Полная версия
Орфей неприкаянный
Однако магия не включилась, ни первое, ни второе не сработало. И фрегат нашей с Линой семейной жизни получил мощнейшую пробоину ниже ватерлинии, залатать, которую, полностью, мы оказались не в состоянии. Тем более, что всегда находились желающие расширить её, имеющие для того определённые средства.
Проснулся я около семи. Спал тревожно, без конца ворочался в духоте июльской ночи, а сжёванная с вечера таблетка снотворного осталась малодейственной, путала мысли, но не усыпляла. Позёвывая от нервозности и скудного сна, я приготовил яичницу, заварил покрепче чёрный чай и, барабаня ложечкой по столешнице, уселся на кухне в ожидании подъёма гостей. Спустя полчаса они тоже были на ногах, но составить мне компанию за трапезой не пожелали, дождавшись, пока я позавтракаю и отправлюсь на балкон покурить.
Разговаривали мы мало, перекидываясь односложными фразами, ибо я по маковку погрузился в предвкушение предстоящего вскорости действа.
– Ты бы хоть, Серёжа, поговорил с нами, а то молчишь, злишься чего—то, – наконец не выдержала мама. – Мы, ведь, ещё ничего плохого—то не совершили, не преступники.
«День длинный, а дурное дело – нехитрое» – хихикнул я про себя.
– Есть у меня теперь время в душеспасительные беседы с вами вступать! Через сорок минут машина подойдёт. Собирались бы, лучше, – отбрехивался я, раскладывая на рабочем столе, покрывало, включая утюг и, бросая марлю в миску с водой. Гладить костюм я не доверял никому, оставляя эту обязанность исключительно своей прерогативой. Хочешь сделать хорошо – сделай сам.
Бабушка ходила по квартире с красными глазами и хлюпала носом.
Владлен с женой отсиживались в гостиной, тихонько переговариваясь о личных проблемах, о «Графе» и возврате ему долга.
Картина больше напоминала подготовку к погребению усопшего, нежели утро дня праздника.
Выбрав гармонирующий с костюмчиком галстук, я вертелся у зеркала, когда домофон пропиликал, извещая о новоприбывших.
Я, с зашедшимся в беге сердцем, снял трубку.
– Сергей? – послышался голос Инессы Васильевны, – Мы внизу, лифт вызывать не станем. Тут постоим.
– Ясненько! Сейчас спустимся.
Я пристроил трубу на стену и шуганул остальных:
– Карета подана, быстро вниз! Омнибус опоздавших не подбирает.
– Все, наверное, не уместимся. Кто на маршрутке поедет? – встревоженно спросила матушка.
– Решим, кто и где поедет, не беспокойся, – утешил я её.
«Лимузин» «Шестёрка» Колчиных цвета свежескошенной травы ожидала у ограды, а Анатолий Сергеевич в летней рубашке нетерпеливо прохаживался вокруг неё. Автомобиль не успели украсить лентами и шарами, но после вчерашней помывки он блестел, поигрывая, точно новенький, в пинг—понг с солнцем.
«Зелёный фургон из детства в зрелость. Красавчик!»
– Свистелки—перделки позже прилепим, пока вы выкупом занимаетесь, – заверил хозяин «кабриолета».
Сидений в «телеге», как и предсказывалось, на всех не хватило. Инесса Васильевна и бабушка направились на маршрутку, а я, мамаша и Владлен с супругой загрузились в авто.
Колчин, невысокий, полноватый мужчина сорока с лишним лет, стремительно теряющий шевелюру, с быстрыми карими глазами и куцей щёточкой усов, красноречием никогда не блистал. Вот и сейчас он не горел желанием разводить антимонии, отдавшись процессу управления железным конём.
Дабы хоть как—то завести беседу, я прошёлся по удачной погоде и поинтересовался, где их дочери.
– Леонку с Карей мы у Линки оставили, – лаконично, простецки, почти по—родственному, пояснил он, усиленно демонстрируя нежелание попусту сотрясать небеса.
Я смирился, и до конца пути более не проронил ни слова.
Тачанск не отличался повышенным автомобильным трафиком и километровыми пробками. Вдобавок стояла суббота, и в это относительно раннее утро машин на улицах было не много. Свежие, выспавшиеся, обдуваемые лёгким прохладным ветерком переулочки, проносились за окном. Редкие прохожие спешили по своим делам. Никто их них не знал о моей женитьбе, никого не волновало, что сегодня я и Лина станем, наконец—то, вопреки обстоятельствам, супругами, открыв новый этап в жизни.
