Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

– Хорошо, я согласен! – сказал Тугоркан, пытливо вглядываясь в лицо собеседника. – Как только решу наболевшие вопросы с остальными ханами, начну приготовления к свадьбе. Ты же будешь при мне на правах гостя. Свободно ходи и охоться в окрестностях, везде к тебе будут относиться с почётом, дай лишь слово, что не будешь пытаться бежать, пока не отпущу тебя сам!

При этих словах лицо Милослава просветлело, и он, заблестев глазами, почти прокричал:

– Даю в том слово, великий хан! Ни помыслами, ни поступками не причиню тебе неудобств или разочарования во мне, оставлю мысли о всяком бегстве, желая лишь одного – скорейшего воссоединения семей наших!

Тугоркан, удовлетворённый услышанным, кивнул, но не спешил закончить разговор.

– Когда после свадьбы ты возвратишься в удел свой, – сказал он, – то расскажи всем князьям русским о намерениях моих. Если удастся тебе склонить их к миру со Степью, то в знак доброй воли отпущу я те пять тысяч воинов, что небо и храбрость кыпчаков сегодня отдали в мои руки. А пока ты, твой воевода и брат будете гостить в отдельных юртах, не зная нужды в еде и отдыхе, и пусть синее небо поможет нам в делах наших!

Глава 8

Мольба

Из степного похода в Вырьев вернулось только четверо. Иссечённые саблями воины едва добрались до родных стен. Один умер в тот же день на руках своей семьи, двое надолго слегли, залечивая раны, и только четвёртый смог предстать перед городской знатью, поведав в подробностях о настигнувшей войско беде. Весть о сокрушительном поражении быстро разнеслась не только в княжестве, но и по всей русской земле. Надежды о скорой перемоге над Степью растаяли, как весенний снег, и южную Русь окутала печаль. В Вырьеве два дня не стихали рыдания. Княгиня Ярина заперлась у себя в горнице и не показывалась, допуская лишь одну старую служанку. Милана бродила по терему, не скрывая мокрого от слёз лица. Все её мысли были с Белояром, тем, без кого она теперь не видела жизни. Первый день княжна клала поклоны в церкви, а во второй, с запавшими от бессонницы слезами, обратилась к Снежане:

– Найди мне ворожею. Хочу знать, жив ли милый и как облегчить судьбу его, если томится в плену!

Через час обе женщины переступили порог неприметной хижины на самой окраине города. Им навстречу поднялся рослый мужчина в вышитой рунами сорочке.

– Мы к знахарке! – объявила Снежана.

Мужчина, не удивляясь услышанному, обернулся к обращённому на огород окну и позвал:

– Беляна, к тебе!

Он скользнул по незваным гостьям равнодушным взглядом и вышел прочь, оставив тех наедине. Милана осмотрелась. Нечасто приходилось ей пребывать среди такого простого убранства. В углу, из-за не полностью задёрнутой занавеси виднелась аккуратно застеленная кровать, у самого окна покрытый серой скатертью стол с придвинутыми стульями и второй кроватью рядом, на стене икона Пресвятой Божьей Матери. Увидев её, женщины переглянулись, но не произнесли ни слова. Снаружи раздались лёгкие шаги, и в хорумину вошла хозяйка. Она приблизилась и молча остановилась, рассматривая посетительниц. Те, пребывая в лёгком изумлении, тоже не спешили начинать разговор. Они ожидали увидеть перед собой преклонённую годами древнюю старуху, но перед ними, вытирая руки о подол, стояла девочка-подросток с густой, до самого пояса светло-русой косой и зелёными, под цвет изумрудов, глазами.

– Что привело сюда княгиню? – спросила та, не обнаруживая ни капли удивления или смущения.

– Ты ли та ворожея, на которую нам указали? – спросила Милана, не скрывая своего недоверия.

Девочка подтвердила, и княжна перевела взгляд на висевшую на стене икону.

– Разве ворожеи почитают Пресвятую Богородицу? – спросила она снова.

– Почитают! – подтвердила Беляна. – Те, в ком вера Буса Белоярова. Или думаешь, что о Христе славянам возвестил Владимир?

– Белоярова? – переспросила княгиня, сосредоточив всё своё внимание только на одном слове.

– Был у нас такой святой князь, сын великого Белояра, но о нём мало кто помнит. Он принёс людям откровение в единстве вед, рекомых волхвами, учения о Спасителе, что несут старцы с полуденной стороны, и той Веры, что движет народами, населяющими земли к востоку. Но с чем пришла ко мне ты?

