Одесские каникулы следователя Железманова

– И все же взгляни, ни у кого таких сапог не замечалось?

Староста подошел к следу, некоторое время всматривался в него, потом пожал плечами:

– Нет, таких ни у кого не припомню.

– А есть кто-нибудь, чьи имя и фамилия подходили под эти буквы?

Староста наморщил лоб и наконец произнес:

– А тебе фамилия нужна или как звать по батюшке?

Дело в том, что в крестьянской среде понятие «фамилия» часто смешивалось с понятием «отчество». Суффикс «вич» (Андреевич или Николаевич) использовался только по отношению к более привилегированным слоям. У крестьянина отчество звучало иначе – Андреев или Николаев. То есть, например, современное ФИО Семен Иванович Николаев относительно крестьянина звучало как Семен Иванов Николаев. Именно это имел в виду староста.

Железманов пояснил:

– И так, и так подойдет.

Староста подумал еще и, наконец, выдал:

– Есть у нас Семен Колобов. По батюшке Петров будет.

– А где живет этот Колобов?

– Так в избе с родителями живет.

– С родителями? Ему сколько?

– Да годков пять, наверное, исполнилось.

Нет, пятилетний клюквенник – это из области фантастики. Но больше никого староста припомнить не смог. Петр Андреевич достал бумагу, карандаш и начал зарисовывать след. Естественно, что он измерил длину и ширину следа, четко повторил форму носков обуви и, конечно, тщательно зарисовал буквы на подковке. Однако надо было убедиться, что след оставлен именно незнакомцем, а не кем-то из жителей Кириловки. Поэтому следователь задал еще один вопрос:

– А у вас на селе никто обувь не шьет? К какому сапожнику обычно обращаются ваши односельцы?

– Так у нас Касимов недалече, тудой обычно ездиют, – развел руками староста.

– Сколько дворов на селе?

– Три десятка.

– Так, сейчас пойдешь со мной по дворам, я должен поговорить с жителями Кириловки. Заодно и узнаем, не справил ли кто сапожки с таким вензелем. И вообще поговорить есть о чем.

– Так давай всех на сход соберем, – предложил староста.

– Нет, на сходе много шума будет. Пойду по дворам, хотя бы с большаками поговорю, они про домашних все знают.

Большаками в деревне называли старшего в семье: отца или старшего сына. Они действительно обычно хорошо знали жизнь своих домочадцев, так как сами ее и организовали. Во всех домах Железманов ставил задачу – выяснить, не видел ли кто посторонних в Кириловке, не интересовался ли кто у сельчан насчет иконы, а также не мог ли оставить затейливый след около храма кто из сельских. Нельзя сказать, что жители села Кириловка были настолько бедные, что сапог у них отродясь не водилось. Конечно, большинство мужиков ходили в лаптях, а, когда становилось тепло, то и вообще босиком. Но были и те, кто мог позволить более фасонистую обувь. Хоть некоторые и надевали этот атрибут деревенского престижа только по праздникам и на публику, все же кандидатов на авторство следа у храма хватало. Поэтому в каждом доме Железманов просто просил выставить пред ним имеющиеся в доме сапоги. Из них он отбирал те, которые явно подходили по размеру, составляя список владельцев. К последним он планировал присмотреться более внимательно. Он и сейчас задавал вопросы: где были ночью, кто их видел. Как правило, тут же раздавались возгласы других домочадцев: так он всю ночь в избе провел! И все же Железманов фамилии записывал. Однако самого главного не было: сапог с необычной подковкой так и не обнаружился. Также никто не признался, что болтал с посторонними об иконах в местном храме. Зато поиски неизвестного, заходившего в Кириловку, оказались не такими уж бесплодными.

– Так я второго дня видела мужика незнакомого в нашем селе, как раз недалеко от церкви это было, – воскликнула одна крестьянка во время беседы. – Даже двух.

– Точно незнакомые?

– Вот тебе крест, – забожилась женщина, осеняя себя крестным знамением. – Первый раз их видела.

– А описать ты их можешь?

– Чего?

– Ну, рассказать, как они выглядели, росту какого были, цвет волос и прочие приметы, лет им сколько, молодые, старые, – пояснил следователь.

– Так оба были уже немолодые, в возрасте. Один повыше, худощавый, седой уже, спина у него сгорбленная.

