Черный Карлик. Легенда о Монтрозе (сборник)

Глава XVII

Что-то непохоже на свадьбу!

Шекспир. «Много шума из ничего»

Капелла замка Эллисло, где должно было произойти это зловещее бракосочетание, была построена гораздо прежде самого замка, хотя и он был очень старинным зданием. Еще до того времени, как войны между Шотландией и Англией сделались таким обычным и продолжительным явлением, что все жилые постройки по обеим сторонам границ принимали воинственный и крепостной характер, Эллисло было монастырским поселением, или, как полагают антикварии, поселением богатейшего аббатства Джедбергского. Случайности войны и взаимные захваты враждующих сторон давно изменили границы первоначальных владений. На развалинах монастыря вырос феодальный замок, а монастырская капелла вошла в состав его постройки.

Это здание, со своими круглыми сводами и массивными колоннами, простота которых доказывала их принадлежность к так называемому саксонскому периоду нашей архитектуры, носило во все времена самый темный и мрачный характер. Внутри его были фамильные усыпальницы феодальных владык, а в прежние времена там же были склепы для монастырской братии.

На этот раз капелла была еще мрачнее обыкновенного, потому что ради предстоящего случая ее осветили несколькими дымными, смоляными факелами, которые вблизи горели желтым огнем, а на некотором расстоянии были окружены тусклым, красным сиянием, происходившим от их собственного дыма, далее же была уже густая тьма, из-за которой нельзя было судить о настоящих размерах капеллы, и она казалась необъятной. Попытки украсить ее несколькими разрозненными и наскоро собранными предметами были вполне неудачны и, скорее, способствовали усилению унылого впечатления. Обрывки старинных шпалер, содранные со стен других комнат, были неуклюже развешаны по стенам капеллы, чередуясь с гербовыми щитами и надгробными памятниками, рассеянными по всему зданию. По бокам алтаря возвышались два мавзолея совершенно различного характера: на первом была каменная фигура монаха или какого-то изможденного отшельника, умершего в ангельском чине; он был в пелерине с капюшоном, с четками в сложенных руках, коленопреклоненный в молитвенной позе и с головой, поднятой вверх. По другую сторону алтаря стоял памятник в итальянском вкусе, из чистейшего белого мрамора и настоящей художественной работы. Он был посвящен памяти покойной матери Изабеллы, миссис Вэр, которая была изображена лежащей на смертном одре, а возле нее плачущий ангел, отвернувшись, гасил огонь догорающей лампады, служившей эмблемой ее быстрой кончины. Эта группа была в высшей степени изящным памятником искусства, но казалась как-то некстати среди грубой и суровой обстановки остального здания. Многие дивились, иные даже возмущались тем, что Эллисло, при жизни своей супруги обращавшийся с ней далеко не любезно, вздумал после ее смерти соорудить ей такой драгоценный памятник своей притворной скорби; но потом нашлись люди, которые вполне очистили его от подозрений в подобном лицемерии, доказав, что мраморный мавзолей был заказан и выполнен под руководством мистера Ратклиффа, и притом на его собственный счет.

Перед этими монументами собрались теперь свободные гости. Их было немного; из числа обедавших в замке многие разъехались по домам ради спешных приготовлений к походу, притом обстоятельства были таковы, что мистер Вэр вовсе не желал лишних свидетелей и пригласил в церковь ровно столько родственников, сколько было необходимо по обычаям страны. Ближе всех к алтарю стоял сэр Фредерик Лэнгли, мрачный, угрюмый и задумчивый даже более, чем обыкновенно. Рядом с ним Маршал, взявший на себя роль шафера. Беспечная шутливость этого юного джентльмена, и не думавшего стесняться ни при каких обстоятельствах, еще резче оттеняла сердитое выражение на лице жениха.

– А невеста еще так и не выходила из своей комнаты, – шептал Маршал сэру Фредерику. – Надеюсь, что нам не придется прибегать к тем насильственным мерам, какие были в употреблении у древних римлян, как нам преподавали в школе. Моей прелестной кузине не поздоровится, коли два дня кряду ее будут похищать, хоть я и должен сознаться, что она стоит того.

Сэр Фредерик притворился, что не слышит этих речей, и, отвернувшись в другую сторону, начал напевать себе что-то под нос, но Маршал не унимался.