К дому Юриных примчались за двадцать минут.
Подъезд был приветливо распахнут, а у входа даже висел свадебный плакат, гласивший: «Стой, жених, ни шагу с места, здесь живёт твоя невеста!» Он являлся творением художественного таланта Лины. Похоже, и вывешивала—то сие произведение искусства она сама. Ни Ложкиных, ни Свистюшкиных поблизости не наблюдалось.
Покинув машину, я, ничтоже сумняшеся, прошествовал к ступенькам и, одолев их, взбежал на пятый этаж, к квартире Юриных. Жать на кнопку звонка не потребовалось, дверь оказалась приоткрытой. Чем я и воспользовался, проникнув внутрь.
«Охрана молодой, видать, с ночи наклюкавшись „Контушовки“, дремлет в пыльной подсобке».
Лина перед трельяжем примеряла шляпку, пристраивая её так и этак, то набекрень, то опуская вуаль на личико, а заметившая меня Нина Васильевна замахала руками и принялась кричать:
– Куда, Сергей? Куда? Нельзя! Рано ещё!
Обернувшаяся на её крики Лина, бросилась ко мне. Мы обнялись, стали шептаться. Леона расположилась на диване, лизала мороженое и с любопытством за нами наблюдала. Расфуфыренная Карина, в коротком синем платьице, крутила, подбрасывая к потолку, головной убор, который ей доверила Лина.
«И в воздух чепчики бросали…»
Практически всё пространство гостиной занимал длинный раскладной стол, притащенный от соседей. На голубоватой скатерти уже расставили пустые, жадные бокалы, тарелки с голодно поблёскивающими приборами, пузатые бутылки с шампанским, вином и водкой, коробки с соком, минералку, дымчатые стопки, хрупкие вигвамы салфеток. Для выхода на балкон между креслами и стульями сохранили узкий проходик.
Свадебный наряд на Лине я уже видывал, но внезапно избранница показалась мне сущим идеалом. В белых миниатюрных туфельках она, порхая от меня к маме и обратно, лучилась счастьем, улыбка не сходила с её личика. В то же время, девушка тревожилась, видимо, не меньше моего, а то и больше. Хваталась то за часики, то, оставив их, за цепочку.
– Как твой ядовитый зуб? – спросил я, помня, что накануне боль у неё обострилась.
– Наточила Чуточку лучше, – поморщилась Лина.
Котлова находилась на балконе и примеривалась к съёмке.
– О, наконец—то, и свидетели подъехали, – громко произнесла она, появляясь в гостиной. – Ну—ка, жених, давай—ка, с вещами на выход, и руки за спину. Я снимать стану, а ты уж не ударь в грязь лицом. Да и остальным тоже. Ничего не забыл? Цветы не потерял?
– Не забыл, – похлопал я себя по карманам пиджака, наполненным мелкими трескучими монетками. – Букет внизу пока.
Сбежав на первый этаж, я поздоровался с Ложкиными и Свистюшкиными, чьей машине предстояло стать второй в автопарке нашего брачного кортежа.
– Готов, герой дня? – улыбнулся Веня.
– Всегда готов! – решительно ответил я.
Веня тут же перехватил руководство процессом. Он, Свистюшкина и Филатова встали на крыльце подъезда, раскрыли папочку с текстом сценария и принялись его обсуждать, тыча пальцами в строчки.
Тётя Люба Котлова прицеливалась, а Инесса Васильевна и вся моя родня ожидали начала клоунады.
– Внимание! Запускаем Серёгу! Камера! Мотор! – крикнул Вениамин, отходя в сторону, и Котлова указала, где мне полагалось протиснуться на сцену.
Слово взяла Филатова, выглядевшая не лучшим образом из—за обильно подведённых глаз и чрезмерно нарумяненной мордашки. Свистюшкина оделась неброско, скромненько, но со вкусом, в длинное серебристое обтягивающее платье с боковым разрезом до бедра.
Филатова: Ох, вы гости, господа! Вы откуда и куда? Есть у нас одна девица. За дверьми она таится. Чтоб её заполучить, нас должны вы подкупить.
Свистюшкина: Здравствуй, молодец, прекрасный! Что ты тих, как день ненастный? Где ты был и что нашёл?
Я: За невестой я пришёл!
«Не зря репетировали! Ох, не зря!»
