Павлик

– Господи! – типичный московский аллигатор схватился за голову и жалобно уставился на невозмутимого водителя. – Вы меня с ума свести хотите, да? Что тут доказывать-то нужно, я не пойму? Это же…

– Очевидно, – с готовностью закончил за него Павлик и расхохотался. Мгновение спустя рассмеялся и Игорь Сергеевич, благодушно покачивая головой.

– Точно, смерти моей хотите. Или безумия…

– Наоборот, – молодой человек улыбался. – Я как раз поправить все хочу, на места свои поставить, до разума вашего достучаться, если хотите! А пока всего лишь предлагаю вам просто итог промежуточный подвести. И признать, что опыт жизни тот получает, кто этим самым сознанием и обладает. Если это тело, следовательно оно и живет, собственно. А вот если не тело сознанием обладает, а кто-то другой, тогда и расклад совершенно иным будет. Признаете?

– Ну это же не серьезно, молодой человек! Это уже, действительно, сумасшедший дом какой-то получается…

– Сейчас посмотрим, – оживленный Павлик приветливо кивнул и завозился на сиденье, разминая затекшее тело. Не отводя глаз от дороги, он погрозил пальцем. – Я вам сейчас общепринятый научный взгляд на природу сознания обрисую, а потом мы с вами вместе и разберемся, все ли там гладко и очевидно или нет. Годится? Я совсем коротко, благо вы школьный курс-то не забыли еще начисто, правда же? Главное – понять, что именно сознание за весь наш опыт бытия и ответственно. Мы же информацию о мире как получаем? Правильно, при помощи органов чувств. Я в ресторане вам уже кое-что объяснил и напомнил, но можно и еще раз, если забыли. Возьмем зрение то же самое хотя бы для примера. Если вы механизм подзабыли уже, то я в трех словах его напомню. Научную, разумеется, точку зрения. Падают лучи солнца на дорогу, скажем, отражаются от нее и на сетчатку глаза попадают. Там уже перекодировка происходит в сигналы электрические, а дальше они, сигналы эти, в головной мозг на обработку поступают. В мозгу у нас – процессы сложные электрохимические, в результате которых картинка и появляется: дорога с машинами и прочая разная лепость и благость. Верно я разложил?

– Вроде бы да… Только я ведь не физиолог, Павел, нюансами и деталями не интересовался.

– А я вот немного освежил школьные знания, когда в вопросе разбираться начал. Впрочем, давайте дальше идти. Со слухом, обонянием, осязанием, вкусом – все один в один, как под копирку. Потрогали вы что-то – мигом все это в сигналы электрические перекодируется и в мозг на обработку уходит. А вы, как вариант, шершавость асфальта ощутить можете или еще что-то. Слух – та же песня. Звуковые волны перепонки барабанной касаются, там – опять сигналы электрические, а после – уже звук. Пение соловья, допустим, или сигнала автомобильного гудок, – озорно подмигнув, он несколько раз просигналил и залихватски тряхнул головой. – Вот такая позитивная картинка научным сообществом и рисуется. Мозг, значит, из этих сигналов, от органов чувств полученных, нам с вами картину мира выдает. И картинку, и звуки, и запахи, и вкусы. А потом уже и мыслительные процессы начинаются. Для мышления любого ведь информация нужна, согласитесь? Вот увидели мы все это великолепие, услышали и начинаем думы думать да дела какие-то делать. И сознание, собственно, за всю эту роскошь отвечает. Так ведь?

– Наверное… А что вы тут неразумного и нелогичного видите, я понять не могу?

– Сейчас поймете. Только за руками, что называется, внимательнее следите. Пусть и правы товарищи ученые, и до поры до времени я с ними согласиться могу. Но вопрос у меня, все таки, возникает один. Точнее, не один – их множество. Но один – глобальный, а остальные – просто интересные. Самый интересный, на мой вкус, таков: а каким это таким загадочным образом электрические сигналы картиной заката вечернего, к примеру, становятся? Или запахом леса весеннего? Или криком птицы ночной?

– Знаете, Павел, мы с вами вроде бы на одном языке говорим, но порой мне вас понять – тяжкий труд, – типичный хозяин жизни с тяжелым вздохом повел плечами. – Какие сигналы картиной заката становятся?