– Сгорбленная, это как? Горб у него?

– Да какой там горб, просто спину не может прямо держать.

– Сутулится, словом, – понял следователь. – Вот ты сказала, что он выше был, чем другой. Это как? Он высокой сам по себе или просто выше второго, а тот такой маленький, что выше него быть не шутка.

– Не поняла, барин, о чем ты.

– Роста этот седой был большого? Выше меня?

– Да, выше.

Это было важное сопоставление. У Железманова рост был выше среднего, поэтому выше него – значит, высокий. Неплохо бы еще выяснить черты лица подозреваемого.

– А лицо этого сутулого ты разглядела? – продолжал работу следователь.

– Лицо как лицо, обычное, – крестьянка не понимала, что от нее хотят.

– Может, цвет глаз запомнила, нос какой?

– Да делать мне больше нечего, глаза его рассматривать, – отрезала свидетельница. – Нос обыкновенный.

– Ну как это обыкновенный? – начинал горячиться Железманов. – Вот смотри, у мужа твоего нос большой, с горбинкой. А вот у старосты он, наоборот, вздернутый, курносый. Какой более похож нос этого незнакомца?

– На мужнин, у того нос тоже с горбинкой, – уверено заявила свидетельница.

Приметы первого более-менее вырисовывались: высокого роста, худощавый, седой, пожилой, нос с горбинкой. По тем временам уже неплохой словесный портрет. О фотороботах тогда даже не мечтали. Железманов приступил к выяснению примет второго незнакомца:

– А второго мужчину описать можешь? Ты сказала, что он был ниже первого. Насколько ниже? Вот со мной сравни, – использовал знакомый прием следователь.

– А что мне его с тобой сравнивать? Я думаю, что он ненамного ниже тебя был, – предположила женщина. – Вот только ты худощавый, а он такой широкий в плечах был.

– Цвет волос какой?

– Черный, черный как смоль, я думаю, что цыган он. Вот к нам цыгане когда заходили, так вот у них волосы такие и лицо темное – темное, как грязь.

– Что, тоже черное или просто кажется, что он долго не умывался или сильно загорел? – сильно удивился Железманов, слабо допуская мысль, что к краже может быть причастен негр.

– Нет, так, как будто загорел он.

– Глаза, нос не разглядела?

– Нет, не разглядела.

– А ты мне вот что еще скажи. Они между собой не разговаривали?

– Говорили.

– А, о чем, ты не помнишь? Вспомни, очень надо.

Женщина наморщила лоб, некоторое время думала, а потом радостно воскликнула:

– Вспомнила, этот чернявый сказал седому, что, мол, надо торопиться, а то дело к ночи, а им еще до дома добираться.

– А как он это сказал?

– Как-как… Как и мы с тобой говорим, ртом, конечно, – не поняла вопроса свидетельница.

– То, что ртом, это понятно. Я другое имею в виду. Вот представь, разговаривают два человека. Вот если один является старшим или начальником, то он, наверное, будет иначе разговаривать, если, наоборот, должен слушаться другого. Вот как он это говорил – как начальник, или, наоборот, можно было подумать, что он опасается второго. Или они разговаривали как друзья?

– Я думаю, что этот чернявый недовольный был. Говорил, как сквозь зубы цедил.

Железманов опросил других жителей села. Еще несколько человек видели эту парочку незнакомцев, правда, издали. Также следователь выяснил, что никому из кириловцев эти двое не приходятся родственниками или просто знакомыми. Он в каждой избе задавал вопросы о гостях. Пожалуй, из осмотра места происшествия, показаний свидетелей он выжал все, что мог. Нужно было возвращаться в Касимов и далее приступать уже к другим следственным действиям. Но вначале надо как следует обдумать результаты дня сегодняшнего. Этим лучше заняться дома, после небольшого отдыха.

Выезжая из деревни, Железманов обратил внимание на дом с заколоченными окнами. Заколоченные дома можно было увидеть в рязанских деревнях, как, впрочем, и в деревнях других нечерноземных губерний. Многие крестьяне оставляли тяжелый земледельческий труд в зоне рискового земледелия и меняли его на не менее тяжелый труд в городе, тяжелый, но более стабильный.

