Метаморфоза Остапа Бендера

Подошла очередь Ипполита Матвеевича, который вытер со лба пот, погладил свои усики, поправил пенсне и неторопливо начал свой рассказ.

– История моя, конечно, длинная. Постараюсь не упустить главного, – начал он. – После того, как я совершил против тебя злодейский акт, а сделал я это из корыстных побуждений, добрался до последнего, двенадцатого стула. Но бриллиантов там не оказалось. Как выяснилось, их уже обнаружили до меня и на них построили клуб. Я, конечно, был убит этим известием. Проклинал всех и вся. Дальнейшей жизни себе не представлял. Мне хотелось исчезнуть с лица Земли. Несколько раз пытался повеситься, но в последний момент трусил, не решался.

Пришлось мне жить своей обычной жизнью. Вернулся в город Nи восстановился на работе. Cнова стал регистрировать проклятые смерти. (До чего же это нудное занятие!) Соседи смотрели на меня как-то подозрительно, недоверчиво, боязливо.

Атмосфера вокруг меня была невыносимая. Да еще отец Федор, возвратившийся из долгих странствий, рассказывал про меня всем подряд всякую всячину, невероятную чертовщину. И ему верили – он же священник, посланник Бога, так сказать.

Постепенно я стал понимать, что жить так больше нельзя. Требовался коренной переворот в моей жизни… Решил не обращать ни на кого внимания, плевать на сплетни обо мне и на злословия в мой адрес. Стал приобщаться к культуре. Начал с изучения газет, читал книги. Однажды прочел в «Правде» статью Максима Горького – великого нашего писателя, надо сказать, прозаика мирового масштаба. Он писал о ситуации в литературе, сетовал на то, что мало у нас истинно передовых, коммунистически настроенных, настоящих писателей. Его тревожило, что некогда прославленные литераторы ныне оказываются врагами народа и пролетарского государства, предателями идей.

Алексей Максимович проанализировал причины такого положения дел и в заключение призвал всех советских граждан бороться против лжелитераторов-прохвостов, буржуазных глашатаев и всячески содействовать рождению и возвеличиванию новых, истинно народных писателей и поэтов. Эта газетная статья оказала на меня и на мою судьбу огромное влияние.

Ипполит Матвеевич сделал паузу, выпил немного коньяка и продолжил:

– И я решил стать писателем. Это оказалось не так уж и трудно, если правильно понимаешь политику, определяемую великим Сталиным. Я вступил в партию, хотя мне это далось с трудом по причине моего происхождения. Кроме того, отмечу, что различные темные силы препятствовали моему рождению как светлого пролетарского писателя…

Буквально за месяц написал книгу «Оппортунизм в партии и литературе». Материала и времени у меня было предостаточно, а писательские способности обнаружились как-то сами собой. Закончив труд, я не стал рисковать и послал рукопись непосредственно Горькому…

Спустя месяц пришел ответ, в котором гений писал, что я правильно понял исходные положения его газетной статьи, что мое произведение довольно зрелое и не требует корректировки, поэтому уже направлено в редакцию для подготовки к изданию. Гонорар за него я получу позже.

И действительно, через некоторое время вышла в свет моя книга, и мне был выслан гонорар – солидная денежная сумма. Я был очень доволен тем, что наконец-то нашел свое место в этом непростом мире.

В городе меня все зауважали. Еще бы! Ведь в предисловии к книге обо мне были написаны хвалебные слова самим товарищем Горьким. За пять последующих месяцев я написал еще три политически зрелых произведения, одно из которых под названием «Нам со Сталиным ничего не страшно» вышло трехмиллионным тиражом. Я приобрел огромную известность.

Меня пригласили в Москву. Имел встречи с Алексеем Максимовичем, другими нашими видными литераторами. Несколько раз меня вызывал к себе товарищ Сталин – отец всех времен и народов, корифей наук и литературы, самый великий мыслитель нашей эпохи и всех будущих. Он беседовал со мной, давал советы, наставления…

Вскоре я получил эту квартиру. Теперь живу и работаю здесь.

Ипполит Матвеевич замолчал, уйдя в себя. Бендер не нарушал тишину. Прошло около десяти минут.