– Электрические, Игорь Сергеевич. Мозг же ничем другим оперировать в принципе не способен. Стоит только свету на сетчатку попасть, он же мгновенно там в импульсы перекодируется, которые на обработку в мозг уже и приходят. Вот я и спрашиваю вас: как из электрических сигналов вся эта радость сорганизоваться может, – не слишком-то уважительным кивком он указал на обозначенную радость за окном машины и замолчал в ожидании ответа.

– Понятия не имею, молодой человек. Я же говорил вам уже – далека сфера интересов моих от науки. Вам тут к специалисту обратиться нужно, к физиологу какому-нибудь. У них, наверное, объяснение этому есть.

– Хрена лысого! – Павлик радостно хлопнул себя по колену. – Для вас открытием, конечно, это будет, но против фактов упрямых не попрешь: ни у одного специалиста, можете мне на слово поверить, таких объяснений нет! Нет, не было и не будет, кстати. Это я вам на сто процентов гарантирую…

– Не может быть! А как же объясняют-то это?

– Да никак!.. Аккуратненько обходят стороной сей вопрос, Игорь Сергеевич. В это тоже покамест на слово поверьте. Захотите вникнуть – сами во всем убедитесь. И что скажете мне на это?

Собеседник недоуменно пожал плечами и чуть приоткрыл окно, впустив в салон струю свежего воздуха. Вдоль дороги уже давно тянулся сосновый лес, на редкость домашний и уютный. Мощные свечи стволов уносились далеко вверх, а землю укрывал роскошный разноцветный мох: салатовый, темно-зеленый, местами почти черный. Затейливым лоскутным ковром он укутал подножия деревьев. Павлик с жадностью втянул в себя сосновый аромат и шмыгнул носом.

– Лепота! Так что скажете-то в итоге?

– А что тут сказать можно? Если даже вы и правы, мало ли загадок в мире? Сегодня не могут ученые объяснить – объяснят завтра. Наука-то на месте не стоит, молодой человек. Движется наука-то…

– Это точно, – Павлик прыснул и искоса взглянул на своего пассажира, – наука не стоит. Движется она, конечно, спору нет. Направление движения, правда, не очень понятно, если вам мое мнение на этот счет интересно знать. Чтобы вектор движения этого оценить верно, тут достаточно про теорию товарища Дарвина вспомнить, которую в школах до сих пор преподают, и все вопросы отпадут сразу. Тоже, кстати, момент интересный, – он восхищенно мотнул головой. – Нам ведь до сих пор наука эта ваша, которая движется куда-то, что твердит? Что человек от обезьяны произошел! Дескать, труд из обезьяны человека сделал, вот что товарищи ученые нам утверждают. А вот у меня тут один вопрос только и есть: а с какого перепуга обезьяны превращаться в людей-то перестали? Обленились, что ли, сукины дети? Раньше, стало быть, трудились, как черти, эволюционировали через «не могу» и «не хочу», а сейчас что? Лень-матушка обуяла? Или просто, на людей глядючи, плюнули? Смотрят товарищи обезьяны на человеческий социум и думают: накуй-накуй нам такая радость нужна, дескать, так лучше обезьянами и останемся! Так, что ли, выходит? И вы мне про движение науки после всего этого рассказываете?! У товарищей ученых, если им верить, сплошь – чудо на чуде и чудом погоняет. То у них пустота взрывается и сама собой во Вселенную организуется, то обезьяна трудиться и эволюционировать перестает, то электрические импульсы картиной заката становятся! Воля ваша, – Павлик с ухмылкой пожал плечами, – но прогрессом я бы такое движение научной мысли назвать никак не решился. То, что движется наука, – факт, и тут я с вами на все сто четыре с половиной процента соглашусь. Но вот куда она движется – это уже совсем отдельный вопрос, – он бросил быстрый взгляд на часы приборной панели и встрепенулся. – Пора к глобальному вопросу переходить, а то время выйдет, и я железного коня лишусь. А глобальный вопрос в данном случае один, по сути: кто это великолепие наблюдает-то у нас?

Игорь Сергеевич, с улыбкой слушавший рассуждения Павлика, теперь недоуменно на него уставился.

– Что значит – кто наблюдает? Вы сейчас вообще про что, молодой человек?

