Хоккёкусей. Сила стихий

Но Кагеро была внешне спокойна и собрана. Она быстро пересекла галерею и вошла в указанную комнату, однако, сделав два шага, застыла от ужаса: тело, лежащее на низкой кровати, с которой были скинуты все подушки, несомненно, принадлежало ее мужу. Но как оно выглядело – этого Кагеро не могла вообразить даже в самых страшных кошмарах: заросшее щетиной лицо было не тронуто, но руки, ноги и торс представляли собой месиво из лоскутов кожи, обрывков одежды и запекшейся крови.

Медленно, на негнущихся ногах, она подошла ближе и, как в трансе, опустилась на колени, не в силах оторвать взгляда от изувеченного тела: ей казалось, что время вокруг замерло. Кагеро мягко коснулась дрожащими пальцами окровавленной руки Ооками, которая свешивалась с края, и переплела его пальцы со своими. Она хотела было поднести ладонь мужа к щеке, но замерла, увидев, что подушечки рассечены и кровоточат. Кагеро так и застыла, наблюдая, как алая капелька крови набухает на кончике израненного пальца: это означало, что сердце Ооками все еще бьется…

На галерее послышались торопливые шаги. В комнату в сопровождении Торы стремительно вошел мужчина, увешанный различными амулетами, коротко поклонился Асунаро и бегло окинул взглядом лежащего на кровати Ооками.

– Женщинам тут не место, – бросил он, материализуя с помощью одного из амулетов какие-то снадобья и травы.

Но Кагеро, казалось, не видела пришедшего лекаря и не слышала его слов. Тяжело вздохнув, Тора подошла к подруге, присела рядом и приобняла за плечи, словно хотела предложить разделить свое горе с ней.

– Кагеро, пойдем… – она пыталась подобрать слова, которые могли бы вернуть подругу к реальности. – Пойдем проведаем, как там Цуру и Саншуо… Они, наверное, ждут, что ты заглянешь к ним перед сном.

Услышав имена детей, Кагеро действительно пришла в себя и огляделась, как будто видела комнату впервые. Затем поднялась, опираясь на руку Торы.

– Да… да, ты права… – пробормотала она и, кинув отчаянный взгляд на почти бездыханного мужа, вышла из комнаты в сопровождении хозяйки дома.

На галерее Кагеро стало легче: она прислонилась спиной к холодному мрамору и прикрыла глаза. Тора внимательно следила за ней, словно опасалась, что подруга лишится чувств от переживаний. Но Кагеро несколько раз мотнула головой, отгоняя видения, и устало потерла виски.

– Цуру и Саншуо уже спят?

Кагеро не осознавала, как долго находилась рядом с Ооками. Ей казалось, прошла целая вечность с момента, как Асунаро появился во дворе ее дома.

– Не думаю, – мягко ответила Тора. – Я их уложила совсем недавно.

– Они не должны знать о том, что произошло с отцом, – ровно и без эмоций сказала она. – Юми видел?..

Асунаро успел перехватить только перепуганную отчаянным воем собак Ясумин: девочка выскочила из своей комнаты и побежала вниз по лестнице следом за родителями. Проворный и стремительный Юми, перепрыгивая через ступеньки, опередил мать, и Тора не успела помешать ему замереть от испуга рядом с изрезанным телом дяди, которое стражники осторожно опустили на песок во внутреннем дворе.

– Да, но я скажу ему не вдаваться в подробности.

– Спасибо, – выдохнула Кагеро и кинула отчаянный взгляд в сторону запертой двери. – Действительно… пока схожу проведать их…

Но не успела она сделать и шага, как Тора коснулась ее плеча и жестко произнесла:

– Тогда надо взять себя в руки. Нельзя, чтобы дети видели тебя в таком состоянии.

Что на самом деле творилось в душе Кагеро, не знал и не мог представить никто. Раньше воспоминания никогда не терзали ее на Хидари – Ооками всегда был рядом, всегда защищал от них.

