Стихотворения и поэмы

Юбилейное

Александр Сергеевич,

разрешите представиться

Маяковский

Дайте руку!                       Вот грудная клетка.                                                 Слушайте,                                                 уже не стук, а стон:тревожусь я о нем,                              в щенка смирённом львенке.Я никогда не знал,                                     что столько                                                           тысяч тоннв моей             позорно легкомыслой головенке.Я тащу вас.                       Удивляетесь, конечно?Стиснул?                 Больно?                                Извините, дорогой.У меня,               да и у вас,                                     в запасе вечность.Что нам                 потерять                                  часок-другой?!Будто бы вода —                                  давайте                                                 мчать, болтая,будто бы весна —                                  свободно                                                  и раскованно!В небе вон                      луна                              такая молодая,что ее            без спутников                                       и выпускать рискованно.Я   теперь                 свободен                                  от любви                                                    и от плакатов.Шкурой               ревности медведь                                                 лежит когтист.Можно             убедиться,                                  что земля поката, —сядь        на собственные ягодицы                                                         и катись!Нет,       не навяжусь в меланхолишке черной,да и разговаривать не хочется                                                            ни с кем.Только             жабры рифм                                       топырит учащённоу таких, как мы,                                  на поэтическом песке.Вред  – мечта,                             и бесполезно грезить,надо        весть                  служебную нуду.Но бывает —                         жизнь                                     встает в другом разрезе,и большое                    понимаешь                                          через ерунду.Нами        лирика                       в штыки неоднократно атакована,ищем речи                      точной                                   и нагой.Но поэзия —                         пресволочнейшая штуковина:существует —                           и ни в зуб ногой.Например,                      вот это —                                          говорится или блеется?Синемордое,                       в оранжевых усах,Навуходоносором                                   библейцем —«Коопсах».Дайте нам стаканы!                                        знаю                                                  способ старыйв горе             дуть винище,                                        но смотрите —                                                                      извыплывают                      Red и White Star’ы3с ворохом                    разнообразных виз.Мне приятно с вами, —                                             рад,                                                      что вы у столикаМуза это                  ловко                              за язык вас тянет.Как это               у вас                         говаривала Ольга?..Да не Ольга!                         из письма                                             Онегина к Татьяне.– Дескать,                      муж у вас                                          дурак                                                      и старый мерин,я люблю вас,                           будьте обязательно моя,я сейчас же                       утром должен быть уверен,что с вами днем увижусь я. —Было всякое:                           и под окном стояние,пи́сьма,               тряски нервное желе.Вот        когда                    и горевать не в состоянии —это,        Александр Сергеич,                                                 много тяжелей.Айда, Маяковский!                                       Маячь на юг!Сердце             рифмами вымучь —вот       и любви пришел каюк,дорогой Владим Владимыч.Нет,        не старость этому имя!Ту́шу          вперед стремя́,я   с удовольствием                                   справлюсь с двоими,а разозлить —                             и с тремя.Говорят —                    я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!Entre nous…4                           чтоб цензор не нацыкал.Передам вам —                              говорят —                                                  видалидаже        двух                  влюбленных членов ВЦИКа.Вот —            пустили сплетню,                                               тешат душу ею.Александр Сергеич,                                       да не слушайте ж вы их!Может,               я                  один                             действительно жалею,что сегодня                       нету вас в живых.Мне        при жизни                              с вами                                            сговориться б надо.Скоро вот                    и я                           умру                                     и буду нем.После смерти                           нам                                  стоять почти что рядом:вы на Пе,                    а я                           на эМ.Кто меж нами?                              с кем велите знаться?!Чересчур                  страна моя                                        поэтами нища́.Между нами                         – вот беда —                                                 позатесался На́дсон.Мы попросим,                             чтоб его                                             куда-нибудь                                                                     на Ща!А Некрасов                       Коля,                                   сын покойного Алеши, —он и в карты,                         он и в стих,                                               и так                                                           неплох на вид.Знаете его?                      вот он                                   мужик хороший.Этот        нам компания —                                          пускай стоит.Что ж о современниках?!