Филатова: Посмотри невест у нас. Тебе будут в самый раз! Вот – красива! Вот – бела! Вот – румяна! Вот – скромна! Выбирай! Какая?
Я: Мне нужна другая!
Свистюшкина: А другая у нас – дорогая. Чтоб её забрать нужно испытание пройти и выкуп заплатить.
Филатова: У нас есть листочек с загадкой несложной. Найдёшь ли ты губки своей наречённой?
Сзади засмеялись.
«Ну—ка, ну—ка! Что за фигня? Не прописывали же номер!»
Передо мной расстелили внушительных размеров кусок ватмана, усеянный следами помадных поцелуев. Из десятка требовалось выбрать одни губки. Линины. Я склонился над бумагой, и многозначительно промычав «Угу, тэээк! Ага…», задумался, теребя ус.
Котлова: Ну, примерься усищами—то!
Все снова расхохотались. А я тянул кота за хвост, да почёсывал тыковку. Ибо к подобному повороту оказался совершенно не готов. Не предупредили заранее, злыдни!
Решившись, наугад показываю в крайний справа отпечаток.
Свистюшкина (изумлённо): Нет! Неправильно.
Котлова: О—о—о! Он не померился, он ошибся! Давай, примерь, примерь!
Свистюшкина: Пять рублей плати, штрафа! Каждая ошибка пять рублей!
Гогот позади не прекращался.
Делаю второй заход и на этот раз указываю верно.
Свистюшкина (с облегчением): Правильно!
Путь открыт, и народ вслед за мной устремляется в подъезд. Алика Мингазовича я не разглядел.
Обшарпанные стены, отбитая штукатурка, висящая зелёная краска, под ногами что-то хрустит.
Свистюшкина (держа вместительную тарелку с, хм! голубой каёмкой): Положи сюда столько денежек, сколько с женой проживёшь лет!
Передав кому—то из родни букет, я залез в карман и на блюдце забрякали кругляшики. Горсть, вторая.
«Пожалуй, достаточно. Вечно не живут…»
Филатова (с улыбкой): Долго будете жить! А теперь наполни нам бокалы. В одном, чтоб сверкало, в другом, чтоб звенело, а в третьем, чтоб бурная пена шипела.
Для меня это не сюрприз, всё предварительно обговаривали с Ложкиным.
Щёлкнув пальцами, потребовал:
– Гарсон, стаканы́!
Ведущие, замешкавшись, не смогли сразу найти нужное, и сзади кто—то поторопил:
– Ну, куда стопари—то задевали?
Наконец, Свистюшкина, изящно изогнувшись, подняла их с пола, из угла.
Я: Что там? В одном, чтоб звенело?
Свистюшкина: Да.
Колчина И. В.: Что ж вы стаканчики такие маленькие взяли?
И тут прошло на отличненько, без сучка и задоринки, поэтому вскоре двинулись на следующий этаж. Впереди деловито шествовали Свистюшкина с красной папкой и Филатова с блюдом монет.
Свистюшкина: Коль споёшь, то дальше пойдёшь.
Я (растерянно): А чего спеть—то? Так недоговаривались.
Свистюшкина (посмеиваясь): Пой, пой!
С укоризной оглядываюсь на Веню.
Ложкин (разводя руками): Я здесь ни при чём.
Голос из массовки: Арию влюблённого!
Приоткрылась дверь и на площадку из—за общего хохота выглянула встревоженная голова соседа. Беспокойство его, впрочем, мгновенно улетучилось без следа после того, как ему поднесли кубок шампанского. Перекрестившись зачем—то, он ухнул игристое в себя, и вернул посуду Колчиной:
– Ну, ребята, счастья, согласия! Алла я в бар! Аллилуйя!
А я, затянул, одолевая ступеньки:
«Ты нужна мне – что ещё?Ты нужна мне – это все, что мне отпущено знать;Утро не разбудит меня, ночь не прикажет мне спать;И разве я поверю в то, что это кончится вместе с сердцем?Ты нужна мне – дождь пересохшей земле;Ты нужна мне – утро накануне чудес.Это вырезано в наших ладонях, это сказано в звёздах небес;Как это полагается с нами – без имени и без оправданья…»13И ещё одна площадка осталась позади, только чей—то голос разочарованно протянул:
– Ну—у—у, что за тоску развёл? Веселей выступай! Задорней! Забористей.
