Павлик

– Правильно! – Игорь Сергеевич с великодушной улыбкой кивнул. – Можно и так сказать.

– Ну вот, а теперь можно и к помидорам вернуться! – радостно потер руки молодой человек. – Вот сейчас вы мне и скажите: помидор живой или нет? Опыт бытия помидор получает?

– Помидор? Опыт бытия? Да нет, конечно! – владелец заводов, газет и пароходов громко расхохотался. – Придумаете тоже! Помидор и опыт бытия!

– Отлично! – Павлик, похоже, был в восторге. Он радостно улыбался, кивал и щурился, как кот на весеннем солнце. – Значит, не получает помидор опыта бытия, так и запишем! – он совершил несколько итераций, словно записывал невидимой ручкой в воображаемом блокноте. – Следующий такой вот вопрос: вы про эксперименты музыкальные с помидорами слышали?

– Про что? – брови Игоря Сергеевича сложились удивленным домиком. Он пожал плечами. – Что еще за музыкальные эксперименты с помидорами?

– Да все элементарно, – молодой человек усмехнулся. – Эксперимент такой ученые ставили: музыку помидорам включали на стадии роста. Одним помидорам – грустную, «Лунную сонату», как вариант, часами крутили, а другим – бравурные марши всяческие. Веселую то бишь музыку, мажорную. И что, вы думаете, в результате?

– Понятно, – собеседник Павлика расслабленно заулыбался. – Слышал, конечно, я про эти опыты. Под мажорную музыку помидоры лучше растут, – он махнул рукой. – И что?

– А как они музыку различают? Помидоры, я имею в виду, музыку как различают минорную и мажорную? Они же опыта жизни, в чем вы только что меня заверили, не получают? – Павлик с простодушным интересом смотрел на хозяина жизни, и только в глубине глаз плясали чертенята тщательно скрываемого веселья. – Да ладно – различают! – он опять по-мефистофелевски улыбался оппоненту. – Чтобы минорную с мажорной различать, для начала нужно вообще воспринять музыку эту, правильно ведь? А вы же сами только что утверждали, что помидоры никакого опыта жизни не получают!

Уверенная улыбка его собеседника растаяла бесследно. Он переваривал аргумент молча, затем обескураженно покачал головой:

– Да нет, это я, наверное, неточно выразился. Какой-то опыт, конечно, там есть…

– То есть живые помидоры, выходит? – Павлик радостно хлопнул в ладоши и подмигнул своему визави.

– Да нет!.. Что значит – живые? Тут как-то по-другому получается…

– Ага! И вы после этого меня периодически упрекаете то в логике странной, то в том, что я на ровном месте рака за камень завести хочу! А что на деле выходит? Вы же сами сложности какие-то создаете! Это же ваше определение: «Жить – это значит опыт жизни получать»? Потом вы говорите, что какой-то там опыт бытия у помидоров, безусловно, присутствует, раз они музыку воспринимают да еще и различать ухитряются, где мажорная, а где минорная. А теперь что выходит? Вы ведь сами себе на каждом шагу противоречите!

– Да нет здесь никаких противоречий! – Игорь Сергеевич досадливо поморщился. – Тут опять подвох скрытый! В определениях тут весь вопрос, в терминологии! Вы в этом деле руку набили – доверчивых оппонентов в блуд и смуту вводить, а для меня это поле битвы незнакомое! – он улыбнулся. – Вот и все нестыковки на ровном месте!

– Да не вопрос! – Павлик великодушно кивнул. – Дайте другое определение. Я подожду.

– Слушайте, – Игорь Сергеевич на несколько секунд задумался, а потом рассмеялся. – С определениями я не мастак, конечно, но вот вам нестыковка явная: вы же сами мне доказывали, что опыт бытия при помощи сознания получают! У вас что, помидоры сознанием, что ли, обладают?

– Можно и так сказать.

– Помидоры? Сознанием? – хохот хозяина жизни был больше похож на ржание матерого жеребца. Немного успокоившись, он с надеждой в голосе переспросил. – Вы это несерьезно, я надеюсь?

– Вполне серьезно, – пожал плечами в ответ Павлик и взял в руки бокал с коктейлем. – А что вас смущает?

– При такой постановке вопроса – все, – Игорь Сергеевич коротко звякнул колокольчиком и с наслаждением потянулся, разминая затекшее тело. Он коротким кивком указал Рамзану на свой пустой графинчик и на бокал в руках гостя, подмигнул и повернулся к Павлику. – Сознание, Павел, – это результат деятельности мозга. При всем уважении к вам, данного сложного устройства в конструкции этого чудесного во всех смыслах растения – помидора – не предусмотрено. Так что, – он развел руками, – вывод напрашивается очевидный.