Теперь же она снова встретилась с ними лицом к лицу.

– Ты права… – закрывая глаза и сжимая пальцы в кулаки, прошептала Кагеро. – Ты права…

Сделав несколько глубоких вдохов, она выпрямилась и заставила себя на время отстраниться от увиденного. У нее еще были силы, чтобы противостоять призракам прошлого: черты лица смягчились, но напряжение чувствовалось в скованности движений и слишком прямой спине. Кивнув Торе, она пошла по галерее в левое крыло поместья, где располагались детские комнаты.

Цуру и Саншуо не спали: как только Кагеро появилась, они вскочили с кроватей и подбежали к матери. Оставшись одни, дети стали вспоминать обрывки услышанных разговоров взрослых, шёпотом делились тем, что успели заметить после того, как попали в дом дяди. И решили, что раз мама так переживает уже не первый день, значит, состояние отца тяжелое.

– Как папа? – обеспокоенно спросила Саншуо и с тревогой взглянула в глаза матери. – Ему очень плохо?

– С ним все будет хорошо, – Кагеро присела и обняла детей. – К нему приехал лекарь, и ваш отец скоро поправится. Вам пока надо немного поспать, хотя бы до обеда.

Кагеро отвечала ровным и тихим голосом, стараясь, чтобы тревога не передалась детям. Ей отчаянно хотелось вернуться обратно – опуститься в сейдза20 рядом с дверью в комнату, в которой вел борьбу за жизнь Ооками, – но заставляла себя не думать об этом. Сейчас она была нужна детям, а на Хидари мужу никак не могла помочь.

– А потом мы можем пойти поиграть во дворе с Юми? – спросил Цуру.

Раз мама говорила, что все хорошо – значит, так и было. Они тоже недавно тяжело болели, и пришлось звать лекаря – его горькие микстуры поставили их на ноги за пару дней. Поэтому повода для переживаний больше не было.

– После того как поспите – да, можете.

Кагеро приобняла близнецов за плечи и подвела к кроватям.

– Ой, ты поранилась! – воскликнул Цуру, указывая на кровь на рукаве матери.

Вдох. Выдох.

– Ничего страшного, сынок, – после паузы ответила Кагеро: заставить себя не думать о том, почему кровь туда попала, было нелегко. – Эта рана затянется… Ложись спать…

Поцеловав и крепко обняв каждого, Кагеро вышла вслед за Торой в коридор и прикрыла дверь комнаты.

***

Тора и Кагеро уже несколько часов сидели на подушках центральной террасы второго этажа в ожидании Асунаро и лекаря, которые все никак не выходили из комнаты. Кагеро порывалась сесть ближе, на холодный мраморный пол галереи, но Тора не позволила ей сделать это – увлекла на подушки и почти насильно заставила выпить хоть одну чашку чая (в которую предусмотрительно добавила успокоительное зелье). Натянутые до предела нервы могла расслабить лишь катана Нии-ши21, но выходить из дома Кагеро не решилась, вместо этого погрузилась в подобие транса и сидела без движения, уставившись в одну точку на противоположной стене. Зелья никогда не помогали ей.

За это время Тора была вынуждена несколько раз отлучиться, чтобы отдать приказы слугам об обеде и проведать Ясумин и Юми, который обещал матери присматривать за младшими сестрами и братом. Но все остальное время она внимательно следила за неподвижной подругой и старалась не думать о том, что происходит в соседней комнате.

Скрипнула дверь. Послышались шаги, и Кагеро дернула головой, выходя из транса. Вскочить на ноги она не успела – на террасе появились Асунаро и лекарь, и вместе с ними ворвался вихрь ароматов лечебных трав. Кое-где на их рукавах были заметны пятна крови, но выражение лиц было усталым, а не скорбным, и, несмотря на это, Кагеро поняла, что не может первой задать вопрос, словно ком в горле мешал ей говорить. Пока они усаживались на подушки, Тора позвала слуг, чтобы те принесли чай.