– А сегодня, возвращаясь домой, я увидел нищего. Вспомнились времена, когда мне самому приходилось выпрашивать деньги у прохожих. И я вручил попрошайке десятку. Право, мне не хотелось, чтобы данный акт кто-либо заметил. Это могло навредить моей карьере. Меня могли упрекнуть в измене социалистической идее, назвать врагом партии и народа.

Ты увязался за мной, и я не знал, как поступить. Вот почему я убегал. Когда же узнал тебя, мне, признаться, стало еще хуже. Думал, что ты захочешь отомстить мне любыми способами.

Воробьянинов тяжело вздохнул, после чего сказал, что это все и ему нечего добавить к изложенному.

Некоторое время собеседники сидели молча. Экскурс в прошлое оказался не только интересным, но и тяжелым. Они видели друг друга уже в иных качествах.

Бендер был невероятно горд тем, что сидит рядом с таким великим человеком. Он великодушно простил Ипполиту Матвеевичу совершенное убийство. Также он окончательно решил не называть его больше Кисой.

В свою очередь Воробьянинов составил об Остапе свое новое мнение. Теперь он видел в нем настоящего героя современности, терзающегося и ищущего свой путь в жизни.

«Несмотря на то, что Бендер – человек, проповедующий мелкобуржуазные, то есть низменные идеалы, – размышлял писатель, – все же в нем есть и положительное. Он великодушен, мужествен, у него железная воля. И он неумолимо стремится к поставленной цели. Я напишу о нем книгу».

– М-да, – прервал тишину Бендер, – значит ты, Ипполит Матвеевич, теперь человек знаменитый. Со славой. Большой человек. Завидую тебе, но белой,..белой завистью.

На лице Остапа появилось ехидное выражение, но Воробьянинов этого не видел, поскольку был погружен в свои мысли.

Трудно сказать, действительно ли Бендер завидовал или какое-то другое чувство родилось в нем в это время, но одно было ясно – он несомненно был очень взволнован.

Ипполит Матвеевич, услышав, что командор ему завидует, стал оправдываться.

– Чему же завидовать? – грустно произнес он. – Что мне с того, что есть слава и деньги. Я все равно несчастный человек. Глубоко одинокий. Ни жены, ни детей. И я очень рад, что встретил вновь тебя, Остап. Ведь ты, по сути, мог бы быть моим сыном…

Воспользовавшись моментом, великий комбинатор незамедлительно спросил, нельзя ли ему поселиться у Воробьянинова на какое-то время.

Не раздумывая, Ипполит Матвеевич согласился. Более того, он поблагодарил Остапа за такое решение. Бендер принял благодарность с большим удовольствием. Затем Воробьянинов более подробно ознакомил командора со структурой квартиры, с функциональным назначением ее частей.

В девять часов вечера бывшие концессионеры выпили по чашке чая, пожелали друг другу спокойной ночи и легли спать.

Но великий комбинатор долго еще не мог уснуть. Жажда действий, и притом активных, мучила его. С чего начать? Ответа на этот вопрос он пока не знал. С одной мысли Бендер перепрыгивал на другую, но в итоге возвращался к данному вопросу: «С чего начать свою политическую карьеру?» Надеяться на счастливый случай он не хотел – это было не в его правилах.

«Можно пойти прямо к товарищу Сталину, – размышлял Остап. – Объяснить: мол, так и так, готов сделать все для нашего государства и для партии Ленина – Сталина, а если потребуется, то и отдать свою жизнь. Попрошу дорогого Иосифа Виссарионовича взять меня к себе на государственную или партийную работу…

Чепуха все это. Что за бред я несу… Может, я просто устал? Да-да. Скорее всего… Завтра, завтра все обдумаю. Спать, теперь надо спать. Спокойный ночи, Остап. Утро вечера мудренее».

Бендер резко повернулся на правый бок и мгновенно уснул. Непонятное выражение застыло на его лице.

§3. Особо секретная информация

Георгий Михайлович Елизаров шел по тротуару быстрым шагом, не замечая вокруг никого и ничего. По его лицу и по каждому его движению было видно, что он чем-то встревожен.

Как крупнейший ученый-физик, светило мирового масштаба профессор Елизаров вот уже десять лет занимался вопросами взаимосвязи пространства и времени. Ему удалось достичь невероятных результатов. Он доказал, что передвижение во времени не невозможно. Но выкладки Георгия Михайловича оставались лишь на бумаге.