Милана, словно опомнившись, выложила на стол золотой браслет с каменьями малахита, но девочка даже не взглянула на него. Она продолжала стоять, не сводя с гостьи внимательного взгляда.

– Я хочу знать об одном человеке! Вернее, о двух… – твёрдо начала княгиня, но скоро запнулась. – Но больше об одном…

– Назови имя! – потребовала ведунья.

Милана оглянулась на спутницу, раздумывая, стоит ли продолжать при ней, но выставлять её наружу не решилась. Она вдруг испытала неодолимую робость перед стоящей пред ней хрупкой девочкой и поняла, что не хочет оставаться наедине с ней. Княгиня снова перевела взгляд на Беляну и почувствовала, как взор ворожеи словно проникает в её мысли, вскрывая самое потаённое.

– Белояр! – почти выкрикнула она и услышала звон выроненных из рук Снежаны серёжек.

Беляна застыла в недолгом молчании, но теперь зелёные глаза её, словно подёрнувшись плёнкой, не видели собеседниц. Наконец они снова прояснились, и девушка произнесла:

– Он остался жив, но лишён свободы.

– Он вернётся из плена?

Ворожея на мгновение задумалась и качнула головой:

– Мне то неведомо, – сказала она. – Всё в руках Божьих и людских!

– Но как мне помочь ему?

– Рано поутру ступай на самую высокую стену и брось в крепостной ров самую дорогую вещь. Потом проси Бога, обращаясь ко всему, чем он движет и в чём пребывает: небу, солнцу, ветру и земле. Проси о том, что лежит у тебя на душе, и возможно, Он услышит тебя!

Кровь прилила княгине в голову, и сейчас она, вся во власти нахлынувших чувств, едва держалась на ногах.

– А второй … – едва произнесла она вяло, но девочка, видя её состояние, прервала её.

– Иди на воздух! – сказала она твёрдо. – О втором не думай: он жив, а значит, скоро вернётся!

Княгиня поспешила выйти, ещё не зная, как отнестись к последнему известию. Лицо обдул свежий ветер, и женщине сразу полегчало. Она, всё ещё под впечатлением от встречи, дождалась Снежану и вместе с ней поспешила в терем, обдумывая услышанное. В молчании своей помощницы Милана не сомневалась, да и меньше всего сейчас княгиня думала о ней. Как вернуть того, кто милее всех стал на всём белом свете, кого единственного жаждала увидеть она подле себя – усладу истомлённого сердца её, Белояра!

Следующее утро выдалось ветреным. Небо затянуло тучами, и стал накрапывать дождик. И хотя погода не располагала к прогулкам, княгиня решительно покинула терем. Уже глядя с крепостной стены в залитый мутной водой ров, она отбросила от себя алмазное ожерелье и простёрла руки к небу.

– Ветер, ветрило! – вскричала она. – Зачем веешь ты навстречу, зачем мчишь стрелы на моего милого? Разве мало тебе под облаками веять, гоняя корабли в синем море, зачем мою радость по степи развеял?! Светлое солнце! Всем ты тепло и прекрасно! Пошли ты свои горячие лучи на моего воина, обогрей его в стужу, подсвети путь ко мне из плена жестокого! Подуй, ветрило, в спину моего милого, облегчи дорогу домой! Мать земля, помоги моему Белояру в трудный час, не дай сгинуть в чужой стороне! Помоги ему, Боже, в битве лютой и пути трудном, выведи из плена на Русь!

Ветер усилился и выдул из глаз слёзы. Вокруг потемнело, и Милана увидела, как стену накрыла тень от проплывающей мимо тучи. Она прошла стороной, разрядившись проливным дождём в полях, и сквозь серую пелену пробились лучи солнца. Женщина улыбнулась, восприняв их как хороший знак, но решила не останавливаться на достигнутом.

– Вели коней запрягать! – приказала она Снежане. – Едем в Киев!