– Ваш муж жив, госпожа Нии-ши, – наконец ответил лекарь, понимая, что его слов ждут с замиранием сердца. – Состояние еще тяжелое, но мы с советником Асунаро сделали все возможное, чтобы не дать ему уйти к Повелителю душ. Он должен оставаться здесь, на Хидари. Любое перемещение на Сейто для него смертельно.

Кагеро облегченно вздохнула и уронила голову на ладони. Тем временем лекарь, приняв пиалу с чаем из рук хозяйки, продолжал:

– Я залечил как внешние раны, так и многочисленные внутренние. Целебные заклинания должны привести его тело в нормальное состояние дней за шесть-восемь. Это время он пробудет без сознания, магия будет подпитывать его, а когда придет в себя, вернет физическую форму за день-другой. Шрамы месяц или два будут видны, но большая часть через полгода исчезнет.

– Физическую? – переспросила Кагеро, почувствовав, что лекарь выделил это слово.

– Мне сложно предположить, как пережитое скажется на его душевном состоянии. Мои заклинания смягчат восприятие в первое время. Ваш муж будет помнить, что с ним происходило, но это не доставит ему сильных страданий. Полагаю, когда вы вернетесь на Сейто, воспоминания могут стать более яркими. С ним работал настоящий мастер, поэтому я не удивлюсь, если его душевное состояние претерпит некоторые изменения.

– Настоящий мастер? Что вы имеете в виду? – Кагеро медленно выпрямила спину, а в глазах появился опасный блеск.

– Вы же не думаете, что его банально стегали хлыстом? – пожав плечами, ответил лекарь. – С ним работал человек, прошедший полное посвящение в искусство пыток! Все раны были нанесены с целью доставить максимальную боль с минимальными повреждениями тела. Это действительно был мастер, я видел немало бедолаг после подобных процедур, и они не шли ни в какое сравнение.

Тора заметно побледнела уже при первых словах о пытках, но Кагеро не изменилась в лице, только сильно сжала кулаки, впиваясь до боли ногтями в ладони.

– И много ли, советник, у вас в стране людей, владеющих таким искусством? – холодно спросила она.

Асунаро задумался, подсчитывая, сколько палачей работало в Подвалах дворца за последние годы:

– По всей стране, наверное, наберется больше сотни. Это из тех, кто активно практикует или уже отошел от дел, но мастерством все равно владеет. Пытки, Кагеро Нии-ши, распространены на Хидари как способ добывания нужной информации.

В комнате воцарилось молчание, которое прервал задумчивый голос лекаря:

– Только одного не могу понять… Зачем он рассек ему подушечки пальцев. Совершенно бесполезные раны с любой точки зрения… К тому же, учитывая, что повреждения были нанесены несколько часов назад, когда советник уже находился в таком состоянии, он даже не почувствовал боли. Это единственные ранки, которые не хотели затягиваться. Предполагаю, что для их нанесения использовали неизвестный мне амулет. Они больше не кровоточат, но все еще открыты. Я бы посоветовал прикладывать к пальцам примочки из ромашки…

– Благодарю вас, – Кагеро поднялась с подушек и поклонилась лекарю.

Больше медлить она не могла: отчаяние снова начинало брать верх, и ей было жизненно необходимо увидеть Ооками, пусть даже лежащего без сознания.

– Помочь Нии-ши – честь для меня, – ответил он с поклоном.

Кагеро коротко кивнула Асунаро и Торе, вышла из комнаты и направилась в спальню мужа. Жив. Самое главное – Ооками жив. А остальное уже не было важным.

