Они оба не были знакомы Белояру и, очевидно, были из рыльской дружины. Глядя на них, он подумал, что без лёгких ран им всё же не обойтись, и опустил ладонь на рукоять меча. Но второй, видимо, наслышанный о Белояре, громко крикнул своему товарищу:

– Оставь этих баб, найдём себе ещё! Разве не узнал ты этого воя? Зачем нам связываться с лучшим мечником!

Последней фразы оказалось достаточно, чтобы охладить пыл воспылавшего похотью воина. Не говоря больше ни слова, оба хлестнули коней нагайками и поспешили в поисках новых жертв, а Белояр с лёгким удивлением подумал: «Чего я набросился на них? Взял ведь своё на подарок Злате, так чего же ещё? Вступился, словно те бабы с детишками мне родня!» Он вскочил в седло и тронул нагайкой бок коня. Тот шагнул вперёд, но тут же остановился, повинуясь натянутому поводу. «Да что со мной? – раздражаясь, подумал дружинник. – Старею я, что ли?!» Он повернул коня и хлестнул запряжённых в повозку быков. Быки поплелись, потащив кибитку за собой, и из неё выглянула девушка постарше.

– Поворачивай! – крикнул Белояр по-тюркски и махнул в сторону.

Половчанка перехватила вожжи и стала править, заставляя быков выполнить поступившее требование. Через считанные минуты кибитка достигла границ располагающегося лагерем русского войска, и сопровождавший её дружинник услышал:

– Куда ты так далеко, Белояр? Али тебе здесь с ней возлечь не по нраву?!

От собравшихся в кучку воинов раздался многоголосый хохот, а за ним, уже в спину прозвучало:

– Не трожь его, Яромир, не знаешь разве, что Белояр у нас щепетилен, уединения требует!

Воин не отвечал, и они спокойно углубились в степь, подальше от посторонних глаз. Отъехав на значительное расстояние, Белояр подал знак половчанке и остановил коня.

– Здесь мы расстанемся. – сказал он. – Езжайте на полночь, не останавливаясь. В ту сторону никто из наших не пойдёт: либо дальше за переправу, либо назад.

Девушка, просветлев лицом, огрела быков камчой, но Белояр остановил её вновь.

– Погоди! – крикнул он и спрыгнул с коня.

Затем отвязал от седла сундучок и поставил рядом с возницей.

– Теперь трогай! – сказал он и, перейдя на русский, добавил. – Мне Злата и без подарка обрадуется, обойдёмся щедротами князя!

На широкую донскую степь опустилась ночь, но русичи, окрылённые лёгкой победой, всё не засыпали. Жареное мясо доставшихся в избытке овец уже не помещалось в набитых желудках, в руках радовали глаз добытые грабежом драгоценности, а рядом томились в неволе красавицы половчанки и дети. Несмотря на позднее время, Милослав собрал остальных князей и воевод с тысяцкими в расставленном для него шатре.

– Мы доблестно сражались сегодня и на славу поживились! – сказал он. – Но что делать завтра? Продолжать ли поход или вернуться к себе?

– Что нам с тех крох, что достались у этой жалкой переправы! – пользуясь правом старшинства, заявил первым князь Андрей. – Утром продолжим путь, подбирая добро и полоня красных дев половецких, добывая себе славу, а врагам горе!

– Твоя правда, князь! – поддержал рыльский воевода, и его возглас подхватили тысяцкие.

– А по мне, так полно испытывать судьбу в чужой земле! – возразил Вышата. – Одержали победу и ополонились вдосталь, теперь не зазорно и в обратный путь! И ещё: с захваченной добычей да полоном не навоюешь, а отправлять их в Русь нужны воины, и немало! Разделим силы и ослабнем перед лицом врага. Кто ведает, сколько его будет завтра!

С ним согласились только двое тысяцких, остальные приняли сторону князя Андрея, и Милослав, втайне торжествуя, объявил своё решение:

– Продолжаем поход!

Миновала короткая ночь, и наступившее утро осветило широкую степь, густо усеянную трупами у самой переправы. Русичи пробудились ото сна и увидели, что теперь они не одни. Вокруг, беря их в полукольцо, занимали боевые порядки половцы. Числом они не превосходили дружину и рать, но каждому воину стало понятно, что в этот день удача отвернулась от них. Милослав, бросив взгляд окрест, срочно потребовал к себе Вышату. Воевода прибыл, и не один. С ним уже торопились князья Андрей, Родион и их воеводы. Отовсюду к шатру спешили тысяцкие, слышались команды на построение от сотских.