– Хозяин на заработки ушел? – кивнул Петр на заколоченный дом. Вопрос был продиктован не служебной надобностью, а обычным бытовым любопытством, причем не особо глубоким. Так спросил, скорее для поддержания разговора.

Староста, который решил проводить следователя до выезда из деревни, кивнул головой:

– Да, у нас тут Изветов жил, он торговлей стал заниматься, в город уехал, а потом слухи ходили, что чуть ли не за границу к бусурманам подался, – староста испуганно перекрестился.

– А чем торговал?

– Красным товаром: тканями, лентами, пуговицами. Несколько лет уже как уехал.

Информация вряд ли имела отношение к делу. Петр Андреевич направился домой. По дороге он сосредоточился на особенностях «дорожного полотна» – бесчисленных ямках, лужицах, а также на красоте просыпающейся природы, стараясь получить максимальное удовольствие от велосипедной прогулки и хорошей погоды. Все равно думать лучше сосредоточившись, а какое тут максимальное сосредоточение, если надо то лужу объехать, то на камень не наскочить? Думать он будет дома, после обеда, когда никто не помешает его рассуждениям.

* * *

Так следователь и сделал. Он всегда старался не спешить с выводами, набрать определенный объем сведений. А для размышлений лучше уединиться и внимательно все обдумать, сопоставляя различные показания, данные осмотров и экспертных заключений. Нередко рассуждения сопровождались схемами и зарисовками. Однако не всегда для процесса обдумывания Петр Андреевич выбирал письменный стол. Чаще это был диван в кабинете. И так же часто собеседником и советчиком молодого следователя становился Тимофей. Вот и сегодня Петр удобно устроился на диване, положил на колени блокнот и карандаш, а рядом пристроился кот. Иногда он укладывался на спинку дивана и молодой человек протягивал время от времени руку, чтобы погладить рыжую шерстку. А в другой раз Тимофей выбирал место дислокации рядом с человеком на диване, и рука теребила рыжую шкурку непрерывно. А порой зверь просто устраивался на коленях следователя, и тогда молодому человеку приходилось чертить схемы, стараясь не потревожить любимое животное. Впрочем, такой мелочи следователь внимания не придавал. Главное – кот был очень внимательным собеседником, никогда не перебивал, не требовал сразу же принять его точку зрения. Мерное урчание и поглаживание мягкой шерстки успокаивало Петра и позволяло лучше сосредоточиться на предмете рассуждения.

«Так что мы имеем на сегодня? Нельзя сказать, что сегодняшний день не дал ничего полезного. Все же узнать кое-что у меня получилось», – начал с вывода следователь. Мерное урчание со спинки дивана явно обозначало, что двуногий, конечно, о себе бывает несколько слишком высокого мнения, но сегодня, пожалуй, он и вправду хорошо поработал.

«Итак, скорее всего храм ограбили не местные, а пришлые. Крестьян Кириловки можно исключить. Вряд ли они, сговорившись, будут рассказывать про двух незнакомцев. У нас есть приметы этих людей. Оба немолодые мужчины. Один высокого роста, другой среднего. Высокий – седой, худощавый, сутулится. Нос с горбинкой. Второй – чернявый, плотного телосложения. Темные волосы. Причем не просто темные, а „как смоль“. Плюс темный цвет кожи. Не негр, конечно. Если бы был негр, эта крестьянка как резаная кричала бы. Про нечистую силу всем бы рассказывала бы. Просто смуглый. Возможно, он цыган. Хотя цыгане чаще в качестве объекта кражи лошадей выбирают. Для икон другой рынок сбыта нужен. Может быть, этот чернявый – молдаванин, грек, армянин, еврей», – сопоставлял факты следователь.

Тимофей завертелся на спинке дивана, потом спрыгнул на диван и начал взбираться на руки.

– Ты чего? Хочешь, чтобы тебя погладили или хочешь сказать, что у тебя есть другие версии о личности злоумышленников?

У кота не было других версий, в данный момент он был согласен с двуногим, но в чем тот был не прав, так это в том, что котов надо гладить на коленях, так удобнее, и приятнее, и теплее.

– Ладно, иди ко мне на руки, будем думать на пару, – Петр начал почесывать кота за ухом, тот млел от удовольствия и запел песню на всю комнату.