***

Тихое появление Асунаро незадолго до восхода солнца в поместье князя Итачи прошло почти незамеченным. Дежуривший ночью стражник разбудил своего господина, и тот вышел во двор навстречу неожиданному гостю. Заходить в дом Асунаро отказался, и встревоженный его измученным видом Итачи предложил пройти в сад. Советник устало опустился на скамью и после небольшой паузы заговорил:

– Я хотел просить тебя и Кицуне погостить в Уките…

– Что случилось?

Итачи не тешил себя надеждой, что это простой визит вежливости.

– Ооками сильно изранен, Кагеро на грани. Мы с Торой не удержим ее, если он не выживет.

Князю не надо больше ничего объяснять, он слишком хорошо знал свою тещу, чтобы понимать, что происходит в ее душе, пока Ооками при смерти.

– Она уже порывается идти мстить?

– Некому, – Асунаро пожал плечами и устало потер виски: – Я не знаю исполнителя. К тому же она пока считает, что опасность позади. Лекарь, по моей просьбе, не сказал ей всей правды. Выживет ли он, будет ясно только через несколько дней.

– После того как Татегами22 отправился к Повелителю душ, от необдуманных действий ее если и может кто удержать, так это Ооками, – Итачи тяжело вздохнул, переживая за друга. – В любом случае, советник, на Хидари полетят головы с плеч: Кагеро не оставит это безнаказанным.

– Я знаю. И у нее есть полное право мстить… – тщетно пытаясь отогнать воспоминания о последних часах, ответил Асунаро. – То, что сделали с Ооками, ужасно.

Какое-то время они сидели молча, слушая нарастающий птичий гомон в предрассветной тишине и наблюдая, как восходящее солнце начинает окрашивать небо над кромкой леса. Итачи, пытаясь осознать услышанное, первый прервал молчание:

– Но кому это понадобилось?

Асунаро пожал плечами.

– Без понятия. Во дворце отрицают любую причастность к происшедшему. Ооками успешно закончил переговоры и собирался вернуться на Сейто. Но после того, как вышел во внутренний двор, больше его не видели. Стража посчитала, что он воспользовался порталом, и не обратила никакого внимания на то, кто был рядом с ним. Но на Сейто Ооками не появлялся… В любом случае тебе и Кицуне с Шикой лучше перебраться на время к нам, чтобы быть в курсе происходящего. А также… – добавил он после небольшой паузы, – чтобы это никак не могло затронуть дочь Нии-ши…

– Понятно… – протянул Итачи. – Ты думаешь, это может быть связано с Кагеро и ее мечом?

– У меня нет ни одной идеи. Поэтому я лучше позабочусь о вашей безопасности сейчас, чем потом буду жалеть о непредусмотрительности.

Такие доводы показались Итачи весьма разумными, он резко поднялся со скамьи и спросил:

– Мне разбудить Кицуне и Шику? Идем прямо сейчас?

– Нет, пока не стоит. У нас вечер, и я все же хотел бы несколько часов поспать. Спокойно соберитесь и ждите меня ближе к концу дня. Я сообщу, если…

Оборвав себя на полуслове, Асунаро тяжело поднялся, на прощание кивнул и пошел к выходу из поместья, чтобы открыть портал обратно на Хидари.

О том, что будет «если…», думать он себе категорически запрещал.

Глава 3. Томительное ожидание

Всю ночь и следующий день Кагеро просидела подле мужа. Положив пальцы на запястье Ооками, считала каждый удар сердца, отслеживая его тихое равномерное биение. Она видела, что заклинания лекаря Повелителя работали: раны медленно затягивались, оставляя за собой тонкие воспаленные дорожки шрамов. Изредка она поднималась – размять затекшие от неподвижного сидения в сейдза ноги и плечи, – но, как только переставала чувствовать пульсирующую под пальцами кровь, накатывала паника. Кагеро слишком хорошо знала это состояние – она находилась в нем долгие годы до появления в ее жизни Ооками – и возвращалась к кровати мужа до того, как леденящий страх потери охватывал настолько, что она не могла держать это чувство под контролем.

