Полная версия
Новороссия не сдается. Посвящается героям Новороссии, павшим и живым
Новороссия не сдается
Посвящается героям Новороссии, павшим и живым
Владимир Чеботаев
© Владимир Чеботаев, 2019
ISBN 978-5-4496-3770-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Владимир Чеботаев
Новороссия не сдаётся
Посвящается героям Новороссии, павшим и живым
Наша власть должна быть страшной.Степан Бандера
Ступайте от нас в жупане,не говоря – в мундире, поадресу на три буквы,на все четыре стороны.Пусть теперь в мазанкехором гансы с ляхамиставят вас на четыре кости,поганцы.Иосиф БродскийЛживых историков следовало бы казнить, как фальшивомонетчиков.
Сервантес
Мi не хохлы, мi арiи, слава укроине»
Надпись на стене в туалете
Некоторые полагают, что ударить – значит ударить; но ударить не значит ударить, а убить не значит убить. Тот, кто наносит удар, и тот, кто его принимает, не более чем сон, которого, возможно, нет…
Дроздов стоял на руках на самом краю обрывистого берега Телецкого озера. Внизу на берегу лежали огромные острые камни. Кровь прилила к голове, ноги заносило вперед, грозя перевеситьтело вниз, туда, где его хищно ждали камни, похожие на зубы акулы.
Дроздов вспомнил уроки Старика, напряг все мышцы, затем резко расслабил. Тело стало послушным, как дрессированный зверь в цирке. «Теперь контроль дыхания». Он сделал пару глубоких вдохов, закрыл глаза, сосредоточился…
…он почувствовал себя водой, плавно обтекая камни, стремительным потоком помчался вниз…
…вода стала легче воздуха, он начал подниматься все выше и выше… и вот уже облака оказались под ним…
…неожиданно его тело стало крепче стали, теперь из него можно было выковать любой меч…
…сталь постепенно расплавлялась под действием огня, жар становился невыносимым, казалось сейчас он превратится в пепел как вдруг…
…в невообразимой бесконечности мира он вдруг услышал: «Цветы весной, кукушка летом, осенью листва, холодный чистый снег – зимой».
Дроздов стал на ноги – внизу по-прежнему как зеркало блестело озеро, на берегу лежали камни, по небу плыли облака. Мир снова стал прежним…
Он спустился по извилистой тропинке, зашел в домик лесничего. Здесь он жил один последние пол года: никаких газет, телевизора, телефона, только Небо, Озеро и Лес.
Три дня назад он пошел в ближайший поселок за продуктами и узнал, что на Полуострове уже два месяца идет война.
Он не хотел возвращаться в тот мир, но проснувшись на другой день понял – бессмысленно скрываться от мира, если мирснова догнал тебя…
Собирая вещи, Дроздов вспомнил свою последнюю встречу со Стариком в белградском госпитале.
– Почему ты уходишь? – спросил Старик.
– Меня предали. Я выбираю мир, а не войну.
– Людям свойственно колебаться и менять решения. Уйдя от мира, ты узнаешь как много сил тратят те, кто остается в нем. Что ты собираешься делать?
– Меня сделали машиной для убийств. Я больше не хочу быть машиной, я хочу быть человеком.
– Ты никогда не был машиной, машины не могут чувствовать. Ты выбрал Путь воина и должен следовать ему.
– Почему за свою историю люди лучше всего научились убивать друг друга? Почему они не могут просто жить?
– Ты задаешь вопрос, на который у меня нет ответа. Я приехал, чтобы попросить у тебя прощения, но… по правде говоря, это ты должен просить у меня прощения.
– Прости. Ты всегда давал мне правильные советы. Скажи, что мне делать?
– Следуй велению сердца…
ГЛАВА I
ПОЛУОСТРОВ
Большой круизный лайнер, вышедший из Новороссийска, был заполнен пассажирами почти полностью, но тех, кто плыл на корабле, трудно было назвать обычными туристами. Почти все плывущие на Полуостров были крепкими мужчинами от двадцати до сорока лет.«Добровольцы», – понял Дроздов еще на пристани. Судя по внешности и разговорам, среди добровольцевбыли казахи, белорусы, жители Приднестровья, абхазы, чеченцы, несколько арабов, китайцы, даже небольшая группа из ЛатинскойАмерики. Все они стояли группамии оживленно обсуждали последние сводки с Полуострова.