– Напрашивается, – Павлик отпил из бокала и аккуратно промокнул губы салфеткой. – Я вам, конечно, мог бы популярно и доходчиво изложить, почему у вас такой вывод напрашивается, но не буду. Времени это очень много займет, – он вздохнул и посмотрел в стремительно светлеющее утреннее небо над двориком ресторана. – Но вы мне пока еще на один вопрос ответьте: каким образом без сознания можно музыку воспринять, а потом еще и минорную от мажорной отличить? – он какое-то время терпеливо подождал реакции, а, не дождавшись, с улыбкой покачал головой. – Молчите? Правильно, тут не всякий найдет, как этот момент обойти изящно можно. Но вы на досуге над этим поразмышляйте, а заодно и над таким вот еще моментом: вам любой, кто цветы выращивает, скажет, что растение чувствует прекрасно, как относятся к нему. Как пример – товарищ мой один. У него орхидея дома растет, фаленопсис. У нее даже имя есть – Элеонора Захаровна. Так вот, когда он уезжает на несколько дней, за ней мама ухаживает. Хотите – верьте, хотите – нет, но чахнет орхидея без хозяина. Замирает рост ее, стрелки новые она не пускает. А как вернется он, польет ее, поговорит с ней, так она сразу по несколько цветков выкидывает! И это вам, заметьте, любой подтвердит, кто цветами плотно занимается! Вы это как объяснять будете?

– Но уж точно не наличием у орхидеи сознания! Мало ли, какие там еще механизмы работают, – Игорь Сергеевич принял у Рамзана графинчик с граппой, плеснул в стопку и отсалютовал гостю. – Мы вообще о мире очень мало знаем, Павел…

– Золотые слова! – тот отсалютовал своим коктейлем ему в ответ, пригубил и аккуратно поставил бокал на стол. – Я вам, кстати, именно про это всю дорогу и твержу. Это вы мне рассказываете, что наука все знает. То камням в жизни отказывает, то растениям. А я вам как раз обратное утверждаю: не знаем мы ни фига о мире, уж простите, что так выражаться приходится.

– Хорошо, пусть живая орхидея ваша, – визави Павлика чуть заметно улыбнулся и успокаивающе помахал рукой. – А что, камни у вас тоже живые? Тоже сознанием обладают?

Тот устало пожал плечами и посмотрел куда-то вверх, словно пытаясь увидеть в светлеющем небе аргументы, способные убедить этого упрямца.

– Вы вообще некорректно вопрос ставите, если уж на то пошло. Я вам коротко скажу, конечно, что я думаю на сей счет, но вам это не даст ничего сейчас. А длинно и подробно – тут на пару дней спич. Вы вот спрашиваете, есть ли у растений и камней сознание, а вопрос-то в данном случае стоит с точностью до наоборот! – Павлик даже погрозил пальцем. – Это не у растений и камней сознание есть, а у сознания и камни есть, и растения, да и люди, если уже так разбираться начать, подробно… – он снова пригубил коктейль и закурил.

– Это как? – Игорь Сергеевич, похоже, был окончательно выведен из равновесия и смотрел на своего оппонента с нескрываемым изумлением. – Это как же так у вас получается?!

– Да пес его знает, как. Получается и все тут, – тот хитро усмехнулся и потянулся к пепельнице. – Но это, еще раз подчеркну, не на один час разговор. Я вам пока на еще кое-какую вещь внимание обратить советую, еще на одном моменте хочу внимание заострить. Если то же самое растение на отношение человека реагирует, музыку мажорную от минорной отличает да еще и откликается на нее по-разному, то тогда вывод вполне себе однозначный напрашивается: с этим растением контакт установить можно. А у нас с вами, кстати, разговор именно про это и был! Мы же обсуждали, что шаманы с мирозданием контакт устанавливают!

– Но ведь мироздание, как вы выражаетесь, – это же не только растения! Это и камни, и земля, и небо! Солнце, планеты, воздух! – Игорь Сергеевич потряс головой. – С этим-то как, по-вашему, контакт установить можно?