– Вот хорошо тебе, можно мурлыкать сколько угодно, а мне вот думать надо и негодяев этих ловить, – укорил любимца Петр. Тот недовольно дернулся в руках человека, что явно обозначало возмущение высказанной несправедливостью. Он не покладая рук, то есть, простите, лап, помогает этому двуногому сосредоточиться, а тут еще ему на него же и жалуются! Впрочем, кот был отходчивым зверем, он никогда не дулся на двуногого долго. Вот и сейчас буквально через минуту друзья продолжали рассуждать.

«Скорее всего, они приехали заранее и пришли в храм, чтобы выбрать наиболее ценную икону», – продолжал строить версию следователь. Тут на него неожиданно внимательно посмотрели два зеленых глаза.

– Тебя что-то смущает? Ааа… Ты хочешь спросить, почему священник клянется, что на службе не было посторонних?

Взгляд зеленных глаз не оставлял сомнения, что такой вопрос возникает.

– Да все просто, рыжий! Чтобы посмотреть на икону, приглядеться к будущему объекту кражи, не обязательно приходить на службу, можно прийти до службы или после. Даже если священник и находился в храме, можно было улучить момент, когда к нему кто-то из прихожан подошел с каким-то вопросом, да мало ли зачем священник может отойти от иконостаса. Вот за его спиной вполне можно было все разглядеть. Незаметно можно было даже весь храм обойти и выбрать самую ценную икону. Вот тут другой вопрос возникает, очень интересный, я скажу тебе, вопрос. Почему была все же украдена именно эта икона? Икона старинная, почитаемая.

Кот спрыгнул с колен. Сел на пол, почесал задней лапой за ухом. Весь его вид говорил, что он устал от умных разговоров.

– Ты вот так, значит? Как сложный вопрос, так решил сбежать? Скажи лучше, что тебе эта задачка не по зубам. А я и без тебя домыслю, – махнул рукой Железманов.

Тимофей запрыгнул на подоконник и стал наблюдать за возней воробьев на ветке куста сирени. Свесившийся в комнату хвост слегка подергивался, выдавая напряжение охотника. А Петр Андреевич продолжал рассуждать по сути дела:

– В принципе, возможны два варианта. Первый, два клюквенника мотаются по российской глубинке, заходят в храмы и смотрят, чем можно поживиться. Так вот, наобум. Приехали в какое-либо село. Нашли церковь. Подождали, когда служба закончилась, в храме мало народу, священник с кем-то из прихожан беседует. Незаметно пройтись по храму, посмотреть, есть ли ценные иконы, выбрать соответствующий объект – вполне реально. Однако можно предположить второй вариант. Клюквенники получили информацию об иконе откуда-то извне и приехали. А вот откуда? Трудно предположить. Все же будем надеяться, что речь идет не о конце света. Икона, конечно, старинная, но не настолько уникальна, чтобы ради нее из-за границы ехать. Вполне возможна Москва. Надо обязательно отработать картотеку криминального элемента. Нужно проверить как рязанские карточки (увы, у нас пока картотека только создается), так и московские посмотреть.

Тимофей повернул голову и посмотрел на двуногого. Взгляд выражал одобрение.

– И это еще не все! – отреагировал на жест рыжего друга молодой человек. – У нас ведь еще одна зацепка есть!

Глаза зверя блеснули любопытством.

– Да! Ты забыл про след и, самое главное, про буковки на нем? Это могут быть буквы, обозначающие имя или даже фамилию.

Кот зевнул, изображая разочарование. Ну вот! Тоже мне след. Во-первых, это не полное имя. Во-вторых, может быть это и не имя вовсе. В-третьих, неужели преступник вот так возьмет и оставит столь важные сведения о себе?

– Ну знаешь, преступный элемент, он разный бывает. Некоторые совмещают в себе и наглость, и некоторую наивность и абсолютно уверены, что если они успели уйти с места преступления, то их никто и никогда не найдет. Особенно такая логика может быть характерна для гастролирующих преступников, постоянно переезжающих с место на место. Мол, если мотаюсь по стране, то фиг два кто меня поймает, – возражения Петра были не лишены аргументов, но он счел добавить еще один. – Даже те, кто ворует рядом со своим местом жительства, бывают потрясающе беспечны и выдают себя сами с головой. Чуть ли не на прогулку выходят в вещах, которые украли у соседа. Да что далеко ходить за примером. Кто совсем недавно явился в дом с птичьим пером на усах?