Дроздов прошел по палубе, неожиданно услышал сербскую речь, остановился, прислушался. Сербы вспоминали недавнюю войну за освобождение Косово от албанцев.
Он посмотрел на море – в воздухе пахло войной. Он хорошо знал этот тошнотный запах, состоящий из флюидов ненависти и страха, бьющей из ран фонтанов крови, стонов раненых, последних вздохов умирающих, запаха сгоревших трупов…
Сербы продолжали говорить о войне в Косово. Дроздов неожиданно вспомнил плен…
…албанцы держали его и сербов в ямах для мусора. Удушливый запах вызывал приступы рвоты, но рвать ему было нечем, потому что их почти не кормили.
Сверху ямы были закрыты деревянными решетками. Албанцы подводили к яме своих детей и заставляли их писать на головы пленных. Дети с удовольствием мочились на головы «плохих сербов».
Ямы были вырыты во дворе небольшой, сожженной албанцами православной церкви, в селе на границе Косово и Албании. В подвале церкви находилась секретная тюрьма цру.
Охранниками в тюрьме служили албанские боевики и несколько американцев, которых добровольцы из России называли пиндосами.
Косовары из Армии освобождения Косова были страшно злы на сербов за поражение в войне – сербской армии и добровольцам из разных стран, в основном из России, удалось полностью освободить Косово от всех албанцев.
Боевики регулярно зверски избивали пленных. Пиндосы охранники устроили из этого развлечение – делали ставки на тех сербов, кто дольше продержится.
Дроздов терпел и ждал когда за ним придет помощь…
Ночью становилось холодно, уже через пару часов, тело полностью окочевало, превращаясь в деревянный чурбан.
Через пару таких ночей, он понял, что может замерзнуть, вспомнил советы Старика, начал согреваться, погружаясь в транс. Это его и спасло.
Сербы в соседней яме замерзли.
Ночью запах зловоний был не так удушлив. Он приближал лицо к самой решетке и жадно вдыхал свежий воздух. На небе ярко светили звезды, напоминая ему о какой-то далекой, неземной жизни.
Постепенно он привык к холоду, перестал замечать отвратительный запах.
Человек ко всему привыкает, даже к очень плохому.
Иногда его тело охватывали судороги, он вспоминал войну: яростные атаки сербов и российских добровольцев под свинцовым дождем американских вертолетов… взрывы ракет… вой самолетов… куски человеческих тел, разорванных снарядами, вопли раненых, кровь убитых друзей…
Потом все стихало и он снова видел звездное небо. В эти минуты он сожалел, что выбрал Путь воина, но изменить ничего уже было нельзя…
Он мог выполнить приказ из Москвы и не ходить с Сашкой Кургановым на американскую базу, сидел бы сейчас в своей части в тепле, но тогда по ночам он просыпался бы с болью в груди от чувства невыполненного долга…
Он терпел и ждал …никто не пришел ему на помощь…
Дроздов понял, что может рассчитывать только на себя, и тогда он дал себе слово – выжить, чтобы посмотреть в глаза тем, кто его предал…
Через месяц его перевели в подвал церкви. Здесь сидели пленные сербы.
Пиндосы считали его сербом. За время войны он успел выучить сербский язык, но говорил с легким акцентом, поэтому решил молчать, чтобы не выдать себя.
Его вызвали на очередной допрос. Жирный цэрэушный ублюдок по имени Патрик жевал гамбургеры, пил диетическую колу и смотрел по телевизору американский футбол.
…албанец с гнилыми зубами сделал множество мелких надрезов на его теле, посыпал их солью…
…тело горело огнем …он катался по полу и истошно ругался по-сербски матом…
Патрик был недоволен, его любимая команда проигрывала. Цэрэушник равнодушно смотрел, как пленный катается по полу, показал албанцу жестами, чтобы тот продолжал, и принялся спокойно жрать пиццу…
Он чувствовал – это еще чистилище. Если бы пиндосы и албанцы узнали, что он русский диверсант, вот тогда бы для него действительно начался ад…
…Раны от порезов и соли загноились. Он понял – живыми отсюда они не выйдут. Как-то вечером случайно он подслушал разговор пиндосов и узнал, что все они уедут на два дня, кроме Патрика.