– Можно, – Павлик успокаивающе махнул рукой. – Не скажу, что легко, но можно. Несколько тысяч лет назад жил такой шаман древний – Гермес Трисмегист, слышали? – собеседник отрицательно покачал головой, и он продолжил. – Он, Гермес этот, кучу знаний людям оставить и передать успел. Рассказывать подробно – так проще книгу почитать о нем какую-нибудь. Тут простым разговором не ограничишься, если честно. Но я вам вот что хотел сказать, раз уж у нас с вами речь об этом именно зашла: Гермес этот очень подробную карту уровней сознания составил. Так там, – рассказчик закатил глаза и чуть пошевелил губами, – не поверите, сколько уровней развития этого самого сознания обозначено, а по-простому говоря, уровней бытия. Уровень минералов, уровень растений, – он начал загибать пальцы, старательно считая, – уровень животных, уровень стихий, уровень людей… Я вам сейчас все и не перечислю, но всего этих планов бытия семь. А у каждого плана – семь подпланов, а у каждого подплана… – он махнул рукой. – Не счесть, короче, алмазов в каменных пещерах!.. Особенно важно, что это все эмпирические знания, а не догадки и домыслы. Для вас вот с камнями ситуация уже за пределами возможностей разума вашего лежит, а для Гермеса стихии живыми были! И у стихий семь планов, соответственно, бытия есть, и подпланы еще! И с каждым этим уровнем шаман связь установить в идеале мог, взаимодействовать с ним…

– А вы в это верите? – свой сарказм собеседник Павлика даже не пытался скрыть и поглядывал на гостя с откровенной усмешкой, но тот, похоже, вообще не собирался никак реагировать на столь явное недоверие.

– А мне верить ни к чему. Я знаю, – молодой человек убежденно постучал себя кулаком по груди. – Я знаю! Но вам, чтобы повод был для раздумий, советую вот над чем подумать, – Павлик хитро улыбнулся и помахал дымящейся сигаретой перед лицом своего оппонента. – Вы вот давеча про свои ассоциации сказали, какие у вас возникают, когда про шаманов слышите. Дождь там, бубен, шкуры звериные… Вот и подумайте на досуге: сколько бы шаман в племени удержался, если бы в натуре такие вопросы решать на практике не мог: дождь вызвать, вылечить кого-то… Ну ладно, один раз осечка – попрыгал там в шкурах своих, в бубен постучал, а результата нет. Ну втер, допустим, доверчивым соплеменникам про сложности задачи да неблагоприятный внешний фон. Второй раз – то же самое, третий… Вы что, думаете, первобытные люди дебилами, что ли, были? Кончеными идиотами, чтобы до скончания века байки про гнев и вмешательство богов в производственный процесс шамана слушать? На третий раз ему же бубен бы на голову надели, а колотушку в шкуры замотали да в известное заднее место засунули бы! Это вам не двадцать первый век, когда можно людям голову годами дурить, стройную теоретическую базу под это подводя! Там ведь все жестко было и очень практично, кстати. Работает техника и метод – респект и уважуха, как говорится, кормят значит шамана, обхаживают. Если же от бубна его как мерли, так и мрут больные, дождя второй месяц нет, а от плясок в шкурах звериных – только эстетическая составляющая для окружающих, так его бы в ансамбль песни и пляски перевели соплеменники тут же. В свободное от основной работы время, в смысле, на добровольных началах. И ни кормить бы не стали, ни ухаживать за ним! Работал бы, как все, на зверей охотился, а в свободное время, раз уж реально невмоготу, надевай, что хошь, на себя и пляши на здоровье! Но за свой счет и исключительно в свободное от работы время! Это ведь только нам – прогрессивным и торжествующим – такие простые выводы и доводы в голову не приходят, а любому разумному существу все ясно и без объяснений. Да и у нас, – Павлик хмыкнул и затушил окурок в пепельнице, – по-всякому случиться может. Вы вон финансового аналитика какого-нибудь для примера возьмите. Эти демоны вечно про влияние макрофакторов на микропараметры толкуют, и хрен когда хоть один из них что предсказать может, и что? Правильно! – он с видом авторитета покивал. – Ничего никому из них не бывает, потому как они при допросе с пристрастием, один пес, отмажутся. Все, скажут, правильно предсказали: и макрофакторы, и микропараметры, но вот только волатильность неопределенности не учли в этот раз! Но ее, волатильность эту, скажут, вообще учесть никто никогда не сможет! И все – взятки гладки. Вы мне вот все про торжество прогрессирующего разума твердите, – он снова погрозил пальцем своему слушателю, – да про продвинутость нашу, общества, в смысле, современного. А по сути, тут любой фармазон может годами вам про доминанту макроволатильности над стагнирующей либидностью рассуждать, и ни одна собака у него вообще не поинтересуется: а сам-то гражданин аналитик этот понимает, о чем спич идет, либо просто писает в глаза и уши всем ради гешефта собственного? А у товарищей шаманов все проще гораздо: пару раз с вызыванием дождя ошибся, несколько человек больных уморил лечением своим, и хана: колотушка от бубна – в жопе, козьи шкуры – на голове, а сам уже к столбу привязан, вокруг которого соплеменники костер разводят! И не ради глумления, отметьте, – он торжественно приложил руку к груди. – Там люди проще, практичнее! Они сейчас вот товарища шамана к Папе небесному – Духу великому – отправят просто на стажировку дополнительную! Чтобы в следующий свой приход он задачи решал ответственнее и продуктивнее!

