Туман над Токио

Задумчивая дама голоском певчей канарейки подробно и с удовольствием нащебетала мне дорогу к метро, переспрашивая, правильно ли я её понимаю. Затем попыталась то же самое объяснить по-английски, тратя на меня кучу времени и энергии. О-о, я её обожала! Широко улыбаясь и принося тысячу извинений, я необдуманно и спонтанно погладила её по предплечью. Дама вздрогнула и буквально отпрянула от меня, поправляя рукав лимонной блузки. Ну вот… Из-за дружеского жеста меня вновь причисляют к инопланетянам, фантомам, серийным убийцам или просто опасным лицам…

Всё. Больше шалить не стану! Я, гадкий монстр и коварное чудище, напугала до смерти такого отзывчивого человека!

ОК. Подходя к метро, я уже глядела не на толпу, а в чистое небо с редкими перистыми облаками. Какое оно прекрасное, когда умеешь замечать, что оно существует. Необъятное… Обитель светлых ангелов, ворота из драгоценнейшей лазурной парчи, ведущие в золотой город… Разумеется, он придёт сегодня на репетицию! И я снова буду прятаться за колонну, трезвомысляще сопротивляясь чарам ласковых янтарных глаз.

В испарине я забежала в репетиционный зал с опозданием на девять минут. Но странное дело, в зале был беспорядок и стулья стояли вразброс. Ни звёзд, ни массовки. Один техперсонал… Села с растерянным видом за стол VIP-персон, около раздевалки. Ко мне подошёл Накамура-сан:

– Госпожа Аш, простите за то, что не предупредил вас! На доске объявлений сегодняшний и завтрашний дни числятся как свободные от репетиций. Два дня проводится техническая репетиция, отработка технической стороны постановки, световое и звуковое сопровождение. Ещё раз прошу прощения! Вы ведь встали рано и напрасно поспешили на репетицию!

– Да будет вам извиняться, наилюбезнейший Накамура-сан! Я сама – растяпа! Проворонила объявления, а теперь таращу иллюминаторы, как бестолочь! – вот таким лексиконом мне хотелось прервать искренние сожаления и сочувствие господина продюсера. А тот, бросив взгляд в моё глухо застёгнутое декольте, удостоил меня ещё большего благоволения, взявшись писать номер личного мобильного телефона.

– Вот, госпожа Аш, звоните мне в любое время и по любому поводу!

Я пришла в замешательство от столь особого ко мне расположения продюсера одного из самых крутых киноконцернов японской конституционной империи… Пролепетав слова благодарности и уважительно глядя ему в спину (его вызвали к телефону), я случайно опустила глаза в своё декольте. От того, что я там увидела, меня бросило в холодный пот. Три пуговицы красной блузки бессовестно расстегнулись, оголяя чашечки С и то, что они приподнимают. Это, должно быть, при стометровке к репетиционному залу…

Застегнув блузку по горло, я нарочно подошла поближе к господину продюсеру, чтобы он явственно отметил позитивные изменения в области декольте. Расчёт был верным. Накамура-сан украдкой глянул мне на грудь, пока я намеренно низко кланялась ему, прощаясь. Я в который раз убеждалась, что японские мужчины непредсказуемы! Вместо разочарования, вполне уместного по европейским меркам, на лице продюсера промелькнуло облегчение. Конечно же он, умный и проницательный, без лишних слов понял, что выставленные на обозрение чашечки С были простым ЧП, форс-мажором.