А в Киеве принимали гостей. К Святополку одновременно прибыли послы ганзейские и венецианские, а с ними в превеликом множестве их купцы с богатыми дарами. Святополк принял всех, обласкал вниманием и, конечно, ожидаемыми от него благодеяниями. Купцы получили право торговли на условиях, более выгодных, чем прежние, предмет же беседы с послами остался окутан тайной, хотя среди великокняжеского двора пошли слухи, что речь шла о сокращении отношений с их природными соперниками: хозяйничающими в Причерноморье генуэзцами и руянскими, или русскими купцами, сохраняющими огромное влияние на побережье Варяжского моря. По окончании переговоров Святополк закатил пир, созвав почти всех, владеющих вотчинами, князей, и по весьма довольным лицам послов было заметно, что переговоры увенчались решениями, для них весьма привлекательными. Но в самый разгар веселья случилось неожиданное. В праздничный зал, к пирующим мужчинам скорым шагом вошла вырьевская княгиня Милана.

– Здравы будьте, честные князья! – произнесла она громко, едва склонив гордую голову в приветствии.

Разговоры за столами смолкли, и взоры всех обратились к ещё молодой и весьма привлекательной женщине.

– И тебе долгих лет, Милана свет Ярославна! – отозвался Святополк, продолжая восседать на престоле. – Что привело тебя к нам?

– Правды ищу и заступничества! – громко ответствовала княгиня.

– Неужто обидел кто?

Милана, ожидая, когда утихнет поднявшийся было ропот, молчала.

– Не для себя защиты ищу, но для мужа! – сказала она твёрдо. – Ведомо всем, что он вышел в степь, мстя за обиды Руси, что одолели его поганые в неравном бою, и теперь он с ближними своими томится в неволе. Заступись, храбрый Святополк, и вы, доблестные князья, не оставьте Милослава Вячеславича на поруганье врагам!

– Али у самих казны для выкупа не станет? – спросил галицкий князь, едва ухмыляясь в густые усы.

С разных сторон стола послышались недоумённые возгласы в тон прозвучавшему вопросу, и снова раздался звонкий глас княгини.

– Не денег прошу, но мужества! – заявила она, сверкнув глазами. – Князь Милослав один обнажил меч, выйдя в степь вместо всех вас, так воспылайте честью теперь, выступив с дружинами своими на вызволение князя и верных воинов его!

Весь зал взорвался восклицаниями, по большей части недовольными, и с места поднялся Святополк. Он воздел руку и призвал к тишине. Дождавшись её восстановления, он сказал:

– Горьки слова твои, княгиня! Горчат они вкус медов моих, но не нам собирать обиды на несведущих женщин! Ведомо ли тебе, что ныне мир у нас с половцами и что муж твой, не спросясь совета моего, поспешил в Степь, нарушив его и тем самым снова озлобив поганых на набег? Не готова ныне Русь к большой войне, только собирает силы, и выступления на половцев в ближайшее время не жди!

Как только князь завершил речь, зал наполнился одобрительными криками, и Милана не стала больше тратить время. Она устремилась к выходу, и, когда уже почти миновала длинный коридор, у самых дверей перед её затуманенным набежавшими слезами взором предстал незнакомый ей чужеземец. Он, часто кланяясь, преградил ей путь, и голосом, полным участия, заявил:

– Ни к чему такой высокородной красавице проливать слёзы! Если она не нашла поддержки у Великого князя, то это не повод отчаиваться! Соломон рад оказать ей помощь и разобьётся в прах, но выполнит желание столь прелестной княгини!

– Кто ты таков и почему разговариваешь со мной в третьем лице? – громко спросила Милана, даже не стараясь скрыть своего раздражения.

– Тсс! – почти зашипел, прикладывая палец ко рту, незнакомец. – Ради всего святого не надо так кричать! Я всего лишь венецианский купец Соломон, но часто, ведя свои караваны в Тавриду и Булгарию, прохожу половецкой степью, имея в ней достаточно влиятельных людей, небезразличных к моему слову!

Княгиня огляделась вокруг и, выждав, когда мимо прошмыгнёт спешащая по своим делам стайка слуг, уже без прежней надменности спросила:

– Что же ты хочешь предложить…

– Соломон! – напомнил торговец, в очередной раз поклонившись.

– Ну да, Соломон! Так, кажется, звали какого-то известного еврея?

– Ваша правда, красавица! – подтвердил собеседник. – Но позвольте продолжить наш разговор в другом, более спокойном и безопасном месте! К великому сожалению, я сейчас принуждён спешить, возвращаясь к великокняжескому столу, но сочту за величайшее счастье, если Вы примите меня через день у себя. Один из моих караванов отправляется в Булгарию, и я смогу лицезреть Вас, немного отклонившись от пути, если только Вы соблаговолите принять меня!