– Что будем делать? – спросил Милослав Вышату, но тот медлил с ответом.

– Сражаться! – опередил его Андрей. – Ведь затем и пришли!

– Правильно! – поддержал его юный Родион. – Перебьём этих поганых, как перебили вчера, и полоним всё, что кочует в степи до самой Волги!

– Говори! – поторопил князь воеводу, отчётливо осознав, что сейчас доверяет лишь ему одному.

– Я выслал разведку: оглядеться, узнать их силы и неохваченные участки. Дождёмся их и будем решать! – сказал Вышата, и князь согласился с ним.

Разведка не заставила себя долго ждать. Их командир, торчин, остановил перед Милославом запыхавшегося коня и спрыгнул на землю.

– Плохо дело, князь! – доложил он. – Всё перекрыли половцы – не проскользнуть. Сил немногим меньше нашего, а воины – не чета вчерашним. Одно нам на руку: не было этой силы в степи раньше, не иначе, пришли они из—за самого Каменного пояса на утомлённых походом лошадях.

– Тогда седлаем коней! – обрадованно крикнул князь. – Соберём в кулак всю конницу и прорвёмся, оставив этим пастухам их скот и женщин!

– А как же ратники? – возразил Вышата. – Нельзя бросать чёрный люд!

Повисло неловкое молчание, которое нарушил князь Андрей:

– А если попробовать через брод? Перейдём на тот берег. Хотя и отдалимся от Руси, да всё ж избежим окружения!

– Только и ждут половцы, когда мы разделим силы на оба берега. Наверняка ждут в укрытии, чтобы ударить с двух сторон при затянувшейся переправе! – сказал вырьевский воевода.

Взоры всех обратились к торчину, и он подтвердил, сообщив, что в балке за рекой замечено движение, и стаи вспугнутых птиц поднялись, не спеша возвращаться в облюбованные ими места.

– Значит, погибель?! – не то спросил, не то подытожил рыльский воевода.

– Мёртвые сраму не имут! – изрёк Вышата. – Сойдём с коней и будем биться пешими вместе! Сомкнув щиты, пробьёмся на Русь или усеем степь своими костями!

Его поддержали князь Андрей и тысяцкие, и всем стало понятно, что решать больше нечего. Дружинники спешились и заняли отведённые им места среди выстроившейся рати. Верхом остались только князья с воеводами и степняки-ковуи, но последних, зная о присущих им традициях ведения боя, никто не вздумал упрекать. К этому времени половцы закончили приготовления и двинулись вперёд, сужая кольцо окружения. Синее небо изрезали стрелы, и острые наконечники впились в красные щиты, зазвенели о шлемы и воткнулись в русичей, пробивая кольчужные кольца и пластины. Застонали раненые, но их тут же заглушил боевой клич пошедшей в атаку тяжеловооружённой конницы. Копейный удар взломал оборону вырьевцев, но вовремя подоспевшие ковуи встречным ударом остановили элитных всадников, не дав им развить успех. Тугоркан, воспользовавшись брешью в обороне русичей, направил подкрепление, но Вышата вовремя перебросил сюда сотню Еруслана, и она, крепкой стеной встав на пути, раз за разом отбивала наскоки лёгкой конницы, нанося немалый урон степнякам. Тяжёлая конница половцев обозначилась не только на участке обороны вырьевцев. Вот уже пятятся, изнемогая в жестокой сече, ковуи, вот уже, взломав боевые порядки рыльцев, со всех сторон наседают на их отдельные отряды половцы. Атаковав сразу в нескольких местах, степняки вклинились в ряды русичей, но более всех потеснили сборный полк княжича Родиона. Врубившись в него с ходу, степные витязи отбросили остатки его вглубь обороны и уже близки были к завершению бойни, но положение снова спас Вышата. Увидев нависшую над остатками родионовского полка угрозу, он снял две сотни ополчения и, теряя людей на каждом шагу, повёл их в тыл добивающих родионовцев степнякам. Те, сами не желая оказаться в зыбком, но всё же кольце, вынуждены были отвлечь часть своих сил, но и оставшихся вполне хватило на то, чтобы продолжить начатое, хотя и без прежнего успеха. Передовые всадники уже почти подобрались к княжескому стягу. Ржание коней заглушило крики и вопли, копыта топтали тела павших и ещё живых, изредка поскальзываясь в кровавых лужах. Уже полегло почти всё ближнее воинство князя, выделенное в поход Ровдой. Сложили головы оба его сына, но не покрыли позором честь своего боярского рода. Вот, пронзённый стрелой в шею, пал хорунжий Родиона, выронив стяг, но некому уж поднять его. Едва полусотня осталась рядом с княжичем, и встали плотным кольцом, заслонив его своими телами. Но уже нет дела храбрым всадникам до горстки сбившихся в кучку русичей. Заметив широкую брешь в изрядно прохудившихся боевых порядках русских дружин, Тугоркан вовремя воспользовался успехом. Он успел подвести сюда свежие силы и ударил в тылы ещё удерживающих свои места полков. В считанные минуты единая оборона русичей развалилась на отдельные островки среди скачущих со всех сторон кочевых воинов, рассыпающих смертоносные стрелы и сулицы. За обстрелом следовала атака. Под ударами копий и секир с обеих сторон падали в смятую траву воины, но когда волны атакующих откатывались, снова поднимался свист поражающих живые цели стрел. В первый же час боя рухнул пронзённый стрелой князь Андрей. Он, обильно истекая кровью, испустил дух на руках своего воеводы, и тот, видя, как тает на глазах его полк, повёл рыльцев в отчаянную, но совершенно бесполезную атаку. Встречный удар пеших ратей не удивил степняков. Им не в новинку было разделываться с подобными храбрецами. Их пропустили, заманивая в сторону от основных сил, и набросились со всех сторон, словно волки на отбившуюся отару. В считанные минуты резня закончилась, и те, кто не был обременён заарканенной добычей, устремились на ещё отбивавшиеся отряды русичей.