Но что всё-таки означала визитная карточка с написанным от руки личным номером телефона? По собственному опыту я давно уже знала, что японский мужчина, в отличие от европейского, никогда не подъедет, как танк, к нравящейся ему женщине. Он будет топтаться вокруг да около, смотреть вдаль и говорить: «Какая у вас красивая мама», если вы с мамой. Пускаются в ход также тонкие намёки и ультразвуковые сигналы, понятные для японской женщины, но не улавливаемые европейками. «Звоните в любое время и по любому поводу!» Вот это заявочка! Не-ет, Накамура-сан не такой… Он исключительный, эрудированный, образцовый продюсер, не порочащий репутацию киноконцерна интрижками с женским персоналом. И вообще, в отличие от множества мужчин, он носит обручальное кольцо, не пряча его в карман. И он наверняка догадывается, что я не позвоню. Вернее, позвоню лишь в экстренном случае, заболев гриппом, например, или получив дорожно-транспортную травму.

* * *

По дороге к метро у меня испортилось настроение. Два свободных дня… И что мне с ними делать? Бродить по Токио, воображая, как я скоро буду раздавать автографы?

Чёрный «мерседес» медленно ехал за мной. За тонированными стёклами мог быть Нагао-сан. Я выпрямила спину и зашагала, как по Парижу, беспечным шагом. У Нагао-сан как раз-таки был огромный чёрный «Мерседес-Бенц» GL-класса с водителем и телохранителем – тем самым дядечкой Кейширо-сан, актёром по совместительству, которому я вчера жала руку вместо кумира. Нагао-сан выбивал ему во всех спектаклях мелкие роли. Маэстро нуждался в протекции и охране.

А может, кумир вздумал следить за мной? Ну, с кем встречаюсь, куда хожу. Ого, это были первые признаки мании преследования. Как у большинства звёзд.

Заходить в отель было лень. Карточка иностранца и деньги при себе, а дома, в Тохоку, есть и одежда, и бельё, и зубная щётка. Добралась прямиком до Токийского вокзала и на первом скоростном поезде вернулась домой.

Глава 10

Встретившись с Анабель, своей лучшей подругой, и наболтавшись о её сердечных делах и о резком повороте в моей жизни, я хорошо отдохнула за два дня, и рано утром на первом Синкансэне выехала в Токио. Все до единого пассажиры досыпали в поезде, порой громко похрапывая. А мне вот не спалось. Сегодня уж непременно лукавые янтарные глаза будут ловить мой взгляд!

Там наверху, за окном, небесный город, асписанный аквамарином и выложенный сапфирами, лил позолоту на малахитовую зелень сосновых лесов, нежно-оливковые лужайки, изумрудные поляны, и на рисовые поля, волнами колышущиеся на ветру, как шевелюра белокурой красавицы.

Словно живописец, я улавливала тончайшие цветовые гаммы земли и поднебесья. Так уже повелось: скоростные перемещения в пространстве производили пертурбацию моих жизненных устоев. Опять я грезила о сценическом триумфе, о блестящих победах и статусе «своей» на любимых всей страной телешоу.

Кстати, за два дня я бухнула в японскую телекоммуникационную компанию «KDD» не одну тысячу гарантий за длинные разговоры с мамой. Самочувствие у неё было так себе, и я приняла решение: после окончания гастролей в срочном порядке съезжу за ней и привезу в Японию, на проверку у её лечащего врача Мацуо-сенсея в кардиологическом центре. Мама долго отнекивалась, не желая отрывать меня от грядущих спектаклей и съёмок. Мне пришлось слегка прикрикнуть на неё, убеждая, что её здоровье дороже всего.

* * *

Синкансэн подъехал к Токио, и без пяти девять я как штык стояла у двери репетиционного зала. Все были на месте. Татьяна положила сумку на соседний стул. Фуджи-сан с олимпийских высот едва ответила на мои приветствия, а кумир с посветлевшим лицом кивнул и заулыбался. У него была авангардная стрижечка полубокс с рваной взъерошенной чёлкой и новый, невероятно натуральный светло-каштановый окрас волос. Надо же! Всего лишь мастерски изменённый цвет и стиль молодили его лет на двадцать. Таким образом, выглядел он нынче лишь на тридцать пять.