Милана смотрела на Соломона, не находя, что ответить сразу. Она совсем не знала этого человека и, не имея привычки доверяться незнакомцам, не спешила изменять ей и теперь. Больше того, ей совсем не льстили излишне льстивые манеры и нарочитое подобострастие, которое спешил выказать перед ней собеседник, тем более что своим женским чутьём княгиня почувствовала, что они ему при других обстоятельствах совсем не присущи. Всё это в глазах Миланы свидетельствовало не в пользу чужестранца, тем более что обращённые к ней слова «Вы» и «Вам» на Руси всегда использовались для обозначения врага или сил Нави, во всяком случае, при обращении к единственному лицу. Вместе с тем она осознавала, что беседующий с ней чужестранец вполне мог и не знать таких тонкостей, к тому же было совершенно очевидно, что в эти слова он вкладывал совсем иной, весьма уважительный смысл. Но самое главное – он подавал хотя и зыбкую, но надежду на благополучное разрешение того, что так терзало её изболевшееся сердце! И Милана, наконец, приняла решение.

– Хорошо! – сказала она. – Через день жду.

В обратной дороге с вечерними тенями угас остаток дня, за ним, уже в Вырьевской земле, наступил следующий. Он, словно нарочно, тянулся невыносимо долго, и княгиня мучилась, не зная, чему посвятить время. Все занятия, к которым Милана принуждала себя, ей быстро наскучивали, и она бесцельно слонялась по терему, пока за окнами не сгустились сумерки. Она без всякого аппетита поужинала и, листая увесистую книгу «Жития святых», скоротала ещё часок. Раньше ей доводилось пробегаться взглядом по некоторым её главам, но изложенные в книге события нисколько не захватывали её. Вот и сейчас, почти не вчитываясь в строки, женщина методично перелистывала листы, окидывая их пустым взглядом. Все её мысли были заняты Белояром. Она, уже насытившись ими вдосталь, гнала их, но совершенно безрезультатно. Теперь к ним добавилось ожидание встречи с тем странным венецианцем, что дал ей такую зыбкую, но столь драгоценную надежду. Когда пришло время сна, Милана разделась и улеглась в расстеленную прислугой кровать, но ещё долго не могла сомкнуть глаз. Наконец, далеко за полночь, княгиня впала в забытьё, и вскоре перед ней предстал образ того, кто который уже месяц владел всеми её помыслами.

На следующий день, как только солнце остановилось в зените, прибыл долгожданный гость. Когда его долговязая фигура, сопровождаемая высланным для встречи воином, предстала перед Миланой, она облегчённо, едва слышно выдохнула.

– Жди в гриднице! – приказала княгиня дружиннику и перевела внимательный взгляд на купца.

– Рад видеть Вас прекрасной и здоровой, моя княгиня! – провозгласил Соломон и протянул усеянную перстнями руку в сторону закрывшейся за воином двери. – Там остались слуги с подарками, извольте взглянуть!

Он набрал в рот воздух, готовый криком позвать своих помощников, но княгиня остановила его, воскликнув:

– Потом! Подождут твои подарки! Разве ты лишь затем и пришёл, чтобы радовать меня своим товаром?!

– Простите мою глупость, княгиня! – поспешил оправдаться Соломон. – Ради всего святого простите! Конечно, дело прежде всего. Вижу, что не только красавица передо мной, но и умнейшая властительница!

Суровые прежде глаза женщины потеплели. Этот стоящий перед ней иноземец впервые озвучил то, что и так было ясно ей, но не другим.

– Чем ты поможешь мне? – спросила Милана, тщетно пытаясь напустить безразличие на побледневшее от волнения лицо.

Соломон задержал взгляд на разгоревшихся глазах княгини и не стал тянуть с ответом.

– Всё просто и старо, как мир! – заявил он. – Мои люди подкупят нужных людей из числа приближённых хана, и через каких-то пару недель пред Вами предстанут все, кто дороги.

– Все? – переспросила Милана недоверчиво и услышала в ответ:

– Да, но лишь после того, как будут собраны деньги.

– Какая сумма необходима?

Венецианец назвал её, и княгиня задумалась в некотором замешательстве.

– Я понимаю, сумма очень большая, но слишком много людей придётся привлекать к освобождению! – поспешил заверить купец. – Мало того что придётся подкупать далеко не бедную знать с охраной, потребуются проводники и сильная охрана для пересечения степи, больше того – отвлекающая преследователей группа, что пустит погоню по ложным следам, ну и моим людям нужно дать, дело ведь весьма опасное и хлопотное, очень великий риск!