Из первой сотни Ратая, оставленной Вышатой для прикрытия Милослава, через два часа боя осталось четыре десятка. Сбитый копьём с коня, погиб под копытами Ратай, сложил голову Пересвет, сын Вышаты, с двумя стрелами в боку и груди, а с ними многие богатыри русские нашли смерть в степи. Один из половцев, на вороном коне, сверкая позолотой шлема и блеском металлических пластин доспеха, с чеканом в руке, почти прорубился к князю. Тщетно двое дружинников пытались заступить ему путь, тыча копьями. Он принимал удары слева на щит, не особенно заботясь о безопасности справа. Доспех надёжно защищал от копейных ударов степняка, но вот, поражённый в шею поверх чалдара, рухнул на колени конь, и удар секиры обрушился на спину храбреца, не давая ему подняться с земли. Милослав облегчённо выдохнул, разглядывая едва не добравшегося до него джигита. Половцы отхлынули, собираясь с силами для нового броска, и сквозь их поредевшую ватагу пробился ковуйский воин.

– Князь! – крикнул он. – Командир велел передать, что вон там, в створе с рощей, у них слабое место! Мы ударим туда, вы же прорывайтесь за нами! Дойдём до рощи, там и закрепимся, степняки середь деревьев биться не мастера!

Воин ускакал, снова пробиваясь к своим, и Милослав последовал его совету. Как только ковуи атаковали, он приказал, указывая им вслед:

– Вперёд, пробиваемся к ним!

Он давно уже потерял связь с воеводой и другими князьями, не имея возможности высылать гонцов, и теперь всё его влияние ограничивалось этими жалкими десятками дружинников, что пешими закрывали его своей грудью. Спеша успеть в прорванную ковуйской конницей щель, дружинники устремились на редкую цепь всадников, освобождая путь своему князю. Половцы вяло отстреливались, но больше не атаковали, и, когда изрядно поредевший отряд пробился к месту прорыва вражеского кольца, у Милослава сдали нервы. Он что есть силы хлестнул коня и поскакал вперёд, вдогонку достигающим рощи ковуям. Беспрестанно погоняя своего каурого, он уже преодолел половину расстояния, когда с обеих сторон рощи показались выдвигавшиеся из засады половецкие отряды. Они, словно в клещи, взяли верных князьям степняков и после короткой, но ожесточённой схватки погнали остатки ковуев обратно, к ещё кипевшему сражению у переправы. Милослав обернулся и понял, что немного осталось русичам времени на сопротивление. Треть его воинства уже была выбита, а оставшаяся часть таяла на глазах. Осмотревшись внимательнее, он убедился, что ему не миновать растянувшейся загоном половецкой цепи, что преследовала скакавших навстречу ковуев, и поворотил коня обратно. Князь уже почти достиг оставленных им воинов, когда прожужжала падающая на излёте стрела и скользнула по неприкрытому наручами локтю. Она не нанесла серьёзной раны – только порвала рукав и глубоко порезала кожу, но когда закапала кровь, князю стало не по себе. Это было его первое ранение. Больше того – сейчас он был совершенно один, без единого дружинника рядом, а вокруг, словно вороньё, сновали разъярённые степняки! От неожиданности Милослав выронил плеть и, погоняя коня кулаком в шею, закричал: «Н-но-о! Пошёл!» Каурый заржал, но прыти не прибавил, и князь обречённо вздохнул.