– Про мозг и сознание я сейчас, Игорь Сергеевич. Я к нашим баранам снова вернулся. Мы же с вами бенефициара главного ищем, если вы не забыли еще, вот я обратно к научной парадигме и вернулся. Баобабы же ученые что нам твердят? Сигналы от органов в чувств в мозг на обработку поступают, а он уже картину мира нам рисует. И картинку, и запахи, и звуки. И мысли, заметьте, тоже сознание создает, которое якобы в мозгу у нас зарождается. Но вот тут у меня как раз вопрос глобальный и возникает: а кто именно видит эту картинку? Кто запахи чувствует? Мысли, в конце концов, кто наблюдает?

Игорь Сергеевич на минуту даже оторопел от непривычного уровня абстракций и просто безо всяких мыслей вглядывался в своего юного спутника, а когда, видимо, предостаточно налюбовался этаким чудом, с сомнением произнес:

– И вот этот человек утверждает, что лишать рассудка меня не собирается?.. По-моему, вы перед собой именно такую задачу и поставили. Не знаю уж, как у вас там с бессмертием обернется, но мозг мой уже вскипеть готов. Вы слова простые говорите, а понимаю я их через раз на третий…

– А что тут понимать? Тут и понимать-то нечего, – как ни в чем не бывало затараторило «чудо». – Вы еще раз за руками следите: я же говорю, что согласен я до поры до времени с баобабами нашими учеными. Пусть даже импульсы электрические в мозгу картинкой становятся, запахами, звуками и мыслями, океюшки. Но ведь картинку-то наблюдать кто-то должен? Осознавать, если вам так больше нравится. Мне, например, в кошмарном сне представить сложно, чтобы электрические сигналы вначале в картинку сложились, а потом, кайф от такого события испытав, картинка сама себя наблюдать начала. Если по-научному, Игорь Сергеевич, к вопросу подходить, то тогда картинка в качестве объекта выступать будет. Объекта наблюдения. Ну или сознания, если хотите. Но ведь для объекта наблюдения еще и субъект наблюдения необходим. Разве не так? С запахами, мыслями, вкусами – как под копирку, история. Пусть даже электрические импульсы всем этим становятся, кто ощущает запахи эти? А мысли кто наблюдает? И мысли, и запахи, и вкусы – это же объекты все, но ведь тут и субъект необходим, чтобы полной шизофрении у нас с вами не получилось! Вот я и спрашиваю вас: а кто воспринимает все это великолепие? Наблюдает, воспринимает, осознает – пусть вас все эти термины пока не пугают и не путают, для простоты их можно синонимами считать. Но здесь ведь только одно важно, по сути: для того, чтобы что-то воспринимать, наблюдать, должен быть кто-то, кто такой способностью обладает. Иначе совсем дурдом, согласитесь? У товарищей ученых и так – перебор с чудесами. Вначале сигналы электрические картиной луга становятся, потом – запахами трав, потом – жужжанием шмеля… Потом – вкусом земляники, а после – и мыслями обо всей этой красоте. Это, разумеется, хорошо и здорово, но наблюдает-то это кто? Мысль сама себя не думать не будет, так? Правильно, не будет. Но процесс мышления-то хорошо каждому здоровому человеку известен: одна мысль промелькнула, другая… Допустим, мозг с сознанием все мысли порождает, но наблюдает-то их кто? Перед кем они мелькают? Кто их думает, если по-простому? Вот теперь вы мне на этот вопрос и ответьте: откуда берется тот, кто такой способностью – наблюдать – обладает?

Ждать ответа Павлик, похоже, должен был долго: весь облик его собеседника транслировал состояние некоторого ступора. Наконец Игорь Сергеевич взял себя в руки, покряхтел, собирая остатки мыслей и подобия аргументов в атаку за верного и любимого железного коня, и не слишком-то уверенно развел руками:

– Судя по всему, Павел, там же, в мозге, эта способность и возникает. Больше просто негде, сами понимаете.

– Охренеть! Логика у вас, – Павлик показал оппоненту большой палец и одобрительно причмокнул губами, – высший класс! В мозге, потому что больше негде! Как говорится, зачёт! А монетка – под фонарем, естественно. Там же светлее, правильно?

– Какая монетка?.. Под каким фонарем?..

– Анекдот такой есть бородатый. Про пьяницу. Тот под фонарем монетку искал, хотя потерял ее в переулке темном. И мотив поиска кристально ясен: тут же светлее! Так и у вас выходит…

– Да почему – у меня? Так, по-моему, большинство нормальных людей рассуждает…

– А вот тут соглашусь! – Павлик снова энергично затряс большим пальцем и радостно закивал. – Точнее и не скажешь! Большинство нормальных людей именно так и рассуждает. А если еще точнее выразиться: нормальные люди вообще не рассуждают, а на веру идеи товарищей ученых принимают, слепо и безответственно, заметьте. Но если размышлять начать, то первый же вопрос возникнет: а доказательства этого есть?

