Улыбка любви. Сказки для прекрасных дам

Валентина Светлакова

Улыбка любви. Сказки для прекрасных дам

Если вы любите, то приложите все силы, чтобы сохранит свою любовь, может случиться, что звезды не сойдутся, и вы уже никогда не полюбите.

Глава первая

Когда Кате становится грустно, память услужливо преподносит одну и ту же картину – высокая стройная фигура юноши в светлых одеждах на фоне сливающегося на горизонте голубого неба и догоняющего его лазурного моря…Картину поры ее ранней юности. Юности – когда все еще впереди и в любой момент может случиться чудо, особенно если ты его очень ждешь и очень в него веришь! А что может быть большим чудом в эту пору, если не любовь? Кажется, что вот-вот она ворвется в твою жизнь – большая, взаимная, превратив ее в нескончаемую череду счастливых моментов. Любовь, о которой мечтают большинство наивных (и не очень) девушек от пятнадцати до…, ну этот предел у каждой свой.

Жаркий день начала августа в Гагры. Густой воздух, пропитанный южным солнцем, солью и йодом, и отдыхом. Сине-зеленая поверхность моря… Песчаный пляж с загорающими людьми, которым посчастливилось выбраться на пару недель в этот райский уголок. Подставив полуобнаженные тела под лучи нещадно палящему солнцу, они стараются максимально использовать то, что может дать море и солнце, чтобы через несколько месяцев, в пасмурном февральском Петербурге или холодном Магадане, рассматривая свои фотографии на фоне пальм, сверкающего моря и многочисленных набережных, предаваться ностальгии по звездным южным ночам с их благоухающими ароматами, и знойным дням, пролетевших как одно чудесное мгновенье. При этом каждая из фотографий сопровождается бурными комментариями:

– Вот мы на катамаране. А помнишь, как ты чуть не свалилась с него со страху, увидев близко подплывшего дельфина!

– А вот я на водном мотоцикле позирую!

– Да уж, позируешь! Перед одной симпатичной шатенкой, которая все к буйкам плавала, а ты всю неделю на нее пялился!

– Ну, ты же сама сказала, что симпатичная – на нее все мужики пялились. Посмотри, Оля, какая ты здесь хорошенькая – в белом сарафане у магнолии!

– Да, миленькая, и нисколько не хуже той шатенки!

– Лучше, ты, лучше, моя красавица!

Все это будет позже, а сейчас они загорают, купаются в теплом море, плавают на катамаранах и «бананах», а самые смелые поднимаются ввысь на парашюте, чтобы как чайка, парить над морским простором, исполнив заветную мечту человечества – «летать как птица». Словом, «отдыхают на полную катушку», чтобы было, что вспомнить в своих уютных квартирах, когда за окном мороз минус тридцать или непрекращающаяся метель.

Катя отдыхала на море уже третий день. Она только что окончила школу и, нарушив потомственную преподавательскую династию, поступила в медицинский университет, исполнив свою детскую мечту быть врачом. В дальнейшем – врачом – косметологом. Родители поощрили ее за успешное поступление в вуз путевкой в знаменитые в советские времена Гагры. Правда, Гагры уже не советские, а абхазские. Предполагалось, что они поедут на юг вместе с подругой Машей, но та в последний момент совсем некстати сломала на даче руку (хотя, когда это бывает кстати!), и родители, скрепя сердцем, отпустили Катю одну, снабдив огромным списком наставлений и советов.

***

Курортный городок, окруженный горами, поначалу Катю разочаровал. Она предвкушала увидеть широкий ухоженный бульвар с пальмами и диковинными цветами, белые особняки, увитые виноградом. О таких Гаграх она слышала от бабушки и видела на семейных фотографиях. На одной из них, ее любимой, бабушка с дедушкой Николаем – молодые, сверкая белозубыми улыбками, сидят, обнявшись, в белоснежной ротонде, позади которой простирается лазурный морской простор.