Железманов имел в виду совсем недавний случай, когда Тимофей пришел домой с весьма довольным и сытым видом, а на его шикарных усах болталось небольшое птичье перышко – свидетельство удачной охоты. К счастью, по цвету пера было видно, что добычей охотника стал бездомный голубь, а не глупый цыпленок, неосторожно покинувший родной птичник. За такое кот в деревне может буквально лишиться жизни. Тимофей тогда не понял причину серьезного выговора и сейчас сделал вид, что не понимает намеков двуногого. Все было по-честному: один убегал, другой догонял. Кто оказался более шустрым, тот и прав. Поэтому он и сейчас не отреагировал на слова Петра, который отметил, что у него есть еще важное направление поиска:

– С одной стороны, надо будет во всех запросах указать, чтобы особо обратили внимание на всех клюквенников, имеющих инициалы Эс-Ка. С другой стороны, нельзя исключать, что этот загадочный Эс-Ка не имеет отношения к краже, например, он сапожник, который изготовил эти сапоги, и теперь мне надо найти этого мастера и спросить его о том, кому он шил сапоги соответствующего размера.

* * *

На следующий день Петр начал реализовывать оба направления поиска. Первый – приметы преступников. Железманов был уверен, что кражу совершили люди бывалые (уж больно ловко вскрыты все замки). Большой шанс на то, что на них есть сведения в криминальной картотеке. В то время в России только формировалась система криминальной регистрации. Хотя в ряде городов усилиями наиболее толковых полицейских чиновников это дело велось давно. Задержанных преступников дактилоскопировали, фотографировали и подвергали измерениям по системе Бертильона. Альфонс Бертильон, французский криминалист, разработал механизм криминалистической регистрации, основанный на антропологических измерениях: рост, расстояние между глаз, размер ушной раковины, длина некоторых пальцев. Было выделено четырнадцать параметров измерения. Бертильон исходил из того, что один параметр может совпасть. Мало ли людей одного роста! А вот совпасть все четырнадцать параметров сразу вряд ли могут. В России только формировалась единая справочная система, но все же антропологическое бюро в столице уже накопило более шестидесяти тысяч карточек. И это позволило изобличить многих преступников, совершивших преступление повторно. Конечно, дактилоскопическая регистрация более надежна, но тогда она только входила в обиход и некоторое время в России применялись обе системы криминалистической регистрации. Тем более что надо было еще уметь снимать отпечатки пальцев на месте происшествия. Вот он, Железманов, этого делать не умел. И не умели другие следователи Российской империи. А уж если учесть, что чаще всего они оказывались на месте происшествия далеко не первыми, а после того как сельские старосты, полицейские урядники успевали немало наследить и залапать все на месте преступления своими руками, то бертильонаж было рано пока списывать в архив. Вопрос только в том, что сама система криминального учета только налаживалась. Во многих полицейских участках только учились измерять задержанных с помощью специальных линеек. Порой результаты получались оригинальными: например, уши, если верить результатам этих измерений, оказывались почти как у слона.

«Однако все же попробовать стоит, будем надеяться, что эта криминальная парочка засветилась», – рассуждал Железманов, составляя официальные запросы. Конечно, писать надо в обе столицы. Опять же не факт, что получится напасть на след: данных маловато. Точно известно одно антропологическое измерение: длина стопы. Рост можно предположить относительно – выше шести вершков3. Известен цвет волос и воровская квалификация – клюквенники. Следовательно, запросами надо потребовать данные на всех клюквенников выше шести вершков, с определенной длиной стопы. А вот цвет волос вообще мало что значит. Ну ладно, один черный. Вот это можно учесть, а вот второй седой. Он мог быть шатеном, брюнетом, рыжим. Да еще известен возраст. Можно отбросить молодых. Железманов представил, как полицейскому чиновнику будет нелегко составлять такой список. Это может быть человек эдак сто пятьдесят – двести. Но все же лучше, чем ничего. Потом от этого списка надо будет отталкиваться. Может, что-то и получится. Железманов также попросил особо обратить внимание на лиц, имеющих инициалы Эс-Ка, но ограничивать составление списка ими не стал. А вдруг это не инициалы преступника? Железманов написал письмо сотруднику сыскного отделения в Рязани Егору Ивановичу Анисимову. Может, ему эти деятели встречались. Попросил использовать свои связи и знакомства, проще говоря, агентуру, чтобы узнали, нет ли каких разговоров в криминальном мире о преступлении в Кириловке. Может, кто-то пытался искать каналы для сбыта иконы? Или давал заказ на это преступление и искал исполнителя? Словом, пусть поспрашивает кого надо.