С утра отрабатывалась предпоследняя сцена второго акта. Перед приёмом английских гостей господин Мураниши взялся обучать свою служанку (Фуджи-сан), которой всё больше и больше увлекался, этому дикому, несуразному европейскому танцу – вальсу. И репетировали сцену у нас под носом, метрах в двух-трёх. Нагао-сан, как длинноногий журавль, неуклюже вёл по кругу зардевшуюся от близости с хозяином и влюблённую в него служанку. Режиссёр вновь и вновь заставлял их танцевать с начала. А мы, сидя на омега-стульях, с плохо скрываемым любопытством глазели на «па-де-де» суперзвёзд. Нагао-сан недовольно оборачивался в нашу сторону – уж не смеются ли эти чудики. Янтарные глаза, тревожно блеснув, мелькнули возле меня. Слегка опустив веки, я подбодрила дрейфящую знаменитость: «Всё ОК!»

Режиссёр объявил пятиминутный перерыв. Татьяна убежала к Агнессе. Нагао-сан, утомлённый, искал свободный стул в наших рядах. Стул был один – Татьянин. Я указала на него кумиру.

Ну не может такого быть, чтобы светило шоу-бизнеса, «Роллс-Ройс» японской эстрады, сердцеед, властелин и опустошитель женских душ настолько робел перед чужестранной блондинкой, боясь сесть рядом! Он топтался, смотрел вдаль, но не садился. О, это была просто актёрская игра, расчётливость бабника, прицел на «взятие Бастилии» не рогатиной и каменьями, а скромностью!

С видом «Не сдамся!» я подняла с пола и положила себе на колени набитую всякой всячиной сумку. Кумир наконец-то уселся рядом, устало выдохнув. Между нами воцарилось гнетущее молчание.

– Что это у тебя такая пузатая сумка? Чем она набита? – нашёл утончённый подход к девушке Нагао-сан.

– Да так… Ничем особенным… – я принялась вытаскивать для наглядности стандартный набор содержимого женской сумки. – Вот мой мобильный, а это косметика… Две книжки… Я их читаю в метро… Зонтик…

Я потянула за угол и чуть не вытащила пакетик для критических дней. Искоса взглянула на лицо всенародного любимца – заметил ли? Любимец сидел весь надутый, как павлин.

Что это с ним? Тактика соблазнителя? Хитро продуманная стратегия ввести противника, то есть меня, в замешательство? Уж не думает ли он, что ослепил меня своей звёздной близостью?

Французская конституция ущипнула меня за больное место. Наступала именно та ситуация, когда мою врождённую застенчивость, как пробку от шампанского, выбивало шаловливое красноречие и легкомысленная игривость.

– Вы прекрасно танцуете, Нагао-сан!

Кумир обрадованно усмехнулся:

– Да уж… Прямо заядлый танцор… Терпеть не могу танцевать!

– Хм… По вашей пластике этого не скажешь!

Я зачем-то встала и принялась демонстрировать, как пластично и виртуозно вальсирует Нагао-сан. А для этого применила втихаря вместо скользящих величавых шагов вальса чувственные движения аргентинского танго.

Нагао-сан во все глаза следил за моими бёдрами, усыпанными стразами. Потом произнёс:

– Даже так?

Метрах в пятнадцати от нас весёлая болтовня Татьяны, Аски и Агнессы вдруг замерла, превращаясь в ледяное молчание. Аска кинула мне убийственный взгляд.

Нагао-сан больше не дулся. Он благосклонно посмеивался:

– Ха-ха! Мне, как плохому танцору, ноги мешают!

– Вы – прекрасный актёр, господин Нагао!

– Неужели?

– А ваши хиты «Я вижу только тебя» и «Самба на Млечном Пути» можно слушать до бесконечности! – без зазрения совести льстила я.

По правде говоря, я не слышала ни одной песни маэстро. Накануне заглянула в Википедию[37], а там подробная биография и длиннейший перечень хитов певца, его спектаклей и фильмов. Внимательно изучать всю эту информацию мне было лень. Однако к счастью, в глаза бросились два хита, сделавшие его знаменитым. Вот их-то моё шаловливое красноречие и пустило в ход.