Он разработал план побега, рассказал о нем Драговану, майору сербской армии, сидевшему с ним в подвале.
Вечером, когда охранники уехали, а боевики собрались на вечернюю молитву, он открыл дверь, задушил руками часового, забрал автомат и нож. Затем ножом убил второго часового.
Сербы согнали боевиков во двор. Драгован пинками пригнал упирающегося Патрика. Тот был испуган, говорил, что они не имеют права его убивать, грозил, что америка за него отомстит.
Сербы поставили албанцев и Патрика у стены. Цэрэушник продолжал скулить.
Драгован построил сербов, зачитал приговор: «Именем сербского народа…»
Сербы подняли автоматы…
Он понял, сейчас его вырвет от вида крови, отошел в сторону, подошел к остаткам костра в углу двора и вздрогнул.
На вертеле над костром висело тело сильно обгоревшего человека. Судя по остаткам одежды, это был сербский священник, которого сожгли албанцы.
Дроздов позвал Драгована и сербов. Потрясенные, они стояли перед вертелом…
Тогда он понял – это был настоящий ад…
Сербы кинулись к пленным албанцам, начали их избивать, затем столкнули в выгребную яму.
Последним, с истошным криком, в яму полетел Патрик. Сербы стали вокруг ямы и, матерясь по-русски, открыли яростный огонь из автоматов.
Дроздов стрелял вместе со всеми, его удивило, что он не чувствовал ненависти к копошащимся в дерьме людям.
Он понял одно… внутри него что-то умерло навсегда…
Последнее что он запомнил – полные ужаса глаза Патрика и пуля из «калаша», разбивающая его череп…
– Сала укроине, – раздался голос на палубе позади него. Дроздов обернулся, перед ним стоял парень среднего роста, с волевым взглядом и перебинтованной рукой.
– Хероям сала, – усмехнувшись, ответил Дроздов.
– Николай, – парень протянул руку.
– Артем, – Дроздов пожал руку.
– Каким ветром занесло в наши края?
– Я энтомолог, еду на Полуостров ловить бабочек.
Николай внимательно окинул взглядом Артема:
– Бабочек, значит, ловить, это хорошо, а меня возьмешь?
– Я бы взял, да у тебя сачка нет.
– Ничего я их так… без сачка, руками…
Низко в небе с ревом пролетели два «МИГа» и улетели в сторону Полуострова. Дроздов и Николай проводили их взглядом.
– Наши… полетели долбить бандерлогов. – Николай посмотрел на Артема. – Ты не очень похож на энтомолога.
– А как они, по-твоему, должны выглядеть?
– Ну как… маленькиетакие, щуплые, в очках.
– Сдаюсь, – усмехнулся Дроздов, – я не энтомолог, я… астроном.
– Вот-вот, я так сразу и понял, что ты астроном. А если серьезно, ты к нам на фронт или как?
– На фронт, – немного подумав, ответил Дроздов.
– Раньше воевал?
– Нет, но в армии служил, – соврал Дроздов.
– Кем?
– Водителем бэтэера.
– То что надо! Давай ко мне в батальон. Я с самого начала воюю. Меня ранило под Русским, теперь временно встречаю добровольцев и формирую новый батальон.
– Когда началась война? – спросил Дрозд.
– Ты что, с луны свалился? – Николай удивленно посмотрел на него.
– С Марса. Я в тайге на буровой работал, ничего не читал.
– Понятно. Война идет уже три месяца. Пасечник совершил вооруженный переворот и провозгласил себя президентом«соборной укроинской державы». Распустил Раду, ввел военное положение… «свидомые укроинцы» в восточных и южных областях поддержали Пасечника и попытались захватить власть, но их пинками погнали оттуда… Армия развалилась, большая часть солдат разбежалась. Народ взялся за оружие, военные склады разграбили, в каждой области появилась своя армия.