А пока будет идти ответ на запрос и Анисимов будет задавать своим агентам вопросы, ему, следователю Железманову, самому надо проверить вторую зацепку-версию: необычный след, который был зафиксирован около храма, мог зафиксировать не с инициалы вора, а инициалы мастера, шившего сапоги. Вдруг этот сапожник, как средневековый мастер, старался выделить свой товар? Теперь предстояло найти этого амбициозного мастера. Искать сапожника в любом городе в начале ХХ века – дело нелегкое, ибо их традиционно было много. В Касимове тоже. Тем более, что в этом стремительно развивающемся купеческом городе кожевенное производство было местным коньком. Шкурки, выделанные в Касимове, шли на международных выставках нарасхват. Конечно, шили и сапоги. Следователю предстояла непростая задача: обойти всех сапожников и выяснить, нет ли такого, кто использует подковки с инициалами Эс-Ка.

Весь день Петр Андреевич добросовестно обходил нужные лавки и мастерские. Начал с торговых рядов на Соборной площади. Там самая активная купля-продажа идет и больше всего шансов на удачу. Тем более, что это буквально в двух шагах от его служебного кабинета, который располагался в здании мировых установлений на Соборной площади. Если найдет нужного свидетеля, можно будет быстренько привести к себе и допросить. Обход торговых рядов занял больше часа, лавок много, в том числе и сапожных, а еще соблазняют не сапожные. То булочник машет перед носом изумительно пахнущим калачом, то так же настойчиво, вызывая слюноотделение, предлагают купить колбасы (можно и конской, в городе и мусульмане живут, им тоже есть надо). В другой лавке разворачивают красочный платок, даже мелькнула мысль, не купить ли в подарок матушке или сестрам; а в этой сшибает аромат душистого мыла.

Книжная лавка так и манит страницами самых свежих изданий. Петру пришлось приложить усилия, чтобы не погрузиться в выбор книжной новинки для чтения. Словом, все что угодно душе и телу в изобилии предлагают касимовские купцы. Но следователю был нужен только сапожный мастер, и не абы какой, а именно тот, который в порыве собственных амбиций ставит фирменное клеймо на подковку. Однако не повезло, не торговал амбициозный мастер в торговых рядах. Дожевывая пирожок (все же не смог устоять в одной из хлебных лавок), Петр Андреевич двинул в сторону Рязанского спуска. Проверив все лавки там, пошел беседовать с сапожниками на Пятницкой и Троицкой улицах. Потом без его внимания не остались еще несколько улиц, он даже дошел до самой окраины Касимова к берегу речки Сиверки.

К концу дня ноги налились свинцом, но пока ничего найти не удалось. Сапожники мельком смотрели на рисунок и качали головой:

– Нет, я такое не делаю.

День клонился к концу, и пришлось возвращаться. Подходя к дому Петр заметил, что он не один спешит в родные стены: с противоположной стороны Малой Мещанской к месту своего жительства приближался Тимофей. Как и его двуногий, кот посвятил день охоте, только у него она была более успешной. На этот раз двуногому все должно понравиться: добычей стала не птичка, а грызун (почему-то двуногие их не любят и даже боятся). В зубах кот держал даже не мышь, а довольно большую крысу. Сам же охотник просто сиял от радости и гордости. Он решительно направился с добычей к двери дома. Надо двуногого подкормить. Кот Тимофей не какой-то там жадина, добро всегда помнит. С ним всегда ветчиной делятся, вот и он готов поделиться, тем более этот двуногий такой тощий! Ну точно, без него умрет с голодухи. Однако сам Петр энтузиазм своего любимца не разделял. Перспектива получить в центре комнаты тушку придавленной крысы, которая к тому же еще может в любой момент ожить и начать бегать по квартире, его не обрадовала. Поэтому он встал поперек дороги и не спешил открывать дверь.