– О-о! Во Франции знают мои песни?!

– Ну конечно! Такие замечательные хиты слушают все европейцы – приверженцы японской культуры!

Я бесстрашно взглянула в янтарные глаза. В тот момент они были масляными, прямо как у мартовского кота.

В пятнадцати метрах от нас, ушки на макушке, девушки, замерев, следили за всем, что происходило в нашем углу. Накамура-сан тоже краем глаза поглядывал. Затем с горечью, как мне показалось, склонился над бумагами.

Режиссёр хлопнул в ладоши:

– Итак… Нагао-сан! Фуджи-сан! Прошу вас… Вальс!

На этот раз Нагао-сан вальсировал не как журавль, а точно кубинский мачо. Он то и дело поглядывал на меня: «Ну как?» Я складывала в кольцо большой и указательный пальцы – «ОК!» – и тут же перехватывала ревнивые взгляды Татьяны. О боже!

До конца репетиции я сидела, вжавшись в стул и спрятавшись за колонну.

* * *

Вечером, после обнадёживающего разговора с мамой, я легла и стала анализировать своё поведение. Глаза мартовского кота… Нет! Он меня не возьмёт своей популярностью, гипнотическим взглядом и роковым шармом! И уснула с мыслями: «Завтра нужно встать пораньше, часов в пять, вымыть голову, накрутиться на бигуди… А может, пойти в дорогую парикмахерскую и сделать авангардную стрижку для длинных волос?»

Глава 11

Интересно, почему это увядающие краски осеннего сквера у Токийской башни становятся всё насыщеннее и ярче? А птицы? Грядёт зима, а они щебечут всё веселей и беспечней?

* * *

Репетиция проходила как обычно, с той лишь разницей, что мне пришлось сесть рядом с пожилым актёром Абэ-сан, как он с поклонами представился, не отодвигая коленей и не втягивая живот на предмет увеличения тесного расстояния между нами. На моём месте, рядом с Татьяной Рохлецовой, находилась Агнесса… Таким образом у меня отняли привилегию прятаться за колонну.

Нагао-сан с молодецкой стрижкой сидел, не сутулясь, как раньше, а с прямой спиной заправского танцора. Янтарные глаза были направлены не в сторону колонны, воздвигнутой прямо напротив его местонахождения. Смотрел он в наш угол. Наверное, на господина Абэ.

В пятиминутных перерывах мы вежливо беседовали с моим соседом и даже смеялись. Он всю жизнь играл мелкие роли, порой по нескольку месяцев сидел без гарантий, ожидая приглашений на новые спектакли. Забавно махнув рукой, Абэ-сан признался:

– Знаете, у нас в Японии есть поговорка: три дня побудешь актёром или бомжом – и всё, влип на всю жизнь! Другого не захочешь.

– Тогда и я, Абэ-сан, если не получу новых ролей, то стану бомжихой.

– О-хо-хо… Ну да… То есть нет… Вы молоды и всё у вас сложится благополучно…

Абэ-сан был на удивление откровенным японцем, говорил прямо, без обиняков, то, что у него на уме. В разумных пределах то есть. Коллег не критиковал, об администрации плохо не отзывался. Это был мелкий актёр, не озлобленный на шоу-бизнес, с маленькими гарантиями, но и без риска попасть в «бомжи».

В следующий короткий перерыв я вышла в rest room, а за мной последовал, чуть ли не наступая на пятки, Нагао-сан. Когда я возвращалась, он сидел на дерматиновой лавочке и смотрел. Я улыбнулась, показывая на дверь в зал: «Идёмте!» Случилось так, что и зашли мы вместе.

У Татьяны и Агнессы были наводящие страх глаза хищниц.

Режиссёр крикнул:

– Сладкие парочки, на сцену!

Всему коллективу стало очень весело.