– Да зачем вам этот наблюдатель загадочный вообще дался, я одного не пойму?

– А тут опять все просто достаточно. Если доказательств нет, что это мозг такую способность создает, то нам вообще другая картина рисуется. И картина маслом, кстати. Тут, Игорь Сергеевич, вопрос ведь глобальный. Если способность наблюдать и осознавать в мозге возникает, тогда, конечно, тело у нас и живет. Живет, опыт жизни при помощи этого самого сознания получает, а потом и умирает в какой-то момент. При таком раскладе все ясно предельно: перестало тело фунциклировать, сознание исчезло, и – амбец. А вот если не в мозге такая способность возникает, то, значит, этой способностью кто-то еще обладает! Или не кто-то, а что-то, как некоторые товарищи считают, но это сейчас не суть важно. И живет-то, собственно, не тело тогда уже, а тот самый, у кого эта способность есть. И в таком разе смерть тела уже ничего и не решает в принципе, потому как и не живет в полном смысле этого слова тело-то… С телом в коме ведь точно такая история происходит, почему мы с вами в парадокс тот и уперлись. С одной стороны, нет там никого, кто бы опыт жизни получать мог. А с другой – стереотипы в нас накрепко въелись. И согласно стереотипам привычным да уютненьким, тело это – живое. Пульс же есть там? Давление, процессы разные идут? Вот люди и, не сомневаясь ни капли, считают тело сие живым. Вначале кажется: парадокс, но по сути – просто-напросто неумение определения правильного процессу жизни дать. Но ведь тело-то – лишь манекен биологический до тех пор, пока в нем сознание не появится, а с ним – и способность опыт жизни получать. Как у нас наука развивается, так скоро люди и сами таких биороботов производить начнут. Ничего удивительного, кстати, в этом не будет. Но ведь биоробота никто живым считать не будет? Хотя он с виду, как человек, выглядеть будет: и ходить его обучат, и дышать, и разговаривать, может быть, даже. Вот и получается, что тут ключевой момент – с сознанием разобраться. Что это такое? Кто им обладает? Ну а после того уже и все с бессмертием ясно будет. Вы вообще когда-нибудь задумывались над вопросом: а какие доказательства есть того, что сознание наше в мозге у нас зарождается и возникает?

– Да нет. Но у меня, Павел, и задачи такой никогда не стояло.

– А я вам объясню, как товарищи ученые мужи рассуждают. Вариантов-то у них немного для экспериментов – с мозгом не сильно побалуешь, если честно. И метод, по сути, один: энцефалограф к голове подключают и начинают активность мозга во время разных процессов наблюдать. Зоны мозга различные раздражают и на изменения в сознании смотрят. Начали одну зону мозга раздражать – а человек в прошлые воспоминания провалился. Вывод какой, стало быть, делаем? Правильно: выходит, память у нас тут! Второй участок раздражают – картинка меняется. Вывод? Значит, за зрительное восприятие этот участок отвечает. И так – по кругу. Только ведь ученые и сами признаются: на проценты какие-то мизерные орган этот изучен. И ведь доказательств того, что сознание именно в мозге возникает, как не было, так и нет…

– Так вы же сами только что примеры приводили!

– А вы еще не поняли, что эти примеры доказывают?

Игорь Сергеевич устало качнул головой и обреченно вздохнул:

– Нет, молодой человек. Туп, видимо, я, так что открывайте уже глаза.

– А все просто очень… С точки зрения логики формальной, все эти эксперименты одно только и доказывают. А именно то, что способность воспринимать и осознавать связана с работой мозга. Связана, заметьте, а не возникает в мозгу! Таким-то образом ведь совсем иная картина проявляется! То, что сознание с мозгом связано, – вообще не предмет для спора, верно все! А вот что оно в мозге возникает, нет тому никаких доказательств, не было и не будет! Ни самого малипусенького…

– Я, Павел, вашей логики никак не пойму. И что это за горячность такая у вас по этому поводу? Связано, возникает… Разница-то в чем?

