финской армии, регента Финляндии, фельдмаршала, президента страны и прочая, и прочая – отнюдь не был непрерывным восхождением к вершинам славы. Срывов и неудач на его долю пришлось не меньше, если не больше, чем успехов. История его побед – это в первую очередь история побед над самим собой, самообуздания и самовоспитания. Он был из тех, кто неудачи обращает в удачу, для кого поражение оборачивается победой, а недостатки характера со временем преобразуются в достоинства. Вдобавок ему просто везло. Маннергейм участвовал в пяти войнах, проявляя, по свидетельству очевидцев, хладнокровие и полнейшее равнодушие к опасности даже в преклонном возрасте: не раз в период Второй мировой войны старый полководец бывал на передовой, во время бомбежек никогда не спускался в бомбоубежище – и при этом ни разу не был даже ранен.

В истории Финляндии Маннергейм – явление парадоксальное. Без него не могли обойтись – но его все время старались обойти; его невозможно было не уважать – но его не любили; он был воистину «свой среди чужих, чужой среди своих». Тем не менее весь период становления и развития Финляндии как самостоятельного государства – со времени провозглашения независимости в 1917-м и до середины 1940-х – в самые важные, поворотные, опасные моменты был связан с его именем. Существуют десятки жизнеописаний Маннергейма, внешние события его жизни изучены и прокомментированы в различные периоды и – в зависимости от мировоззрения биографов – с разных точек зрения, иногда прямо противоположных. Несмотря на это, он остается личностью во многом загадочной как для современников, так и для историков. Хотя Маннергейм оставил обширные мемуары, «Воспоминания маршала Финляндии», ему удалось полностью скрыть свои человеческие черты за описываемыми событиями. Пожалуй, ярче всего его таинственное лицо освещено в переписке и дневниках. Знакомясь с ними, можно проследить постепенное становление и преображение характера будущего маршала. Как из недоучившегося юнца, отчисленного за сомнительные поступки из Финляндского кадетского корпуса и шалопая-кавалергарда, озабоченного лишь карьерой и светскими знакомствами, он вырастает в боевого генерала российской армии, затем в главнокомандующего – победителя в войне за независимость Финляндии, маршала, руководящего двумя войнами, и, наконец, в главу государства. Из писем и дневников – Маннергейма и тех, кто был с ним знаком, – вычитывается его «человеческое»: что его интересовало, с кем и когда он общался, каковы были его симпатии и антипатии. Поэтому на страницах этой книги слово предоставлено самому Густаву Маннергейму и его корреспондентам. Мы перелистаем письма, дневники и документы, найденные в печатных изданиях и в архивах Финляндии, России, США и Швейцарии, – в надежде открыть что-то новое.

Но, прежде чем заглянуть в письменный стол маршала, нам придется совершить небольшое путешествие в историю семьи: ведь корни, наследственность, место рождения и обстановка, в которой прошло детство, определяют не только внешность и интеллект человека, но во многом и его судьбу. Происхождение и сословные традиции сыграли не последнюю роль в становлении характера и мировоззрения Густава Маннергейма.

Глава первая

Потерянный рай

История рода Маннергеймов начинается, по семейным преданиям, с середины XVII века, но никто не может с точностью сказать, когда юнга Хенрик Мархейн, голландец, сошел с корабля в шведском торговом городе Евле (Gävle). Первое документальное упоминание о нем относится к 1645 году. Женившись на Маргарете Гаммаль, девушке из состоятельной купеческой семьи, Хенрик вскоре получил право вступить в купеческое сословие и даже какое-то время входил в совет магистрата. По-видимому, был он предприимчив и энергичен. Правда, удача впоследствии изменила ему: он обеднел и вынужден был в 1667 году пойти на службу бухгалтером первого в Швеции банка в Стокгольме.

