И я своему ремонтеру против того, что здесь сейчас упомянул, вдесятеро более объяснил, но ничего ему это в пользу не послужило: назавтра, гляжу, он накупил коней таких, что кляча клячи хуже, и еще зовет меня посмотреть и говорит:

«Ну-ка, брат, полюбуйся, как я наловчился коней понимать».

Я взглянул, рассмеялся и отвечаю, что, мол, и смотреть нечего:

«У этой плечи мясисты,– будет землю ногами цеплять; эта ложится – копыто под брюхо кладет и много что чрез годок себе килу[98] намнет; а эта, когда овес ест, передней ногою топает и колено об ясли бьет»,– и так всю покупку раскритиковал, и все правильно на мое вышло.

Князь на другой день и говорит:

«Нет, Иван, мне, точно, твоего дарования не понять, а лучше служи ты сам у меня конэсером и выбирай ты, а я только буду деньги платить».

Я согласился и жил отлично целые три года, не как раб и наемник, а больше как друг и помощник, и если бы не выходы меня одолели, так я мог бы даже себе капитал собрать, потому что, по ремонтирскому заведению, какой заводчик ни приедет, сейчас сам с ремонтером знакомится, а верного человека подсылает к конэсеру, чтобы как возможно конэсера на свою сторону задобрить, потому что заводчики знают, что вся настоящая сила не в ремонтере, а в том, если который имеет при себе настоящего конэсера. Я же был, как докладывал вам, природный конэсер и этот долг природы исполнял совестно: ни за что я того, кому служу, обмануть не мог. И мой князь это чувствовал и высоко меня уважал, и мы жили с ним во всем в полной откровенности. Он, бывало, если проиграется где-нибудь ночью, сейчас утром как встанет, идет в архалучке[99] ко мне в конюшню и говорит:

«Ну что, почти полупочтеннейший мой Иван Северьяныч! Каковы ваши дела?» – он все этак шутил, звал меня почти полупочтенный, но почитал, как увидите, вполне.

А я знал, что это обозначает, если он с такой шуткой идет, и отвечу, бывало:

«Ничего, мол: мои дела, слава богу, хороши, а не знаю, как ваше сиятельство, каковы ваши обстоятельства?»

«Мои,– говорит,– так довольно гадки, что даже хуже требовать не надо».

«Что же это такое, мол, верно, опять вчера продулись по-анамеднешнему?»

«Вы,– отвечает,– изволили отгадать, мой полупочтеннейший, продулся я-с, продулся».

«А на сколько,– спрашиваю,– вашу милость облегчило?»

Он сейчас же и ответит, сколько тысяч проиграл, а я покачаю головою да говорю:

«Продрать бы ваше сиятельство хорошо, да некому».

Он рассмеется и говорит:

«То и есть, что некому».

«А вот ложитесь, мол, на мою кроватку, я вам чистенький кулечек в голову положу, а сам вас постегаю».

Он, разумеется, и начнет подъезжать, чтобы я ему на реванж[100] денег дал.

«Нет, ты,– говорит,– лучше меня не пори, а дай-ка мне из расходных денег на реванжик: я пойду отыграюсь и всех обыграю».

«Ну уж то,– отвечаю,– покорно вас благодарю, нет уже, играйте, да не отыгрывайтесь».

«Как, благодаришь! – начнет смехом, а там уже пойдет сердиться: – Ну, пожалуйста,– говорит,– не забывайся, прекрати надо мною свою опеку и подай деньги».

Мы спросили Ивана Северьяныча, давал ли он своему князю на реванж?

– Никогда,– отвечал он.– Я его, бывало, либо обману: скажу, что все деньги на овес роздал, либо просто со двора сбегу.

– Ведь он на вас небось за это сердился?

– Сердился-с; сейчас, бывало, объявляет: «Кончено-с; вы у меня, полупочтеннейший, более не служите».

Я отвечаю:

«Ну и что же такое, и прекрасно. Пожалуйте мой паспорт».