– Вот тоже пастор Хобблер, я думаю, как на иголках: его позвали и велели готовиться к радостному торжеству в ту самую минуту, как он с успехом откупорил третью бутылочку. Смотрите не подведите его под строжайший выговор со стороны духовного начальства, потому что по церковным правилам, кажется, не дозволяется венчать в такие поздние часы… А-а, вот и Эллисло, и с ним моя прекрасная кузина! Ей-богу, прекраснее, чем когда-либо, только бледна как смерть и еле держится на ногах. Слушайте, господин баронет, если она не совсем охотно скажет «да», то свадьбы не будет, что бы там ни случилось, я вам наперед говорю.

– Свадьбы не будет, сэр? – переспросил сэр Фредерик громким шепотом и таким тоном, который показывал, с каким трудом он сдерживает свой гнев.

– Да, так-таки и не будет, – отвечал Маршал. – За это уж я ручаюсь, и вот вам моя рука.

Сэр Фредерик Лэнгли взял его руку, сжал до боли и проговорил тихим шепотом:

– Маршал, я вам это припомню. – Затем он оттолкнул его руку.

– О, я и сам не забуду, – сказал Маршал. – Мне еще не случалось произносить таких слов, за которые моя рука не была бы готова отвечать во всякое время. Пожалуйте сюда, моя прекрасная кузина, и скажите мне: по своей ли доброй воле и свободному выбору вы намерены признать сего благородного рыцаря своим властелином и супругом? Потому что, если вы на этот счет хоть сколько-нибудь сомневаетесь, отступайте и уходите прочь, он на вас не женится.

– С ума вы сходите, Маршал? – сказал Эллисло, который в качестве его бывшего опекуна часто принимал еще с ним авторитетный тон. – Неужели вы полагаете, что я способен насильно влачить мою дочь к алтарю и что она сюда явилась не по собственному желанию?

– Пустяки, Эллисло, – возразил юный джентльмен, – никогда я этому не поверю! У нее полны глаза слез, а личико бледнее ее белого платья. Во имя простого человеколюбия я должен настоять на том, чтобы церемония была отложена до завтра.

– Вечно ты мешаешься не в свое дело! Это, наконец, несносно! Она сейчас сама скажет тебе, что церемония назначена именно сегодня по ее желанию. Изабелла, милая моя, скажи, так ли это?

– Так, – отвечала Изабелла умирающим голосом. – Видно, не будет мне помощи ни от Бога, ни от людей…

Но присутствующие расслышали одно только первое слово, остальные она произнесла беззвучно. Маршал пожал плечами и отступил, а Эллисло подвел или, скорее, подтащил дочь к алтарю. Сэр Фредерик выступил вперед и стал с нею рядом. Священник раскрыл требник и взглянул на мистера Вэра, ожидая, когда он велит начать.

– Начинайте! – сказал Вэр.

Но в эту минуту раздался голос, исходивший как будто из гробницы его жены, но такой громкий и резкий, что от него пошел гул по всей церкви. Этот голос произнес:

– Перестаньте!

Все замерли на месте, безмолвно переглядываясь, и при наступившей тишине где-то в отдаленных покоях замка послышались глухой шум и топот и как будто звон оружия.

Потом все стихло.

– Это что еще за выдумки? – сказал сэр Фредерик, яростно оглядываясь и вперив сначала в Эллисло, потом в Маршала злобные и подозрительные взгляды.

– Кто-нибудь из гостей зашумел в нетрезвом виде, – сказал Эллисло, сам сильно сконфуженный, – ради сегодняшнего торжества мы должны быть снисходительны к подобным проявлениям. Прошу вас начать богослужение.

Священник опять взялся за книгу, но не успел он произнести ни слова, как из того же пункта раздался все тот же голос и то же воспрещение.

Женская прислуга с криками испуга выбежала из церкви; джентльмены схватились за шпаги. Все были еще под впечатлением этого странного перерыва, как вдруг из-за мраморного памятника выступил карлик и стал перед мистером Вэром.

Появление этого странного и уродливого существа, особенно в таком месте и при таких обстоятельствах, на всех подействовало удручающим образом, но мистер Вэр был поражен как громом; выпустив руку дочери, он, шатаясь, прислонился к ближайшей колонне и, обхватив ее обеими руками, прильнул к ней лбом.

– Это кто такой, – сказал сэр Фредерик, – и чего ему здесь нужно?