А мне, упёршемуся в наглядную агитацию «Это ж надо так влюбиться, что придумали жениться!», снова преградили дорогу.
Филатова: Есть вода солёная, горькая и сладкая. Угадай, какая судьба ждёт тебя.
Я уже заметил стоящие на подоконнике лестничной клетки три наполненных бокала. Поколебавшись, я выбрал крайний справа.
Свистюшкина (экспрессивно): Э, э! Ты зачем взял? Угадай вначале, а потом пей.
Я собрался было вернуть чашу на место, но резко передумал и заявил:
– А я уже отгадал!
Котлова: Бегом, бегом, выпивай скорей!
Свистюшкина: Что ты отгадал?
Я: Сладкая!
Попробовав содержимое, довольно хмыкнул и допил остатки и осчастливил присутствующих афоризмом:
– Халявную Медовую жизнь пьют до дна!
Из массовки: Лишь бы не бедовую!
«Пророк фигов, оглоблей тебя по дышлу!»
Котлова: Следующий пробуй!
Я: Лопну же! Мне к невесте, а я напьюсь у вас, куда побегу? А?
Подъезд вновь сотрясся от группового хохота.
Шутник из массовки: Такими темпами туда очередь выстроится.
Второй шутник: Жениха без очереди!
Свистюшкина: А теперь вопрос другой. Ты, жених наш дорогой, быстро голову ломай, эти числа разбирай. Ну—ка, что означает каждое из них?
Передо мною разложили карточки с нарисованными на них цифрами. 29, 78, 99, 12, 4, 9. Орешек расколол за две минуты, ни единожды не сбившись. Ребусы, связанные с Линочкой я знал назубок.
Свистюшкина: Ой, молодец!
Филатова (указывая на вырезанные из бумаги следы ног): Отыщи ножку твоей любимой.
Засучив рукава и присев, я принялся измерять пальцами фигурки и поднял первый:
– Вот этот!
Свистюшкина: Сергей, ты переверни и прочитай!
Я (переворачивая): Лина!
Ложкин: Хорошо подготовился!
Котлова: Класс!
И чудо свершилось, мы оказались у дверей квартиры Лины. Но что это? На стенке укреплена картонная замочная скважина. Однако, очень странная. Силуэт ключа поразительно напоминал фигуру бутылки.
Свистюшкина: Что ты видишь пред собой? Тут висит засов большой. Если ключик подберёшь, то замочек отопрёшь!
Я: Да, своеобразный замочек. Вень, где там у нас отмычки?
Ложкин, замучившийся таскать сумку со стеклом, охотно передал его мне, и я нашарил то, что, по моему представлению, больше соответствовало роли ключика.
Котлова: Шикарный ключ!
Я: О! Сразу подошёл!
Ложкин: Подходит!
А за дверью, в коридоре, честную компанию с нетерпением поджидали. Волнующаяся завитая и накрашенная Наталья Васильевна, Ядвига Львовна.
Свистюшкина: Ну и вот твоя невеста. Забирай!
Я (заглядывая с интересом за её плечо): Где моя невеста?
И разглядев, что ко мне подталкивают Карину под вуалью свадебной шляпки, отвечаю:
– Это не моя невеста! Это чья—то чужая невеста.
Карина, сыграв сценку, упорхнула в спальню, где пряталась Лина.
Свистюшкина: Больно уж ты придирчивый, да разборчивый. А чтоб мы знали её имя, выложи его рубликами.
Пока я выкладывал имя, Котлова комментировала:
– Не жадный простофиля Серёга! Большими буквами всё делает!
Ложкин: Не влезет, места мало.
Котлова: Перенос напишет. Грамотный. О, крупнее валюта пошла.
Я: Готово.
Котлова: Сейчас проверим, прочитаем: Лина. Правильно!
Свистюшкина: В светлицу девичью стремясь, скажи пред всем народом…
Я: Лина, я люблю тебя!
Котлова: Ой, тихо, ой, тихо. Ну—ка громче!
Свистюшкина: Конечно, громче!
Я, набрав в лёгкие воздуха, ору: Лина, я люблю тебя!!!
Свистюшкина: А где невеста—то пропала? Линка, выходи быстро!
Лина, смущённо улыбаясь, пряча за вуалькой направленный в пол взгляд, появилась из соседней комнаты и приблизилась к нам.
Свистюшкина: Ты посмотри, какая красивая! За невестино платье нарядное, дай, молодой, нам, вино виноградное.
Я: Держите вино виноградное.