Мы шли под руку с Марком, и он на правах супруга поглаживал мне кисть, находящуюся у него под локтём. Я приподнимала край воображаемого бального платья с кринолином. Художница по костюмам увлечённо делала эскизы сценических нарядов. А вокруг да около сновал фотограф, делая снимки для готовящейся к выходу программки. Он битый час щёлкал главных персонажей, ну и нас, редко, но крупным планом.

И что? Вот с таким красным пылающим лицом я попаду в программку на обозрение тысяч зрителей? Я отвела взгляд от Нагао-сан, выжигающего, как раскалённым железом, во мне дыры. Пожимая его гладкую ладонь, у меня возникло ощущение, будто горячие волны тропического моря струятся в меня, разливаясь по венам и капиллярам, затапливая аорту и венечные артерии. Прямо чертовщина! Да он ни дать ни взять колдун!

Пора было произносить реплику:

– Что же вы стоите так далеко друг от друга?

Я с участием посмотрела на примадонну Фуджи-сан и ободряюще погладила её, от предплечья… медленно… изгиб локтя… кисть руки… А та, не по сценарию, взяла меня за руку и не отпускала. Режиссёр сказал:

– Стоп! Госпожа Рохлецова, встаньте по левую сторону от госпожи Аш. А вы, Джонни, справа от Марка.

Великолепная Фуджи-сан всё ещё крепко сжимала мою ладонь и, видимо, не собиралась её отпускать. Означало ли это симпатию богини тиви[38] и национальных театров к моей рядовой персоне?

Мы обе вздрогнули от громогласной реплики Марка, и Фуджи-сан, отпустив меня, тихо шепнула Нагао-сан:

– Overplay![39]

Английским гостям уже надо было покидать сцену, как вдруг Татьяна вернулась к Нагао-сан с рукопожатиями и с возгласами «Congratulations!» Хозяин, с ужасом следящий за появлением фурии, его истинной невесты Мичико, бегло пожал Тане руку. Фурия бушевала и ревновала. После чего был объявлен перерыв на обед.

Так как по недоразумению я попала в немилость своей приятельницы, говорящей на великом могучем, то и обедать пришлось одной. Вместо дерматиновой скукотищи меня потянуло к солнцу, на свежий воздух, в небольшой сквер неподалёку. А там сидела Татьяна, одна, под клёном, и кушала котлету из ланч-бокса. Что же мне делать? Не подойти как-то неудобно, но и мешать её изоляции было обременительно. Я уж пошла было на попятную, туда, на дерматин, но тут Татьяна сделала мне знак присоединяться. Я села рядом, и мы отобедали, говоря о погоде.

После обеда отрабатывались неключевые сцены последнего действия. Я всё ещё не могла связать пьесу в логическое единство, а проще сказать, «врубиться» в замысел. Добрейший Абэ-сан объяснил бы мне, о чём речь, но я не желала признаться в своей безграмотности и сразить его наповал. Ну не понимает человек на восьмой день репетиций, о чём пьеса! Но догадывается… В любом случае всё станет ясно на двадцать девятый или тридцатый день, при полном прогоне спектакля и на генеральной репетиции!

К концу дня ко мне подошёл Накамура-сан и заботливо подсказал, что назавтра репетируют главные, а у всех остальных выходной. О! Огромнейшее спасибо, господин продюсер! Честно говоря, я опять бы ушла, не проверив расписание на доске объявлений.

Главные спускались по крутой лестнице в подземную парковку, к своим «мерседесам», а мы гурьбой вывалили к метро. Практически все актёры шли разрозненно, будто незнакомы. Лишь позади слышались голоса и смех Татьяны с Агнессой – всё отдалённей и отдалённей. Впереди вышагивал господин Абэ, пограничник между стезёй актёра и стезёй бомжа. Я догнала его, и мы пошли рядом.