– Я пришел объявить вам, – сказал карлик своим обычным язвительным тоном, – что вступающая в брак девица не есть наследница поместья Эллисло, ни замка Маули-холл, ни Полвертона, ни единой пяди земли, иначе как с моего ведома и согласия; а тебе я такого согласия, конечно, не дам, – продолжал он, обращаясь непосредственно к сэру Фредерику Лэнгли. – Преклони колена и благодари Бога за то, что я помешал тебе сочетаться браком с такими качествами, которые тебе вполне чужды: она бесприданница, неимущая, добродетельная, невинная и правдивая девушка. А ты, неблагодарный негодяй, – обратился он к Эллисло, – чем теперь оправдаешь свою подлую уловку? Ради собственного спасения ты хотел продать родную дочь; а в голодный год ты бы ее зарезал и съел, чтобы насытиться? Да, закрывай лицо руками! Должно быть, стыдно тебе смотреть на того, чье бренное тело ты держал в оковах, чью руку подвигнул на преступление, а душу наполнил мучением. Еще раз тебя спасает добродетель той, что зовет тебя отцом; ступай прочь отсюда, и пусть мое прощение и благодеяния, которыми я тебя осыпаю, превратятся в пылающие уголья, и падут на твою голову, и иссушат твой мозг, как ты иссушил мой!

Эллисло в безмолвном отчаянии воздел руки к небу и ушел из капеллы.

– Пойди за ним, Губерт Ратклифф, – сказал карлик, – и сообщи ему о моем решении. Он будет очень доволен. Ему лишь бы дышать на воле да сорить деньгами, только в этом и видит счастье.

– Я все-таки ничего не понимаю, – сказал сэр Фредерик Лэнгли, – но мы здесь образовали вооруженный отряд джентльменов, сторонников короля Иакова Восьмого, и нам все равно, сэр, точно ли вы сэр Эдуард Маули, которого считали давно умершим в заключении, или вы облыжно приняли на себя его имя и титул; но мы задержим вас до тех пор, покуда ваше появление здесь, в такую минуту, не получит достаточного объяснения. Нам нежелательно иметь здесь шпионов. Друзья мои, возьмите его!

Но испуганная челядь отступила, не решаясь повиноваться.

Тогда сэр Фредерик сам двинулся вперед, как бы намереваясь схватить карлика собственными руками; но тут его неожиданно остановило блестящее острие бердыша, направленного в его грудь дюжей рукой Габби Эллиота.

– Я вас проткну насквозь, коли вы его хоть пальцем тронете, – молвил фермер очень решительно, – подайтесь назад, не то наткнетесь! Никому не дам обидеть Элши; он нам добрый сосед и всегда готов помочь человеку в нужде! И хоть вы его считаете, может быть, калекой, а попробуйте подать ему руку, так ручаюсь, что у вас из-под ногтей кровь пойдет, с ним тоже шутки плохи! Наш Элши, коли ухватит тебя, так что твои кузнечные клещи!

– Зачем вы сюда явились, Эллиот, – сказал Маршал, – и кто вас просил вмешиваться?

– А вот видите ли, Маршал-Уэльс, – отвечал Габби, – я здесь не один, а со мной еще десятка два-три молодцов, и явились мы от моего имени, да еще от имени короля… или королевы, что ли?.. А также от имени мудрого Элши, чтобы водворить мир, да кстати уж отплатить хозяину Эллисло за то, что он у меня натворил. Небось слышали вы, какой вкусный завтрак задали мне вчера поутру? Ну, я узнал, что это было сделано по его распоряжению, вот и явился задать ему ужин. И напрасно вы хватаетесь за шпаги, джентльмены: замок в наших руках и достался нам не больно дорого. Мы застали все двери настежь, а народ у вас так нализался, что обезоружить людей ничего не стоило; мы отобрали сабли и пистолеты так же легко, как горох шелушили.

Маршал бросился вон из капеллы, но тотчас вернулся назад.

– А ведь это правда, ей-богу! – воскликнул он. – Сэр Фредерик, дом полон вооруженных людей, а наши скоты все пьяны и обезоружены. Обнажайте шпагу и пробьемся как-нибудь!