– С этим понятно! – сказала княгиня уже без прежней решительности. – В какой срок нужны деньги?

– Слышал я, что князю, как и всем пленникам, худо в неволе! – проникновенно сказал Соломон, выражая в лице всю еврейскую скорбь. – Ежечасно глумятся над ними половцы и, не дождавшись большого выкупа, уже готовы перебить всех до единого.

– Велик ли требуемый выкуп? – спросила Милана срывающимся голосом и сжала ладошки на подлокотниках кресла.

– Велик! – вздохнул купец. – Слышал я, что хотят они собрать дань со всей Руси, присовокупив к тем бедам, что успел причинить им князь Милослав, и те, что нанесли им Святополк с Владимиром!

Милана опустила глаза, терзаемая сомнениями, и Соломон, выждав паузу, предложил:

– Я и мои люди поможем тебе! Знаю, что почти всех воинов забрал в поход князь Милослав, что оставшихся с тобой едва хватает для защиты города, не то что для сбора дани в короткий срок. На Западе, в близкой вам Европе, давно уже доверяют сбор налогов нам, евреям! Когда ростовщикам и их помощникам требуется срочно возместить убытки, то нет лучших сборщиков!

Женщина в растерянности смотрела на говорящего, не зная, что ответить. Конечно, ей приходилось раньше встречаться с еврейскими купцами, предлагающими свой товар по приезде в Вырьев, но столь долго, тем паче о серьёзном деле, она ни с кем из них бесед не вела. Больше того – при всей формальной власти она не чувствовала себя настолько влиятельной для того, чтобы принимать решение о передаче сбора налогов в чужие руки. После выступления её мужа в степь почти всю власть подобрала в свои руки Ярина, мачеха Милослава, и теперь, с учётом сложившейся обстановки, говорить даже о двоевластии можно было с большой натяжкой. Ярина, пользуясь поддержкой своего любимца Ровды, давлела над всем происходящим в городе и княжестве. Поступление и распределение денежных средств, контроль прислуги и надзор за оставшимися боярами, всё было в их руках, и любое событие, требующее мало-мальски серьёзного решения, зависело от них. Соломон помолчал, гадая, почему тянет с ответом его собеседница, и, расценив её нерешительность по-своему, решил привести ещё один довод:

– Если Вам, княгиня, недостаточно ссылок на опыт блистательной Европы, то позволю себе сослаться на счастливый опыт ваших русских князей…

Он приготовился уже перечислить имена, когда за спиной с шумом распахнулась дверь и в комнату стремительно вошла Ярина. От его внимательного взгляда не укрылась перемена в лице Миланы, он заметил, как вдруг напряглась и отвела взгляд в сторону его собеседница. Вошедшая дама остановилась рядом с Миланой, и следовавший за ней боярин поднёс стоявшее в стороне тяжёлое кресло. Она с величественным видом воссела, а её спутник замер рядом, с интересом разглядывая замолчавшего Соломона.

– Как мило! – произнесла Ярина, даже не глядя в сторону Миланы. – У нас такой интересный гость, а моя добрая родственница держит его посещение в тайне!

– Никакой тайны нет! – заметно смутилась молодая женщина. – Венецианский купец предлагает свой товар!

– Один, без каравана и товарищей? – изумилась Ярина и наконец удостоила Милану взглядом. – Только не убеждай меня, что все его интересы – сбыть в каком-то городке содержимое пары сундуков, что ожидает с людьми за дверью!

Несколько мгновений длилась неловкая пауза, и молодая женщина наконец решилась на откровенность.

– Ты права! – заявила она. – Дело не в товарах. Речь о вызволении твоих приёмного и родного сыновей. И тех, кто с ними, разумеется! Этот человек обещает содействие, но за весьма большие деньги. Своими силами в короткий срок нам внеочередной оброк не осилить, но он и здесь готов выручить, предлагая свои услуги. Я как раз собиралась послать за тобой и боярами, чтобы обсудить предложенное.

Ярина перевела взгляд на незнакомца, и тому снова пришлось изложить свой план. Закончив, Соломон с удовольствием отметил, как зарделись увядающие щёки женщины, и в глазах вспыхнула надежда.