Свистюшкина: За невестины туфли—лодочки, дай, жених, нам, бутылочку водочки.
Я (извлекая бутылку водки): Водочку.
Свистюшкина: За невестины глазки – килограмм «Маски».
Я (роясь в пакете): А безмен у вас есть?
Наталья Васильевна: Верим, верим.
Я: А вдруг на двести граммов обвешаю?
Свистюшкина: Чтобы жизнь казалась сладкой, угости, женишок, шоколадкой! За невестины губки бантиком, сверни 50 рублей фантиком!
И тут я заметил скромно стоящего у пианино Алика Мингазовича, видимо, успевшего просочиться на праздник, покуда мы устраивали аттракционы. Алик Мингазович скучал и нетерпеливо подёргивал себя за усики.
Филатова: Овечке волк сказал: «Овца, у вас прекрасный цвет лица!» Ах, если хвалит волк овечку, не верь ни одному словечку.
Алик Мингазович зевнул и глянул в окно.
Филатова: Как ты станешь называть свою жёнушку? Ступая к Лине, говори по слову.
Папа Алик отвернулся, а Ядвига Львовна уставилась в потолок.
Я: Кхм. Ну, вы, блин, отчебучиваете! За каждый шаг слово?
Свистюшкина: Да.
Ложкин: Шагай малютками!
Я: Ну да! Прыжками! Вообще, прыжками! Линочка! Линусенька! Линусечка! Милая! Любимая! Ненаглядная! Малявочка! Деточка.
Котлова: Лялечка.
Я: Лялечка!
Комнатка не настолько большая оказалась, особо не разбежишься и, выговорившись, я очутился рядом с Линой, сжал её руку. Прозвища я произносил голосом нашкодившего крокодила кота, и слушатели покатывались со смеху. Отец Лины, не отрываясь пялился в кухонное окошко. Лина истерично хохотала, закрыв личико шляпкой, а я, забрав головной убор, прижался губами к губам Лины.
Гости одобрительно зашумели и кто—то сказал:
– Правильно, неча тут отлынивать!
Вскрикнувшая испуганно Свистюшкина, своевременно спохватилась:
– А цветы? Цветы ведь должен подарить!
Котлова: Да обождите, подарит. Видишь, дорвался. Никогда в жизни не целовались!
Под хихиканье девчонок мне переслали сзади букет и, прервав поцелуй, я вручил его Лине, а она пальчиком стёрла с моего носа след от помады.
Невеста. (Худ. В. фон Голдберг)
К нашему возвращению к машине, технику успели украсить приличествующим поводу образом и, сделав у подъезда несколько кадров на фотоаппарат Колчиных, наша тёплая компания отправилась на регистрацию брака. Снова часть приглашённых добиралась до пункта назначения пешком, благо идти там было недалеко, ну, а нас с Линой, как и положено, доставили в персональных авто. Однако, в разных. Меня везли Колчины, а Лину – Свистюшкины.
В холле Дворца Бракосочетаний меня молниеносно взяла в оборот церемониймейстер, напомнив, что кольца необходимо передать ей сейчас же. Еле совладав с пакетиком, беспощадно изорвав его, я, дико волнуясь, звякнул, наконец, колечками о блюдце.
Бабушка непрерывно плакала, Филатова тоже ходила с красными глазами. Алик Мингазович держался в отдалении. Лина невероятно тушевалась и вела себя скованно, неизменно отрицательно реагируя на многочисленные призывы Котловой повертеться на камеру. Очутившись на красной ковровой дорожке, уводящей вверх по лестнице, в недра святилища, Лина левой рукой вцепилась мне в локоть, правой придерживая букет. Я ласково поглаживал её пальчики, а сам отстранённо припоминал очерёдность действий, которые потребуется вот—вот совершить.
Едва послышались усиленные динамиками первые бравурные звуки скрипок из «Имперского Свадебного марша» Феликса Мендельсона, как церемониймейстер, кивнула и сказала:
– Следуйте за мной.
Лина, задевая моё плечо краем широкополой шляпки, задрожав до боли впилась мне в предплечье, и я шепнул, наклонившись к ней:
– Лин, всё хорошо! Успокойся, держись за меня.
Гости, приглашённые в зал раньше, уже разместились на мягких креслицах с вишнёвой обивкой, расставленных по периметру большого просторного помещения с незамысловатыми репродукциями натюрмортов и абстрактной живописи. Дневной свет, проникая внутрь сквозь стёкла витражей, приобретал оранжево—огненную окраску, поэтому комната словно купалась в лучах заката.