– Постойте, постойте! – крикнул им Габби. – Вы погодите, послушайте! Мы вам зла не желаем; но, как вы стали за короля Иакова да за прелатов, вот и мы по-старому, по-соседски, стали за свой закон и за свою церковь; только мы и волоса с вашей головы не тронем, коли вы спокойно разойдетесь по домам. А это будет, право, всего лучше, потому что из Лондона пришли верные вести, что этот Бэнг или Бинг… ну, все равно, как его звать; одним словом, отогнал он от наших берегов французские корабли и того нового короля; так не лучше ли вам удовольствоваться нашей старушкой Нэнси, покудова что?

Вошедший в эту минуту Ратклифф подтвердил точность известий, столь неблагоприятных для партии якобитов. Сэр Фредерик в ту же минуту, ни с кем не простившись, ушел и, собрав кое-как тех из своих служителей, которые оказались способны за ним следовать, уехал из замка.

– А вы, Маршал, что намерены делать? – спросил Ратклифф.

– И сам не знаю, право, – отвечал тот, улыбаясь, – душа у меня слишком велика, а карманы слишком пусты, чтобы я мог последовать примеру доблестного жениха. Это не в моей натуре, да и не стоит того!

– Так вы просто отошлите назад своих людей, а сами посидите спокойно, ничего и не будет; ведь кампания еще не начиналась и открытого восстания не было.

– Э, стоит ли об этом говорить! – сказал Эллиот. – Станем опять жить приятелями, вот и ладно будет. Я ни на кого зла не имею, кроме этого черта, Уэстбернфлета; ну, да я ему уж задал препорядочно. Только вот досада! Как только я его хватил раза три палашом, он – прыг в окошко, да и бултыхнулся в ров с водой, а там и поплыл на другой берег, точно дикая утка. Парень ловкий, что и говорить: одну красную девицу утром уволок, а другую вечером! Меньше ему никак нельзя, извольте видеть! Ну, постой же, коли он подобру-поздорову не уберется из наших краев, я его сам уберу, да! Потому что никакого соглашения у нас с ним в Кэстлтоне не будет; его приятели сами от него отступились.

Во время общей суматохи Изабелла бросилась к ногам своего родственника, сэра Эдуарда Маули, ибо так мы должны отныне звать отшельника. Она со слезами выражала ему свою благодарность и умоляла простить ее отца. Когда общее смятение и беспорядок несколько утихли, взоры всех обратились на них.

Мисс Вэр преклонила колена возле гробницы своей матери, и все заметили удивительное сходство ее лица с чертами мраморного изваяния. Держа руку карлика, она беспрестанно целовала ее и обливала слезами. Он стоял безмолвно и почти неподвижно, глядя то на лицо статуи, то на ее подобие, преклоненное у его ног.

Наконец крупные слезы, повисшие на его ресницах, покатились по щекам, и он отер их рукой.

– Я думал, – сказал он, – что уж совсем разучился плакать, но мы плачем, едва родившись на свет, и, как видно, источник слез не иссякает в нас до самой могилы. Но хоть и растаяло мое сердце, а решение остается неизменно. В эту минуту расстаюсь навеки и сразу со всем, что мне дорого как в прошлом, – он взглянул на памятник, – так и в настоящем, – тут он перевел глаза на Изабеллу и сжал ее руку в своей. – Нет, не трать слов понапрасну! Не пытайся поколебать мою решимость! Ничто не изменит ее; ты больше не увидишь этого безобразного калеку и ничего о нем не услышишь. Для тебя я умру прежде, нежели действительно буду лежать в могиле, а ты думай обо мне как о друге, избавившемся от тяжких трудов и греховных деяний бытия!

Он поцеловал в лоб Изабеллу, потом запечатлел такой же поцелуй на лбу мраморной статуи и ушел из капеллы в сопровождении Ратклиффа.

Изабелла, измученная волнениями этого дня, отдалась в руки своих прислужниц и почти без чувств была унесена в свои покои. Бо́льшая часть гостей разъехалась, причем всякий из них в отдельности постарался внушить всем и каждому, что он вовсе не одобряет заговора против правительства и весьма сожалеет, что ввязался в эту историю.

На эту ночь Габби Эллиот взял на себя обязанности начальника в замке, не ложился спать и все время ходил дозором. Он немало хвастался тем, с какой поспешностью он и его друзья явились на призыв, который послал им Элши через верного Ратклиффа. По счастливой случайности, говорил он, в тот самый день они узнали наверное, что Уэстбернфлет вовсе не намерен прийти на свидание, назначенное в Кэстлтоне, а хотел только посмеяться над ним. По этому случаю в Хейфуте собралось порядочное количество добрых молодцов, и они собирались как раз под утро нагрянуть к башне разбойника, но Ратклифф застал их в сборе и повернул на замок Эллисло.