Оказывается, мы проживали в одном отеле. Кроме этого, поражённо ахнув, я узнала, что все иногородние из нашего коллектива живут там же. А ведь, не считая Марка и Джонни, я ни разу не видела, чтобы кто-либо общался с коллегами в кафе возле ресепшена. Всё явственней чувствовалось, что наша актёрская братия, мягко говоря, с присвистом. Как агенты 007, они маскировались и прятались друг от друга. Если взять Францию, к примеру, то там с первого дня все члены труппы сплочённо ужинают и дружно выпивают.

Войдя в отель, я предложила господину Абэ посидеть в кафе. Он уклончиво отказал:

– Время уже позднее… Да и кафе на виду…

Я опешила. Это в полшестого – время позднее? И у кого на виду? Мы же не пара, как Джеймс Бонд и его девушка Веспер Линд! Но лишних вопросов не стала задавать. Потому как ясного, логически выстроенного ответа не получишь даже от прямолинейного Абэ-сан. Верно подмечено: загадочную японскую душу невозможно постичь, с ней можно только смириться.

Смирившись, я после лёгкого ужина в номере позвонила маме. Её не было дома. Наверное, ушла к подруге. Сестра Юлия со своей мамой, третьей женой нашего папы, уехала на заграничный курорт. И брат был в отъезде.

На американском канале я нашла первый попавшийся фильм, боевик, но скоро уснула, несмотря на взрывающиеся автомобили, пылающие небоскрёбы и маты орущих супергероев.

Проснулась в два часа ночи под ритмы американской попсы. Ещё раз позвонила маме. Она пока не вернулась. Да и время в Европе послеобеденное.

Завтра поеду в Иокогаму. Давно собиралась…

Глава 12

Встав около восьми, я распахнула шторы, чтобы проверить, в каком состоянии бетонная стена перед моими окнами. Если сухая и светло-бежевая, то солнечно. Если сухая, но тёмно-бежевая, значит, пасмурно, но без дождя. Если серо-чёрная, то значит, я встала не с той ноги. Стена была светло-бежевая.

В Европе приближалась полночь, а мама вообще-то ложится часов в девять. Не хотелось будить.

Выпив кофе и раскачавшись, я включила программу с японскими лирическими песнями энка. Дама в жёлтом кимоно с изумрудными павлинами умоляла возлюбленного срывающимся от отчаяния голосом ну хоть ещё разок, хоть одним глазком дать ей взглянуть на него перед разлукой. По лицу певицы текли слёзы.

Мне стало тревожно. Несмотря на поздний в Европе час, я позвонила маме. Трубку никто не взял. Тут я нашла объяснение: частенько, засидевшись у тёти Лики, мама оставалась у неё ночевать. Позвоню вечером – у них будет утро.

* * *

В тридцати километрах от центра Токио, у Токийского залива, был расположен чудесный город Иокогама, с пирсом Осанбаси и Китайским кварталом. Все мои друзья и знакомые уже давно там побывали. А мне вот не приходилось.

Я села на электричку линии Тоёко, место у окна. В горле комом застряла печальная мелодия энка той плачущей певицы в кимоно с павлинами. Иногда из горла так-таки и вырывались её душещипательные ноты, заглушаемые стуком колёс, объявлениями следующей станции, а также моим собственным благоразумием.

Гигантские стёкла небоскрёбов, как экраны телевизоров, транслировали в своих шоу лишь его, кумира, не знающего себе равных, идола миллионов поклонников – солнце. Ослепительная рябь на поверхности реки Сумида, искажая небесное светило, создавала шедевры кубизма.

Напротив сел молодой человек и уткнулся в свой мобильный. Мне показалось, что глазок фотокамеры был направлен на меня и порой как-то подозрительно вспыхивал. Что это? Уже фотографируют? Так репетиции ведь только начались!

Я прикрыла лицо рукой. На всякий случай, как будто пряталась от солнечных лучей, бьющих мне в глаза. По всей видимости, пора было покупать кепку и чёрные очки на пол-лица.