Павлик хотел было сразу что-то возразить, но осекся, после чего некоторое время молчал и лишь изредка стрелял глазами в сторону пассажира, а затем он с трагическим вздохом утер лоб и покачал головой:

– Тяжелый случай, вы уж извините меня. Я вот только одного не пойму: вы издеваетесь надо мной или правда ничего не поняли?

– Да что я понять-то должен? – московский аллигатор, похоже, снова готов был выйти из себя. – Вы словами жонглируете, а суть-то ваших копаний какова? Что все эти ваши выкладки доказать мне должны? Чего я, по-вашему, тут понять-то должен?

– А это же элементарно… Тут, собственно, все, как на ладони: видно, ясно и однозначно. Если нет доказательств того, что сознание в мозге возникает, то совсем же другая парадигма мировоззренческая налицо.

– Господи! – Игорь Сергеевич двумя руками схватился за голову и страдальчески застонал. – Какая еще такая другая парадигма?

– Так ведь мы с вами вместе же вроде как договорились: владелец сознания у нас живет! Тот, кто сознанием обладает, тот и живет. Опыт жизни, если вам так удобнее, при помощи этого самого сознания получает. А если нет доказательств того, что сознание в мозге возникает, значит что? Значит тело и не живет в полном смысле этого слова! Не получает оно опыта жизни, Игорь Сергеевич!

– Это безумие чистой воды… Тетушка ваша, молодой человек, права отчасти. Вы же, действительно, здорового человека до психушки довести запросто сможете. Да и логика ваша хромая, уж извините за прямоту. Вы с пятого на десятое прыгаете, а после выводы какие-то, далеко идущие, делаете внезапно. Люди годами и десятилетиями этими вопросами занимаются, и для них все очевидно, заметьте! Ни у кого сомнений нет, где же это сознание возникает. Из ученых, я имею в виду, ни у кого сомнений нет. А тут вы приходите, такой резвый, и начинаете на ровном месте стройное здание науки расшатывать и разрушать своими выкладками и передергиваниями…

Договорить, однако, негодующий Игорь Сергеевич не успел. Павлик захохотал громко и с абсолютной самоотдачей, поэтому даже заметить недоуменный взгляд собеседника был не в состоянии, а отсмеявшись, просто примирительно махнул рукой и вытер мокрые от выступивших слез глаза:

– Ну вы, блин, даете! У вас же что ни фраза, так с реальностью на сто восемьдесят градусов расходится! Никто не сомневается, говорите? Так уже не первый год среди ученых споры идут на эту тему, пусть вы этого и не знали. И не один высокий научный ум уже сомневаться во всей этой ахинее начал, если вы еще не в курсе. А что касается стройного здания науки, – он снова коротко хохотнул и пренебрежительно отмахнулся, – то тут вообще, хоть стой, хоть падай. Какое здание? Стройное? Стройное здание науки? Ну-ну… Вы сами еще раз над аргументами ученых подумайте, а после и стройность здания по-другому оцените. Только отбросьте вы, ради бога, очевидность эту вашу липовую! На факты смотрите и логикой пользоваться начинайте. Еще раз вам суть экспериментов товарищей ученых объясняю: они ведь только активность мозга измерять могут, когда процессы всяческие в нем идут. Видит человек картинку – измеряют активность и фиксируют, какие участки в данном процессе задействованы. Вспоминает что-то товарищ подопытный – опять за активностью участков мозга следят и далеко идущие выводы делают. Могут еще и на сам мозг воздействовать. Они какой-то участок мозга сигналами раздражают, а у подопытного гражданина воспоминания о прошлом проявляются. Вот товарищи ученые и начинают в ладоши хлопать и радоваться: значит, дескать, этот участок мозга за память и ответственен! Поздравляют другу друга, руки жмут и «нобелевками» осыпают. Но разве логично все это?

– А разве нет?

– Опять!.. – сокрушенно протянул Павлик, однако в следующий же миг радостно прищелкнул пальцами. – Вам самому, кстати, все эти опыты ничего не напоминают? Аналогии никакие не возникают, нет?

– А какие тут аналогии могут возникнуть?