Вместо сложившейся в голове картины с широкими «бульварами в цвету», Катя увидела совсем другую картину. Серые пятиэтажные панельные дома со следами разорвавшихся фугасов и пустыми глазницами окон на главной улице городка напоминали о прошедшей абхазско-грузинской войне. Разбитые узкие дороги и тротуары, заросшие травой; залежалые товары в маленьких магазинчиках, столь непривычных для россиянина, живущего в большом городе, свидетельствовали о трудностях, переживаемых республикой. Вся увиденная девушкой картина была мало похожа на ту реальность, к которой она привыкла, живя в городе-миллионнике. Кате казалось, что она попала на съемки фантастического фильма с перемещением героев во времени, на этот раз прошлое.

Было очень грустно видеть в таком благодатном райском месте столь печальную картину убогости и разрушения. Время здесь как будто остановилось. И только многочисленные кафе с открытыми, увитыми виноградом террасами, и их праздные посетители указывали на некое маленькое возрождение когда- то престижного советского курорта.

Пространство уютных приветливых кафе наполняли мелодии, популярные в России лет восемь-десять назад. Самой исполняемой и популярной была песня: «Дым сигарет с ментолом…». Катя впервые услышала ее лет в семь, запомнив из-за призывной мелодии. И вот здесь, в Гаграх «нулевых» она стала одной из популярнейших для русскоязычной публики. Главный лейтмотив песни – мужское раскаяние перед любимой, весьма актуальный для отдыхающих на южном курорте без своих половинок. И пьяные не столько от вина, сколько от чувства пьянящей свободы, которую дает море, солнце, и множество красивых девушек, посетители-мужчины вновь и вновь заказывали ее местным музыкантам; и обычно этой же песней усталые музыканты заканчивали свое вечернее выступление.

***

Да, запустение и провинциальность царили в Гаграх, но море…Только оно было таким же, как и тридцать, и пятьдесят лет назад: чистые песчано-галечные пляжи, пальмы вдоль побережья, чайки, важно разгуливающие вдоль берега и они – белые беседки-ротонды, излюбленные место фотографирования отдыхающих. Поздним вечером, само собой разумеется, в каждой ротонде сидит, обнявшись, влюбленная парочка, любуясь на южное небо, усыпанное яркими звездами, на луну с ее отражением на темной поверхности тихо плещущегося моря.

Пансионат, в котором остановилась Катя, занимал высотное здание на берегу моря; к пляжу вела аллея, по обе стороны которой росли высокие пальмы; а со стороны гор был огромный сад из молодых инжирным деревьев.

Катю поселили на одиннадцатом этаже в одноместный номер. Комнатка была небольшая с обшарпанной мебелью и старым душем, но распахнув плотно сдвинутые темные шторы, она воскликнула от восхищения – прямо к их пансионату по синему морю пролегала солнечная дорожка, которую давало бледное солнце в зените. «Какая красота! Действительно рай, как говорила бабушка», – с восторгом подумала девушка. – И мне предстоит наслаждаться этим великолепием целых две недели! Спасибо, родители!».

За столом, куда ее посадили, она была пятой. Напротив нее сидели молодожены из Омска, сиявшие от счастья, как и их новенькие обручальные кольца. Они только что закончили Академию милицию и оба собирались работать следователями. Глядя на хрупкую Олесю, так звали молодую жену, с трудом верилось, что она будет, по ее словам, «возглавлять следственно-оперативную группу». Сейчас Олеся в полной мере радовалась своему женскому счастью и меняла наряды к каждой трапезе. По правую сторону от Кати сидела пара возраста ее родителей. Как оказалось, она их будущая коллега, правда, оба были стоматологами и очень удивились, что она в столь юном возрасте уже выбрала специализацию врача-косметолога. Обе пары проявили к Кате дружескую симпатию и приглашали совместные на экскурсии. Поблагодарив, она отказалась. Первой паре явно не нужен был третий, а со второй она бы вновь чувствовала себя ребенком. «Я только что оказалась без родительской опеки, хочется свободы и самостоятельности!» – рассуждала она.

Одиночество Катю не тяготило, и особой потребности с кем-то познакомиться у нее не возникало. Утром и вечером она пропадала на пляже, много плавала, нежилась в теплой воде, заплывала за буйки, и лежа на спине, любовалась высоким синим небом без единого облачка – таким несвойственным для среднерусской полосы.