Его младший сын Августин, родившийся в 1654 году, в начале своей карьеры служил управляющим поместьями шведского графа Оксеншерна в Эстляндии. Он настолько успешно исполнял свои обязанности, что вскоре арендовал эти поместья, к тому времени ставшие собственностью государства. Затем Августин Мархейн возвратился в Швецию, где в 1693 году король Карл XI произвел его в дворянское достоинство. Новоиспеченный аристократ изменил фамилию, чтобы она звучала по-шведски: Маннергейм. Четверо сыновей Августина стали первыми в роду военными[1]. В 1776 году двоих из них произвели в бароны, после чего герб Маннергеймов украсился военной символикой и элементами гербов матери и супруг обоих братьев. Родоначальником финской ветви Маннергеймов стал Карл Эрик, сын младшего из упомянутых баронов: в конце XVIII века он переехал в Финляндию, бывшую тогда частью Шведского королевства. Судьба его весьма характерна для дворян той бурной эпохи: приговоренный к смертной казни за участие в заговоре против короля Густава III, так называемом «Аньяльском союзе»[2], Карл Эрик был все же помилован. Вскоре после того он женился на дочери губернатора (похоже, что умение удачно жениться было фамильной чертой Маннергеймов). В 1795 году Карл Эрик приобрел поместье Лоухисаари (Вилнес) неподалеку от Турку, где через 70 с лишним лет родится его знаменитый правнук. История Лоухисаари сама по себе любопытна.

Первое упоминание о Лоухисаари встречается в документах начала XIV века. Почти четыре столетия, до 1789 года, им владел шведский аристократический род Флемингов. Главное здание усадьбы – один из редких в Финляндии дворцов в стиле позднего ренессанса – ремонтировалось и достраивалось в 1653–1658 годах, когда поместье принадлежало адмиралу, президенту камер-коллегии Герману Флемингу[3]. Одновременно в соседнем местечке Аскайнен возвели церковь, и от дворца к ней вела длинная, почти в три километра, березовая аллея. Трехэтажный дворец, красивейшее здание этого периода в Финляндии, хорошо сохранился до наших дней, и сегодня можно полюбоваться замечательной росписью деревянного потолка парадной залы, созданной в 1661–1664 годах немецким художником Иоахимом Лангом.

Вокруг усадьбы и ее обитателей, баронов Флемингов, рождались многочисленные легенды. Согласно одной из этих легенд, последний в роду владелец Лоухисаари Герман Флеминг (1734–1789), обладавший мрачным, вспыльчивым и ревнивым нравом, якобы замучил до смерти жену, замуровав ее в стену одной из комнат третьего этажа. В сводчатых подвалах дворца, где обыкновенно хранились продукты и утварь, по преданию, была когда-то тюрьма, в округе рассказывали о потайных лестницах и подземном ходе, проведенном из господского дома до отдаленного монастыря. Как и во всяком порядочном дворце, там до сих пор обитают привидения – по крайней мере, два: жестокого Германа Флеминга, прозванного в народе «чертом», и его несчастной жены. Достоверно известно лишь, что именно этот человек вложил немалые средства в ремонт и реставрацию дворца, придав ему тот облик, который здание носит и по сей день. В результате Флеминг разорился, поместье после его смерти несколько лет переходило из рук в руки и, в конце концов, было куплено Карлом Эриком Маннергеймом.

В 1823 году на церковном кладбище возводят фамильную усыпальницу Маннергеймов. Проект здания Карл Эрик заказал немецкому архитектору К. Л. Энгелю, создателю архитектурного ансамбля центра Гельсингфорса. Новый хозяин Лоухисаари мог себе это позволить: после того как в 1808–1809 годах Россия завоевала Финляндию и страна была присоединена к Российской империи в качестве Великого княжества, Карл Эрик оказался одним из влиятельных должностных лиц. В числе нескольких аристократов бывшей шведской провинции он был делегирован к Александру I во время пребывания императора на открытии первого сословного сейма в Борго (Порвоо). В своей приветственной речи он заверил нового монарха в верности финляндцев. Это благоприятно сказалось на его карьере: со временем К. Э. Маннергейм стал губернатором, а в 1824 году был пожалован графским титулом, который с тех пор переходит к старшим в роду сыновьям (остальные дети остаются баронами и баронессами). Родившийся уже в Финляндии сын его Карл Густав, тезка своего прославленного внука-фельдмаршала, занимал высокую должность президента Выборгского надворного суда. Вдобавок он смолоду увлекался естественными науками и снискал международную известность как ученый-энтомолог, специалист по жесткокрылым.

