И как мы только победили… Великая Отечественная в статьях журналиста

И как мы только победили…

Великая Отечественная в статьях журналиста

Валерий Киселёв

© Валерий Киселёв, 2019

ISBN 978-5-4496-3231-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

И КАК МЫ ТОЛЬКО ПОБЕДИЛИ…

Никогда не забуду, с какой интонацией и тяжким вздохом произнес эти слова полковник в отставке А. Шапошников

С этим человеком я был знаком несколько лет. Войну он знал и понимал, может быть, как немногие. В боях с первых дней, три окружения в 41-м, три раза он, тогда капитан, начальник штаба полка, заменял на долгое время командира, трижды его обещали расстрелять, если не выполнит задачу. Столько пережил этот человек, что даже не верится: да возможно ли это на одну судьбу? Во многом благодаря этому человеку у меня сформировалось и свое представление о войне.

Великая Отечественная была такой войной, что спорить и писать о ней будут еще долго. И не один раз еще перепишут ее историю. Не бросаться бы только в крайности. Русский писатель В. Астафьев в своем последнем интервью «Комсомольской правде» сказал: «О той войне, по существу, правды еще не писали». А как же тогда горы книг, мемуаров, художественных произведений? Неужели нигде там нет правды о войне?

«Залили кровью, завалили немцев трупами», – говорит В. Астафьев. Любой фронтовик-окопник может привести массу примеров, когда наши потери были неизмеримо выше, чем у гитлеровцев.

«Приехал на командный пункт нашего полка командир дивизии, смотрит в бинокль и говорит: «Почему у вас люди лежат, почему не атакуют?» «А они и не встанут, товарищ полковник, они убитые, – вспоминаю рассказ А. Шапошникова. – Один раз на нашем участке ввели в бой бригаду тихоокеанских моряков, несколько тысяч. В атаку пошли красиво, в рост, но у немцев же все было пристреляно. После боя остатки бригады уместились в двух грузовиках…»

Вспоминаю рассказ другого ветерана войны: «Немцы нам кричат с передовой: «Комкин (это наш комбат), не гони людей в атаку, нам надоело вас бить». Это уже осенью 43-го в Белоруссии.

Еще лет 20 назад задумал я пройти по местам боев полка А. Шапошникова. Под Чаусами, в Белоруссии, на месте первого боя, на лугу перед селом, – множество холмиков. Старушка рассказала потом, что наших убитых солдат здесь лежало, «как снопов», так их и закапывали, кто где был убит. После войны перенести всех в братскую могилу так и не собрались. В лесу на берегу Сожа знаю место, где в полном составе погиб батальон. Черепа и кости спустя 20 и 30 лет можно было легко найти прямо на брустверах. А рядом – оживленное шоссе Москва – Варшава. Мне рассказывали, как на это место приезжали какие-то художники из Москвы, собирали черепа для своих мастерских. А дети и матери погибших, в основном это были наши земляки, ничего об этом не знают.

Ветераны собирают уже несколько лет деньги на памятник, а их же товарищи пять десятилетий лежат непогребенными… Неужели еще один памятник важнее, чем предание погибших земле? Больше всего в то лето, когда прошел более 700 километров от Орши до Мценска, меня поражало обилие безымянных могил, причем где попало, без памятников. Трудно возражать В. Астафьеву, что он сгущает краски. Из 14 тысяч бойцов 137-й стрелковой дивизии, в которой воевал А. Шапошников, через четыре месяца боев осталось всего 800 человек. Да сколько раз за лето 41-го получали пополнение. Людей не жалели. «Батальон потеряешь – простят, – говорил А. Шапошников, – а вот лошадь пала – затаскают». Командиру в лучшем случае скажут: «Воюете вы хорошо, но вот потери у вас большие».

Есть о войне такая правда, что иногда думаешь: лучше бы этого и не знать. Но куда же деваться от правды?

«Полк только вышел из окружения, человек пятьсот осталось, приехал генерал из штаба фронта, поставил задачу – взять город, до которого еще 50 километров, и была там целая дивизия немцев. И пообещал расстрелять, если не выполнишь приказ…»

«Наш генерал утром махнет стакан водки, потом выслушает доклады штаба, доложит командиру корпуса и опять стакан, да в обед, потом в ужин, так за день и набиралось по литру». «У нас адъютант командира дивизии сделал ему замечание, что на него слишком много водки уходит, так тот его за эти слова отправил в пехоту. Через три дня парня убило…»

Иные горе-командиры своих солдат по пьянке и от бездарности погубили больше, чем противника. Но и солдат тоже идеализировать не стоит.

«Выходим из окружения в Белоруссии, навстречу колонна наших, мобилизованных. Немцы их в плен взяли и отправили в тыл, без охраны. Мы их было с собой, на восток, раз освободили, а они все равно ночью на запад ушли…»

«Гонят по шоссе колонну наших пленных – конца не видно, я лежу в кустах у дороги, и охраны – только впереди два автоматчика. Ну почему же, – думаю, – никто не бежит!»

«У нас из полка, когда в окружение под Брянском попали, почти все украинцы домой подались…»

Зачем знать такую правду о «дружбе народов»?

Давно мне не дает покоя история гибели одного нашего батальона на Соже в Могилевской области (того самого, чьи черепа можно собирать до сих пор). Батальон погиб в считанные минуты. Долго считали, что все погибшие были героями, и только много лет спустя, когда удалось разыскать единственного оставшегося в живых, выяснилась правда: гитлеровцы расстреляли всех, когда солдаты подняли руки, вместо того, чтобы отбиваться.

Мало ли было случаев в 41-м, когда рота немецких автоматчиков разгоняла наш батальон, полки бежали от десятка-другого танков, и нельзя винить в этом одних генералов.

А тем, кто не сдался в плен и не погиб, приходилось драться и за них, на пределе человеческих сил, когда от отчаяния на белый свет смотреть не хотелось.

И ломались тогда даже герои. Знаю историю одного артиллериста, подбившего 9 немецких танков и представленного за это к званию Героя Советского Союза. Впрочем, он об этом не знал, потому что в одном из боев не выдержал ада и сбежал, до конца войны отсиживался дома в погребе. А в полку всю войну на его подвигах воспитывали молодых солдат…»

До какого же предела может дойти человек?

«Расстреливали как-то одного солдатика, не помню уж и за что, так он говорит трибуналу: «Да что вы меня смертью пугаете, когда мне жить страшнее».

На реке Красивая Меча в Тульской области в ноябре 41-го всего лишь 150 человек полка А. Шапошникова целую неделю отбивались от полнокровного немецкого, усиленного танками. И выстояли. Я специально, после того как изучил документы и опросил оставшихся в живых, ездил на места тех боев. Чистое поле, до сих пор кое-где окопчики. По всем военным понятиям невозможно было здесь устоять. Так я и не понял, как же тогда остатки измученного до предела полка дальше гитлеровцев не пустили.

Можно привести массу примеров, когда небольшая группа, и даже один человек, на войне делала то, что не под силу целой роте, а то и батальону. Хотя как часто бывало, что героизм одного был вынужденным результатом или следствием чьей-то безалаберности, глупости, а то и подлости. У гитлеровцев геройства было меньше, может быть, потому, что больше порядка. Да и довели они наших солдат своими зверствами над мирным населением до того, что те в бою не щадили себя. Столько мне порассказывали солдаты, что можно только удивляться, как это они вообще кого-то в плен брали. А часто и не брали. Кровь за кровь.

«Сдалось нам как-то человек с полсотни немцев, одни мальчишки-фольксштурмовцы. Вести в плен, так нас всего пятеро, да и тогда задачу не выполним. Завели в овраг и – по паре гранат…»

«Когда мы вошли в Германию, все удивлялись, как хорошо живут немцы. Не понимали: зачем же они на нас напали, у нас же нищета по сравнению с ними. Потом, когда они перестали нас бояться, стали обзывать свиньями и говорили: «Вот вы нас сейчас грабите, но пройдет время и все равно мы будем жить лучше, чем вы».

Так оно и оказалось.

А вот драма жизни одного знакомого артиллериста: в 41-м в окружении попал в плен, остался жив, но «за измену Родине» угодил в ГУЛАГ и отсидел 8 лет. За 8 подбитых танков. Наград – никаких. А недавно пишет мне, что дочь его забрала внуков и уехала насовсем в Германию. Какой же он победитель?

А сколько я знаю старых солдат, которые завидуют своим погибшим друзьям: не могут они никак принять жизнь после победы, которая обернулась так незаметно поражением. Да и какая же это победа, если в освобожденных ими землях и странах сносят памятники нашим полководцам, оскверняют могилы, торжествуют те, кто был тогда недобит. В бой шли под красными знаменами, а сейчас на праздниках – под напоминающими власовские. Сейчас уже не съездишь запросто к другу в Ригу или во Львов, а если и собрался, то помни совет: «У нас с наградами по улицам лучше не ходить».

И это все – тоже отголоски войны. Может быть, надо было тогда, в 45-м, меньше жалеть, а может быть, и наоборот – уйти домой сразу, как победили. Тогда, наверное, и не чувствовали бы побежденными себя сейчас.

«Никто не забыт и ничто не забыто», «О войне – только правду» – какие правильные, но затертые призывы. Правда о прошлом бывает не нужна времени нынешнему. И будет ли она нужна будущим поколениям, захочется ли им знать ее? Потому что все, что бы ни писали о войне ее участники, – правда. И про кровь, и про смерть, дурость генералов, трусость солдат, героизм одиночек и целого народа. Только у каждого она своя, эта правда. У генерала, больше представляющего ее по карте с красными стрелочками, и солдата, месяцами не вылезавшего из окопа. Это только Победа у нас – «одна на всех».

«И как мы только победили…» Победили, потому что не только сами кровью умывались, но научились драться, и так, что даже противник спустя годы отдает должное не только смелости русских солдат и полководцев, но и их уму, который оказался все же выше, чем у врага. Да и нельзя было не победить в той войне, иначе – конец России.

ОДНА НЕПРАВДА НАМ В УБЫТОК

Какой была война на самом деле? Такой, как пишут в книгах и показывают в кино, или совсем другая? Много ли вообще мы знаем правды о войне? Эти вопросы задают себе люди многих поколений, и не только историки. Казалось бы, о Великой Отечественной написаны десятки тысяч книг и статей, сняты сотни кинофильмов, можно ли говорить, что мы еще мало о ней знаем? Но почему же тогда ученые то и дало переписывают историю войны, трактуя ее события порой прямо противоположно?

Солдаты и офицеры, прошедшие войну, не могут не знать о ней правды Да, это так, но сколько правды они знают? Фронтовики рассказывают мне, что об обстановке они очень часто могли судить по своему участку, в масштабах роты, в лучшем случае полка. Газеты, особенно в начале войны, если и попадали, то нередко недельной давности. Да и много ли было правды в тогдашних газетах? Вся информация в них попадала через сито цензуры и Совинформбюро. Наш земляк доктор исторических наук профессор Н. Добротвор писал в своем дневнике: «Меня сводки очень волнуют своей неопределенностью, недоговоренностью… Раздражают наши сводки… Я хочу знать, каково положение, и почти ничего не знаю… Наши сводки поселяют недоверие, и это хуже всего… Мне боязно, что от нас скрывают то, что мы должны знать… Главная беда, что народ не знает, каково истинное положение на фронте. Живем совершенно впотьмах…» («Забвению не подлежит». Т.З.).

Это пишет профессиональный историк, что же тогда могли знать о положении на фронте в 41-м простые люди в тылу, подчас слабо представляющие себе географию. Тем более что и сами сводки Совинформбюро в 41-м были крайне скупы, по ним невозможно было представить истинное положение на фронтах, масштабы постигшей страну катастрофы. И многие упрекают власти и Сталина, прежде всего, что он скрывал от народа правду. Отсюда и слухи в тылу, порой самые невероятные, что, например, Горьковской области союзники объявили войну.

Да, правда о положении дел на фронте и в стране строго дозировалась. Был и предлог, который можно понять: в интересах сохранения военной тайны. Нет, радио работало, центральные газеты выходили, главная тема их была – война, с подробными рассказами о подвигах. Но газеты писали только о том, что можно было писать. Да никому бы тогда и в голову не пришло писать, как и почему в плен попадают сотни тысяч советских солдат, почему один за другим сдают города. Об этом стали писать позже, после Победы. Да и то далеко не всю правду.

Несколько этапов насчитывает только создание истории войны. При Сталине, да и при других вождях КПСС, могла быть в основном официальная история войны, при нем сложились оценки смысла, характера и значения войны. Одновременно, хотя часто и под диктовку политиков, работали и историки, писатели. Но была и есть народная память о войне. В начале 60-х годов вышла 6-томная история Великой Отечественной войны, над которой трудились 1200 историков. Это был для своего времени настоящий прорыв. К 30-летию Победы историография войны насчитывала уже 16 тысяч книг, что позволило значительно расширить познания о ней, были даны и ответы на многие острые вопросы. Но уже в 70-е годы появился тезис о выгодной и невыгодной правде войны. Показательна в этом отношении история издания мемуаров маршала Г. Жукова, над которыми основательно потрудились редакторы из ЦК КПСС. Шеститомник истории войны носил отпечаток своего времени, и в 70-е годы историки создали 12-томный труд о второй мировой войне. Это тоже было значительной вехой в осмыслении войны, но и здесь была далеко не вся правда о ней. С 1987 года началась было работа над новым, 10-томным изданием, но вскоре она заглохла. Очевидно, в новых условиях историки не стали писать о войне то, что нужно было политикам. С этого же времени о войне стали писать все, кому не лень. Начали меняться и принципиальные оценки войны. Е Евтушенко представил ее как «столкновение двух мусорных ветров», у В. Гроссмана мы читаем, что «наше дело было неправое», долго нас пытались уговорить признать предателя Власова национальным героем. Автор нашумевших книг «Ледокол» и «День М» В. Суворов фактически на одну доску поставил Гитлера и Сталина, изобразил СССР потенциальным агрессором с такими же целями, как и фашистская Германия.

Вообще, фигура Сталина особенно привлекает внимание историков, писателей и публицистов К. Симонов как-то написал, что мы вы играли войну не благодаря Сталину, а несмотря на Сталина. Но есть ли в этом утверждении полная правда? Если бы на месте Сталина оказался другой вождь, такой, например, как Хрущев, то, возможно, и война пошла бы совсем по-иному, и неизвестно еще, чем бы она кончилась. А если бы на месте Сталина был Жуков? Впрочем, история не любит сослагательных наклонений.

Академик РАН А. Сахаров в своем докладе на научно-практической конференции «Горьковская область в Великой Отечественной войне. Взгляд через 50 лет» заявил, что основным просчетом Сталина было то, что он не нанес Германии упреждающий удар. Это спасло бы миллионы жизней и раньше привело бы к результатам 1945 года. В. Суворов писал о том, что Сталин-де готовился напасть на Германию 6-го июля 41-го. Но, если внимательно изучить состояние Красной Армии, то выясняется, что она в то время была просто не готова к наступательным операциям такого масштаба.

Всегда особой проблемой, и не только у историков, было объяснение причин поражений Красной Армии в 41-м году. Сталин объяснял это просто: внезапностью нападения. Другие – общей неготовностью страны к войне. Найти в этом вопросе золотую середину очень трудно. Ветеран войны Б. Матвеичев на конференции объяснял поражения 41 -го года потерей управления, отсутствием боевого опыта, тем, что обучение войск не соответствовало современным требованиям, и при этом сослался на свой опыт участия в боях в составе батальона связи 20-го стрелкового корпуса. Но даже на опыте действий этого корпуса, сформированного, кстати, в Горьковской области, можно привести массу примеров, когда командиры действовали умело и грамотно, а солдаты показывали чудеса храбрости и боевой выучки. У каждого, особенно участника войны, своя правда о ней. После выхода в свет книги В. Астафьева «Прокляты и убиты» автор получил много упреков, в том числе и от ветеранов, что он слишком сгущает краски правды о войне. Да, во многом художественная правда В. Астафьева не совпадает с исторической, но надо ли упрекать солдата в том, что войну он увидел не так, как командующий фронтом?

А как часто бывает, что события и вроде бы факты войны оказываются всего лишь красивыми легендами… Во 2-й том истории Великой Отечественной войны попал эпизод героических действий командира орудия сержанта Н. Сиротинина: он один под Кричевом остановил колонну гитлеровских танков, уничтожив их более десятка Гитлеровцы похоронили его с воинскими почестями. И только много лет спустя выяснилось, что в том бою принимали участие и другие наши солдаты, и не все эти танки подбил один Н. Сиротинин. Несколько лет назад один из ветеранов войны написал статью под громким названием «Как мы изматывали фашистского зверя» – о героической гибели второго батальона 771-го полка на Варшавском шоссе в июле 41-го. Написал как очевидец и участник этого боя. Эта статья тоже чуть было не вошла в анналы истории, если бы не помощь других ветеранов. Выяснилось, что героического в гибели этого батальона нет, более того, часть его солдат сдалась гитлеровцам в плен, да и автор статьи не мог быть очевидцем этого боя.

Очень часто, к сожалению, история войны оказывается такой, что, кажется, лучше ее и не знать: с грязью человеческих отношений глупостью, подлостью, трусостью. Нет ни одной красивой войны, не должна быть в этом отношении исключением и Великая Отечественная. Целые поколения у нас воспитаны на подвигах героев, а трусы и бездарные военачальники из истории выпали. Но может ли считаться полным такое восприятие войны? Частичная правда это тоже не правда. На научно-практической конференции по теме морально-политического единства советского народа был посвящен целый доклад кандидата исторических наук П. Розанова. Главный его вывод: морально-политическое единство – это не пропагандистский штамп, а реальность. Но как же совместить это с многочисленными негативными фактами, опубликованными в 3-м томе сборника «Забвению не подлежит»? Например, что за годы войны дезертировали и уклонялись от службы в армии 12 тысяч наших земляков, или такие строчки из дневника историка Н. Добротвора: «Идут разговоры о бесчисленных фактах грабежа, фактах бандитизма на улицах Горького… Вакханалия спекуляции и блата. Жутко честному человеку. Война рождает героев и поднимает накипь человеческих отбросов наверх… А всякая сволочь роскошествует, да еще и пьянствует… Люди стали злее собак…»

В годы войны преступность в нашем городе достигла небывалого размаха, даже по нынешним меркам. Или такие строчки из справки управления НКВД по Горьковской области: «Сильно развита в городе сеть воровских притонов и так называемых притонов разврата… Характерным является тот факт что много таких притонов выявлено у женщин, мужья которых находятся на фронте» Как быть с этой правдой? Забыть или считать исключением? С началом войны на колхозных рынках города резко взлетели цены – как это вписывается в морально-политическое единство? А упали цены, например случай в Лыскове, только после того, как туда прибыли раненые и рассказали о зверствах немцев.

Профессор М. Бичуч на конференции прочитал доклад о национальной политике в годы войны, основной упор сделав на «густопсовый расизм гитлеровцев» и «интернационализм русских и спайку народов». Все это было, но как же быть с фактами, что в составе вермахта добровольно воевали представители едва ли не всех народов Европы, да и из советских народов у Гитлера не было формирований разве что из чукчей. «Спайка народов», а были выселены со своих родных мест крымские татары, ингуши и чеченцы, против Красной Армии воевали украинцы и эстонцы. Считать это, несмотря ни на что, частностями, ложкой дегтя в бочке меда?

Мы гордимся Победой, славим ветеранов, но разве далеки от истины утверждения профессора Р. Давыдовой, что к 50-летию Победы наша страна утратила почти все ее завоеванные кровью миллионов солдат итоги: Россия оказалась отброшенной от границ Европы, мы потеряли Прибалтику и черноморские базы, на месте дружественных нам государств сейчас огромная зона нестабильности, где нет ни одной страны без взаимных территориальных претензий. Россия фактически ушла из Восточной Европы, а Германия туда пришла, и никто не может дать гарантии, что это всегда будет дружественная Германия. Восточная Европа сейчас отвернулась от нас, старается забыть, что ее народы обязаны своим существованием советскому солдату. И неприязнь все чаще переходит в ненависть. Не будет большим преувеличением и утверждение, что все благоприятные политические итоги Победы для нашего народа сведены за последние годы почти к нулю, если смотреть на историю с геополитической точки зрения.

Слишком сложная и тяжелая история войны, чтобы судить о ее ходе и итогах без изучения всех фактов, позиций и точек зрения, всей правды. «Одна неправда нам в убыток», – писал А. Твардовский, поэтому День Победы всегда должен проходить слезами на глазах» – и не только от счастья Победы, но и от горечи за колоссальные жертвы. О такой войне нельзя говорить с патетикой, как бы действительно ни был велик подвиг нашего народа.

БРЕСТ, 4 ЧАСА 5 МИНУТ, 22 ИЮНЯ

К немцам ездил за углем

Десятого октября 1940 года в Брест прибыл эшелон с призывниками. Все они были из Горьковской области и попали в 447-й корпусной артиллерийский полк, который стоял в одном километре от границы, сразу за Брестской крепостью. Среди прибывших был и Михаил Воробьев. Новобранцы с интересом смотрели на Запад, где за Бугом стояли немецкие войска. Никто из прибывших тогда и подумать не мог, что большинство из них вскоре погибнут в солдатских койках от разрывов, так и не узнав, что началась война.

Михаил Воробьев был назначен помощником тракториста. Ездил к немцам за углем.

– На одной стороне моста через Буг наши пограничники, на другой – немецкие, – вспоминает Михаил Васильевич, – Уголь немцы нам давали по договору, сами и грузили его в тележку. В это время немцев мы не опасались.

Пушку покрасил для выставки

Артиллеристы слушали лекции о международном положении и задавали лектору вопросы:

– С какой целью немцы высадили в Финляндии механизированный корпус?

– Чтобы иметь плацдарм для нападения на СССР.

– Зачем Германия подводит свои войска к нашим границам?

– Чтобы напасть на нашу страну.

– А почему наш полк с такой тяжелой техникой расквартировался на самой границе?

– А мы не собираемся воевать на своей территории, – ответил лектор.

Из 36 орудий полка, стоявших все вместе на территории военного городка,12 были направлены стволами на запад, 12 – на восток, остальные на север и на юг.

Лектор рассказал артиллеристам, что Германия сосредоточила против СССР 139 дивизий. Но есть Договор о ненападении.

В пятницу 20 июня Михаил Воробьев, назначенный к тому времени артмастером, покрасил 122-миллиметровую пушку. Как раз в это время над ним пролетел немецкий самолет. Такое случалось и раньше, поэтому особого интереса самолет не вызвал. А пушку должны были показывать на выставке для высшего командного состава Красной Армии.

Из Брестской крепости ушла на восток в летние лагеря пехота.

21 июня весь 447-й артполк был построен на плацу для вручения значков «Отличник РККА». Личному составу объявили, что завтра полк уходит на летние учения.

«Скоро вам «капут!»

Артиллеристы, как обычно, вечером 21 июня готовились к увольнению в город. Подшивали подворотнички, наглаживали обмундирование, драили бархоткой сапоги.

Михаил Воробьев накануне сходил в Брест сфотографировался. От местных жителей в городе, и без того настроенных не очень дружелюбно, то и дело слышал: «Скоро вам «капут!» Этим словам особого значения не придавали. Хотя перебежчики из-за Буга рассказывали, что немцы готовы к наступлению.

Ровно в 23 часа дневальные в полку, как обычно, объявили отбой и бойцы быстро заснули богатырским сном. Многие – навсегда.

«Кончилось мирное время…»

Михаил Воробьев проснулся от близких разрывов и посмотрел на часы – 4:05. В артиллерийском парке Северного городка, где тесно стояли орудия, трактора, прицепы с боеприпасами, густо рвались тяжелые снаряды.

– Мы быстро оделись, получили у старшины личное оружие из пирамиды и перебежками по плацу, на который летели осколки снарядов, побежали к зданию полкового клуба, – вспоминает первые минуты войны Михаил Воробьев, – Командир полка полковник Александр Маврин стоял у штаба полка, вскоре подбежал начальник штаба капитан Андреев. Мы получили команду вытаскивать матчасть из артпарка. В это время из дома выбежал командир третьего дивизиона капитан Логинов и был сражен осколком снаряда. Перебежками мы пробрались в артпарк и стали под огнем выводить орудия и трактора с прицепами. Здесь осколком снаряда разорвало полость живота моему земляку Елину, он был из Сормова с улицы Культуры. Раненых и убитых было много.