Днем она посещала местные экскурсии, о которых много слышала также от бабушки. Уже успела полюбоваться красотами Новоафонской пещеры, ее холодными прозрачными озерами и знаменитыми Геликтивным гротом и галереей «Каменных цветов». А поздним вечером, когда солнце садилось за горизонт, и пляж отдыхал после шума и суеты, Катя сидела на берегу, усеянном мокрыми морскими водорослями, радовалась оранжевому небу в лучах заходящего солнца и набегающей волне, ласково прикасающейся к ее ступням и слушала монотонную музыку отползающих волн – «оххх, уххх». В этот момент она была безмятежно счастлива, как может быть счастлив человек, ценя эти текущие мгновения счастья, но предвидя, что и дальше будет еще лучше – новые встречи, университет и конечно, любовь, одна и на всю жизнь, как у бабушки с дедушкой или как у ее родителей. И вообще, тихо радовалась Катя – «Жизнь прекрасна и удивительна!».

Глава 2

Третий день безмятежного отдыха. Катя лежит на раскаленном песке с закрытыми глазами, голова пуста от всяческих мыслей Прикрыв лицо соломенной шляпой, она наслаждается негой и ленивой тишиной, прерываемой только криками восторга детей, увидевших стайки мелких рыб или прозрачных скользких медуз у кромки моря, да криками чаек вдалеке.

«Как хорошо, весь день бы так провалялась», – посетила ее головку единственная мысль. Но внезапно, как от щелчка, она резко подняла голову, шляпу упала с лица, и взгляд приковало к высокой стройной фигуре юноши в светлых одеждах на фоне сливающегося на горизонте голубого неба и догоняющего его лазурного моря. Поза незнакомца была олицетворением абсолютно свободного человека – это он центр мироздания, и солнце светит только для него!

Два подростка пробежали мимо нее и с визгом врезались в воду, и только тогда Катя отвела на некоторое время взгляд от незнакомца.

– У меня солнечный удар. Явно перегрелась на солнце, принцы мерещатся, – в смятении подумала Катя, но опять против своей воли стала рассматривать юношу.

Наконец незнакомец прервал свое одинокое созерцание морских красот и лениво повернул голову в Катину сторону, вероятно, затылком ощущая чей-то пристальный взгляд. Он увидел худенькую рыжеволосую девчушку лет пятнадцати-шестнадцати, с устремленными на него большими темными глазами. Встретившись с ним взглядом, она не отвела глаза, но лицо предательски вспыхнуло ярким румянцем, как у ребенка, застигнутого на месте «преступления». Через несколько секунд, он также лениво отвернулся, всем свои видом демонстрируя полное равнодушие.

– «Ну и пожалуйста!», – разочарованно подумала Катя. – Я и не собиралась ни с кем знакомиться!». В эту минуту даже самой себе ей было трудно признаться, что ей очень, ну очень хочется с ним познакомиться!

***

Катя не считала себя красавицей. Да это и немудрено, когда у тебя мама яркий пример изысканной женской красоты. Но и к дурнушкам она тоже себя не причисляла; мужским вниманием, в основном своих сверстников, явно не была обделена, а очень даже наоборот: ей признавались в симпатии самые заметные мальчики в школе, но ни один из них не разбудил в ней ответного чувства. Правда, была у нее непродолжительная влюбленность в Славку из параллельного класса, когда ей было пятнадцать лет, но это как-то очень быстро прошло, не оставив следа в юном сердце.

Кате была девушкой сентиментальной, и в мыслях она представляла, что тот, ее единственный, должен быть необыкновенным, не похожим на других, каким-то особенным; и она его сразу «распознает сердцем», как только увидит.

Катя видела, что, простояв праздно несколько минут, незнакомец неторопливо, обходя лежащих и сидящих людей, покидал пляж. Проходя в двух шагах от девушки, он пристально посмотрел ей в глаза. За эти несколько секунд Катя смогла рассмотреть его лицо, не выдавая заинтересованного взгляда под темными солнцезащитными очками, которые она догадалась надеть. Юноша был удивительно красив: правильные черты лица, чуть смуглая кожа, четко очерченные губы, густые темно-каштановые волосы. Но больше всего поразили его глаза – прозрачные, зелено-серые с длинными темными ресницами.

«Такие глаза могут быть только у очень самовлюбленных людей», – почему-то подумала тогда Катя.