Размеренные легкие удары под пальцами прогоняли воспоминания. Кагеро подстраивала свое сбившееся дыхание в унисон с тихим дыханием Ооками и продолжала наблюдать. С каждым разом ей приходилось прилагать больше усилий, чтобы успокоиться – сказывались долгие часы бодрствования. Но спать она не решалась, помня, что в таком состоянии сны, полные кошмаров, спасением не являются.

Асунаро отправился на Сейто за Итачи и Кицуне еще на рассвете, он не мешкал с возвращением: лекарь наказал ему ежечасно проверять состояние шурина – первые несколько дней были решающими в борьбе за жизнь Ооками.

Дверь в комнату раненого оставалась постоянно открытой, чтобы при необходимости можно было без лишнего промедления позвать на помощь. Поэтому Асунаро тихо проходил по галерее и незамеченным останавливался в проеме. Несколько касаний амулетов, выданных лекарем, давали ему понять, что состояние Ооками не ухудшается. Каждый раз видел неподвижную прямую спину Кагеро и не решался тревожить ее беседами.

На дом уже спускались сумерки, когда Асунаро, придя проведать друга в очередной раз, увидел, как Кагеро сидит, сгорбившись, ее плечи подрагивают от молчаливых рыданий. Подумав, что Ооками стало хуже, он влетел в комнату и активировал амулеты, позволяющие мгновенно определить состояние здоровья. Однако никаких изменений Асунаро не заметил, с облегчением выдохнул и повернулся к Кагеро. Ее плечи перестали дрожать, но она еще не решалась выпрямить спину, пряча заплаканные глаза.

– Он выживет… – тихо произнес Асунаро в попытке успокоить княгиню.

Та на какое-то время застыла, а потом выпрямилась и посмотрела на него: от сильной и хладнокровной Кагеро остались осколки. Не решившись продолжать разговор, он тяжело вздохнул и покачал головой. Затем направился к выходу из комнаты.

– Асунаро… – Она очень редко звала его по имени, используя в разговоре безличное обращение или должность. – Я хотела просить вас…

Тихо произнесенные слова заставили его вернуться и опуститься в сейдза с другой стороны кровати.

– Если… Ооками… – казалось, каждое слово Кагеро давалось с трудом, – отправится к Повелителю душ… позаботьтесь о Цуру и Саншуо и… не мешайте мне…

В следующий момент она резко подняла голову и с мольбой посмотрела ему в глаза. Асунаро отвел взгляд, не выдержав напряжения.

– Вы не понимаете, о чем просите, Кагеро… – произнес он через какое-то время.

– Вы не понимаете, во что превратится моя жизнь без него… – с возрастающим отчаянием в голосе возразила она.

Вместо ответа Асунаро поднялся и отошел к окну. Заходящее солнце окрашивало горизонт причудливыми алыми узорами, и он пытался найти подсказку в темнеющих облаках, медленно плывущих вдали. Кагеро же оставалось успокаивать свою душевную боль размеренными ударами пульса Ооками.

На галерее послышались легкие торопливые шаги – в комнату почти вбежала обеспокоенная долгим отсутствием мужа Тора.

– Что случилось? – негромко, но с тревогой в голосе спросила она и замерла, интуитивно поняв, что между Кагеро и ее мужем не просто так повисла гнетущая тишина.

Асунаро медленно повернулся и посмотрел на Кагеро.

– Я не могу… – ответил он, проигнорировав вопрос жены.

По судорожно дернувшимся пальцам Тора поняла, что это не те слова, которые хотела услышать Кагеро. Более не в силах совладать с эмоциями, княгиня сжалась и спрятала лицо в ладонях.

– Не могу… – повторил Асунаро, и в его голосе прозвучали нотки отчаяния, – придумать, как отговорить вас от этого. Я понимаю всю тщетность моих аргументов, я помню, что вам пришлось пережить. Но это неправильно, Кагеро!