Николай облокотился на поручни, повернул голову к Дроздову:
– Мы на Полуострове объявили независимость, выбрали своего президента. Пасечнику наша независимость была как серпом по яйцам, он пообещал америкосам за поддержку в войне с нами «превратить Полуостров в непотопляемый авианосец нато». Из отрядов тризубов, уна-унсо и прочей бандеровской швали, Пасечник создал укроинську нациянальну армию и начал войну, но сил у него не хватало. Тогда он пригласил якобы на учения в страну войска нато, в основном америкосов. Натовцы вошли, заняли западные и центральные регионы. А затем произошло самое интересное – якобы против америкосов кто-то совершил теракт. Пасечник обвинил в этом армию Юго-Востока…
– Давай угадаю, – перебил его Дроздов. – В результате теракта погибли мирные жители и солдаты укроинской армии, но ни один америкос не погиб.
– Это уже потом выяснилось, что не погиб. Как ты догадался?
– Пиндосы мастера провокаций, вспомни войну во Вьетнаме, Ираке, Сирии, Ливии, Сербии.
– Короче – началась война. Часть порядочных офицеров уволилась или перешла на нашу сторону, остальные присягнули Пасечнику… Бандерлогам удалось захватить город Русский и большую часть Полуострова, но Город и юго-восточное побережье мы отстояли.
– Какие страны поддерживают Пасечника?
– Все страны нато. Особенно англичане, жополизы поляки, швеция и норвегия прислали свои контингенты. Англичане особо рвутся в бой.
– Эти полупиндосы забыли, наверное, сколько мы их еще во время Крымской войны здесь положили на Полуострове, хотят еще получить.
– Полупиндосы… это ты хорошо их назвал, я знал, что америкосов называют пиндосы, но про англичан не знал. Ты откуда родом?
– Из Харькова.
– Почти земеля, я из Донецка.
– Кто у вас командует армией? – спросил Дроздов.
– Вадим Бугаев.
Дроздов знал Бугаева, но не подал вида. Контрадмирал Бугаев служил начальником физподготовки российского флота. Среднего роста, с квадратной фигурой, как у борца, Бугаев обладал огромной силой, руками разгибал подкову и завязывал в узел металлический прут. Когда Артем после Сербии переехал в Город, Бугаев, который жил на одной с ним улице, первым пришел к нему в гости. Они сразу подружились, жизнерадостный Бугаев любил веселые компании, походы по горам, шашлыки.
– У меня отец из Донецка, мать из Полтавы, училась в Донецке, там и поженились. У нас в семье никто и никогда не делил себя на русских и украинцев. Знали мову, но всегда говорили на русском. Евромайданутые, придя к власти, сразу отменили закон о статусе русского языка, решили издать новый учебник «правдивой истории укроины за последние пять тысяч лет». В стране отменили все телевидение на русском, запретил продавать российские газеты, книги, показывать российские фильмы, спектакли. Достали нас своей дебилизацией-укроинизацией!
– Ничего, скоро начнем контрнаступление, погоним всю эту бандеровскую шваль до самого Львова, загоним в вонючие схроны, как крыс в норы! – Николай с силой ударил по поручню.
– У моей сестры муж Петр работал на железнодорожной станции на Полуострове. Туда ворвался отряд бандеровцев, хотели взорвать состав с нефтью, но Петр успел отогнать его в безопасное место. Так эти вурдалаки Петра и его помощника сожгли заживо… И при этом они кричат на всех углах, что они «эвропэйская нация»! Скажи, откуда в человеке столько жестокости и зла? …Куда смотрел бог, когда создавал человека по своему подобию?
– Бог тоже жестокий и злой, поэтому и человек получился таким.
Николай бросил на Дроздова заинтересованный взгляд.
– А как же Христос… возлюби ближнего и все такое…
– Фигура речи. Ты бы смог полюбить тех, кто сжег мужа твоей сестры?
Николай несколько секунд молчал, обдумывая слова Дроздова.
– Ты какой веры будешь?
– Я натурфилософ, – ответил Артем.
– Это что значит?
– Пока человек считает себя частью природы, в мире существует равновесие. Как только человек признает себя венцом творения, а к природе относится только как к ресурсам – равновесие нарушается.
– А-а-а-а, это что-то типа «зеленых», – усмехнулся Николай
– Типа того.
– А ты чем раньше занимался? – спросил Артем.
– Служил в Донецке в отряде «Беркут», начальником УВД у нас назначили одного тупорылого свидомого из Ровно. Он требовал, чтобы мы на работе разговаривали только на мове. Я послал его подальше, он грозил меня выгнать, я дал ему в морду и ушел. Друг у меня жил на Полуострове, предложил открыть здесь ресторан. Мы открыли кафе и ресторан, дела шли хорошо, а тут война. Мы с другом ушли в ополчение, он погиб во время боев.