После ухода юноши, она уже не могла разнежено, сонной мухой валяться на пляже, все ее мысли вертелись вокруг незнакомца. Мысли, которые занимают головки юных девушек при виде «принца», или «единственного и на всю жизнь», или «вот вы вошли, я обомлела» и так далее, то есть ЕГО.

Вечером, придя на пляж, Катя стала искать глазами незнакомца, но, к ее разочарованию, его не было. Не встретила его она и на утро следующего дня. «Уже уехал», – разочарованно и грустно подумала девушка.

Перед заходом солнца вдоволь наплававшись и нанырявшись, она лежала на своем полотенце с оленями, положив голову на согнутые руки, рассеянно наблюдала за небольшой группой молодых людей, азартно игравших в пляжный волейбол. И тут она увидела своего вчерашнего незнакомца – в светлых льняных брюках, свободной белой рубашке с закатанными до локтей рукавами, и темных очках – он был очень импозантен.

Увидел незнакомец и Катю и направился прямо в ее сторону. Рядом с ней лежала стройная высокая девушка; увидев идущего в их сторону такого красавца, она томно изогнулась, поправляя длинные блестящие волосы.

«Он идет ко мне? Идиотка! Зачем я так вчера глазела на него!» – в испуге подумала Катя, уже забыв, как хотела увидеть его эти дни, как ее взгляд искал его повсюду и как грустила, предположив, что он уже уехал.

Сердце ее екнуло и упало в пятки. Имея небольшой опыт знакомства с молодыми людьми (школьные ухажеры не в счет), в первую минуту Катю охватила паника – «Как себя вести с незнакомым и очень понравившимся взрослым мужчиной?!»

– Здравствуйте, мадмуазель! Кажется, позавчера я вас заинтересовал, извините, что тогда же не познакомился, торопился на экскурсию, – произнес импозантный красавец тоном больше уместным при знакомстве с ребенком, чем с понравившейся девушкой. Он снял солнцезащитные очки и слегка к ней наклонился.

«Какой самоуверенный тип!» – возмущенно подумала Катя, уже в некоторой степени справившись с овладевшими при виде его бурными эмоциями. Она села и, преодолевая смущение и стараясь сдерживать дрожь в голосе, придав ему нотки равнодушия, и как ей казалось с небрежной иронией взрослой женщины сказала:

– Здравствуйте, самоуверенный субъект,

– О, я уже субъект. Интересно! Давайте знакомиться – Вениамин, – рассмеялся он и протянул руку.

«Какая красивая кисть, – невольно отметила Катя, и снова смутилась и от его смеха, и от протянутой им руки. Ее округлое лицо с нежными веснушками покрылось прелестным румянцем, так шедшим к ее пышным рыжеватым волосам, придавая всему облику притягательной детскости.

– Екатерина, – церемонно ответила она слегка дрогнувшим от волнения голосом, и протянула ему тонкую слегка загорелую руку. Когда она встала, то едва доставала ему по плечо.

«Какая милая забавная девчушка, скорей всего, провинциалка», – подумал Веня и снова рассмеялся, демонстрируя ряд ровных белых зубов. Смущение, которое эта девушка-подросток пыталась скрыть под маской напыщенности, доставляло ему явное удовольствие.

Катя была чуть ниже среднего роста, обладательница легкой стройной фигурки. Пышные золотистые волосы ниже плеч обрамляли ее нежное лицо с веснушками на чуть вздернутом носу; огромные темно-карие глаза, отороченные густыми темными ресницами, смотрели с любопытством. И ни грамма косметики. Сама естество и юность. Цвет волос, веснушки, мягкий взгляд и открытая улыбка – все вместе создавало впечатление, будто солнечный свет искрится на ее юном лице.

Через несколько минут общения с Катей, Веня вдруг поймал себя на мысли, что с этой милой девчушкой – «Рыжиком» (как он мысленно окрестил) ему было удивительно легко.

– Можно называть вас просто Катей и на тебя? – спросил Веня.

Между ними быстро установились теплые доверительные отношения. Никто из них не ощущал напряжения, обычно возникающего в первые мгновенья знакомства девушки и юноши; или скрытого флирта, возможного в подобных ситуациях. У Вени к этой хрупкой юной девушке, похожей на подростка, не возникло чувств, носящих романтический или чувственный характер. Скорее Катя пробудила сентиментальное чувство, которое он мог бы испытывать, будь, к примеру, у него младшая двоюродная сестренка. И ему, по его собственному внутреннему определению, захотелось взять над Катей шефство; он вдруг почувствовал себя защитником, в роли которого ему еще никогда не доводилось быть. Только от кого и от чего он собирался ее защищать уточнять не стал. «Да хотя бы от темпераментных кавказцев с их призывами «дэвушка, красавица, «персик», «давай подвезу».