Три года назад Елизарову и группе передовых ученых под его руководством партия поручила все теоретические разработки воплотить в реальность – доказать на практике. Перед ними была поставлена задача: во что бы то ни стало изобрести машину времени – аппарат по перемещению людей и предметов в прошлое и будущее.

На первых порах работа шла медленно. Трудно было так сразу перейти от идей к материальному воплощению. Но потом стало получаться. Все без исключения ученые трудились с большим энтузиазмом, понимая великую важность своей работы. Кроме того, они чувствовали за собой и огромную ответственность. Через каждые три месяца группу разработчиков вызывали в Кремль для рапортов, где постоянно напоминали об ответственности.

И вот прошло три года – срок, за который машина времени должна была быть изобретена. Вчера вечером, когда профессор Елизаров вернулся домой с работы и приступил к ужину, зазвонил телефон. На проводе был сам Сталин, который любезно попросил Георгия Михайловича зайти к нему завтра в девять часов утра. Больше вождь ничего не сказал. Но Георгий Михайлович все понял.

Ему было ясно, что необходимо представить отчет о проделанной за три года работе. Однако отчет должен быть не на бумаге, а в словесной форме, поэтому профессор уже в сотый раз прокручивал в голове все, что будет говорить Иосифу Виссарионовичу.

Незаметно для себя к пункту назначения Елизаров прибыл довольно быстро. Немного постояв у двери в кабинет главы государства, дождавшись наступления ровно девяти часов, Елизаров постучался.

– Открыто, – послышалось за дверью.

Он вошел. В кабинете у окна с трубкой в левой руке стоял Сталин. Больше никого не было.

– Доброе утро, профессор, – произнес Иосиф Виссарионович и протянул руку.

– Здравствуйте, – ответил профессор, пожимая ее.

После этого наступило пятиминутное молчание. Вождь прошелся по комнате и остановился у окна.

– Разрешите один вопрос, – сказал он, глядя на Елизарова. – Почему вы, товарищ Георгий Михайлович, постучались в дверь моего кабинета? Неужели вы думали, что в рабочее время я могу заниматься здесь какими-то личными делами? Прошу дать откровенный ответ.

С этими словами отец народов ехидно посмотрел профессору в глаза. Тот не знал, что и ответить.

– Нет-нет. Что вы? – с дрожью в голосе пролепетал Елизаров. – У меня и в мыслях не было такого. Скорее всего, непроизвольно. Механически, товарищ Сталин.

– Хорошо! Великолепный, весьма четкий ответ по существу, – еще более ехидно сказал Сталин. – Трудно не принять ваше оправдание.

Хозяин замолчал, затягиваясь дымом трубки.

Георгий Михайлович, несмотря на свои шестьдесят два года, со стороны выглядел как провинившийся ученик, который стоит перед директором школы.

Сталин молча курил трубку. Профессор не решался прервать тишину.

Наконец Иосиф Виссарионович задал вопрос, как говорится, прямо в лоб:

– Товарищ Елизаров, к чему пришла ваша рабочая группа, которой, напомню, было поручено изобрести машину времени? Вы, думаю, отдаете себе отчет в том, как нам необходим этот аппарат.

– Да-да, конечно! – выпалил Елизаров. – Машина времени готова. Остались лишь мелкие штрихи.

На лице Сталина появилось удивление – он действительно не ожидал такого ответа. Ему, в глубине души своей мечтавшему о машине времени, до конца не верилось в возможность ее создания.

Елизаров продолжал:

– Машина рассчитана на перемещение объектов максимум на сто лет вперед.

Георгий Михайлович признался, что все усилия, направленные на то, чтобы сделать ее способной перемещать объекты в прошлое, оказались безрезультатными.

– Но мы работаем над этим, товарищ Сталин…

– Ничего, ничего, – прервал его Иосиф Виссарионович. – Конечно, мне бы хотелось побывать в прошлом, доделать недоделанное, встретиться там кое с кем, побеседовать с товарищем Лениным. Я бы хотел рассказать ему о том, как мы, коммунисты, после его смерти, руководствуясь его идеями, строим коммунизм.

Думаю, что после нашей беседы он отказался бы от написания своего письма к съезду, компрометирующего меня… Что подумают потомки?..