Игорь Сергеевич хохотал, вытирая глаза, а его визави, усмехнувшись, с наслаждением припал к волшебному коктейлю Азиза, причмокивая и выражая всем своим видом нескрываемое наслаждение. Отсмеявшись, хозяин жизни промокнул глаза салфеткой и кивнул гостю:

– Значит, говорите, строго у шаманов все?

– Я говорю, что, если у шамана что-то не работает, хрен он дольше месяца в этом статусе просуществует! И никакие отмазки про негативные влияния сторонних сил ему не помогут. В подобном конкретном статусе все просто и бинарно, если хотите. Можешь что-то сделать – исцелить там кого-то или погоду наладить – значит шаман. Не можешь – фармазон и балабол, и никакие оправдания не катят. И если несколько тысяч лет назад такую шкалу уровней сознания Гермес озвучил, значит это не поллюции умственные его, а вполне себе конкретный факт. И как доказательство этого – умение шамана и с природными явлениями общий язык находить, и с животными, и людей исцелять, и с высшими силами контакт устанавливать, и с низшими, – Павлик уселся поудобнее. – Я вам, собственно, только на это и хотел указать. Что не такой наш мир простой и плоский, каким вы его все представить норовите!

– Да ладно, бог с ними, с шаманами этими! С чего у нас вообще разговор про них пошел?

– Так это я вам сказал, что без понимания того, чем шаман занимается, вам дальше в моем рассказе не все понятно будет…

– Ладно, – согласился, улыбаясь, Игорь Сергеевич. – Принял я к сведению вашу информацию! Не скажу, что принял умом и сердцем, – он усмехнулся, – но вот к сведению принял. И подумать здесь есть над чем, признаю, – он подмигнул собеседнику. – Умеете вы некоторые нестыковки и несообразности подмечать!

– Опыт – сын ошибок трудных, – улыбнулся в ответ Павлик. – А про шаманов, если помните, мы начали разговор, как только про встречу с Анатолием я вам рассказал. Он ведь тоже, если так выразиться можно, кастанедовцем был, как я потом понял. Но это все только много позже ясно стало. Потом вообще многое ясно становится, как практика показывает. А если совсем потом, так и вообще – все. Не все вот до этого самого «потом» доживают, к сожалению, а так-то да: чем дальше «потом», тем все яснее и яснее. А в самом начале – один сплошной туман неопределенности. Впрочем, лирика это… А тогда, в кафе, на первой встрече, я же ничего и не знал про него, про Анатолия. Отметил только для себя, что конкретный он парень, – он повел плечами. – Я же несколько часов к ряду говорил, официантка устала даже чай нам таскать, литров несколько выпили, наверное. А он, считай, все это время молчал. Вопросы – по делу только, уточняющие. А меня как прорвало: все ему выложил. Выслушал он меня и еще минут пять молча сидел. Сидит, молчит, а сам, вижу, кубатурит что-то напряженно. Потом глянул на меня серьезно так, – он криво усмехнулся. – Два варианта у тебя, говорит, парень. Если, говорит, конечно, тебя мое мнение интересует, то только два. Ну а я ему, соответственно, в ответ: давай сюда варианты свои! Мне уже пофиг – два, один… Все равно что-то делать нужно! А он мне спокойно так, взвешенно – не горячись, мол, и начинает излагать. Первый, дескать, вариант, надежный, но долгий очень. И давай мне азы сновидения излагать. Чтобы вам мозги не пачкать сейчас часами, так скажу: смысл здесь – как раз в осознании и контроле. Вначале, как говорил уже, осознать нужно, что все происходящее – сон. В этом, кстати, гуру форумный прав, пусть он и звиздабол, конечно, стопроцентный. Ну а потом, как осознание такое появится, уже можно и начинать контролировать течение сна, а в идеале – и сценарий менять. Тут ведь все просто, в теории-то вопроса. Раз все происходящее – сон, значит в нем законы наши не так действуют, да и любое событие во сне – это же фейк, если разобраться. Ну смерть, к примеру, – ты же знаешь, что проснешься от этого, если ситуацию вокруг себя фильтруешь! Пока не знаешь, что сон тебе снится, то да – тогда все, как по-настоящему, и всерьез. Но про это можно часами рассказывать, а смысл и так ясен. Вот я его сразу и спросил: времени, дескать, сколько нужно, чтобы такой контроль получить? А он на меня посмотрел грустно так и огорошил: лет пять, в лучшем случае…