Глава XVIII

– Последнее сказанье,Диковинных событий окончанье!Шекспир. «Как вам это понравится»

На следующее утро мистер Ратклифф вручил Изабелле Вэр письмо от ее отца следующего содержания:

«Дорогое дитя мое!

Преследования со стороны злобствующего правительства вынуждают меня ради личной безопасности уехать за границу, и на некоторое время я располагаю поселиться в чужих краях. Не прошу тебя ни сопровождать меня, ни следовать за мной: оставаясь на месте, ты можешь с большей пользой соблюдать мои интересы, а также и твои собственные. Нет нужды подробно разъяснять тебе причины вчерашних странных происшествий. Я имею поводы горько жаловаться на то, как поступал относительно меня сэр Эдуард Маули; он твой ближайший родственник с материнской стороны; но, так как он признал тебя своей наследницей и еще при жизни своей намерен передать тебе значительную часть своего состояния, я считаю, что этим он загладил свою вину передо мной. Я знаю, что он никогда не мог мне простить того, что твоя мать отдала руку мне, вместо того чтобы, согласно нелепым и деспотическим фамильным распоряжениям, отдаться своему безобразному кузену.

Этот удар был для него столь чувствителен, что окончательно свел его с ума, тем более что, по правде сказать, его мозги и так были не в порядке; я же, как муж его ближайшей родственницы и наследницы, должен был принять на себя щекотливую обязанность опекать его личность и имущество и выполнял этот долг до тех пор, пока некоторые лица, вероятно находившие, что так следует, не выхлопотали ему право распоряжаться своей собственностью. Однако, если здраво обсудить некоторые пункты его последующего поведения, ясно, что для него же было бы лучше, если бы его подвергли легким и спасительным стеснениям. Впрочем, он доказал в одном случае, что понимает святость родственных связей и сознает свое собственное убожество, потому что, когда он окончательно удалился от света, скитался под различными именами и личинами и даже пожелал распространить слух о своей смерти, в чем и я, из снисхождения к его фантазии, охотно ему содействовал, в то же время он предоставил мне пользоваться доходами с большей части своих имений, и в особенности с тех, которые принадлежали твоей матери пожизненно, а от нее перешли в наследство ему как старшему по мужской линии. В этом случае он, вероятно, думал, что выказывает необычайное великодушие, между тем как, по мнению всех беспристрастных людей, он просто исполнил нравственную обязанность, потому что, по естественному ходу вещей, если не по закону, ты прямая наследница своей матери, а я твой натуральный опекун и распорядитель твоего состояния.

Поэтому я не только не считал себя осыпанным благодеяниями сэра Эдуарда, но думал, что вправе был сетовать на то, что доходы доставлялись мне не иначе как через руки мистера Ратклиффа, который к тому же требовал с меня обеспечения из моего собственного родового поместья Эллисло за каждую сумму денег, перебираемых мной вперед, на экстренные расходы. Этим способом он, так сказать, насильно втерся в мой дом и в конце концов забрал в руки распоряжение всем моим имением. Если же сэр Эдуард с тем и затеял эти якобы дружественные со мной отношения, чтобы овладеть сначала ведением моих дел, а потом окончательно меня разорить, то я, повторяю, не чувствую себя нимало ему обязанным.

С осени прошлого года, как я узнал, вздумал он, под влиянием ли своего расстроенного воображения или во исполнение того плана, о котором я намекнул выше, поселиться в здешнем краю. Поводом к тому было, по-видимому, желание полюбоваться памятником, который он воздвиг в нашей капелле над прахом твоей покойной матери. Мистер Ратклифф, около того же времени оказавший мне честь поселиться в моем замке, как у себя дома, был так любезен, что втайне приводил его в капеллу. Вследствие того, как он сам сообщил мне, на сэра Эдуарда нашел припадок бешенства, длившийся несколько часов кряду; в этом виде он убежал в соседние болота, а когда несколько опамятовался, выбрал один из самых диких пунктов этой пустынной местности и порешил поселиться тут, построить себе жилище и прослыть чем-то вроде деревенского знахаря, – к этой роли, мимоходом сказать, он и прежде был весьма склонен. Замечательно, что мистер Ратклифф не только не уведомил меня об этих обстоятельствах, дабы я мог своевременно позаботиться о судьбе родственника моей покойной жены и подать ему руку помощи в таком его бедственном состоянии, но, напротив, мистер Ратклифф всячески ему потворствовал и не только помогал во всех его безумных планах, но поклялся, что никому об этом не расскажет. Он часто посещал сэра Эдуарда и лично способствовал исполнению его дикой фантазии собственноручно построить себе убежище. Они, по-видимому, ничего так не страшились, как раскрытия своей тайны.