Потапенко посмотрел на море:
– Я еще до начала войны чувствовал, что здесь будет горячо. Позвонил друзьям сослуживцам в Донецк предложил приехать как бы на отдых. Приехало человек сто хороших ребят. Когда началась война – мы создали свой батальон.
Потапенко замочал, посмотрел на море, плюнул в воду и продолжил.
– Я смотрю на весь этот бардак и думаю, куда подевались «щирые укроинцы», «певучие дивчата», борщ с пампушками. Нет их, кругом недобитая бандеровская сволочь и портреты хероев нации… Мы потеряли украину, мы позволили бандеровским гопникам установить в стране нацистские порядки. Вспомни, как все годы нэзалэжности укроинцы подпевали бандеровские песни, смеялись над анекдотами про клятых москалей. Мой дед громил укрофашистов из дивизии «СС Галичина», а мы молчали, когда они ставили у себя во Львове и Ровно памятники Бандере и Шухевичу, молчали, когда толпы свидомых укроинцев ходили по улицам городов с факелами и кричали «слава укроине». Они отменили 9 мая как день Победы и сделали его «днем москальской оккупации укроины». И это происходило в стране, по которой молохом прошла война. Вся свидомая интеллигэнция и деятели культуры молчали, а многие им аплодировали.
Я тебе так скажу, во всем этом бардаке виноваты мы сами. Мы сидели по своим хатам, ели борщ, пили горилку, смотрели футбол, а они готовились в лагерях, маршировали по улицам, проедали американские гранты. Мы думали, обойдется… нет, не обошлось. Сейчас мы расплачиваемся за свое молчание, пассивность и глупость. Мы просрали страну, она больше никогда не будет прежней не только в старых границах, но и потому что люди стали другими…
Ладно, я пошел к своим. Захочешь меня найти – спроси Николая Потапенко из батальона «Кшатрии»…
Дроздов протянул Николаю руку и твердо произнес:
– Бандерлоги проиграют войну, потому что у них плохая карма…
ШТАБ ШУХЕВИЧА
Отличительной чертойвысшей нации является черта завоевателя.
Штаб специальных сил (СС) укроинской нациянальной армии располагался в здании бывшего райотдела милиции заводского района города Русский.
Большое трехэтажное здание было обнесено высоким бетонным забором. Повсюду висели камеры слежения, стояли вооруженные эсэсы в черных рубашках и брюках, заправленных в тяжелые американские полуботинки.
Из двери, в черной форме, напоминающей форму гитлеровской СС, вышел мужчина лет пятидесяти пяти – среднего роста, с круглым гладко выбритым лицом и стрижкой «под горшок». На губах мужчины играла улыбка, в уголках рта скрывающая нож. Это был начальник всесильной службы безопасности укроины (сбу) и одновременно командующий войсками СС – генерал-хорунжий Мыкола Шухевич.
За Шухевичем семенил его заместитель по сбу Павло Наливайко – тучный, тоже стриженный «под горшок», с хитрым прищуром продажного казацкого старшины.
В гараже стояла американская БМП «Брэдли», черный личный бронированные «мерседес»Шухевича с темными стеклами и джип охраны.
Шухевич подошел к «мерседесу», охранник открыл перед ним дверь. Генерал собрался сесть, но неожиданно передумал, повернулся к Наливайко.
– Я поеду в БМП, – бесцветным голосом мелкого клерка произнес Шухевич.
– Береженого бог бережет, – согласился Наливайко.
Шухевич сел в БМП, мерседес и джип охраны выехали за ним из гаража…
Мыкола Пидоренко родился во Львове, рос в атмосфере зоологической русофобии. Дома никто не говорил по-русски, ходил он в укроинскую школу, отец заставлял его читать книги только на укроинском. В доме рассказывали легенды о древности укроинского народа, участии «казаков-лыцарей» в крестовых походах, героях оун-упа и злых москалях.