И, повернувшись к жене, жестко ответил на ее вопрос:

– Если Ооками умрет, она последует за ним…

Торе не надо было объяснять, что происходило в комнате брата до ее появления: истощенная душевно и физически Кагеро была в своем поведении непредсказуема.

– Выйдем отсюда, – Тора не просила, а требовала продолжить разговор в другом месте.

Она первой вышла на галерею и стала ждать, пока к ней присоединятся Асунаро и Кагеро. Затем остановилась напротив жены брата, посмотрела ей прямо в глаза и резко произнесла:

– Отдай, пожалуйста, свою катану.

Кагеро подумала, что ослышалась, но ответить не успела, потому что негодующая подруга продолжила:

– Ты не спала почти двое суток, столько же не ела и не пила воды! Ты довела себя до такого состояния, что говоришь вещи, о которых впоследствии можешь пожалеть. Поэтому ты сейчас отдашь Асунаро свой меч, пойдешь в соседнюю комнату и выспишься. Я не пущу тебя к Ооками, пока не увижу, что ты снова в состоянии трезво оценивать происходящее! А Асунаро запрет катану и не отдаст, пока не будет уверен, что ты не используешь ее себе во вред. Если что-то случится с моим братом, я не позволю, чтобы мои племянники страдали от потери обоих родителей!

Краем глаза Тора видела: стоящий рядом Асунаро едва заметно коснулся перстня, чтобы не терять ни секунды для заклинания в случае, если Нии-ши сочтет такое требование угрозой и попытается напасть на них. Но Кагеро первая отвела взгляд, признавая свое поражение: не произнеся ни слова более, она молча отвязала саю23 и с легким поклоном передала меч Асунаро. Тора не ожидала такого смирения и поняла, насколько обессилена Кагеро, чтобы без споров отдать свою единственную защиту на Хидари.

– Спасибо, что вывела нас обоих из этого безумного разговора, – вполголоса произнес Асунаро, когда за Кагеро закрылась дверь соседней гостевой комнаты. – Я должен был сказать ей это же сразу, но она так опутала меня своим состояниям безысходности, что и я потерял способность соображать. Не думал, что когда-либо увижу ее такой…

***

Открыв глаза утром, Кагеро первым делом подумала, что ей приснился новый кошмар, в котором Ооками теперь пытали, – обычно в подобных видениях он погибал от меча Куротачи24. Но в следующее мгновение поняла, что находится одна в спальне дома Асунаро, и окончательно осознала: кошмар был реальностью. Встать оказалось нелегко – кружилась голова и темнело в глазах. Кагеро заставила себя дойти до смежной со спальней уборной, скинула одежду и окатила все тело водой. Холодная, почти ледяная, – слуги не успели заранее нагреть ее, – моментально разогнала кровь и вернула ясность мысли. Приведя себя в порядок, она вышла на галерею и поспешила заглянуть в соседнюю комнату. Состояние Ооками мало изменилось с прошлого вечера, но после крепкого и долгого сна внутреннее напряжение исчезло: ушел панический страх потери, и от взгляда на почти затянувшиеся раны в ней всколыхнулась не боль, а желание отомстить за каждый порез, за каждый шрам. Следующим пришло чувство голода, поэтому она коротко коснулась губами запястья Ооками, чуть задержав взгляд на все еще незаживающих подушечках пальцев, и вышла из комнаты. У центральной лестницы она встретила недавно проснувшихся и полусонных детей: Саншуо и Цуру подбежали к матери, обняли ее. Кагеро присела и крепко прижала их к себе, устыдившись вчерашнего порыва последовать за Ооками к Повелителю душ и оставить детей сиротами.

– Мам, можно, мы немного побудем с папой? – широко улыбнувшись спросила Саншуо.

Огоньки счастья, мерцающие в ее глазах, успокаивали и дарили тепло, и Кагеро невольно улыбнулась дочери в ответ.