Сталин резкими шагами подошел к шкафу, нашел среди кучи бумаг письмо, о котором говорил. Быстро пробежав по нему глазами, небрежно бросил его на стол.

– Конечно, не написал бы, – с грустью промолвил отец народов, перебирая в голове все то хорошее, что он сделал во исполнение идей Ленина. – Хотя кто знает?! Ведь Ильич был тогда тяжело болен…

Я всегда уважал и уважаю Ленина. Но, несмотря на это, я иногда замечал за ним политические ошибки, о которых говорил ему прямо в лицо,.. а не за спиной, как он поступил в данном случае по отношению ко мне.

Иосиф Виссарионович подошел к окну, посмотрел в него, мысленно улетая куда-то вдаль, после чего произнес шепотом:

– Это письмо к съезду – самая грубая политическая ошибка Ленина. Но я не обвиняю Ильича. Он не виноват. Враги революции, стремившиеся к достижению своих целей, ввели его, лишенного достоверной информации и не способного по состоянию здоровья трезво оценить ситуацию, в заблуждение. Они хотели захватить власть в свои грязные руки.

Отец народов, раскрыв свои ладони, внимательно посмотрел на них.

– Они были готовы, ликвидировав завоевания нашей революции, повернуть назад колесо истории!

Собрав в кулак пальцы правой руки, Сталин медленно подошел к столу и слабо постучал по нему.

– Да, конечно, мне хотелось бы побывать в прошлом, – сказал он уже более спокойным голосом. – Но что поделаешь! Не получается – значит не получается. Надо работать дальше, чтобы в результате получилось.

Все это время Елизаров стоял неподвижно. Слушая монолог Иосифа Виссарионовича, он не понял ни слова. О письме Ленина к съезду, упомянутом вождем народов, он не имел никакого представления, как и почти все население Советского Союза.

Приблизившись к профессору на расстояние полуметра, Сталин спросил:

– Товарищ Елизаров, когда ваш аппарат будет способен выполнять свою функцию по перемещению в будущее?

– Аппарат готов начать работу хоть сейчас, – быстро ответил Георгий Михайлович. – Только вот есть небольшой риск того, что первый пассажир этой машины может заблудиться во времени или раствориться в космическом пространстве. В связи с этим, думаю, вам не стоит рисковать. Естественно, без вашего разрешения мы испытаний не проводили. Машину нужно на ком-нибудь испробовать.

Сталин, заложив руки за спину, прошелся по кабинету, недовольно фыркнул. Изобразив на лице искусственную улыбку, он одобрил слова Елизарова:

– Да, я не имею права рисковать собой.

Сталин замолчал, затягиваясь табачным дымом. Пройдясь по кабинету, он добавил:

– Кроме того, в данный момент государство и народ нельзя оставлять без вождя ни на минуту – пропадут. Ведь у нас еще много врагов, внутренних и внешних. Об этом нельзя забывать ни на секунду! Глуп тот, кто считает иначе…

Затем вождь всех народов спросил:

– Как вы думаете, Георгий Михайлович, кого можно послать в будущее? У вас есть кандидатура? Ведь это дело особой государственной важности и чрезвычайно секретное.

Профессор сказал, покачав головой, что пока у него на примете никого нет.

– Если разрешите, я постараюсь найти подходящего человека, который, как представляется, должен быть не только с нормальными политическими убеждениями, но и уметь держать секрет. Претендент должен быть лицом асоциальным, то есть имеющим минимальное количество социальных связей. Ведь об этом деле может знать лишь ограниченный круг лиц!?

С этими словами Георгий Михайлович вопросительно взглянул на Сталина.

– Я, вы и пассажир, – ответил вождь. – Больше никто. Вашим сотрудникам скажите, что вся деятельность по изобретению машины времени заморожена, поскольку Сталин не доволен качеством работы. Подобное я скажу и своим подчиненным, курирующим это направление.

Иосиф Виссарионович подошел к профессору, с гордостью и надеждой посмотрел ему в глаза, нежно похлопал по плечу.

– Если все получится так, как мы задумали, вы без моего внимания не останетесь, Георгий Михайлович. Я вам это обещаю. Найдется какой-нибудь важный государственный пост.