Сделав от входных дверей, положенные по инструкции, пять шагов, я притормозил, а Лина, забыв про условия, по инерции чуть было не протащила меня дальше. Мы остановились аккурат под круглой люстрой, имитирующей средневековый светильник со свечами. Апельсиновые плафоны, висящие на стенах, подчёркивали радостную, солнечную атмосферу всего действа, в то же время, создавая особенный, домашний уют, ибо стулья для родных располагались в розоватой полутени. В углу, на случай исполнения живой музыки, служители приютили пианино. Поблёскивая чернотой, оно органично вписывалось в интерьер, добавляя ему шарм академичного нуара.
Слева от меня, чуточку позади, напряжённо замерла Свистюшкина. Возле Лины —Ложкин. Котлова, нарезая круги, снимала нас то с одной точки, то с другой. Неподалёку суетился оператор официальной съёмки. Я чувствовал себя в тот момент актёром бюджетного сериала, продолжавшим, несмотря на понимание несерьёзности происходящего на площадке, старательно проживать выпавшую ему роль, в надежде добросовестной игрой смягчить огрехи режиссёра.
Композиция стихла и ведущая, находящаяся на помосте, у окон, обратилась к нам:
– Дорогие Сергей и Лина! Сегодня в вашей жизни самое яркое и замечательное событие. Незримыми узами вы соедините свои судьбы. Друг перед другом, перед людьми и законом вы станете мужем и женой. Согласно ритуалу торжественной регистрации, я прошу вас ответить, является ли ваше желание стать супругами взаимным и добровольным? Прошу невесту.
– Да! – Лина вздёрнула носик. От волнения голос её сорвался, а головной убор движения немного съехал на бок.
– Жених…
– Да!
– Я предлагаю вам подняться на подиум и скрепить зарождающийся семейный союз подписями.
Мы с Линой, оставив свидетелей на прежнем месте, величаво прошествовали к столику, стоящему на небольшом возвышении и расписались в журнале учёта ручкой, похожей на гусиное перо пушкинской эпохи. Фарфоровая фигурка худенького усатого кавалера во фраке и дамы с зонтиком, служила своеобразным пресс—папье, надёжно хранящим заполненные бланки свидетельств.
– В соответствии с «Законом Российской Федерации о Браке и семье», ваш брак зарегистрирован. С данной минуты я объявляю вас мужем и женой. И по вашему взаимному желанию вам сохранены добрачные фамилии. Примите «Свидетельство», как памятный документ рождения вашей семьи.
Гости захлопали, а я взял поданную мне бумагу и, не ведая, куда её деть, начал обмахиваться.
Мы вернулись в центр зала и приблизились к треножнику с блюдечком, на поверхности коего лежали наши колечки.
– А теперь, пожалуйста, обменяйтесь кольцами.
Обмениваемся. Лина нервно хихикает.
– Подарите друг другу первый в новой жизни поцелуй.
Лина привстала на цыпочки, а я слегка наклонился и сдвинул на затылок её шляпку. Чтоб не мешала.
– Счастливому мужу предоставляется возможность пригласить милую очаровательную жену на первый супружеский танец.
Никогда не слыл мастаком в плясках, да и Лина, напоминавшая мне в те секунды, в своей шапочке, гриб, собственно, тоже. Но, под задорную оптимистичную мелодию, я полагаю, мы справились достаточно убедительно. Хотя постороннему наше топтание, наверное, показалось бы смешным, ибо Лина постоянно приподнималась на носочках, пытаясь выглядеть повыше. А я, будучи неуклюжим, силился не наступить ненароком на ногу моей маленькой жёнушке, поэтому, шоркая по ковру, почти не отрывал подошвы от пола. В итоге, едва не грохнулся, зацепив каблуком край верхней дорожки, постеленной внахлёст нижней.
– Уважаемые супруги, вместе с вами, важность торжественного дня разделяют самые близкие вам люди – ваши родные. В течение многих дней и лет они о вас заботились. Уважаемые родители, я поздравляю вас с появлением замечательной семьи! Благополучия вам, здоровья и долголетия! И пусть ваша мудрость и опыт приходят на помощь молодожёнам. Уважаемые молодые, я предлагаю вам поблагодарить родителей за всё, что они для вас сделали, а сегодня благословляют на безоблачную совместную жизнь.