Отец героя нашего повествования, граф Карл Роберт, оказался «белой вороной» в ряду честолюбивых и целеустремленных финских Маннергеймов. Одаренный разнообразными талантами, он в студенческие годы эпатировал университетское начальство вольнодумными пьесами и политическими сатирами. Скандал кончился для него отчислением из университета, а для ректора – увольнением. Радикал и атеист, Карл Роберт и в зрелом возрасте оставался оригиналом. Например, он сочувственно отнесся к дрейфусарам: во время скандала вокруг дела Дрейфуса живший тогда в Париже граф Маннергейм послал на родину свою фотографию с газетой «Аврора» в руках, чем шокировал своих родственников и консервативное финское общество[4]. Его сын Густав, служа в ту пору в царской кавалергардии, напротив, вполне разделял антисемитские убеждения, бытовавшие в офицерской среде. Карл Роберт пробовал свои силы на многих поприщах: играл в театре, писал пьесы, стихи и статьи, увлекался поэтическим переводом и собирал произведения искусства. Впрочем, ни в одной области он не добился прочного успеха. После женитьбы в 1862 году он стал промышленником и коммерсантом. Жена графа, Хелена, происходила из богатой и влиятельной семьи фабрикантов Юлин; значительное приданое и полученные ею в наследство несколько поместий, каменный дом в Турку и доля в промышленных мастерских в Гельсингфорсе дали Карлу Роберту возможность развернуть бурную деятельность. Именно с этих мастерских и началась в 1866 году деловая карьера Карла Роберта, приведшая семью к разорению и краху. Продав ставшее весьма доходным предприятие в 1871 году, он на паях основал винокуренный завод. Когда завод начинает приносить немалую прибыль, он оставляет дело компаньонам и переключается на деревообрабатывающую промышленность. Его беспокойная душа жаждала перемен и риска. Как будто подгоняемый злым роком, граф бросал дело, как только оно налаживалось, и затевал новое. Когда основанная им бумагоделательная фабрика стала наконец успешно действовать, он в конце 1878 года внезапно уволился с должности директора-распорядителя и, спасаясь от кредиторов, уехал в Париж – якобы для того, чтобы получить патент на какое-то свое изобретение. Жену и детей он бросил на произвол судьбы, предоставив родственникам разбираться в финансовых делах. А дела эти к тому времени запутались безнадежно. В довершение всего, граф Маннергейм оказался страстным и неудержимым игроком: картежные долги составляли боvльшую часть из восьмисот тысяч марок, за которые он был в 1880 году объявлен банкротом[5].

Густав, третий из семерых детей Карла Роберта и Хелены Маннергейм, родился 4 июня 1867 года. Всего за шесть лет до того в России было отменено крепостное право. Это были годы правления Александра II – монарха, проводившего в отношении Финляндии мягкую политику и оставившего там по себе добрую память. И в то же время середина 1860-х годов – один из самых трагических для Финляндии периодов, оставшийся в народной памяти как годы «великого голода». Особенно страшным был именно 1867-й: лед на озерах держался до середины июня. За предыдущим неурожайным годом неизбежно последовал еще один. Вдобавок начались эпидемии тифа и холеры: за два года вымерла шестая часть населения Великого княжества Финляндского. Так что появлению Густава на свет сопутствовали не слишком добрые предзнаменования. Было в семье и свое горе – незадолго до рождения сына Карл Роберт потерял любимую сестру, умершую в родах.