Кубар, состоя простым воином в легкоконной сотне, сражался с уже знакомыми ему вырьевцами. Он израсходовал почти все свои стрелы и все четыре сулицы. Первая воткнулась в щит успевшего прикрыться им воина, вторая отскочила от металлической чешуи доспеха, не отыскав зазора, зато две других поразили цели. Теперь его джид был пуст, а в колчане осталось всего две стрелы. Батыр натянул лук и прицелился тщательнее, стремясь на скаку поразить отбившегося от горстки воинов коренастого дружинника. Тот только что, увернувшись от брошенного в него копья, словно играючись, мечом сбил с седла метившего в него всадника, и развернулся, готовясь отразить следующую атаку. Из-под шлема выбилась прядь светло-русых волос, и блеснули серые, словно сталь, глаза. «Белояр! – пронеслась мысль. – Ну, конечно, он!» Кубар опустил лук и остановил коня, растерянно осматриваясь и не зная, что предпринять. Он видел, что минуты русича сочтены. Кыпчаки, познав его мастерство и не желая больше ввязываться в рукопашную, умело выманивали его на себя, всё больше отдаляя от сбившихся в круг дружинников. Белояр, успешно действуя мечом, так же эффективно заслонялся круглым щитом, но открытая часть лица не представляла трудной мишени для меткого лучника, и уж совсем легко будет поразить его, пустив стрелу со спины! Краем глаза батыр заметил, как далеко впереди загоняемых обратно ковуев скачет одинокий всадник. Он с первого взгляда узнал в нём князя, в мозгу мгновенно созрел план, и батыр, шлёпнув своего вороного рукоятью камчи, поскакал ему наперерез. Через минуту Милослав, затянутый тугой петлёй аркана, уже волочился по густой траве вслед за боевым конём. Кубар натянул поводья и соскочил на землю. Он рывком поднял своего ошеломлённого пленника и, поднатужась, словно барана, перебросил его через луку седла. Затем он вскочил на коня и поскакал к месту боя, стремясь успеть до того, когда его товарищам удастся воплотить задуманное. Он успел вовремя. Ничего не подозревающий Белояр, атакуя трёх спешившихся половцев, достаточно отдалился от своих, и четвёртый, восседая на коне, уже достал лук, собираясь, заскочив со спины, пустить стрелу. Батыр сбросил князя и тоже спрыгнул с коня. Не тратя ни секунды, он поставил Милослава на колени, сорвал с его головы изукрашенный позолотой шлем и приставил к горлу лезвие палаша.

– Прикажи всем сложить оружие! – крикнул он и слегка прижал к оголённому телу заострённую сталь.

Милослав не стал долго раздумывать. Он прохрипел что-то, но тотчас же откашлялся и в полный колос прокричал:

– Всем бросить оружие! Сдаёмся! Прекратить сопротивление!

Его голос не сразу услышали в шуме битвы. Сначала сложили оружие защищавшие княжича Родиона дружинники, за ними воины других отрядов, и вскоре всё приведённое Милославом войско сдалось, помимо ковуев, что остервенело сражались, не рассчитывая на снисхождение от своих степных собратьев. Переметнувшихся под власть русских князей вольные кочевники не жаловали никогда.