Отец рассказывал Мыколе о его предках, которые воевали против москалей в армиях Австро-Венгерской и Германской империй, в турецкой и польской армиях, армии нацистской Германии. Отец Мыколы очень гордился тем, что в их семье были униаты священники, проклинавшие схизматиков – москалей в своих проповедях, ефрейторы австрийской армии, каратели из отрядов СС и бандиты из оун-упа.
Дед Мыколы служил в карательном батальоне, затем воевал в упа. Отец еще мальчиком был курьером в банде деда.
Маленький Мыкола с детства впитал идеи о том, что хуже москаля человека нет, что москали оккупировали исторические укроинские земли, запрещали говорить на «ридной мове», убивали, грабили, морили голодом. В борьбе с москалями Мыкола видел смысл своей жизни.
Во времена брежневского застоя отец дал ему почитать затертую, но бережно хранимую книгу – «Моя борьба» А. Гитлера. Книга не произвела на него впечатление, а вот фильмы Лены Рифеншталь о нацистских съездах потрясли его. В своем воображении он много раз видел себя в черной форме, шагающим рядом с нацистами.
В школе Мыкола Пидоренко ничем не отличался от своих сверстников. Мало кто из них предполагал, что Мыкола обладал талантом организатора. Свои организаторские способности он проявил во время учебы на медицинском факультете Львовского университета. Его специализация была проктология, но учеба не интересовала пылкого юношу, на первом курсе он создал подпольную нациянальную молодежную организацию. Члены организации свою верность скрепляли кровью – резали палец и прикладывали друг к другу. Уже тогда Мыкола понял: дети, молодежь, – это чистый лист бумаги и самый благодатный «материал» для создания «правильной укроинской нации».
После окончания университета Мыкола Пидоренко недолго проработал проктологом. Развал СССР неожиданно открыл перед националистами возможность «создания укроинской нэзалежной соборной державы» и продолжить дело «хероев нации» Бандеры, Шухевича. Особое восхищение у Мыколы Пидоренко вызывал Роман Шухевич – один из командиров укроинской повстанческой армии, поэтому он и взял себе фамилию своего кумира. Так бывший врач-проктолог Мыкола Пидоренко стал Мыколой Шухевичем.
В нем удивительным образом уживались два человека – он не любил охоту, утверждал, что убийство животных ради развлечения является хладнокровным убийством, не смотрел фильмы ужасов, считая их слишком жестокими и кровавыми, боялся высоты, но при этом совершенно спокойно отдавал приказы о массовых расстрелах «врагов нацii».
Единицы знали, что Шухевич женщинам предпочитал юных музыкантов из военного оркестра. Последним любовником Шухевича был Ярош, смазливый трубач оркестра.
После развала СССР Шухевич познакомился с полтавским животноводом, ярым националистом, «свидомым укроинцем» Бандурой Пасечником. Шухевич считал галичан элитой нациии и в душе презирал выскочку «свидомого укроинца» Пасечника.
Галичанами он считал всех, кто жил в западных областях укроины. Те же, кто жил за Збручем, реке на границе Тернопольской и Хмельницкой областей укроины, были для него просто «укроинцами» родственным, но несчастным, темным, народом, находившимся под влиянием москалей. Шухевич называл это проклятием российской – москальской империи, которая насильно русифицировала укроинцев.
В период СССР москали попытались создать «новый советский народ», но в результате создали людей без рода и исторической памяти, способных только на паразитарное существование. И дело было не в языке и культуре, а в двух взаимно исключающих цивилизационных кодах европейском – галицийском и азиатском, москальско-русском. Это столкновение дополнялось противостоянием между православной и греко-католической церквями.
Таким образом, противостояние эвропэйцев, галичан и москалей Шухевич рассматривал как глобальное противостояние двух цивилизаций.
Идеология «галицизма» Шухевича брала свое начало в идеологии Австро-Венгерской империи, логично впитывая так любимую им нацистскую теорию «крови и почвы», культ вождя, насилия, пропаганду национальной исключительности, желание унифицировать страну, сделать ее идеологически, лингвистически и религиозно однородной. Ненависть к России и москалям, а также лозунг «Одна нация, одна страна, один язык» сблизили Пасечника и Шухевича, они создали национал патриотическую партию «тризуб».
Пасечник, оратор истероидного типа, умевший заводить толпу своими речами, быстро делал политическую карьеру. Он стал губернатором, затем министром сельского хозяйства, а потом и президентом.