– И ты раздумываешь?! – воскликнула она, повернувшись всем корпусом к Милане. – Там, среди жестоких кочевников, томятся твои муж и деверь, а ты медлишь, собирая чужих людей для совета!

Ярина, торопясь высказать своё возмущение, пропустила мимо ушей то, что Милана прежде всего собиралась обратиться именно к ней самой, но та, достаточно изучив характер своей названной свекрови, не стала поправлять её. Зато подал голос стоявший возле Ровда.

– Княгиня! – сказал он как можно почтительнее. – Дело действительно сложное, и предстоит принять весьма ответственное решение, так не предпочтительнее ли будет, если…

– Никаких если! – почти прокричала Ярина, перебивая. – Когда есть хотя бы призрачная возможность выручить моего сына, то я не собираюсь упускать её, невзирая на глупые советы всяких бояр!

Ровда замолчал, не решаясь перечить своей госпоже, и женщина продолжила, уже обращаясь к купцу:

– Мы даём согласие. Действуй не мешкая, а подробности дела согласуй вот с этим моим боярином. Обо всех новостях сразу шли вести ко мне… с княгиней Миланой. Исполнишь задуманное – одарю сверх меры. Теперь вся надежда на тебя!

Через час Соломон покинул Вырьев в сопровождении избавленных от тяжёлой ноши слуг. Он скакал на гнедом коне, хозяйским взглядом окидывая обширные пашни и раскинувшиеся вдоль дороги селения. Несмотря на ошибочно расставленные приоритеты власти, он сумел достигнуть искомого результата и теперь прикидывал в уме барыши, что сулило затеянное им дело. Но главное, что грело душу, – возможность срыва очередного мира между Русью и набиравшей могущество Степью. Он давно уже располагал принесёнными от половцев сведениями, что разгромленный наголову Милослав со своим братом, ближними боярами и большей половиной всего войска в плену. Надёжные люди сообщали, что претендующий на верховенство в степи Тугоркан не торопится продавать захваченных воинов в полон. Больше того, он не собирается требовать выкуп за князей, но намерен, женив младшего на своей дочери, установить мир с Русью, удовлетворившись той местью, которой насытился при разгроме войск Милослава. Такого допустить никак нельзя! Союз Руси с половцами, владеющими огромными пространствами на Шёлковом пути, не в интересах венецианских ростовщиков и купцов! Если только в Степи снова объявится сильный властитель, он приобретёт в свои владения всю степь от Днепра до границ Китая и тогда не только перехватит движение немыслимо ценных товаров, но и поможет восстановить русским былое могущество своих славянских предков, о котором те во многом успели позабыть! Впереди ждали многие и скорые хлопоты, и Соломон подстегнул коня.

Предприимчивый иудей ещё навестил пару своих земляков, проживающих в разных местах, и к исходу второго дня возвратился в стольный град Киев, прихватив с собой кое-какой товар, сулящий пусть небольшую, но выгоду. Он остановил коня у богатого, отделанного замысловатыми узорами дома и поморщился. Здесь проживала семья приютившего его с Натаном ростовщика, разумеется еврея. Давать деньги в рост, то есть ссужая под проценты, все религии строго воспрещали. Все, кроме одной, настоятельно рекомендующей вести дела с инородцами именно таким способом. Множившаяся из года в год финансовая братия располагалась в верхней части города, сюда же с Подола, стараниями когда-то симпатизирующего им Великого князя Изяслава Ярославовича, для их удобства был переведён городской рынок, что весьма упростило участие богатых евреев в деловой жизни столицы. Соломон вспомнил нарочитую непритязательность фасадов домов, принадлежащим живущим на Западе соплеменникам, и невольно сравнил её с неприкрытой роскошью укоренившихся на Руси евреев. Сойдя на землю, он бросил поводья слуге, и решительно зашагал по выложенной голышами дорожке. Несмотря на длительное уже пребывание в гостях у местного ростовщика, Соломон никак не мог привыкнуть к его избыточной услужливости. Всякий раз, когда он, возвращаясь, заставал хозяина дома, тот выскакивал навстречу, торопясь встретить у самой двери. Вот и сейчас, едва завидев остановившегося в его доме важного гостя, чернявый Шлома выбежал, широко распахнув перед ним дверь.

– Зачем утруждаться всякий раз? – с укором произнёс Соломон. – Скоро уж месяц, как мы с Натаном у тебя, а ты всё встречаешь нас, словно видишь впервые! Пора уже и отдохнуть!