Белояр слышал команду князя, но не спешил исполнить её. Когда он поймал взгляд половца, брошенный за его спину, и услышал топот копыт, то сразу понял причины непривычной робости степняков перед ним. Он схватил рогатину, лежащую под рукой убитого ратника, и развернулся, задержав отведённую с ней руку позади. Конный половец скакал, натягивая тетиву лука, и дружинник поспешил метнуть тяжёлое копьё. Стрела вонзилась в подставленный щит, став третьей по счёту, зато бросок рогатины не прошёл даром. Конь продолжил скакать налегке, а его недавний седок корчился на траве, зажимая рану в боку. «Попал!» – как-то отвлечённо, без особой радости подумал Белояр, и тут же спину пронзила боль. Наконечник копья, войдя в кольцо кольчуги, не смог нанести глубокую рану, но от силы удара воин упал и выронил щит. Он слышал, как подбегают к нему враги, и, ещё не успев подняться, уже разворачивался на корточках, выбрасывая руку с мечом в их сторону. Белояр успел отбить повторный удар копья и броском вперёд приблизился к ещё открытому половцу, всаживая сталь в незащищённый бронёй живот. Он сразу же вытянул меч, пока его не зажало плотью, и вовремя. Над головой блеснула сабля второго, и Белояр шагнул в сторону, уворачиваясь от удара и нанося свой. Меч скользнул по руке половца, и она повисла плетью, но добивать его уже не было времени. Он едва успел отскочить от сабельного удара проскакавшего совсем рядом всадника и избежал тычка копьём от второго. Рана в спине дала о себе знать всплеском боли, но Белояр заставил себя забыть о ней. Он продолжал отбивать удары и наносить свои, замечая, что с каждой минутой темнеет перед глазами белый свет. Он видел, как побежали потерявшие волю к сопротивлению, но не желающие сдаваться ратники, как настигают их, рубя с плеча, разъярённые в пылу боя половцы, как, сгрудившись в стороне, из последних сил отбиваются ковуи, падая под градом стрел и ударами боевых топоров. «Пробиться к ним! – пронеслось в мозгу. – Успеть, чтобы погибнуть позже, отобрав лишние жизни врагов, пасть в боевом строю, у плеча сражающегося рядом товарища!» Белояр из последних сил стал пробиваться к ним, с каждым шагом обрастая всё большим количеством спешенных половцев. Но вдруг скорее почувствовал, нежели увидел образовавшуюся пустоту вокруг. На него во весь опор неслись два всадника. Всё ближе раздувающиеся ноздри коней и их смертоносные копыта! Вот-вот наскочат, собьют грудью и затопчут подкованными копытами! «Не такой смертью!» – подумал воин. Взгляд упал на обломок копья под ногами. Рядом – в двух шагах, под мёртвым дружинником – целое. Белояр кинулся к нему, выворачивая из-под непосильно тяжёлого тела, и почувствовал, как сжимает горло петля аркана. Выпустив из рук древко копья, он упал, и сознание оставило его. Воин уже не видел, как половцы отгоняют в сторону от брошенного оружия сдавшихся русичей, как тут же обирают их, присваивая себе награбленное, и как, истекая кровью, отбивается последний десяток ковуев. С ними быстро разделались, изрубив в считанные минуты, и деловито принялись разбирать пленных, ловить разбежавшихся по степи лошадей.

Пленных набралось свыше пяти тысяч. Они стояли, понурив головы, в ожидании своей незавидной участи. Что ждёт их в руках тех, чьих соплеменников они терзали ещё вчера? Страшные глумления в плену, жалкая доля раба или скорая расправа? Первым делом с них содрали броню, затем приступили к распределению между победителями. Те, кто был схвачен в ходе боя, по праву принадлежали пленившим их воинам, остальные по решению ханов доставались им самим или отдавались тем или иным кошам, с последующей передачей во владение отличившимся участникам сражения. Кубар, восседая в седле, неспешно объезжал группы пленённых русичей, таща в поводу связанного по рукам Милослава. Он внимательно вглядывался в их мрачные лица, ища знакомые черты. Наконец он увидел Белояра, сидящего на земле с ещё двумя пленными. Все уже были без доспехов и обуви, со связанными за спиной руками. Рядом деловито навьючивал заводного коня воин одной с Кубаром сотни.

– Неплохой улов, Бурчь! – похвалил он, приблизившись.

– Ты про этих? – спросил, обернувшись, воин. – Мой лишь вон тот подранок. Тугоркан распорядился отдать по одному пленному семьям погибших, остальных пока оставил при себе. Кроме тех, разумеется, кого, как мы с тобой, до завершения битвы добыть успели.

Он всмотрелся в застывшего изваянием кубаровского пленника, его холёное лицо и сверкающие позолотой, искусно изготовленные доспехи.

– Неужто князь? Значит, это ты Милослава взял!

– Старый знакомый! Под Переяславлем лично меня изволил допрашивать! – усмехнулся батыр и неожиданно спросил: – Хочешь, поменяемся?

– На кого? – не понял Бурч, сомневаясь в самой возможности такого обмена.

– Моего князя на твоего воина.