Пустынные окрестности этого жилища были обнажены со всех сторон, и, как только кто-нибудь приближался к этому месту, Ратклифф скрывался в небольшую пещеру, вроде подземного хода, который они открыли поблизости от высокого гранитного столба. Надеюсь, что и ты согласишься, моя дорогая, что для такой необычайной секретности должны были быть какие-нибудь серьезные поводы. И то достойно замечания, что, пока я считал, будто злосчастный друг мой проживает в монастыре у траппистов{38}, он в течение нескольких месяцев жил, в качестве сельского знахаря, на расстоянии каких-нибудь пяти миль от моего дома, и каждый мой малейший шаг был ему известен или через Ратклиффа, или через Уэстбернфлета и других, так как он имел полнейшую возможность подкупить кого угодно.

Он вменяет мне в великое преступление то, что я желал выдать тебя замуж за сэра Фредерика. Я думал этим устроить твою судьбу; если же сэр Эдуард Маули был иного мнения, почему он не отважился вступиться в это дело, почему не заявил своевременно о том участии, какое принимает в твоем благосостоянии и в тебе самой, как его будущей наследнице?

Как ни поздно этот твой взбалмошный и странный родственник выступил со своими заявлениями, я даже и теперь далек от того, чтобы поставить свой родительский авторитет наперекор его желаниям; несмотря на то что джентльмен, которого он прочит тебе в мужья, есть не кто иной, как молодой Эрнсклиф, я бы никак не ожидал, что он выберет именно его, принимая во внимание некоторое роковое обстоятельство. Но я и на это даю свое полное согласие, с тем условием, чтобы по брачному контракту имение было закреплено за тобой в такой форме, чтобы моя дочь ни в каком случае не подвергалась мучительной зависимости от другого лица и тем внезапным и капризным лишениям содержания, от которых столько пострадал ее отец.

Полагаю, что сэр Фредерик Лэнгли больше не будет тебя беспокоить. Он не из тех людей, которые способны жениться на бесприданнице. Поэтому поручаю тебя, милая Изабелла, мудрости Провидения и твоему собственному благоразумию и прошу тебя, не теряя времени, воспользоваться теми выгодами, которых лишил меня твой легкомысленный родственник, тебя же, напротив, осыпающий ими.

Мистер Ратклифф говорил как-то, что сэр Эдуард намерен назначить мне значительную сумму ежегодного содержания для прожития приличным образом за границей. Но я слишком горд, чтобы принять от него подачку. Я отвечал ему, что у меня есть любезная дочь, которая не потерпит, чтобы отец ее жил в нищете, пока она будет пользоваться достатком. Я счел приличным внушить ему совершенно прямо, что, какова бы ни была цифра дохода, укрепляемого за тобой, они обязаны принимать в расчет и то, что ты, естественно, должна будешь уделять мне. Я охотно предоставляю тебе замок и усадьбу Эллисло в доказательство родительской любви своей и усердного и бескорыстного желания устроить тебя сколь возможно лучше. Проценты с долговых обязательств, лежащих на поместье, несколько превышают сумму доходов даже в том случае, если отдать усадьбу внаем; но так как она заложена на имя мистера Ратклиффа, за поручительством твоего родственника, я не думаю, чтобы этот кредитор стал тебя тревожить.

Здесь считаю долгом предупредить тебя, что хотя относительно меня лично мистер Ратклифф вел себя предосудительно, но я все-таки считаю его за человека честного и прямодушного, и ты вполне можешь на него положиться при ведении своих дел, не говоря уже о том, что, сохраняя его доброе мнение, ты тем самым обеспечиваешь себе благоволение твоего родственника.

Кланяйся от меня Маршалу. Надеюсь, что недавние происшествия не наделали ему хлопот. Из-за границы буду писать подробнее.