– Пять лет?! Мать честная! – Игорь Сергеевич изумленно ахнул и с сомнением посмотрел на своего гостя. – Целых пять лет?! Да зачем столько сил и времени на это тратить-то тогда?

– Пять лет, Игорь Сергеевич, – это еще в лучшем случае. Я тоже охренел, если честно, когда услышал. Только вот поверил почему-то сразу, – Павлик скорбно поник головой. – А сейчас и верить не нужно – все сам знаю. Только я вам вот что скажу, – он немного помолчал, глядя в дальний угол светлеющего уже дворика. – Пять-шесть лет – это если практиковать по-настоящему. Если рогом упираться, как говорят, тогда да, пять-шесть лет. А так… Можно и через двадцать лет точно таким же ослом остаться, каким в начале был. Но мне и пять лет, сами понимаете, в тот момент были перебором явным. Я ему, Анатолию этому, так и сказал, со всей космической прямотой: нет, говорю, давай второй вариант свой. Он, как сейчас помню, помолчал немножко, опять что-то там про себя покубатурил, а после мне прямо в лоб – тогда, говорит, тебе на церемонию нужно!

– На церемонию? Что за церемония?

– Подождите, – Павлик взмахнул рукой, – сейчас до всего с вами дойдем! Я же ему точно такой же вопрос задал! А он мне все по полочкам разложил, соответственно.

Он опять замолчал, сосредоточенно о что-то прикидывая в уме и иногда искоса поглядывая на собеседника. Тот молча курил в ожидании продолжения. Дым от сигареты ровной струйкой поднимался в утреннем воздухе, постепенно растворяясь в пространстве затихшего дворика: кроме Павлика и Игоря Сергеевича, посетителей в ресторане уже не было. Обслуги тоже было не видать, и только вездесущий Рамзан дежурил где-то наготове, появляясь при первых звуках колокольчика. Наконец Павлик принял решение, тряхнул шевелюрой и не совсем уверенно повел плечами.

– Я, наверное, расскажу суть самую, чтобы подробностями лишними не загружать, а вы уже там сами дальше решайте, как ко всему этому относиться. Я ведь почему специально предупреждаю? Уж больно тема щекотливая, о которой говорить придется, но и мимо нее пройти никак невозможно: тут уж либо все рассказывать, либо вообще не начинать…

На такие слова Игорь Сергеевич отреагировал согласным кивком и подлил себе из графинчика еще граппы, наверное, на всякий неожиданный случай. Его гость тем временем начал излагать следующую историю:

– Короче, мне этот Анатолий кратко объяснил, что это за церемония такая, на которую мне, как он считает, попасть нужно. Церемонию шаман проводит, – Павлик задумчиво покачал головой и улыбнулся мыслям. – Если по-простому совсем, то церемония и есть способ контакта с высшими силами. Или, если хотите, с вашим собственным высшим центром. Вы меня сейчас о подробностях не спрашивайте, – он взмахом руки остановил готовые уже вырваться расспросы и снова покачал головой. – Здесь только начни в подробности углубляться – им потом ни конца, ни краю не будет. Важно одно: на церемонии у вас доступ к кое-каким слоям вашей сущности открывается, а они, эти скрытые слои, как раз-то и содержат ответы на все вопросы, решение всех проблем, какие у вас только имеются. Смейтесь-смейтесь, – Павлик покачал головой, глядя на тонкую улыбочку своего визави. – Я и сам вначале смеяться хотел, да вот только не до смеха мне было с ситуацией этой моей. А так-то – сам бы улыбался, про всю эту эзотерику слушая. Но вы, опять же, можете пока просто к сведению принять: церемонии эти сегодня для самых обычных людей шаманы проводят по всему миру, кстати. У людей-то проблем и болячек – воз целый. И если бы не решали там проблем и вопросов, то и ездить бы никто к шаманам не стал. Тут логика простая: поехал я, к примеру, за ответами, нашел их – и вам маячок даю: работает, знаете ли, метод шаманский! И вот за мной следом и вы уже со своими заботами едете. А если я обратно вернулся и мычу что-то невразумительное про временное облегчение, то тогда и вам впору задуматься. Если у вас вопрос серьезный, никакое временное облегчение его, ясное дело, не решит. И значит вам для себя другой способ искать нужно, чтобы свои проблемы закрыть. Вот, короче, смысл этой церемонии и есть такой – любую проблему пациента решить…