– А сейчас увидите. Итак, если мы с вами телевизор самый простой возьмем, что увидим? Там ведь ситуация похожая очень, если не сказать, что один в один. Есть устройство сложное и незнакомое, благодаря которому картинка появляется. Картинка, звуки разные… Вот мы с вами это устройство и будем изучать самым простым и доступным способом. А самой простой и доступный – это какой? Правильно: начать активность разных блоков электронных у этого устройства замерять, а потом выводы на основании этих измерений делать. Еще, как вариант, можно во внутренностях поковыряться и опять же выводы сделать, глядя на изменения от ковыряний наших. Ткнули отверткой в блок какой-то, а картинка на экране цвет потеряла. Вывод какой? Верно: выходит, этот блок за цвета отвечает! Ткнули отверткой во второй – звук пропал. Вывод? Эге, да этот блок звуки создает! Полезли со своей железкой в третий блок, а картинка вообще погасла! Вывод очевиден, – Павлик назидательно воздел палец, – этот самый блок нам с вами картинку и создает! И нет ни у кого сомнений никаких в логике такого, великолепного во всех отношениях, метода…

– Да что вы нелогичного-то тут видите? С точки зрения логики, все так и есть.

– С точки зрения логики, Игорь Сергеевич, ничего подобного нет и быть не может, чтобы вам там до поры до времени ни казалось, – Павлик скептически покрутил головой. – Вы меня, честно говоря, порой пугать начинаете, простите уж за такую откровенность. Разве телевизор создает картинку со звуками?

– А разве нет?

Павлик некоторое время молчал, иногда только разевая рот, как рыба, выброшенная на берег. Потом, очевидно собравшись с силами, он с шумом выдохнул и, искоса оглядев невозмутимое лицо оппонента, широко перекрестился:

– Орел наш Говинда! – затем он провел пятерней по раскрасневшемуся лицу и с нескрываемой ехидцей кивнул в сторону мрачно наблюдавшего за этой пантомимой оппоненту. – Телевизор, Игорь Сергеевич, вообще ничего не создает. Не знаю, сильным ли потрясением это для вашей психики будет, или так – легким испугом отделаетесь, но против фактов не попрешь, душевно извиняюсь, если что. Телевизор транслирует картинку, если вы до сих пор в суть моих аналогий не проникли. Транслирует, понимаете! А не создает… Связан он с источником трансляции, тут спору нет и быть не может. Если нормальный телевизор, исправный, то и картинку транслировать без искажений будет. Если сломано в нем что-то – то уже варианты начнутся. Или картинки вообще не будет, или звука, или цвета исказятся. Да мало ли, какие неисправности в этом девайсе случиться могут? Но сам-то телевизор картинки не создает! Это же ретранслятор тупо! И никакому баобабу дремучему ведь и в голову не придет выводы такие делать из эксперимента подобного. Но с мозгом же история – один в один! Вначале активность его участков замеряют, потом воздействуют на него всяко разно и изменения в сознании фиксируют, ну а потом уже и вывод, далеко идущий, – не за горами! А вывод какой товарищи доценты с кандидатами делают? Правильно: раз при воздействии на мозг в сознании изменения происходят, значит сознание у нас в мозгу и есть! И еще это значит, напоследок заявляют нам товарищи ученые, быть ему больше, по определению, негде! Разве не так?

Собеседник взирал на Павлика, недоверчиво покачивая головой и страдальчески морщась. Казалось, он испытывает приступы головной боли от горячих пассажей своего визави.

– Вы что этим сказать хотите? Что наш мозг – ретранслятор какой-то?

– Я пока вам ничего сказать не хочу. Я пока лишь ваше внимание на очевидных фактах заостряю. А еще – на логике ученых, если к этим бредовым рассуждениям подобное слово вообще применимо. А вот если уж, действительно, логикой по-настоящему пользоваться, то только одно очевидным и становится. А именно, что мозг наш связан с этой способностью – воспринимать и осознавать. И никаких оснований считать, что эта способность в мозге возникает, как видим, нет. Нет, Игорь Сергеевич, не было и не будет! Если, конечно, тут конкретно логикой пользоваться, а не догадки бредовые за факты выдавать.

В машине опять воцарилась тишина: Павлик сосредоточился на дороге, а его пассажир впал в какое-то полудремотное коматозное состояние. Игорь Сергеевич прикрыл глаза, и если бы не морщины, периодически собиравшиеся гармошкой у него на лбу, да изредка шевелящиеся губы, можно было бы подумать, что он задремал. Минут через пять он с тяжким вздохом приоткрыл глаза и в полкорпуса развернулся к виновнику и его непривычного внутреннего диалога и вообще всех этих приключений, вместе взятых.