***

Веня был москвич в пятом поколении, все в его роду имели профессии, связанные с творчеством. Сам он четыре года назад окончил художественный институт и сейчас «ходил» в статусе молодого, подающего большие надежды художника. Обаятельный, харизматичный, он пользовался большой популярностью у красивых девушек своего окружения, особо не обременяя себя сложными или длительными отношениями. В Гагры Веня прилетел на десять дней, чтобы развеяться, отдохнуть от душной, суетной и деловой Москвы, и «набраться» новых художественных впечатлений. Но основной причиной приезда было то, что на этом этапе жизни у него возникла потребность в одиночестве. Впечатлений он уже набрался, а в одиночестве несколько заскучал. И, как он подумал, знакомство с миловидной застенчивой девушкой Катей внесет разнообразие в оставшиеся дни пребывание в этом южном живописном городке.

Так было положено начало их знакомству и… отношениям. С Вениной стороны – это была скорее покровительственная дружба, с Катиной – восхищение перед его внутренней свободой, так для себя она определила его поведение, и красотой, которую всегда боготворила в людях.

Днем они с экскурсией или вдвоем осматривали знаменитые достопримечательности, живописные места Абхазии. Веня успевал и поработать, много фотографируя профессиональным аппаратом. А поздним вечером они купались в теплом, прогревшемся за день ласковом море, и вдоволь наплававшись наперегонки, без сил падали на остывший сырой песок, не испытывая неловкости от случайного прикосновения к полуобнаженным телам друг друга.

После купания, взявшись за руки, они гуляли по слабоосвещенным улицам и густым темным аллеям вечернего городка, дыша пропитавшим его запахом остывающего морского воздуха с вплетенными в него ароматами кофе, поспевающего инжира, острой еды и специй, или сидели на берегу моря, слушая шум волн. Им было очень комфортно друг с другом. Они подолгу говорили обо всем, что могло волновать близких или давно знакомых людей, истосковавшихся по общению после долгой разлуки. Надо признать – больше говорила Катя, а Веня внимательно слушал и дополнял уточняющими вопросами ее монолог; но и он иногда был предельно откровенен с ней. И для него это был необычный формат общения с девушкой, новый.

Как оказалось, они оба были единственными детьми в семье, страдали в детстве от одиночества и мечтали иметь брата или сестру.

– Мои родители очень хотели еще ребенка. Особенно папа. Но, к сожалению, мама потеряла ребенка на позднем сроке беременности. Как мы все переживали! А так как я у них единственная, то бабушка и мама очень тревожатся за меня, опекают, считая, что я еще маленькая, хотя мне уже восемнадцать лет! Но я на них не обижаюсь, понимаю, что хотят уберечь от «темных сторон жизни», – с улыбкой рассказала девушка.

– А отец? – спросил Веня.

– Папочка тоже тревожится, хотя внешне старается этого не показывать. Он с малых лет учил меня самостоятельности, доверяет мне, считая, что я смогу за себя постоять. Он даже в детстве водил меня в кружок айкидо.

– Хорошая у тебя семья. А моим родителям, по-моему, и единственный ребенок не очень был нужен. Я больше нуждался не в сестре или брате, а в родительской любви, – с легкой грустью сказал Веня. И Катя легким сочувствующим жестом прикоснулась к его руке. Улыбнувшись ей и положив свою ладонь на ее руку, он продолжил:

– Но мне тоже повезло. Меня воспитывали супер – бабушка и дедушка. Они и были моей семьей, и любовь свою дарили в избытке. Дедушка умер около десяти лет назад, а бабушка до сих пор такая же опекающая, как и твоя, хотя и пытается этого не показывать.

Правда, Веня несколько слукавил, говоря, что всегда хотел иметь брата или сестру. В семнадцать лет он понял некоторые преимущества единственного ребенка в семье, когда ему после смерти прабабушка, известной актрисы одного из московских театров, выделили небольшую квартиру на Ленинском проспекте.