Вспомнила как подружки, хихикая, рассказывали, что одинокие токийские мужчины запечатлевают иностранных блондинок на свои смартфоны, чтобы ночью, когда тихо и когда сам с собою, рассматривать их. Снимки были как компас – стрелка ползла вверх, к северу.

С меня, конечно, не убудет, но я не желала предоставлять подобных услуг. Пересела в безопасное место, к дремлющей паре туристов… из Германии, кажется.

На пирсе Иокогама я сделала несколько селфи на фоне жемчужины парка Ямасита – пассажирского лайнера «Королева Тихого океана» («Хикава-мару»), навечно бросившего якорь и превращённого в музей японского флота. Атмосфера праздника царила на набережной, между заливом и вытянутым по всей её длине ухоженным парком. Под причудливо изогнутыми стволами сосен, подлинниками миниатюр бонсай, прогуливались воркующие голуби. Отдыхающих было немного, но все они улыбались, смеялись вместе с детьми, наслаждаясь тёплым бризом моря, попкорном и мороженым.

По ту сторону залива, как греческий великан Атлас, подпирал небо футуристический высотный Токио.

Из парка Ямасита я прошла по улице Исикаватё в империю узких улочек, кондитерских с китайскими сладостями и ресторанов под крышами-пагодами.

Не обошлось и без инцидента. Две европейских девушки в одинаковых майках с надписью «Fuck off»[40], с пирсингом в носу и на бровях, а также сплошь покрытые татуировками то ли драконов, то ли китайских змей-горынычей, слились в страстном поцелуе у храма Кантэйбё. Это было верхом нахальства в пуританской… напоказ… Японии. Тут даже якудзники[41] побаивались гулять, держа за руку подружку.

Наевшись супа с лапшой в китайском бистро, я вернулась на пирс, и остаток дня провела в кафе отеля «Нью-Гранд», перебрасываясь СМС-сообщениями с Анабель. Парк Ямасита и Токийский залив, вставленные в антикварные рамки гостиничных окон, всё больше походили на полотна Жоржа де Ла Тура[42], где неугасимый свет, балуясь, сдаётся в плен теням.

Вернувшись в Токио, я первым делом позвонила домой. Трубку никто не взял. Беспечная, живущая одним днём, я даже не имела телефонных номеров тёти Лики и тёти Регины. У меня не было никаких контактных данных маминых знакомых и соседей в городе N!

А может, просто телефон отключён из-за неуплаты? Или линия повреждена?

Глава 13

Всю ночь я пыталась дозвониться до города N. Перерыла все клочки бумаг с номерами телефонов, завалявшиеся на дне чемоданов и в карманах сумок. Записная книжка пестрела контактами с множеством людей, за исключением подруг и знакомых мамы. Я ругала себя за бесшабашность, потому что и представить не могла, что когда-нибудь буду её искать.

Забросала сестру Юлию электронными письмами. Но, видно, на том курорте, куда они уехали, доступа к интернету не было.

К утру наконец связалась с братом. Сыновья не впадают в панику так быстро, как дочери. Брат и в ус не дул, находясь в сотнях километров от родительского дома. Телефонов тёти Лики и тёти Регины у него, естественно, не было. Зато успокоил: ничего не случилось… поехала в другой город в гости… телефон отключили – такое и раньше бывало… Я взяла себя в руки и без опоздания прибыла в репетиционный зал.

Первым делом проверила на доске объявлений вызовы на репетиции. И вздохнула с облегчением. Следующие два дня были свободными! Мне срочно надо было вернуться домой в Тохоку. Где-то же должен быть номер телефона тёти Лики? Я найду его… Я найду его… Может, в записной книжке столетней давности, той, с рецептами селёдки под шубой, медового торта и маминых блинчиков на молоке? Ну почему там, в глубинке, у дам в возрасте нет ни компьютеров Apple, ни сотовых IPhone с интернетом, ни электронной почты?