Стихотворения

9. «Красною кистью…» – Спорили сотни // колоколов. – Об этой строке Цветаева писала в 1934 г.: «…ведь могла: славили, могла: вторили – нет – спорили! Оспаривали мою душу, которую получили все и никто (все боги и ни одна церковь!)». (Марина Цветаева. Избранные произведения. М. – Л., 1965. С. 734).

Бессонница. – Цикл из одиннадцати стихотворений, объединенных этим названием, опубликован в сборнике Цветаевой «Версты: стихи». (Вып. первый. М.: Госиздат, 1922).

Стихи к Блоку. – Цикл содержит семнадцать стихотворений. Цветаева не была знакома с Блоком. Она видела его дважды во время его выступлений в Москве 9 и 14 мая 1920 г. Свое преклонение перед поэтом, которого она называла «сплошной совестью», воплощенным «духом» и считала явлением, вышедшим за пределы литературы, Цветаева пронесла через всю жизнь. Она не раз упоминала Блока в своей прозе. Доклад «Моя встреча с Блоком», прочитанный ею 2 февраля 1935 г., не сохранился.

3. «Ты проходишь на Запад Солнца…» – Первые две строки стихотворения, перефразированные слова молитвы «Свете тихий»: «Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний…». Свете тихий, святыя славы – слова из этой же молитвы.

5. «У меня в Москве – купола горят!..» – В них царицы спят, и цари. – В кремлевском Архангельском соборе находится усыпальница русских царей.

9. «Как слабый луч сквозь черный морок адов…» – Написано после блоковского вечера 9 мая 1920 г. …под рокот рвущихся снарядов. – В этот день в Москве взорвалось несколько артиллерийских складов. Как станешь солнце звать… – Речь идет о стихотворении «Голос из хора», прочитанном Блоком на этом вечере.

Вечер Блока 14 мая записала семилетняя дочь Цветаевой Аля (см.: журнал «Звезда», 1973. № 3. С. 175–176). Тогда же, через Алю, Цветаева передала Блоку свои стихи к нему. Как потом, спустя полтора года, рассказала ей друг Блока Н. А. Нолле, поэт их «прочел – молча, читал – долго и потом такая до-олгая улыбка».

10. «Вот он – гляди – уставший от чужбин…»; 12. «Други его – не тревожьте его!..»; 14. «Не проломанное ребро…» – все эти стихотворения написаны, судя по пометам в тетради, на девятый день после кончины Блока. Было еще одно, незавершенное:

Останешься нам иноком:Хорошеньким, любименьким,Требником рукописным,Ларчиком кипарисным.Всем – до единой – женщинам,Им, ласточкам, нам, венчанным,Нам, злату, тем, сединам —Всем – до единой – сыном.Останешься всем – первенцемПокинувшим, отвергнувшим,Посохом нашим странным,Странником нашим ранним.Всем нам с короткой надписьюКрест на Смоленском кладбищеИскать, всем никнуть в черед,Всем………… не верить.Всем – сыном, всем – наследником,Всем – первеньким, последненьким.

Крест на Смоленском кладбище. – Похороны Блока состоялись на Смоленском кладбище в Петрограде 10 августа. Позже прах поэта был перенесен на Литераторские мостки Волкова кладбища.

В те же дни Цветаева писала Ахматовой: «Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил. Мало земных примет, мало платья. Он как-то сразу стал ликом, заживо-посмертным (в нашей любви). Ничего не оборвалось – отделилось. Весь он такое явное торжество духа, такой воочию – дух, что удивительно, как жизнь – вообще – допустила.

Смерть Блока я чувствую как Вознесение.

Человеческую боль свою глотаю. Для него она кончена, не будем и мы думать о ней (отождествлять его с ней). Не хочу его в гробу, хочу его в зорях» (Сборник «В мире Блока». М.: Сов. писатель, 1981. С. 429–430).

15. «Без зова, без слова…» – До трубы – до Страшного суда, на котором Бог, по Библии, после конца света будет судить людей и их дела; ангелы «трубным гласом» созовут всех живых и мертвых. В окончательный текст стихотворения не вошли следующие строки:

Надбровного сводаВсе та ж роковая дуга…Над сальной колодойЗахожая медлит судьба.Где старец тот ОсипС девицею-свет-наш-явлен?Звезда-моя-россыпь,Которая – в град Вифлеем?

См. также цикл «Вифлеем» и комментарии к нему.

16. «Как сонный, как пьяный…» – Не ты ли // Ее шелестящей хламиды // Не вынес – // Обратным ущельем Аида? – Подразумевается эпизод из мифа о древнегреческом певце и музыканте Орфее и его жене Эвридике, за которой он спустился в подземное царство (Аид), чтобы вывести ее оттуда. Но, ведя за собой Эвридику, он не должен был оглядываться, однако не выдержал – и навсегда потерял ее. Гебр – древнее название реки Марицы во Фракии. Голова – Орфея. (См. стихотворение «Так плыли: голова и лира…» и комментарий к нему).

17. «Так, Господи! И мой обол…» – Обол (греч.) – монета. На утвержденье храма. – Имеется в виду евангельская притча о бедной вдове, положившей две лепты (мелкие монеты) в сокровищницу Иерусалимского храма.

Ахматовой (1–12). Цикл в окончательной редакции (беловая тетрадь 1938–1939 гг.) состоит из тринадцати стихотворений. Десятое, незавершенное:

А что, если кудри в платУпрячу – что вьются валом,И в синий вечерний хладПобреду себе…………….– Куда это держишь путь,Красавица – аль в обитель?– Нет, милый, хочу взглянутьНа царицу, на царевича, на Питер.– Ну, дай тебе Бог! – Тебе! —Стоим, опустив ресницы.– Поклон от меня Неве,Коль запомнишь, да царевичу с царицей.…И вот меж крылец – крыльцоГорит заревою пылью.И вот – промеж лиц – лицоГорбоносое, и волосы как крылья.На лестницу нам нельзя,—Следы по ступенькам лягут.И снизу, глаза в глаза:– Не потребуется ли, барынька, ягод?

25 июня 1916

С творчеством А. А. Ахматовой (1889–1966) Цветаева познакомилась в 1912 г., когда прочла ее книгу «Вечер». В 1915 г. написала стихотворение «Узкий, нерусский стан…», обращенное к Ахматовой. Цветаева на долгие годы сохранила восторженное отношение к ней. К весне 1917 г. относится запись Цветаевой о стихах Ахматовой:

«Всё о себе, всё о любви. Да, о себе, о любви – и еще – изумительно – о серебряном голосе оленя, о неярких просторах Рязанской губернии, о смуглых главах Херсонесского храма, о красном кленовом листе, заложенном на Песне Песней, о воздухе, «подарке Божьем»… и так без конца… И есть у нее одно 8-стишье о юном Пушкине, которое покрывает все изыскания всех его биографов. Ахматова пишет о себе – о вечном. И Ахматова, не написав ни одной отвлеченно-общественной строчки, глубже всего – через описание пера на шляпе – передаст потомкам свой век… О маленькой книжечке Ахматовой можно написать десять томов – и ничего не прибавишь… Какой трудный и соблазнительный подарок поэтам – Анна Ахматова».

Есть и другие свидетельства ее восторженного отношения к Ахматовой, в частности, уцелевшие письма к ней и черновики их. «Ах, как я Вас люблю, и как я Вам радуюсь, и как мне больно за Вас, и как высоко от Вас!» – писала она Ахматовой в апреле 1921 г.; о своей любви к Ахматовой Цветаева пишет и в 1926 г. из-за границы. Ахматова благосклонно принимала это поклонение, надписывала свои книги, присылаемые ей Цветаевой.

Ахматову Цветаева причисляла к «чистым лирикам», или «поэтам без развития», «чья душа и личность сложилась уже в утробе матери». Но к концу жизни она несправедливо изменила отношение к Ахматовой. В 1940 г. Цветаева пишет об ахматовском сборнике «Из шести книг»: «..прочла, перечла почти всю книгу Ахматовой, и – старо, слабо. Часто… совсем слабые концы, сходящие (и сводящие) на нет… Но что она делала с 1917 по 1940 гг.? Внутри себя… Жаль…»

Единственная двухдневная встреча Цветаевой с Ахматовой состоялась 7–8 июня 1941 г. в Москве и, нужно думать, не привела к взаимопониманию. Ахматова читала свою «Поэму без героя», приведшую Цветаеву в недоумение и вызвавшую ее ироническую реплику. Цветаева подарила Ахматовой свою «Поэму Воздуха», усложненную, трудную для восприятия (Сборник «Встречи с прошлым». М.: Советская Россия, 1978. С. 397, 415).

4. «Имя ребенка – Лев…» – Лев – сын А. А. Ахматовой и Н. С. Гумилева (1886–1921). Родился в 1912 г., умер в 1992 г.

8. «На базаре кричал народ…» – Сергий-Троица – Троице-Сергиева лавра в Сергиевом Посаде (Московская область). Богородицей хлыстовскою. – Хлыстовщина – раскольническое течение на Руси. Хлысты, его апологеты, отвергали святых и церковь, допускали возможность, что каждый человек может сделаться Христом. Впоследствии Цветаева развивает эту тему в своем рассказе «Хлыстовки» (1934).

12. «Руки даны мне…» – Спустя 25 лет Цветаева сделала под этим стихотворением (На экземпляре книги «Версты») следующую запись: «Все стихи отсюда – до конца книги – и много дальше – написаны Никодиму Плуцер-Сарна, о котором – жизнь спустя – могу сказать, что – сумел меня любить, что сумел любить эту трудную вещь – меня. Москва, 3-го мая 1941 г. – м<ожет> б<ыть> в самый день встречи с ним в мае 1916 г.». На самом деле Цветаева познакомилась с Н. А. Плуцер-Сарна (1881–1945) весной 1915 г. Им вдохновлены некоторые стихотворения из цикла «Бессонница», цикл «Даниил», «Бог согнулся от заботы…», «И другу на руку легло…», а также некоторые стихотворения 1917–1918 гг. Однако категорически привязывать их к «адресату» было бы неправомерно. Речь может идти лишь о стихотворениях 1916 г., ибо в отношении последующих мы не располагаем точными свидетельствами самого поэта, а ранние рукописи стихов не сохранились.

Н. А. Плуцер-Сарна был другом Цветаевой, помогал и поддерживал ее в трудных житейских обстоятельствах.

«Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…» – У того, с которым Иаков стоял в ночи – то есть у Бога, с которым, по библейской легенде, вступил в единоборство Иаков и получил за это благословение.

«Соперница, а я к тебе приду…» – Обращение к жене Н. А. Плуцер-Сарна, Татьяне Исааковне (1887–1972).

Евреям («Кто не топтал тебя – и кто не плавил…») – Марк, Матфей, Иоанн, Лука – евангелисты, авторы святых благовествований книг Нового Завета.

«Август – астры…» – Яблоком своим имперским… Именем своим имперским. – Свое название месяц получил в честь римского императора Октавиана Августа (он же Гай Октавий, внучатый племянник Юлия Цезаря), род. 23 сентября 63 г. до н. э., умер 19 августа 14 г. н. э. На одной из его монет имеется изображение шара как символа владычества (шар-держатель-«яблоко»).

Дон-Жуан (1–7). – В письме Цветаевой к О. Е. Черновой от 25 февраля 1925 г. читаем: «…будь Дон-Жуан глубок, мог ли бы он любить всех? Не есть ли это «всех» неизменное следствие поверхностности? Короче: можно ли любить всех – трагически? Ведь Дон-Жуан смешон… Или это трагическое всех, трагедия вселюбия – исключительное преимущество женщин? (Знаю по себе)».

Царю – на Пасху. – В своем Селе – то есть в Царском селе, под Петербургом (после 1918 г. – город Пушкин).

Стенька Разин (1–3). Цикл вдохновлен любимым Цветаевой с детства произведением «Ундина» (стихотворным переложением Жуковского прозаической повести немецкого писателя-романтика Фридриха де Ламот-Фуке).

«Из строгого, стройного храма…» – Бальмонт. – Дружба Цветаевой с поэтом Константином Дмитриевичем Бальмонтом (1867–1942) началась в Москве и продолжалась за границей. В трудные послереволюционные годы их отношения отличались взаимной поддержкой и помощью. «В голодные годы Марина, – вспоминал позднее Бальмонт, – если у нее было шесть картофелин, три приносила мне. Когда я тяжко захворал из-за невозможности достать крепкую обувь, она откуда-то раздобыла несколько щепоток настоящего чаю» (Бальмонт К. Где мой дом? Прага, 1924). Цветаева посвятила Бальмонту два очерка в 1925 и 1936 гг.

«Я помню первый день, младенческое зверство…» – Под стихотворением – помета 1939 г.: «Я писала за многих. Я всё понимала, но я не всем – была».

Корнилов. – Корнилов Лавр Георгиевич (1870–1918) – генерал Белой армии. В примечании к стихотворению Цветаева пишет о выступлении Корнилова 14 августа 1917 г. на Московском Государственном Совете, где он призывал применить военную силу в революционном Петрограде.

Москве (1–3).

1. «Когда рыжеволосый Самозванец…» – Самозванец – Лжедмитрий I (см. комментарий к циклу «Марина»). Боярыней Морозовой на дровнях // Ты отвечала Русскому Царю. – Феодосия Морозова, боярская вдова, после смерти мужа приняла обет старой веры. На картине В. И. Сурикова «Боярыня Морозова» (1877) изображена в санях, на которых ее возили по улицам Москвы на пути в ссылку, с рукой, поднятой в старообрядческом знамении.

2. «Гришка-Вор тебя не ополячил…» – Гришка-Вор – беглый монах Григорий Отрепьев, которому историки приписывают самозванство на царский престол (Лжедмитрий I).

«Кавалер де Гриэ! – Напрасно…» – Кавалер де Гриэ, Манон – герои романа французского писателя аббата Прево [Антуана Франсуа Прево д’Экзиля] (1697–1763) «История кавалера де Гриэ и Манон Леско».

«На кортике своем: Марина…» – Обращено к мужу, С. Я. Эфрону.

Дон (1–3).

1. «Белая гвардия, путь твой высок…» – Вандея – Дон – проводится параллель между сражением на Дону Добровольческой армии с Красной армией и Вандеей – последним оплотом королевской власти в борьбе против революционных войск в годы Великой французской революции.

«…О, самозванцев жалкие усилья!..» – Запрет на Кремль? – имеется в виду введенный большевиками порядок входа в Кремль исключительно по пропускам.

«Коли в землю солдаты всадили – штык…» – Жанлис Стефани де (1746–1830) – гувернантка детей графа Орлеанского, автора многочисленных работ по воспитанию и сентиментальных исторических новелл.

«Это просто, как кровь и пот…» – (а оставалось ему жить меньше трех месяцев!) – поздняя приписка Цветаевой. Царь Николай II со своей семьей был расстрелян в ночь на 17 июля 1918 г. в Екатеринбурге.

«Умирая, не скажу была…» – Ты, крылом стучавший в эту грудь. – Речь идет о крылатом Гении, по Цветаевой – мужском олицетворении Музы (см. стихотворение «Разговор с Гением» и примечание к нему).

«Как правая и левая рука…» – Это стихотворение Цветаева считала одним из лучших.

Комедьянт. – Большой цикл из двадцати пяти стихотворений обращен к актеру и режиссеру Юрию Александровичу Завадскому (1894–1977). В качестве одного из героев под именем «Юра 3.» представлен в «Повести о Сонечке».

Стихи к Сонечке (1–3). – Цикл, состоящий из одиннадцати стихотворений, обращен к Софье Евгеньевне Голлидэй (1894–1934), актрисе Второй студии Московского Художественного театра. Кроме цикла стихотворений и «Повести о Сонечке» Цветаева специально для нее написала роли в пьесах «Фортуна», «Приключение», «Каменный ангел» и «Феникс».

«Править тройкой и гитарой…» – Обращено к Сергею Борисовичу Алексееву (1894–1943), племяннику К. С. Станиславского, талантливому гитаристу и страстному любителю лошадей. Полукровка. – В роду Алексеева была французская кровь.

«Та ж молодость, и те же дыры…» – В великой низости любви. – В письме Р.-М. Рильке от 3 июня 1926 г. Цветаева пишет: «Любовь я не люблю и не чту», – и приводит эту строку (Журнал «Вопросы литературы», 1978. № 4. С. 266).

«Кто создан из камня, кто создан из глины…» – Марина (marina) по-латыни значит – «морская».

«Писала я на аспидной доске…» – Обращено к мужу, С. Я. Эфрону. Открывая этим стихотворением сборник 1940 г., Цветаева много работала над второй строфой, делая на ней главный упор (сохранилось более сорока вариантов). Вот несколько:

Чем только не писала – и на чём?И под конец – чтоб стало всем известно!Что ты мне бог, и хлеб, и свет, и дом! —Расписывалась – радугой небесной.И лезвием на серебре корыБерезовой, и чтобы всем известно,Что за тебя в огонь! в рудник! С горы! —(Что ты – един, и нет тебе поры —)Друзьям в тетради, и себе в ладонь,И наконец, чтоб было всем известно,Что за тебя в Хатынь! В Нарым! В огонь!И на стволах, не знающих сует…И наконец, чтоб было всем известно,Что ты – Аллах, а я – твой Магомет —(Не позабыть древесную кору…)И наконец, чтоб было всем известно,Что без тебя умру, умру, умру!Расписывалась – радугой небесной.

Внутри кольца. – На внутренней стороне обручального кольца, хранящегося ныне в Литературном музее в Москве, выгравировано имя Марина и дата свадьбы (27 января 1912 г.). Кольцо с именем Сергей не сохранилось.

Две песни (1–2). – В 1920 г. Цветаева работала над пьесой «Ученик» (рукопись не сохранилась). В тетради – запись от июля того же года: «Целый день писала… „Ученика”… написала… песенку – с таким припевом: «Я, выношенная во чреве // Не материнском, а морском». Пусть у меня в первой картине – на сон грядущий – поет Ученик». Сохранилось еще несколько песенок из «Ученика».

1. «И что тому костер остылый…» – Цикл образован в 1940 г.; тогда же были изменены две последние строфы данного стихотворения. В поздней редакции они выглядят так:

Когда-нибудь, морские струиВыглядывая с корабля,Ты скажешь: «Я любил – морскую!Морская канула – в моря!»В коралловом подводном древеНе ты ль – серебряным хвостом,Дщерь, выношенная во чреве,Не материнском, а морском!

«Другие – с очами и с личиком светлым…» – Эол (греч. миф.) – бог ветров.

Чужому. – В архиве Цветаевой хранится рукопись данного стихотворения, озаглавленная: «А. В. Луначарскому (после выступления в Доме печати)» и датированная 9 ноября 1920 г. Луначарский Анатолий Васильевич (1875–1933) – писатель, критик, с 1917 г. нарком просвещения.

Ученик (1–7). – 1-е, 2-е, 5-е и 6-е стихотворения Цветаева в 1940 г. отобрала для сборника и озаглавила новый цикл «Леонардо».

Обращено к Сергею Михайловичу Волконскому (1860–1937), внуку декабриста, театральному деятелю и писателю, с которым Цветаева познакомилась в Москве в 1919 г., а в 1921 г. «переписывала ему начисто – из чистейшего восторга и благодарности – его рукописи… и ни строки своей не писала – не было времени – и вдруг прорвалась „Учеником” (Марина Цветаева. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М.: «Художественная литература», 1980. С. 503). В 1924 г. она опубликовала большой отзыв на книгу Волконского «Родина» («Кедр. Апология». – «Записки наблюдателя». Кн. 1. Прага). А в 1933 г. она вспоминала, как слышала от редакции «те же упреки: Вы о Волконском пишете, как о Гёте». Волконский в том же году посвятил Цветаевой свою книгу «Быт и бытие», название которой позаимствовал из ее письма и в предисловии к которой вспоминает свое общение с нею в Москве. Дружеские отношения Цветаевой с Волконским продолжались за границей долгие годы. Цветаева всегда писала Волконскому, которого безмерно уважала, о самом насущном, чем жила; именно ему она призналась: «Для меня стихи – дом, „хочу домой” с чужого праздника!» (письмо от 10 апреля 1921 г.). Она называла Волконского «большой духовной ценностью».

1. «Быть мальчиком твоим светлоголовым…» – Давид (библ.) – легендарный царь Иудеи, добившийся для своего государства могущества и процветания.

2. «Есть некий час – как сброшенная клажа…» – эпиграф из стихотворения Ф. И. Тютчева «Видение».

3. «Солнце Вечера – добрее…» – Песнопевцу – Аполлону, богу искусств. Феб – одно из имен Аполлона.

4. «Пало прениже волн…» – Змия мудрей… // Голубя кротче. – Согласно евангельской легенде, Христос обратился к апостолам со словами: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби».

Марина (1–4). – 1-е, 2-е и 4-е стихотворения Цветаева включила в предполагаемый сборник 1940 г. Посвящено Марине Мнишек (ум. 1614), польской авантюристке, жене трех Самозванцев, претендентов на русский престол в Смутное время. Это – второе обращение Цветаевой к теме, посвященной Марине Мнишек (первое – стихотворение «Димитрий! Марина! В мире…», 1916).

В 1921 г., читая о Смутном времени в «Истории государства Российского» H. M. Карамзина, Цветаева записала в тетради: «Чего искала Марина Мнишек?.. Власти несомненно, но – какой? Законной или незаконной? Если первой – она героиня по недоразумению, недостойна своей сказочной судьбы. Проще бы ей родиться какой-нибудь кронпринцессой или боярышней и просто выйти замуж за какого-нибудь русского царя. С грустью думаю, что искала она первой, но если бы я писала ее историю…» В 1932 г., просматривая старую тетрадь, Цветаева добавила: «…то написала бы себя, то есть не честолюбицу и не любовницу: себя – любящую и себя – мать. А скорее всего: себя – поэта». На этом противопоставлении и построен цикл: любящая, самоотверженная героиня – плод романтического вымысла – в 1-м и 2-м стихотворениях и расчетливая авантюристка – реальное историческое лицо – во 2-м и 4-м.

1. «Быть голубкой его орлиной!..» – Гул кремлевских гостей незваных. – 1 мая 1606 г. войска боярина Шуйского, посланные на борьбу с Самозванцем (Лжедмитрием I), овладели Кремлем и ворвались во дворец. Не в басмановской встал крови. – Воевода Басманов вначале возглавлял войска, отправленные против Лжедмитрия I, но затем перешел на его сторону и погиб, защищая Самозванца и Марину.

2. «Трем Самозванцам жена…» – Марина Мнишек была женой Лжедмитрия I (казнен в 1606 г.), Лжедмитрия II («Тушинского вора»; казнен в 1610 г.) и атамана Заруцкого, примкнувшего к Лжедмитрию II (казнен в 1614 г.). В гулкий оконный пролет… // не махнувшая следом… – Когда войска Шуйского ворвались в Кремлевский дворец, Лжедмитрий I «в смятении ужаса» «выскочил из палат в окно на Житный двор – вывихнул себе ногу, разбил грудь, голову и лежал в крови» (Карамзин H. M. История государства Российского. СПб., 1843. Т. XI, гл. IV. С. 169). В маске дурацкой лежал. – Убитого Лжедмитрия I положили вместе с Басмановым на площади, возле Лобного места, «на столе, с маскою, дудкою и волынкою, в знак любви его к скоморошеству и музыке» (Там же. С. 170).

3. «Сердце, измена!..» – Краткая встряска костей о плиты. – См. комментарий к предыдущему стихотворению.

4. «Грудь Ваша благоуханна…» – Горсть неподдельных жемчужин. – Среди даров Самозванца Марине, согласившейся в 1605 г. стать его женой, были «три пуда жемчуга» и «четки из больших жемчужин» (Там же. С. 140. Примеч. к т. XI, гл. V, с. 70).

Разлука. – Весь цикл состоит из десяти стихотворений и обращен к С. Я. Эфрону. Цветаева в то время не имела известий от мужа, покинувшего Родину с остатками Белой армии.

Решен в двух противоположных планах: земные люди и страсти противопоставлены небу и богам, олицетворенным в Зевсе. Стихотворения образуют как бы единую поэму о разлуке – с мужем, с ребенком, с жизнью – во имя высшего поэтического призвания (так же, как и в поэме «На красном коне»).

5. «Тихонько…» – Топочет и ржет – крылатый конь Пегас. Лета (греч. миф.) – река забвения в царстве мертвых.

<9>. «Твои… черты…» – Ровесник мой год в год, день в день… – На самом деле Цветаева родилась 26 сентября 1892 г., а Эфрон 29 сентября 1893 г.

Георгий (1–<8>).

Легенда о святом Георгии, греческом воине, казненном около 303 г. во время гонения на христиан, вошла в духовную, а потом – в светскую литературу как предание о витязе, победителе дракона, спасителе царской дочери. К теме Георгия Цветаева обращалась дважды. Первый раз – в оставшейся незаконченной поэме «Егорушка». В цикле «Георгий» Цветаева переосмысляет характер Георгия Победоносца, который действует не по собственной воле, а как послушный «ставленник небесных сил»; он – не победитель, а побежденный – самим же собой, «победы не вынесший». Облику Георгия (любимое Цветаевой имя, так она назовет в 1925 г. сына, она придала внешние черты своего мужа, а в предпоследнем стихотворении цикла откровенно выразила свои чувства к нему.

<8>. «Не лавром, а терном…» – Мальтийское злато… Мальтийская шпага… Мальтийский орден – атрибуты средневекового духовно-рыцарского ордена.

Благая весть (1–5). – Цикл обращен к мужу, С. Я. Эфрону. В июле 1921 г. писатель И. Г. Эренбург уехал в заграничную командировку с письмом Цветаевой к С. Я. Эфрону, и обещал разыскать его. 14 июля Цветаева получила от мужа первую весть (см.: Ариадна Эфрон. Страницы былого. – Журнал «Звезда». 1975. № 6. С. 153).