– Мы не будем шуметь, – поддержал сестру Цуру. – Просто посидим, как он сидел рядом, когда мы заболели и нам было очень плохо…

О чем говорили близнецы, Кагеро помнила – несколько месяцев назад она и Ооками метались между горевшими в лихорадке детьми, следили за их дыханием и поддерживали исцеляющие заклинания.

– Конечно… – она сглотнула навернувшиеся слезы и постаралась продолжать улыбаться как можно естественнее. – Думаю, папе будет приятно, если вы расскажете ему, как прошел вчерашний день!

Кагеро подвела детей к кровати Ооками, удостоверилась, что большинство еще не до конца заживших ран скрыто под одеялом, и отошла к стене. Однако даже вид испещренной шрамами руки испугал Саншуо.

– Мамочка, но зачем кто-то сделал папе так больно? – тревожно спросила она.

Желая поддержать отца, Саншуо обняла его за руку, как вдруг заметила незаживающие ранки. Нерешительно дотронулась до них и охнула, когда тяжелая расслабленная ладонь Ооками окутала ее пальцы, сжавшиеся от испуга в кулачок. Кагеро, рассеянно наблюдавшая за действиями дочери, сглотнула появившийся в горле ком.

– Не знаю, солнышко… пока не знаю… Но поверь мне, безнаказанным я это не оставлю!

Такой ответ Саншуо устроил, она кивнула и снова обернулась к отцу. Заметив, что вид Ооками без сознания пугает детей, Кагеро мягко подтолкнула их к выходу из комнаты.

– Лекарь обещал, что папа скоро поправится, – сказала она им. – Поэтому вы можете поиграть у озера, пока мы не вернулись обратно домой.

Удостоверившись, что Саншуо и Цуру присоединились к Юми, Кагеро продолжила свой путь в поисках хозяев дома и завтрака. Она понимала, что вчерашний разговор будет иметь последствия, и не знала, как встретят ее друзья. Ей показалось, что она слышит знакомые голоса, и Кагеро поторопилась войти в столовую: увидев сидящих на подушках Итачи и Кицуне, она удивилась, но лишь коротко кивнула Торе и Асунаро, которые внимательно следили за ней.

– Как Ооками? – после приветствия спросила Кицуне. – Тора и Асунаро нам все рассказали. Это ужасно… Ты, надеюсь, передохнула ночью?

– Ооками без изменений, но раны затягиваются хорошо… Я в порядке, не беспокойся…

Она кинула быстрый взгляд на Тору, но та никак не прокомментировала эти слова. Однако протянула подруге пиалу с рисом и велела принести еще один чайный прибор. Завтрак продолжался в молчании, которое никто из присутствующих не решался нарушить: Тора не рассказала Итачи и Кицуне о вчерашней перепалке с Кагеро, и те не понимали, отчего между хозяевами дома и княгиней повисло напряжение.

– Вам что-то удалось узнать во дворце? – первой нарушила тишину Кагеро, обращаясь к Асунаро, но тот лишь покачал головой. – А что говорят стражники, которые охраняли Ооками на Хидари? Я знаю, за ним постоянно ходили двое воинов в черном. Для чего вообще тогда охрана была нужна? Это же нападение на представителя Сейто! Совет Магов знает?

– Да, – в голосе Асунаро послышалась горечь. – Я был на Сейто вчера, принес официальные заверения от Повелителя, что это ни в коем случае не объявление войны, попросил до окончания расследования не делать поспешных выводов. Вы правы в своих упреках, Кагеро, за Ооками должны были лучше следить. По словам охранников, он открыл портал до Сейто и исчез в нем, как каждый раз после заседания Совета. Боюсь, нам придется ждать, пока Ооками очнется. Я вчера проверил всех, с кем он разговаривал во время пребывания на Хидари: ни у одного из них не могло быть ни мотивов, ни возможностей. Поэтому только он сам может ответить на все вопросы. Нам остается ждать.