Вождь задумался, кем можно было бы назначить в недалеком будущем профессора Елизарова, и провозгласил:

– Будете президентом СССР. Да-да, будет и у нас такая должность, хотя и с несколько иными полномочиями. Так вот я назначу вас на этот пост…

А теперь не смею больше задерживать. Идите, работайте. Думайте, ищите кандидатуру. Нельзя тратить ни минуты.

Сталин крепко пожал профессору руку.

Выйдя из кабинета Иосифа Виссарионовича и очутившись на улице, Георгий Михайлович вдыхал свежий весенний воздух. Елизаров еще долго приходил в себя. Он не ожидал, что все так хорошо обойдется. Ему казалось, что Сталин не простит ему недочетов в работе.

Он около часа просидел у Москвы-реки. Деревья, дома, небо, вода – все ему казалось невероятно милым и красивым. Такой настрой души сохранялся до тех пор, пока чья-то тяжелая рука не опустилась на его левое плечо.

– Папаша, сигаретки не найдется? – услышал Елизаров голос явно пьяного человека.

Георгий Михайлович обернулся. Перед ним стояли двое молодых людей, одетых в грязную рваную одежду. Один из них был худым и длинным, его лицо искажал широкий желтый шрам, простиравшийся от левой части лба до правой стороны нижней челюсти. Второй парень был лысым коротышкой с потным лицом. От обоих очень сильно несло перегаром.

– Что, оглох, что ли? Прикурить, говорю, не найдется? – повторил вопрос долговязый.

– Нет-нет, молодые люди, я не курю, – ответил Елизаров, не думая.

– Фонарь, ты смотри, он над нами издевается. С ним говорят, можно сказать, душевно, а он отворачивается. А может, он просто нас не понял? Заклинило, может быть? Терпеть ненавижу, когда меня кто-то не понимает.

С этими словами долговязый развернулся и сильно ударил левой рукой по лицу профессора. Тот упал, после чего хулиганы стали пинать его ногами, при этом что-то бормоча. Георгий Михайлович не кричал, не звал на помощь, а лишь стонал после каждого удара.

А негодяи, входя во вкус, били его все сильнее, стараясь попасть не только по животу, но и по голове. Елизаров непроизвольно свернулся в клубок. Он подумал про жену, Екатерину Борисовну. Ведь в случае его гибели она останется совсем одна на целом свете…

– Граждане, что вы делаете? Вы же его так убьете, – вдруг раздался чей-то зычный голос.

Пьяные парни увидели перед собой хорошо одетого молодого человека.

– Фонарь, врежь ему пару раз, пусть он замолчит. Я имею законное право не слышать его паршивого голоса, – приказало лицо со шрамом.

Лысый коротышка с потным лицом неуклюже подошел к прохожему, размахнулся и хотел кулаком ударить его по лицу. Но тот ловко увернулся и, высоко подняв левую ногу, сильно ударил агрессора в живот. Фонарь с грохотом упал на землю. Минуту спустя там же оказался и долговязый. А еще через минуту оба, вскочив, как ошпаренные, понеслись в неизвестном направлении.

Спаситель помог профессору подняться.

– За что же они вас так? – спросил он, глядя на измученное, хотя и не очень покалеченное, лицо Елизарова и на его испачканную одежду.

– Сам не знаю, за что. Можно сказать, ни за что. Попросили прикурить, сказал, что не курю. Стали избивать… Откуда в них столько жестокости?..

– Вам, наверное, сейчас трудно идти. Я помогу добраться до дому, – предложил молодой человек.

Профессор поблагодарил, но отказался.

– Как же я в таком виде-то домой? – с горестью произнес он. – Супругу мою инфаркт может схватить. А это очень опасно, ведь у нее один уже был.

Елизаров задрожал всем телом.

– Тогда я отвезу вас к себе домой. Там помоетесь, приведете себя в порядок. А потом поедете к жене.

Это предложение Георгий Михайлович не мог отклонить, ибо другого варианта у него не было.

– Вы очень любезны… Если, конечно, это вас не затруднит, – с глубоким уважением к благородному молодому человеку произнес Елизаров. – Кстати, меня зовут Георгием Михайловичем Елизаровым. А вас как величать?

– Остап, – ответил молодой человек. – Меня зовут Остап Бендер.

Новые знакомые пожали друг другу руки.