– Князя на воина?! – изумился Бурч. – Зачем он тебе?

Кубар не сразу ответил, раздумывая, но всё же решил признаться:

– Он мне жизнь спас.

– Вот как! – протянул воин. – Тогда согласен!

Но против ожидания, вместо условий доплаты со своей стороны, он выдвинул совсем другое предложение:

– Я тебе мастера меча, а ты мне это знатное чучело с надетым на него доспехом и оружием!

Теперь пришла очередь изумляться Кубару.

– Как же так? – спросил он. – Главнокомандующего на простого воина, да ещё и с таким доспехом в придачу, которому цена в хороший табун!

– А как ты хотел! – прищурился Бурч.– Думаешь, долго пробудет в моих руках этот князь? Не пройдёт и часа, как его Тугоркан потребует, а разве смогу я запросить высокую цену у своего хана? Понятно, что и хан не обидит, но всё ж это не тот выкуп, который дадут за него в Руси! Так что доспех и вот тот красавец меч, что вместе с поясом на этом долговязом теле, мне будет в самый раз!

Кубар понял, что совершил ошибку, раскрыв перед Бурчем важность Белояра для него, но слова не вернёшь, и приходилось идти на уступки. У него были свои виды на дорогие, даже очень дорогие доспехи Милослава. Ему давно уже была по сердцу младшая дочь Тугоркана – Котена. Всем хороши русские девицы, но не сравниться им со степными красавицами! Не отвести глаз от их гордого стана, от тонкой талии, что оттеняет манящие пышностью бёдра, но всего более притягателен взгляд их. Словно стрелами, пронзают они сердца, и, словно мёд, тают те сердца пред карими и зелёными очами!

Не накопил Кубар, будучи кошевым, злата-серебра, а теперь, лишившись старшинства в роду, и подавно не мечтал о богатом калыме, достойном ханской дочери. И вот, когда судьба подбросила ему такую возможность, перед ним неумолимо встал выбор: сватовство к любимой или свобода человека, не так давно спасшего ему жизнь.

– Ладно! – согласился он не без долгих раздумий. – Забирай Милослава с доспехом, но его меч с поясом оставлю себе! И кольчугу своего воина с оружием тоже отдай!

Как и предвидел Бурч, новое приобретение недолго задержалось у него. К исходу дня Милослав уже был в собственности Тугоркана, но он не стал относиться к нему как к пленнику.

– Что привело тебя в наши степи, князь? – спросил он, когда Милослав, уже со свободными руками, предстал перед ним в раскинутой посреди круга кибиток юрте.

Князь ждал этого вопроса и ответил тотчас, совсем не раздумывая.

– Грехи и алчность тех, кто окружал меня, великий хан!

– Но разве ты не хозяин в своей вотчине? – удивился Тугоркан.

– Если бы… – наглядно вздохнул Милослав. – По смерти батюшки кто только не правит от моего имени в уделе моём!..

Князь хотел продолжить жалобы, но хан прервал его, спросив:

– Так, может, тебя и не ждёт никто в Вырьеве?

– Как же, ждёт! – поспешил заверить князь. – И семья, и народ мой! Сколь запросишь, столько и соберут золота, вот только не так уж и богато княжество моё…

– Не о золоте сейчас речь! – снова прервал его хан. – Не нужна мне больше война с Русью! Много замыслов имею о будущем народа моего, и нет места в них нашей вражде! Обещаешь ли мне дружбу и союз во веки вечные или видишь во мне одного лишь супротивника?

– Слово даю, великий хан! – объявил князь, наконец поняв, что от него ждёт половец. – Не искать с тобой войны, но дружбы, и для твёрдости намерений своих готов скрепить союз наш, женив брата своего на дочери твоей Котене!

Хан задумался, не спеша с ответом. Предложение Милослава не отличалось новизной, но опыт замужества первой дочери подсказывал, что никакого веса в союзах с князьями такие браки не придавали. Больше того – Котена обещана Боняку, и совсем не ясно, какая из намечающихся партий выгоднее для спокойствия степи. «Да что гадать! – наконец решил хан – У Боняка уже есть две жены, и не в том он возрасте, чтобы, как мальчишка, страдать из-за сорванной помолвки с третьей! С ним дружба и так крепка, а вот с князьями ещё столько хлопот! И кто знает, может, в этот раз сладится, и свадьба эта будет способствовать миру?»

<1...9 10 11 12 13 14 >

На страницу:

Перейти

11 из 14