«Хорошо-с,– говорит,– извольте собираться: завтра получите ваш паспорт».

Но только назавтра у нас уже никогда об этом никакого разговору больше не было. Не более как через какой-нибудь час он, бывало, приходит ко мне совсем в другом расположении и говорит:

«Благодарю вас, мой премного-малозначащий, что вы имели характер и мне на реванж денег не дали».

И так он это всегда после чувствовал, что если и со мною что-нибудь на моих выходах случалось, так он тоже как брат ко мне снисходил.

– А с вами что же случалось?

– Я же вам объяснял, что выходы у меня бывали.

– А что это значит выходы?

– Гулять со двора выходил-с. Обучаясь пить вино, я его всякий день пить избегал и в умеренности никогда не употреблял, но если, бывало, что меня растревожит, ужасное тогда к питью усердие получаю и сейчас сделаю выход на несколько дней и пропадаю. А брало это меня и не заметишь отчего; например, когда, бывало, отпущаем коней, кажется, и не братья они тебе, а соскучаешь по них и запьешь. Особенно если отдалишь от себя такого коня, который очень красив, то так он, подлец, у тебя в глазах и мечется, до того, что как от наваждения какого от него скрываешься, и сделаешь выход.

– Это значит – запьете?

– Да-с; выйду и запью.

– И надолго?

– М… н… н… это не равно-с, какой выход задастся: иногда пьешь, пока все пропьешь, и либо кто-нибудь тебя отколотит, либо сам кого побьешь, а в другой раз покороче удастся, в части посидишь или в канаве выспишься, и доволен, и отойдет. В таковых случаях я уже наблюдал правило и, как, бывало, чувствую, что должен сделать выход, прихожу к князю и говорю:

«Так и так, ваше сиятельство, извольте принять от меня деньги, а я пропаду».

Он уже и не спорит, а принимает деньги или только спросит, бывало:

«Надолго ли, ваша милость, вздумали зарядить?»

Ну, я отвечаю, судя по тому, какое усердие чувствую: на большой ли выход или на коротенький.

И я уйду, а он уже сам и хозяйничает и ждет меня, пока кончится выход, и все шло хорошо; но только ужасно мне эта моя слабость надоела, и вздумал я вдруг от нее избавиться; тут-то и сделал такой последний выход, что даже теперь вспомнить страшно.

Глава одиннадцатая

Мы, разумеется, подговорились, чтобы Иван Северьяныч довершил свою любезность, досказав этот новый злополучный эпизод в своей жизни, а он, по доброте своей, всеконечно от этого не отказался и поведал о своем «последнем выходе» следующее:

– У нас была куплена с завода кобылица Дидона, молодая, золото-гнедая, для офицерского седла. Дивная была красавица: головка хорошенькая, глазки пригожие, ноздерки субтильные[101] и открытенькие, как хочет, так и дышит; гривка легкая; грудь меж плеч ловко, как кораблик, сидит, а в поясу гибкая, и ножки в белых чулочках легкие, и она их мечет, как играет… Одним словом, кто охотник и в красоте имеет понятие, тот от наглядения на этакого животного задуматься может. Мне же она так по вкусу пришла, что я даже из конюшни от нее не выходил и все ласкал ее от радости. Бывало, сам ее вычищу и оботру ее всю как есть белым платочком, чтобы пылинки у нее в шерстке нигде не было, даже и поцелую ее в самый лобик, в завиточек, откуда шерсточка ее золотая расходилась… В эту пору у нас разом шли две ярмарки: одна в Л., другая в К., и мы с князем разделились: на одной я действую, а на другую он поехал. И вдруг я получаю от него письмо, что пишет «прислать, говорит, ко мне сюда таких-то и таких-то лошадей и Дидону». Мне неизвестно было, зачем он эту мою красавицу потребовал, на которую мой охотницкий глаз радовался. Но думал я, конечно, что кому-нибудь он ее, голубушку, променял или продал, или, еще того вернее, проиграл в карты… И вот я отпустил с конюхами Дидону и ужасно растосковался и возжелал выход сделать. А положение мое в эту пору было совсем необыкновенное: я вам докладывал, что у меня всегда было такое заведение, что если нападет на меня усердие к выходу, то я, бывало, появляюсь к князю, отдаю ему все деньги, кои всегда были у меня на руках в большой сумме, и говорю: «Я на столько-то или на столько-то дней пропаду». Ну, а тут как мне это устроить, когда моего князя при мне нет? И вот я думаю себе: «Нет, однако, я больше не стану пить, потому что князя моего нет и выхода мне в порядке сделать невозможно, потому что денег отдать некому, а при мне сумма знатная, более как до пяти тысяч». Решил я так, что этого нельзя, и твердо этого решения и держусь, и усердия своего, чтобы сделать выход и хорошенько пропасть, не попущаю, но ослабления к этому желанию все-таки не чувствую, а, напротив того, больше и больше стремлюсь сделать выход. И, наконец, стал я исполняться одной мысли: как бы мне так устроить, чтобы и свое усердие к выходу исполнить и княжеские деньги соблюсти? И начал я их с этою целию прятать и всё по самым невероятным местам их прятал, где ни одному человеку на мысль не придет деньги положить… Думаю: «Что делать? видно, с собою не совладаешь, устрою, думаю, понадежнее деньги, чтобы они были сохранны, и тогда отбуду свое усердие, сделаю выход». Но только напало на меня смущение: где я эти проклятые деньги спрячу? Куда я их ни положу, чуть прочь от того места отойду, сейчас мне входит в голову мысль, что их кто-то крадет. Иду и опять поскорее возьму и опять перепрятываю… Измучился просто я их прятавши, и по сеновалам, и по погребам, и по застрехам, и по другим таким неподобным местам для хранения, а чуть отойду, сейчас все кажется, что кто-нибудь видел, как я их хоронил, и непременно их отыщет, и я опять вернусь, и опять их достану, и ношу их с собою, а сам опять думаю: «Нет, уже баста, видно, мне не судьба в этот раз свое усердие исполнить». И вдруг мне пришла божественная мысль: ведь это, мол, меня бес томит этой страстью, пойду же я его, мерзавца, от себя святыней отгоню! И пошел я к ранней обедне, помолился, вынул за себя часточку и, выходя из церкви, вижу, что на стене Страшный суд нарисован и там в углу дьявола в геенне[102] ангелы цепью бьют. Я остановился, посмотрел и помолился поусерднее святым ангелам, а дьяволу взял да, послюнивши, кулак в морду и сунул:

«На-ка, мол, тебе кукиш, на него что хочешь, то и купишь»,– а сам после этого вдруг совершенно успокоился и, распорядившись дома чем надобно, пошел в трактир чай пить… А там, в трактире, вижу, стоит между гостей какой-то проходимец. Самый препустейший-пустой человек. Я его и прежде, этого человека, видал и почитал его не больше как за какого-нибудь шарлатана или паяца, потому что он все, бывало, по ярмаркам таскается и у господ по-французски пособия себе просит. Из благородных он будто бы был и в военной службе служил, но все свое промотал и в карты проиграл и ходит по миру… Тут его, в этом трактире, куда я пришел, услужающие молодцы выгоняют вон, а он не соглашается уходить и стоит да говорит:

– Вы еще знаете ли, кто я такой? Ведь я вам вовсе не ровня, у меня свои крепостные люди были, и я очень много таких молодцов, как вы, на конюшне для одной своей прихоти сек, а что я всего лишился, так на это была особая Божия воля, и на мне печать гнева есть, а потому меня никто тронуть не смеет.

Те ему не верят и смеются, а он сказывает, как он жил, и в каретах ездил, и из публичного сада всех штатских господ вон прогонял, и один раз к губернаторше голый приехал, «а ныне,– говорит,– я за свои своеволия проклят и вся моя натура окаменела, и я ее должен постоянно размачивать, а потому подай мне водки! – я за нее денег платить не имею, но зато со стеклом съем».

Один гость и велел ему подать, чтобы посмотреть, как он будет стекло есть. Он сейчас водку на лоб хватил и, как обещал, так честно и начал стеклянную рюмку зубами хрустать и перед всеми ее и съел, и все этому с восторгом дивились и хохотали. А мне его стало жалко, что благородный он человек, а вот за свое усердие к вину даже утробою жертвует. Думаю: надо ему дать хоть кишки от этого стекла прополоснуть, и велел ему на свой счет другую рюмку подать, но стекла есть не понуждал. Сказал: не надо, не ешь. Он это восчувствовал и руку мне подает.

– Верно,– говорит,– ты происхождения из господских людей?

– Да,– говорю,– из господских.

– Сейчас,– говорит,– и видно, что ты не то, что эти свиньи. Гран-мерси[103],– говорит,– тебе за это.

Я говорю:

– Ничего, иди с Богом.

– Нет,– отвечает,– я очень рад с тобою поговорить. Подвинься-ка, я возле тебя сяду.

– Ну, мол, пожалуй, садись.

Он возле меня и сел и начал сказывать, какой он именитой фамилии и важного воспитания, и опять говорит:

– Что это… ты чай пьешь?

– Да, мол, чай. Хочешь, и ты со мною пей.

– Спасибо,– отвечает,– только я чаю пить не могу.

– Отчего?

– А оттого,– говорит,– что у меня голова не чайная, а у меня голова отчаянная: вели мне лучше еще рюмку вина подать!..– И этак он и раз, и два, и три у меня вина выпросил и стал уже очень мне этим докучать. А еще больше противно мне стало, что он очень мало правды сказывает, а все-то куражится и невесть что о себе соплетет, а то вдруг беднится, плачет, и все о суете.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

…от острова Коневца к Валааму… – Коневец – остров на Ладожском озере. На Коневце был расположен древний Коневецкий монастырь. Валаам – остров в северо-западной части Ладожского озера; на Валааме находится древний монастырь.

…на бодрых чухонских лошадках… – Чухонцы – старое название эстонцев и финнов.

Один молодец из семинаристов сюда за грубость в дьячки был прислан… – Семинарист – ученик семинарии – духовной школы. Дьячок – низший церковный служитель, не имеющий степени священства и помогающий священнику при богослужении.

…в послушничьем подряснике… – Подрясник – длинное повседневное одеяние духовенства. Послушник – лицо, готовящееся к принятию монашества и исполняющее послушания – низшие церковные службы при богослужении и по монастырскому хозяйству. Некоторые послушники (рясофорные) получают от настоятелей благословение носить рясу и клобук (головной убор монахов низшей степени, а также внебогослужебный головной убор епископов).

…постриженный монах… – Вступающему в монашество крестообразно выстригали волосы на голове.

Камилавка – здесь: часть головного убора монахов – клобука; шапочка, на которую надевался креповый покров (куколь).

…напоминающий дедушку Илью Муромца в прекрасной картине Верещагина и в поэме графа А. К. Толстого. – Имеются в виду картина В. П. Верещагина «Илья Муромец на пиру у князя Владимира» (1871) и баллада А. К. Толстого «Илья Муромец» (1871). Ниже цитируется эта баллада.

…басом с повадкою. – Повадка – важность.

Епархия – церковная область, находящаяся в подчинении лица епископского сана.

…чуть было не расстригли… – чуть было не лишили сана (при поставлении в степени священства совершается пострижение).

Филарет (в миру – Василий Михайлович Дроздов; 1783–1867) – митрополит Московский (с 1821 г.); придерживался консервативно-охранительных взглядов. Изображен Лесковым в очерках «Мелочи архиерейской жизни».

Черноризец – монах (монашеское одеяние имеет черный цвет).

…и дочери жениха дадут, чтобы он на мое место заступил… – До 1869 г. в России действовал принцип наследственности в замещении вакантных священнических мест в приходах: после смерти священника приход переходил к его сыну или зятю – священникам.

Преподобный Сергий – Сергий Радонежский (ок. 1313 – ок. 1321–1391/1392) – основатель и игумен Троицкого монастыря на севере от Москвы (позднее – Троице-Сергиева лавра); один из самых почитаемых русских святых.

Стратопедарх – начальник воинского лагеря (греч.); здесь: глава бесовского воинства.

Проскомидия – первая часть литургии, богослужения, на котором совершается причащение верующих телом и кровью Христа под видом хлеба и вина. Во время проскомидии приготовляются хлеб и вино для причастия.

А потому, что «толцытеся»… – Лесковский герой цитирует речение из Нагорной проповеди Христа; по церковнославянской Библии, толцытеся – стучитесь. В русском переводе: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» (Мф., VII, 7–8; ср.: Лк., XI, 9—10). Эти строки толкуются как обещание Христом верующим духовных и вещественных благ по их просьбам и молитвам.

На Троицу, не то на Духов день… кажется… всем позволено за них молиться. – Троица (День Святой Троицы, или Пятидесятница) – церковный праздник, совершаемый в воспоминание о сошествии Святого Духа на апостолов в пятидесятый день по воскресении Христа и приуроченный к пятидесятому дню после Пасхи.

Духов день – день Благодарения Духа Господня – первый понедельник после дня Святой Троицы. Мнение лесковского героя об одобряемом церковью молении о самоубийцах, совершаемом в эти дни, не соответствует канонической практике православной церкви и отражает народные обряды дохристианского происхождения.

Иеромонах – монах-священник.

Иеродиакон – монах в сане диакона, церковнослужителя, прислуживающего священнику в совершении основных обрядов (таинств), но не совершающего их.

Рясофор – рясофорный послушник – послушник, получивший от настоятеля благословение носить рясофор: предметы монашеского одеяния, клобук и рясу.

Инок – монах.

Вахтер – сторож при военном складе.

Помазок – по-видимому, рядовой нижний чин, молодой солдат.

Кантонист. – В России до 1856 г. кантонистами назывались дети солдат, обязанные в силу своего происхождения служить в армии.

Ремонтер – офицер, в обязанности которого входят подбор и закупка лошадей для кавалерийской части.

Седельная лука – изгиб переднего и заднего края седла.

Рарей Джон (1827–1866) – американский дрессировщик лошадей; в 1857 г. приезжал в Россию. Автор книги об искусстве укрощения лошадей, переведенной на русский язык.

Всеволод-Гавриил (ум. в 1137 или 1138 г.) – святой, князь Новгородский, позднее – Псковский. Совершил из Новгорода несколько удачных походов на земли финно-угорских племен. В псковском Троицком соборе, где был похоронен Всеволод-Гавриил, [на гробнице висит меч его с надписью «Honorem meum nоmini dato» (никому не отдам чести своей)]. (Эристов Д. А., Яковлев М. Л./ Словарь исторический о святых, прославленных в Российской церкви, и о некоторых подвижниках благочестия, местно чтимых. 2-е изд. (испр. и доп.). СПб., 1862. С. 60).

Муравный горшок – покрытый муравой (глазурью), особым стекловидным сплавом.

Иван Северьяныч, господин Флягин. – Имя лесковского героя значимо: он подобен сказочным Ивану-дураку и Ивану-царевичу, проходящим через разные испытания. Фамилия говорит, с одной стороны, о былой склонности странника к загулам и питию, с другой – как бы напоминает о библейском образе человека как сосуда, а праведника – как чистого сосуда Божия.

…пардону просит… – просит пощады, сдается.

«Стой, собачье мясо, песья снедь!» – Ср. подобное обращение Ильи Муромца к своему коню в былинах: «Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!»

…из дворовых людей графа К. из Орловской губернии. – В Орле жили известные самодурством и жестоким обращением с крепостными графы Каменские. Один из Каменских, Сергей Михайлович (1771–1835), имел свой крепостной театр и оркестр. Жизнь крепостных Каменских изображена в рассказе Лескова «Тупейный художник».

Ворки. Ворок – скотный двор.

…старинною синею ассигнациею жалован – бумажными деньгами пятирублевого достоинства, выпущенными в 1786 г.

Битюцкие – битюги, порода лошадей-тяжеловозов, разводимая по реке Битюгу в Воронежской губернии.

Оборкаются – обвыкнутся, привыкнут.

…кофишенками звали… – Кофишенок – придворная должность смотрителя за кофе и чаем (из нем.).

…аспид и василиск… – Аспид – ядовитая змея, упоминаемая в Библии; василиск – упоминаемая в Ветхом Завете разновидность змеи или ящерицы, а также чудовищный мифологический змей-дракон, изображавшийся с головой петуха, туловищем жабы и хвостом змеи.

…на форейторскую подседельную… – на лошадь под седлом, на которой должен сидеть форейтор.

П… пустынь. – В Трубчевском уезде Орловской губернии находилась Предтечева Яминская пустынь.

Знамение – чудесный знак (церксл.).

…в Воронеж, – к новоявленным мощам… – В 1832 г. в Воронеже были открыты мощи Митрофания, первого епископа Воронежского. Поклонявшиеся мощам больные надеялись на чудесное исцеление.

Дышловые. – Дышло – оглобля между двумя лошадьми, прикрепляемая к передней оси повозки или кареты при парной запряжке.

Угодник – здесь: святой, покровительствующий человеку, оберегающий его; возможно – святой Николай Угодник, архиепископ Мирликийский.

Сем – а ну-ка, дай-ка.

Огуменник – огороженное место, где ставят скирды намолоченного хлеба, расположенное возле сарая для сжатого хлеба.

…разумеется по-тогдашнему, на ассигнацию… – В 1830–1840-х гг. ассигнационный рубль стоил 27 копеек серебром.

Заседатель – выборный от дворян член уездного суда или судебной палаты.

…от Митрофания… – из воронежского Благовещенского Митрофаниева монастыря.

Сарацины – имя мусульманских народов в средневековой письменности, сохранившееся в русском фольклоре.

…как вот бывают при сказках в Еруслане и в Бове Королевиче… – «Сказание о Еруслане Лазаревиче» – русская богатырская авантюрно-сказочная повесть, созданная на Руси в XVII в. на основе восточных сказаний; «Бова Королевич» – русская богатырская авантюрно-сказочная повесть, созданная в XVII в. и восходящая к французскому рыцарскому роману. Обе повести-сказки стали популярнейшими произведениями для народного чтения и расходились в дешевых лубочных изданиях («Бова» издавался до 1919 г. более двухсот раз).

Тубо, пиль, апорт… – команды, отдаваемые собаке (из фр.). Тубо – «нельзя!», «смирно!», «будь на месте!»; пиль – возглас, которым приказывают собаке броситься на дичь; апорт – приказание поднять и принести что-либо.

Хан Джангар – хан Букеевской киргизской орды, кочевавшей в пределах Астраханской губернии; был назначен русским правительством и числился на государственной службе. Вел крупную торговлю лошадьми.

Рынь-пески (нарын – по-казахски «узкий песок») – гряда песчаных холмов в низовьях Волги.

Мамы – имамы, мусульманские священнослужители.

Дербыши – дервиши, мусульманские нищенствующие монахи.

Уланы – здесь: 1) телохранители; 2) члены ханской семьи, князья (тюркск.).

Антик – произведение античной скульптуры или его фрагмент в подлиннике или слепке. Здесь: редкость, ценность.

Зорость – сильное желание, зависть (от «зариться»).

<1...4 5 6 7 >

На страницу:

Перейти

6 из 7