Ипполита Матвеевича дома не оказалось. Командор приготовил для профессора ванну, подал чистое банное полотенце.

– А вот вам и одежная щетка, – предложил великий комбинатор.

– Спасибо, спасибо, – почти шепотом пролепетал Георгий Михайлович.

Елизаров не знал, как может отблагодарить своего спасителя и благодетеля. Зато великий комбинатор хорошо знал, какую пользу он может извлечь из знакомства с профессором. И это знание было основано на определенных предпосылках.

На следующий день после первой ночи, проведенной в квартире Воробьянинова, Остап чисто случайно (в ходе обычной застольной беседы) узнал от Ипполита Матвеевича, что где-то года три назад правительством создана рабочая группа ученых под руководством профессора Г. М. Елизарова, которая занимается созданием какого-то сверхсекретного аппарата. Как сказал новоиспеченный писатель, этому проекту придает особое значение и курирует лично сам Иосиф Виссарионович Сталин. Несмотря на то, что создание группы засекречено, о ней говорила вся московская интеллигенция.

Великий комбинатор мгновенно ухватился за полученную информацию и через пару дней знал о Елизарове почти все (где живет и работает, каковы маршруты его передвижений и т. д.). Через профессора Бендер планировал выйти на высшее руководство страны, то есть на Сталина.

Поскольку ничего приличного командор так и не смог придумать, а времени у него было мало, пришлось применить один из самых грязных методов, имевшихся в его арсенале.

Он нашел на улице двух бродяг, пообещал каждому по рублю за то, что те нападут на указанного им мужчину и поколотят его. При этом Остап просил не переусердствовать – бить не сильно.

Как был реализован этот план, уважаемый читатель уже знает.

В этот день великий комбинатор рассчитывал лишь на установление контакта, на первое знакомство. О том, что Елизаров поедет к нему домой и с ним можно будет обстоятельно поговорить, он даже не мечтал. Но Бендеру повезло.

– Я словно заново родился, – провозгласил профессор, прерывая цепь размышлений Остапа. – Что было бы со мной, если бы не вы?

Командор, любивший, когда его хвалят, немедленно ответил, что он не мог поступить иначе, ибо его девиз – помогать попавшему в беду.

– Я не терплю, когда нарушается закон, юридический или нравственный, – резюмировал свою жизненную позицию командор, после чего пригласил гостя к столу.

Через некоторое время новые знакомые беседовали уже так, будто знали друг друга по крайней мере лет сто. Великий комбинатор был сегодня на высоте. Он говорил обо всем – о политике, экономике, музыке, театре, спорте и даже о биологии и химии.

Елизаров же подробно рассказывал о своей специальности (о физике), о темах кандидатской и докторской диссертаций.

Профессор был весьма поражен интеллектом Бендера, его политической подкованностью:

– Знаете, вы мне очень нравитесь. Нет-нет, это не преувеличение. Я никогда еще ни с кем не беседовал с таким удовольствием.

Елизаров сделал паузу, вспомнил предупреждение Сталина о секретности дела с машиной времени и уже тихо продолжил:

– Я думаю, не ошибусь, если открою вам, можно сказать, государственную тайну.

Ученый вопросительно посмотрел на собеседника, который не заставил себя долго ждать. Бендер, изобразив на лице покорность, очень убедительно воскликнул:

– Верьте, верьте мне!

И улыбнувшись, добавил:

– Я еще никогда никому не выдавал военных и государственных тайн.

Собеседники напряженно посмотрели друг другу в глаза и громко рассмеялись. Когда же в комнате вновь воцарилась серьезная атмосфера, Елизаров, немного поколебавшись, решил посвятить Остапа во все детали дела.

– Научная группа, которую я возглавляю, – начал профессор свой рассказ, – изобрела машину времени. Мы создали такой аппарат, с помощью которого можно будет путешествовать в будущее! Это революция в науке и технике! Это глобальный, извините за нескромность, переворот, который откроет новую веху в истории человечества.

Елизаров еще раз на всякий случай извинился за некоторую нескромность и перешел к делу:

– Сегодня я был на докладе у Сталина. Выслушав меня, Иосиф Виссарионович дал задание найти человека, которого можно будет послать в будущее. Он должен быть умным, сильным, способным выполнять указания нашего великого вождя…