– Вот так вот сразу – и любую?

– Любую! – Павлик убежденно посмотрел на своего визави. – А чтобы вы меня за балабола пустого сейчас не считали, я вам один конкретный пример приведу. Один, но и его хватить должно, если, конечно, вы мне сейчас на слово поверите.

– Поверю, поверю! – пообещал Игорь Сергеевич. – Давайте пример свой.

– Это уже потом было, после событий этих, год назад, может, чуть меньше. Я, наверное, точнее скажу, – Павлик прикинул кое-что в уме и уточнил. – Точно! В августе седьмого это и было! Не со мной, слава богу, – он махнул рукой. – Но история – из первых рук, так что можете быть уверены. И с Анатолием, кстати, она напрямую связана. Короче, если манную кашу не размазывать по тарелке, в семье одной московской беда серьезная случилась: девочке лет шести, по-моему, диагноз врачи поставили – лейкемия…

– Господи! Ужас какой!

– Не то слово. Тут даже слов не подберешь, что родные чувствовать должны. А она же мелкая еще совсем, и методы эти эскулапские, облучения всякие, ей – вообще смерть. Что так – смерть, что так, – Павлик медленно придвинул к себе пачку сигарет, зажигалку, но закуривать не стал. – И так-то, когда взрослый человек раньше срока уходит, несладко, а тут – тройная несправедливость вроде как. Малая ведь совсем, только пришла в мир, а ей уходить уже, – он потер уголки глаз. – Короче, финита ля комедия, как в народе говорят. И эскулапы родным сразу без обиняков: не вытащим, дескать, готовьтесь. Они же обычно мозги парят, а тут – со всей убийственной прямотой: «Не, – говорят, – бороться будем, конечно, но итог ясен уже. Не выдержит организм детский химии этой». Ну, родители, понятное дело, – в трансе, родные тоже… А одна родственница – тетка, если мне память не изменяет, – каким-то образом на Анатолия этого самого вышла. Он как раз группу собирал в Перу ехать, – Павлик искоса взглянул на собеседника. – К шаману перуанскому, целителю известному. Встретились они, рассказала тетка ему всю историю, сама рыдает: девочка, по ее словам, доходила уже. Волосы повылезали после терапии той, чуть ли не зубы… Хуже и хуже ей, и ни фига эти терапии не помогают, да и врачи стадию позднюю сразу определили – не обнадеживали особо. Вот она Анатолию, рыдая, подробности и выложила, а он сразу с шаманом связался: такие, дескать, дела печальные. Обычно же пациент нужен, чтобы контакт нормальный у шамана был, лично, так сказать, больной необходим перед глазами. А тут ну куда ж эту девчоночку везти, когда она уж еле жива и угасает на глазах прямо? Шаман отмашку дал: везите, говорит, родственницу близкую, кто визуально девочку знает хорошо, и фото самой девчонки. Вот так эта тетка в Перу и поехала, – он опять помолчал, вытащил сигарету и продолжил. – Вам подробности-то без надобности. Я же пример просто привести хотел да показать вам, что тут никакого фармазонства нет, а наоборот – конкретно все очень. Короче, шаман обычно с группой сразу работает, а тут он с этой теткой индивидуально занимался, отдельно от ребят. Неделю они там были, и Анатолий потом рассказывал, что всю неделю шаман с теткой той по несколько часов в день пахал. Вначале – с группой, потом заберет тетку ту в отдельный вигвам и уже только с ней работает…

– Что значит – с ней работает? Как он работал-то с ней? И причем тут женщина, когда проблемы у ребенка, да еще и за несколько тысяч километров от места этого? – Игорь Сергеевич недоверчиво смотрел на Павлика, но тот, нимало не смущаясь, пояснил: