Любовь под боевым огнем

Дальнейший уговор был прерван джигитом, явившимся к Якуб-баю с просьбой пожаловать к сардару для перевода объяснений с джанаралом инглези.

– По окончании праздника мы пошлем весь народ продолжать постройку стен Голубого Холма, – говорил сардар, – поэтому спроси джанарала, какой толщины мы должны строить их, чтобы поместить на них пушки королевы?

– Стены должны быть очень толстые, – перевел Якуб-бай ответ О’Донована, – не менее десяти шагов.

– Сколько следует проделать в них бойниц?

– Пятнадцать, – сболтнул Якуб-бай.

– Пятнадцать – это хорошо, – одобрил сардар. – Какой величины нужен погреб, чтобы запрятать в него порох?

– Такой величины, какой нужно на тысячу харваров пшеницы.

Сардару показалось невероятным такое громадное количество пороха, но из вежливости он протянул:

– Очень хорошо, очень!

– Королева советует вам не допускать русских к Голубому Холму, – говорил О’Донован. – Не всякую крепость можно отстоять против коварных людей. Вы нападайте на их караваны с хлебом, а еще лучше попробуйте напасть на Красноводск.

Якуб-бай перевел эту речь без собственных украшений.

– Мы уже об этом думали, – признался сардар. – Шагадам я хорошо знаю: там стенки не выше моей шапки, но за ними сидит джанарал Петрусевич, который далеко видит и мало спит.

Несмотря на всю важность совещания, сардар не мог пропустить минуты возвращения наездников, добивавшихся призов и славы. Дозорные джигиты подавали уже знаки об их приближении.

«Кому же я достанусь? – беспокоилась Аиша. – Неужели захудалому Мумыну?»

Да, имя Мумына гудело в воздухе, а вскоре и он показался в совершенно облегченном виде, без сапог и без халата. Даже нагайки не было в руках, зато он высоко поднимал шапку сардара. Аргамак – единственное его достояние – расстилался ястребом, и хотя на него наседали другие наездники и тоже с шапками, но он первый положил трофей у ног сардара.

Толпа пробовала было засыпать захудалого человека насмешками, которые, однако, возбудили истинный гнев сардара.

– С какого времени текинцы начали издеваться над шароварами бедняка? – спросил он строго толпу. – Наши отцы смеялись над трусостью, но над бедностью – никогда. Сын мой, – обратился он к Мумыну, – назначаю тебя есаулом и от имени всего Теке дарю тебе клынч, кибитку и халат. Возьми Аишу с собой – ты дважды взял ее в плен. От судьбы уйти нельзя.

Мумын чувствовал себя выше орлов, паривших над Теке. Правда, Аиша не разделяла его радости, тем не менее она безмолвно последовала за своим господином. Увы, теперь она рабыня, у которой не будет ни краски для ногтей, ни мастики для зубов, ни ичигов из голубой кожи на ногах…

Наступил торжественный час народной еды, когда каждый теке мог свободно присесть к любому из котлов. Аулиэ Джалута, говорят, много ел, но и он бы не осилил эти горы баранины с рисом. Пир шел долго, степенно, безмолвно.

По окончании еды заиграла музыка. Образовались кружки сказочников, и появился всемирный петрушка, выкрикивавший из-за бязевой занавески остроты суннитов над шиитами. Впрочем, наибольшее удовольствие доставляли козлики, умело становившиеся всеми четырьмя копытами на вершину тонкого столбика.

Спустившаяся ночь бессильно звала народ к отдыху. При ее дымке ликующее настроение еще более возросло, и только одни новорожденные, которым ничего не нужно, кроме материнского молока, не предавались неудержимому веселью. Много помогала празднику и потянувшая с севера прохлада. К тому же мириады звезд так весело замигали на небе, точно и там разделяли отраду теке.

О’Донован, рисовальщик по профессии, с лихорадочной поспешностью набрасывал эскизы степной феерии и до того увлекся необыкновенными световыми эффектами, что не чувствовал даже своей обычной жажды.

Не желая смешиваться с народом, Якуб-бай бродил все это время по лагерю, не особенно отдаляясь от ставки сардара. Наконец последний пригласил его к себе освежиться чашкой айрана.

– Доволен ли джанарал нашим угощением? – спросил заботливый хозяин праздника.

– Инглези не умеют ценить хорошие кушанья, – отвечал Якуб-бай. – У них только одна королева любит вкусную баранину.

– Неужели ему не нравятся и наши молодые ягнята?

– Не обращайте, сардар, внимания на его аппетит и преклоните ваше ухо к следующему известию: джанарал пишет письмо королеве.

– Можно ли узнать о чем?

– Он пишет по моему совету, а я знаю, что нужно текинскому народу. Кроме того, я знаю, что нужно и королеве инглези. В ее дворце есть невольницы из всех стран, но нет из Курдистана, и вот я посоветовал джанаралу – да простит мне Аллах эту ложь! – написать, что теке посылает ей в подарок первую красавицу из Нухура. Она будет очень рада, хотя потом придется сказать, что рабыня… бежала или умерла.

– О, просветление моих очей! – воскликнул сардар. – Снимаю ложь с твоей души и дарю королеве инглези Аишу. Мумын беден, ему пригодятся более, чем рабыня, верблюд и два-три десятка баранов.

– Можно ли сказать это джанаралу?

– Беги и говори ему!

– Но с этой минуты нужно, чтобы Мумын и никто из джигитов не смели глядеть на Аишу. До отправки же к королеве ей нужно дать особую кибитку и старуху, которая спала бы у ее порога.

Сардар обещал распорядиться как следует, и Якуб-бай отправился с докладом к О’Доновану.

– Сейчас на вопрос сардара, что ты делаешь, я отвечал, что ты пишешь письмо королеве.

– Я пишу письмо королеве? – изумился О’Донован. – Якуб-бай, ты лгун!

– И просишь королеву, чтобы она поторопилась с присылкой пушек и пороха. Без этой помощи, пусть она знает, текинцы расступятся направо и налево и пропустят русского сардара в Индию. Теперь нужно непременно отправить какое-нибудь письмо отсюда.

– У меня готовы письма, разумеется, не к королеве, но как их отправить? И в Красноводске, и в Чекишляре непременно спросят, кто посылает письма в Англию из Теке.

– Есть такой один человек, который для тебя все сделает. Ему открыта дорога в Персию, как в свою кибитку, а оттуда открыта дорога во все концы мира. В Иране кто не знает Якуб-бая?

Обрадовавшись возможности отослать письма и рисунки, О’Донован срочно изготовил посылку с надписью «Мистеру Холлидею».

– Нужно показать сардару, – посоветовал Якуб-бай. – Он так обрадуется этому делу, как малое дитя. Можно сказать, что здесь письма не только к королеве, но и ко всем ее министрам.

– Ну скажи, черт с тобой, – согласился О’Донован, – все равно, что бы я ни сказал, ты солжешь по-своему.

При виде толстого пакета сардар действительно обрадовался ему, как малое дитя. Из почтение к имени королевы он прикоснулся лбом к адресу, а из желание успеха – подержал конверт у сердца.

– Тебя сардар очень благодарил, – доложил Якуб-бай, возвратившись с аудиенции, – а мне он подарил Аишу.

– Почему он подарил тебе Аишу, а не мне? – не без досады спросил О’Донован.

– Разве у англичан есть рабыни?

– Что же ты будешь с нею делать?

– Я поставлю ее между сердцем и карманом, и кто из них перетянет, к тому она и пойдет.

XV

Следующий день народного праздника был посвящен состязанию в серого волка. Обыкновенная скачка, хотя бы и на лучших в мире аргамаках, бледна и ничтожна перед кок-бури. Сама по себе несложная задача игры разрешается обычно многими падениями с разгоряченных коней и нередко смертельными ушибами. По знаку распорядителя все участники в ней должны помчаться к условленному месту и, схватив там козла, представить его живым или мертвым господину праздника. В этой игре нет друзей. Несчастный козел переходит в третьи, четвертые, а иногда и в сотые руки. Здесь все хитрости хороши и нападения и увертки похвальны. Пинков не считают и свалившихся с седел не щадят. Толпы борцов то появляются перед распорядителем, то вновь мчатся в степь и нередко за десятки верст.

– Кет! – провозгласил хозяин сегодняшнего дня Хазрет-Кули-хан. Призы победителю были за его счет. – Кет! Худа ярдам бирсун!

И толпа юношей унеслась вихрем в степную даль. В среде их Мумын был уже в красном халате с фасонисто повязанным поясом.

– Сардар просит вас пожаловать на соколиную охоту, – доложил между тем Якуб-бай своему патрону. – Народ будет забавляться простыми играми, а мы будем бить соколами перелетную птицу.

– Какая же здесь охота? – заметил О’Донован. – На ящериц, что ли?

– Охота будет служить только предлогом для встречи посланников из Мерва, они уже недалеко.

На этот раз при сардаре образовалась свита из сокольничих, доезжачих, стремянных и военного эскорта. Видно было старание Ахал-Теки представиться гостям из Мерв-Теки при хорошей обстановке.

Сардар, О’Донован, четверовластие и духовные лица выдвинулись вперед, а Якуб-бай лавировал возле них так, чтобы не казаться ни ровней, ни слугой.

– Королева думает, – переводил он речь О’Донована, – что вы, сардар, поднимете всех мусульман против русских. Вам одним трудно с ними справиться.

– Кого можем, того поднимем, – отвечал дипломатически сардар. – Сегодня будем видеться с нашими друзьями из Мерв-Теки.

– А почему вы не приглашаете Персию на помощь?

– Напишите королеве, что напрасно она так дурно думает о текинском народе. Собак-персиян мы не возьмем в товарищи, даже если бы русские отняли у нас воду – всю до последней капли.

– Сунниты не могут звать на помощь шиитов, – добавил от себя объяснение Якуб-бай.

– А почему вы не приглашаете хивинцев на помощь, они же сунниты?

– Они теперь на положении собак, побитых сердитым хозяином. Тем не менее мы пошлем им известительное письмо и напомним, что ради крепости ислама они должны держаться одних с нами мыслей.

– Вы соседи с Бухарой?

– Да разве бухарцы могут воевать как следует? Они по преимуществу купцы. Взгляните на их халаты и чалмы из парчи и кашемира и судите сами, какие они воины. Им впору считать свои барыши.

– А афганцы? – допытывал О’Донован. – Афганцы народ воинственный.

– Для них найдутся у русских генералов серебряные пули, – сострил кто-то из четверовластия. – Когда они ловят эти пули, то сейчас же забывают о братьях-мусульманах. Инглези, разумеется, знают, сколько съел русского пилава Абдурахман-хан, сидя под тенью самаркандских чинаров.

В это время общее внимание было неожиданно возбуждено потянувшимися из-за гор длинными вереницами перелетной птицы. То было время, когда пернатый мир совершает обычный перелет с юга в густые плавни амударьинских разливов. В поднебесье шла оживленная перекличка. Оттуда виднелось и Аральское море, не везде еще доступное жадности человека…

Сначала сардар и ханы хранили степенность серьезных мужей, но прелесть соколиной охоты взяла верх, и кречет за кречетом взлетели на воздух. Вскоре группа сановников разметалась на большом пространстве. Такая богатая охота доступна здесь только два раза в году, при перелете птиц из Индии и обратно.

Керим-берды-ишан также охотно спустил бы сокола, но как духовное лицо он мог поучать, а не развлекаться. При данной обстановке ему приличнее всего было говорить о том, какую дичь следует считать законной и какую истинный правоверный должен отвергать как недозволенную в пищу пророком.

– Дичь, пойманная при помощи дрессированного животного, принадлежащего к охотничьей породе, законна, – пояснял он своим слушателям, к которым присоединился и О’Донован с толмачом. – Собака считается дрессированной, когда она трижды поймала дичь и не съела ее.

– А сокол? – спросил кто-то из слушателей.

– А сокол дрессирован, когда он возвращается на зов хозяина.

– Можно ли употреблять в пищу дичь, убитую камнем? – спросил О’Донован, заинтересовавшись схоластикой охотничьих законов мусульманства.

– Если дичь убита камнем без острия, то она незаконна, потому что не была ранена, а если она убита острием камня, то законна. Впрочем, Абу-Юзуф другого мнения, только его мнению не следует верить. Он даже говорит, что если стрела будет пущена в саранчу, а попадет в дичь, то и тогда дичь законна. Очевидное невежество! На этот счет Абдулла-Абас доказывает противное…

Охота между тем продолжалась с полным увлечением. Много уже было приторочено к седлам кречетников лебедей и уток, когда сардару доложили, что по дороге из Мерва показались долгожданные гости. Все они шли одвуконь. Толстая пелена пыли покрывала и коней, и всадников, и, несмотря на это, Мерв-Теке представлялось в изнеженном виде. Чепраки их горели золотой нитью, ножны блестели серебром и камнями, а замшевые чембары были расшиты шелками и опушены мехом кабарги.

Ахалинцы и мервцы встретились по всем правилам утонченного этикета. Сойдя с коней, прежде чем обменяться пожатием рук, они уставили глаза в землю и приподняли рукава халатов до самых локтей.

– Мы люди из Мерва, – заговорил известный Коджар-Топас, представитель пришельцев, – мы пришли сюда по вашему дружественному письму.

– Да, мы просим вашей помощи против общего врага, – отвечал сардар. – Врагу понадобился наш бедный край, и он опять идет на нас, но теперь уже с большими силами.

– Разве у него нет земли, чтобы найти себе могилу?

– Земли у русских много, только она очень болотистая, и теперь они ищут места себе посуше. Но мы просим дорогих гостей не обременять свое сердце заботами и пожаловать на отдых.

Невежливо было после приглашения на отдых заниматься какими-нибудь делами, но люди из Мерва никогда еще не видели ни одного русского человека.

– Правда ли, что все русские люди очень маленького роста и что у них мяса меньше, чем нужно съесть хорошей собаке? – слышались их любознательные вопросы.

– Да, Аллах дал им жадность, но лишил их красоты, – отвечали ахалинцы.

– Будто они кормят у себя свиней, как мы ягнят?

– Эта нечистая тварь у них в большом почете.

– Люди знающие говорят, что при встрече с врагами они роют земляные норы и скрываются туда, как черные пауки?

– Все во власти Аллаха, – заметил уклончиво сардар, который знал русских совсем с другой стороны, но не имел надобности делиться своими сведениями. – Нам известно, что они производят на земле большие беспорядки, и мы сожалеем, что двурогий Искандер не построил между ними и нашей землей железную перегородку, какой он отделил нас от народов Гога и Магога.

– И как это было ему легко сделать! – вступил в разговор Керим-берды-ишан, желавший показать перед гостями из Мерва свои познания в Коране. – Он сказал: «Помогите мне, и я построю перегородку между ними и вами. Принесите мне столько больших кусков железа, чтобы можно было завалить промежуток между двумя горными хребтами. Потом принесите мне расплавленной меди, чтобы я мог залить сверху все принесенное вами железо…» И вот прошло столько веков, а Яджуджи и Маджуджи напрасно стараются пробить стену Искандера.

Гости из Мерва могли только выразить восхищение перед высокими познаниями благочестивого мужа. После того было бы согласнее с тоном хорошего общества не распространяться о делах и до удовлетворения аппетита не ворошить злобу дня, но мервцы так мало видели света! Они редко делали набеги, между тем ахалинцы многое видели и в Хорасане, и в Ургенче, и даже в Бухаре. Недостатку знакомства с обычаями следует приписать и все дальнейшие разговоры.

– Вы нам писали, что хотя королева инглези также ест свиное мясо, но что она не любит русских, как мы ненавидим диких кабанов, – спросил один из пришельцев.

– Мы писали вам правильно, – отвечал сардар.

– И что она послала вам много оружия и пороха?

– Вы сами это услышите от джанарала инглези. При королеве он состоит начальником всех пушек.

Якуб-бай, не проронив ни одного слова из происходивших объяснений, нашел минуту, чтобы сообщить О’Доновану, каким он пользуется титулом у своей королевы.

– Какой дьявол им сказал, что я командую артиллерией? – воскликнул О’Донован. – Не твои ли это сказки, Якуб-бай?

– Чего ты испугался, полковник? Сардар и сам знает, сколько нужно огня, чтобы изжарить шашлык. Мерв-теке скорее согласятся на помощь, если им сказать, что впереди пойдет начальник всех пушек королевы инглези.

Кавалькада между тем приблизилась к могиле аулиэ Джалута, где все население встретило пришельцев с знаками живейшей радости. Мервцы самодовольно гладили свои запыленные бороды. Им выставили белые кибитки для отдыха и еды и черные для стряпни и прислуги. Увы, окончанием кок-бури интересовались уже немногие! Кажется, Мумын бросил козла к ногам распорядителя, но сардар и четверовластие были поглощены более важным делом, перед которым бледнели все обыкновенные радости. Нужно было торопиться с заключением союза против надвигавшегося грозного врага.

XVI

Кибитка, назначенная для маслахата, поступила, в предупреждение напора любопытных, особенно старух и подростков, под охрану джигитов. В таких важных случаях джигитам присваивались официальные нагайки, удары которых все, даже матроны, должны были сносить безропотно. Мумын, произведенный в есаул-баши, пользовался уже правом на подобную нагайку.

Собравшиеся члены совета и гости из Мерва образовали правильный круг людей, умело и картинно поджавших ноги на белых войлоках. Для освежения умов лежал в центре круга турсук с айраном, окруженный объемистыми полоскательными чашками.

Ни протоколов, ни канцелярии не полагалось.

– Мы решили задерживать приход русских войск на каждом шагу. Мы будем разбивать их караваны и отнимать у них верблюдов, – излагал план кампании перед гостями из Мерва председательствовавший в совете сардар, – но мы знаем, что не все туркмены крепки в исламе. В числе их есть такие подлые трусы, как иомуды, чодоры и гокланы, которые поделятся с гяурами своими верблюдами, а персияне – чтобы им не увидеть рая Магомета! – не постыдятся даже выслать им и хлеб за хорошие деньги. Рано или поздно, а русские сербазы все-таки поставят свои шатры у могилы аулиэ Джалута. Мы это предвидим, мы это понимаем, но нам нужно задержать появление русских, пока не окончим сооружение стен Голубого Холма. Вы проезжали мимо Геок-Тепе и видели, какую мы воздвигаем защиту ислама и нашей свободы.

– Да, ваши стены постоят за себя, – подтвердил инженер из Мерва, – у нас таких стен нет.

– Завтра весь наш народ двинется оканчивать их, и тогда враг найдет нас уже во всеоружии. Будьте же нашими товарищами в войне с гяурами.

– И помните, – добавил Керим-Берды-ишан, – что Ахал-Теке и Мерв-Теке происходят от двух родных братьев, посланных на нашу общую землю пророком для насаждения истинной веры.

– Мы охотно придем к вам на помощь, – ответили на это призвание представители Мерва.

– Сколько же вы пришлете нам джигитов?

– Пророк, как вы знаете, не позволил считать людей.

– А если счесть по числу лошадей?

– Это можно. Мы пришлем десять тысяч коней и по два человека на каждом. Нам трудно только везти для них корм из Мерва.

– Мы возьмем и людей, и коней ваших на свое продовольствие.

– Это хорошо, – похвалили мервцы. – Но не слишком ли много ваша крепость требует людей для защиты?

– Нам нельзя строить маленькую крепость, – отвечал сардар. – Мы соберемся в крепость всем народом и поставим под свою защиту женщин, детей и стариков.

– Вы очень хорошо придумали, – подтвердили мервцы, – человек храбрее бьется с врагом, когда ему нужно защищать любимого сына! А все-таки ров, из которого вы берете глину, следовало бы наполнить водой.

– Мы это сделаем непременно.

– Нужно, чтобы вода была выше человека.

– Разумеется, иначе он не утонет в ней.

– Хорошо также выкопать позади крепостных стен ряд колодцев. Пусть враги лезут через стены, кому они тогда страшны?

– Мы непременно последуем вашему дружескому совету.

– А за ямами хорошо поставить ряды кибиток, наполненных песком.

– Мы и это сделаем.

– Тогда русским не взять Геок-Тепе во веки веков! – заявили решительно в один голос все мервцы. – Если русские не утонут во рву, то мы перестреляем их на стенах. Уцелевшие на стенах попадут в ямы. Кто в яму не попадет и запутается между кибитками, того и старуха пырнет ножницами в бок.

Членам маслахата оставалось погладить бороды от удовольствия и единогласно воззвать к Аллаху о помощи против врага.

– Худа ярдам бирсун!

Интересная часть совещания была, однако, впереди. О’Донован и Якуб-бай присутствовали пока в качестве почетных гостей.

– Спрашиваем у джанарала без обиды нашим друзьям инглези: подоспеют ли их пушки ко времени прихода русских? – предложил щекотливый вопрос Коджар-Топас-хан.

– Королева инглези сама смотрела за кораблями, на которые грузили пушки в подарок Теке, – переводил ответ джанарала Якуб-бай, не боясь ответственности за неточность перевода. – Корабли давно уже в дороге.

– А есть ли там пушки, которые стреляют сзади?

– Там есть разные пушки.

– Таких пушек у русских нет, – заметил кто-то из знающих людей. – Русские пушки стреляют только в одну сторону.

– А есть ли между пушками тыр-тыр?

– Джанарал говорит, – переводил Якуб-бай, – что хотя королева имеет тыр-тыр только для себя, но она не пожалеет их и для Теке. Они очень страшны, и с ними нужно обращаться осторожно.

– Тогда пусть джанарал командует этими пушками.

– Разумеется, джанарал будет командовать ими, но он еще говорит вам следующее: для чего ожидать, чтобы русские явились перед стенами Геок-Тепе? Почему вы не хотите напасть на них в Шагадаме? Там можно заставить их броситься на корабли и уйти в море.

– Мы все сделаем и если аулиэ Джалута не оставит нас своей помощью, то мы сделаем больше, чем то дано человеку. Сегодня же мы обсудим еще одно важное дело, которое прошу выслушать.

Здесь по знаку сардара скромно сидевший поодаль Ах-Верды вступил в круг маслахата и поднял над головою присутствовавших письмо, написанное красивой арабской вязью.

– Один молодой человек, которому открыты книги людей, постигающих смысл творения, написал этот лист к диван-беги хивинского хана, – объявил сардар, взглядывая при этом с любовью на Ах-Верды. – Если мы послушаем, то убытка от этого не будет.

Все бороды маслахата всколыхнулись одобрительно, и Ах-Верды прочел следующее:

– «На нас наступают неверные русские войска, они уже на пути к Голубому Холму. Наши лучшие люди убивают их, сколько могут, и всегда возвращаются невредимыми с большой добычей, но все-таки мы живем надеждой и упованием на вашу помощь. Ради крепости ислама и чистоты веры просим вас держаться одних с нами мыслей. Забудьте наши грехи и приказывайте. Приказание ваше мы поднимем чистосердечно выше своих голов, и когда вы наградите нас письмом, то будем очень благодарны. Посылаем к вам Ай-Магомет-Полвана и Мумына, есаул-баши, а что они вам скажут, тому верьте».

Такого тонкого послания никогда еще не исходило из Теке, поэтому понятно, с какой торопливостью члены маслахата намазали тушью свои тамги и приложили их к письму. Даже Керим-берды-ишан посмотрел на Ах-Верды с особенным уважением.

– На это время Хива должна забыть наши аломаны, – объяснил сардар. – К тому же мы пользовались в Ургенче больше хлебом, нежели рабами, а тут за что же сердиться? Хлеб всякому человеку нужен. Сын мой, – обратился он к Ах-Верды, – понаблюдай, чтобы куржумы наших посланников были полны запасов – путь в Хиву нелегкий. Теперь же мы предадимся покою, а завтра скажем народу наше последнее слово.

Последнее слово имело воинственный характер. Сардар приказал оповестить наутро сбор всех мужчин Теке – на конях, при оружии и с послушанием команде.

В ночь произошло еще одно крупное событие: на могиле аулиэ Джалута появилась пушка, обращенная жерлом на русскую сторону. Она имела внушительный вид. Правда, ее бронзовое тело как будто сморщилось от времени, но разве опытность старухи ничего не стоит? Теке немало потратили трудов и искусства, чтобы приспособить ее к передвижению. Надпись на ней мог прочесть только один инглези, и он прочел: «Вулвич, 1809 год».

С раннего утра все Теке перебывало у орудия. Редко кто не погладил его позеленевшую медь и, разумеется, с угрозами и сердитыми пожеланиями в сторону врага.

Но чем заряжать? В арсенале Теке хранилось не более десяти старых заржавленных ядер. Этот серьезный недостаток взялся, однако, пополнить каменных дел мастер, который умел искусно обтачивать круглыши из твердого песчаника.

Ко дню генерального смотра Теке располагало уже есаулами и юз-баши, успевшими изучить многие военные приемы. Они расставили войска в стройном порядке и окружили холм огромным сомкнутым кольцом из разнородных боевых элементов. Не обошлось и без гвардейцев, снабженных русскими берданками и мультуками с рогатыми сошками. Фитили к мультукам были накручены из хорошего хлопка, который обмакнули в слабый раствор селитры.

Менее знатные сотни владели только пиками и клынчами. Первые оказывались длиннее казачьих пик на целый локоть а клынчи приготовлялись домашними оружейниками из старых, хорошо закаленных серпов.

В ряды войск встали было несколько старух с ножницами, которыми стригут баранов, но юз-баши отогнали их, за что и были обижены плевками.