«…Мальчика крестили в Иванов день. Сюда заезжал пастор, и поскольку Карл не хотел никого приглашать на крестины, крестили тихо. Матушка была восприемницей ребенка, которому совсем никто не радовался. Его имя – Карл Густав Эмиль»,[6] – писала Хелена своей сестре Ханне Ловен в Стокгольм.

И все же детство Густава и его братьев и сестер до 1879 года было счастливым. Размеренный, благоустроенный быт семьи описывает в своих воспоминаниях младшая сестра Густава, Ева Маннергейм-Спарре: «Лоухисаари был нашим большим миром. Все остальное казалось нам невзрачным и бедным по сравнению с тем богатством, которое являл наш дом. Центром этого мира была мать. Ее теплота и нежность обнимали всех нас одинаково любовно и ласково»[7].

В конце длинной березовой аллеи стоял огромный дом, полный красивых вещей, книг и произведений искусства; его окружал старинный парк. В Лоухисаари были свой скотный двор и конюшня, многие продукты производились прямо на месте. Господ обслуживали жившие неподалеку ремесленники: сапожник, изготовлявший обувь для всей семьи, портной, столяр, кузнец. Была даже своя ветряная мельница. Дети пользовались всеми преимуществами деревенской усадебной жизни: лазили по деревьям в парке, бегали на ходулях, ездили верхом, собирали в лесу чернику, катались на парусной лодке по морю. Отец привозил им из заграничных поездок диковинные подарки. Он был любителем всяческих новшеств: сыновьям даже купили один из двух первых появившихся в Финляндии велосипедов, хотя детей в семье не баловали и часто наказывали даже за небольшие провинности.

Графиня Хелена увлекалась английской системой воспитания: детей закаляли как физически, так и нравственно. Круглый год – обливания холодной водой, летом – купание в озере в любую погоду чуть ли не с годовалого возраста (купание в холодной воде осталось одной из неизменных привычек Маннергейма до преклонных лет); спали дети на жестких матрасах и волосяных подушках. Им прививались сдержанность и умение владеть собой, жалобы и проявления слабости считались постыдными. Так что кое-какие навыки самодисциплины и спартанские привычки будущий фельдмаршал приобрел уже в детстве. Правда, с Густавом, с малолетства самостоятельным и упрямым, все время что-то случалось, и он доставлял матери больше волнений и забот, чем все остальные дети. Склонный к приключениям и опасным играм, он уже в раннем детстве проявлял бесшабашную смелость: то убегал, забредая далеко от дома, то вываливался из лодки в море. В десятилетнем возрасте, прыгая по балкам строящейся крыши скотного двора, он упал и серьезно поранился, после чего время в семье делилось на эпохи: «до и после падения Густава с крыши»[8].

Регулярно обучать детей, живя в отдаленной усадьбе, куда даже почта приходила из-за плохих дорог раз в неделю, а то и реже, было не просто. Гувернантки и домашние учителя часто менялись, и Хелена без конца занималась поисками подходящих для этой роли иностранок, владеющих несколькими языками – обучение иностранным языкам родители считали первостепенной задачей, и дети должны были говорить по-французски и по-немецки. Домашним же языком Маннергеймов, как и многих образованных жителей Финляндии в конце XIX века, был шведский. Говорить по-фински не считалось в семье необходимым, и даже в 1905 году Густав относился к этому «языку простонародья» с пренебрежением и подтрунивал над сестрой Софией, собиравшейся учить финский. Ему самому пришлось все же осваивать этот язык дважды: в юности – чтобы сдать экзамены на лицейский аттестат, и позднее, в зрелом возрасте – чтобы завоевать популярность в армии и стране. Правда, он так никогда и не овладел финским в совершенстве.