– А потом, согласись, когда ты единственный ребенок, то от тебя ждут слишком многого, возлагается много надежд, – продолжала Катя, – и хочется не подвести родных, в какой-то мере соответствовать их ожиданиям.

– Наверное, я как-то об этом не задумывался, – ответил Веня.

В этих долгих задушевных разговорах Катя неожиданно открылась для него с другой стороны: если в первые минуты знакомства он увидел в ней непосредственную провинциальную милую девчушку, то уже через несколько часов общения невольно отмечал присущий ей ум и женскую мудрость, которая редко встречается у столь юного существа.

К его удивлению, Катя довольно-таки прилично владела информацией о французских экспрессионистах, очень хорошо знала работы итальянских живописцев эпохи Возрождения. Когда же он рассказывал об Италии, где уже успел побывать несколько раз, то не смотрела с восхищением ему в рот, в отличие от знакомых девушек, а проявляла искреннюю любознательность, основанную на живом интересе.

Она знала наизусть стихи Гумилева, Блока, Баратынского, Саши Черного и других поэтов, имен которых он никогда не слышал. Особенно Катя любила Баратынского:

– «Есть что-то в ней, что красоты прекрасней, что говорит не с чувствами – с душой», – со смущением декламировала девушка.

К своим восемнадцати годам Катя прочитала всю английскую и французскую классику, могла цитировать наизусть главы из «Евгения Онегина», знала работы многих русских философов, труды которых он никогда не открывал, хотя они и занимали почетное место в обширной библиотеке его деда, блестя золотыми корешками.

Даже то немногое, что он помнил из школьного курса, открылось для него по-новому; он впервые ощутил дыхание поэзии, слушая вдохновенное Катино чтение стихов. В свое время он с трудом осилил три главы из обязательного в школе многотомного «Войны и мира», а Катя так увлекательно рассказывала об этом произведении, что ему невольно захотелось открыть страницы этого эпохального романа и вдумчиво прочитать, а не перелистывать, ища эпизоды для написания школьного сочинения.

– Роман «Война и мир» я прочитала два раза.

– Ух ты, – с восхищением и с присущей ему иронией сказал Веня. – А зачем?

– Ну, когда читала в первый раз лет в четырнадцать, то страницы про войну или пропускала, или читала через строку. Зато перечитывала моменты, связанные с Наташей Ростовой, про ее первый поцелуй, первую встречу с Андреем Болконским, ее знаменитый первый бал. Мне она казалась возвышенным, неземным существом. Я даже пыталась подражать ей.

– Поехала на школьный бал, – продолжал иронизировать Веня.

– Нет, – не обращая внимания на его тон, ответила она. – Однажды мы с родителями отдыхали в санатории на Волге, и когда они уснули, я, как Наташа в романе, уселась на подоконник и стала любоваться прекрасной теплой ночью, пытаясь воспроизвести в себе Наташино восхищение. Но уже через полчаса меня стало клонить ко сну, глаза слипались, любоваться звездами и слушать соловьиное пение сил уже не осталось; и, чтобы окончательно не свалиться с подоконника, поплелась спать, рассуждая, что я, к сожалению, начисто лишена романтических чувств.

– А второй раз, зачем прочитала? Уже влюбилась как Наташа Ростова? – вдруг охрипшим голосом спросил.

– Нет, в школе по программе надо было перечитать основной сюжет, но чтение снова меня увлекло. Тогда буквально покорил образ Андрея Болконского, заворожил его внутренний мир, восприятие себя и окружающих. Помнишь, – обратилась она к Вене, – его знаменитый монолог про бесконечное небо и ненужную земную суету, место человека в этом мире? А его разговор с Пьером Безуховым после бала даже выучила наизусть! «Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…», – процитировала девушка с напускной иронией, но скрыть волнение в голосе ей не удалось.

– Тогда же, через Андрея Болконского, смогла понять возникновения предчувствия любви у Наташи Ростовой, когда весь мир становится прекрасным, – трогательно продолжала она. – Бабушка, узнав про мое увлечение Андреем Болконским, сказала тогда: «Катенька, когда тебе будет двадцать пять, то захочешь в мужья не такого как Андрей Болконский, а больше похожего на Пьера Безухова».