Не просчитались бы,                                          за вас                                                      полсотни о́тдав.От зевоты                    скулы                                разворачивает аж!Дорогойченко,                             Герасимов,                                                 Кириллов,                                                                     Родов —какой          однаробразный пейзаж!Ну Есенин,                      мужиковствующих свора.Смех!            Коровою                             в перчатках лаечных.Раз послушаешь…                                     но это ведь из хора!Балалаечник!Надо,            чтоб поэт                              и в жизни был мастак.Мы крепки,                       как спирт в полтавском штофе.Ну, а что вот Безыменский?!                                                           Так…ничего…                 морковный кофе.Правда,               есть                       у нас                                   Асеев                                               Колька.Этот может.                       Хватка у него                                                    моя.Но ведь надо                         заработать сколько!Маленькая,                      но семья.Были б живы —                              стали бы                                               по Лефу соредактор.Я бы          и агитки                             вам доверить мог.Раз бы показал:                                – вот так-то, мол,                                                                     и так-то…Вы б смогли —                              у вас                                        хороший слог.Я дал бы вам                           жиркость                                             и су́кна,в рекламу б                       выдал                                   гумских дам.(Я даже               ямбом подсюсюкнул,чтоб только                       быть                                  приятней вам.)Вам теперь                  пришлось бы бросить ямб картавый.Нынче             наши перья —                                        штык                                                    да зубья вил, —битвы революций                                   посерьезнее «Полтавы»,и любовь                 пограндиознее                                             онегинской любви.Бойтесь пушкинистов.                                        Старомозгий Плюшкин,перышко держа,                                полезет                                                  с перержавленным.– Тоже, мол,                           у лефов                                          появился                                                            Пушкин.Вот арап!                  а состязается —                                                 с Державиным…Я люблю вас,                           но живого,                                                 а не мумию.Навели               хрестоматийный глянец.Вы     по-моему́                       при жизни                                             – думаю —тоже бушевали.                              Африканец!Сукин сын Дантес!                                     Великосветский шкода.Мы б его спросили:                                   – А  ваши кто родители?Чем вы занимались                                       до 17-го года? —Только этого Дантеса бы и видели.Впрочем,                  что ж болтанье!                                                  Спиритизма вроде.Так сказать,                      невольник чести…                                                       пулею сражен…Их     и по сегодня                              много ходит —всяческих                    охотников                                        до наших жен.Хорошо у нас                           в Стране Советов.Можно жить,                           работать можно дружно.Только вот                      поэтов,                                     к сожаленью, нету —впрочем, может,                                  это и не нужно.Ну, пора:                  рассвет                                лучища выкалил.Как бы               милиционер                                       разыскивать не стал.На Тверском бульваре                                          очень к вам привыкли.Ну, давайте,                         подсажу                                          на пьедестал.Мне бы          памятник при жизни                                                 полагается по чину.Заложил бы                       динамиту                                          – ну-ка,                                                            дрызнь!Ненавижу                    всяческую мертвечину!Обожаю               всяческую жизнь!1924

Прощанье

В авто,             последний франк разменяв.– В  котором часу на Марсель?  —Париж               бежит,                             провожая меня,во всей               невозможной красе.Подступай                    к глазам,                                       разлуки жижа,сердце             мне                    сантиментальностью расквась!Я хотел бы             жить                       и умереть в Париже,если б не было                              такой земли  —                                                            Москва.1925

Бродвей

Асфальт – стекло.                                       Иду и звеню.Леса и травинки —                                        сбриты.На север                  с юга                              идут авеню,на запад с востока —                                          стриты.А между —                       (куда их строитель завез!) —дома          невозможной длины.Одни дома                    длиною до звезд,другие —                  длиной до луны.Янки            подошвами шлепать                                                    ленив:простой               и курьерский лифт.В 7 часов                  человечий прилив,в 17 часов —                             отлив.Скрежещет механика,                                            звон и гам,а люди               немые в звоне.И лишь замедляют                                       жевать чуингам,чтоб бросить:                         «Мек моней?»Мамаша                 грудь                             ребенку дала.Ребенок,                 с каплями из носу,сосет          как будто                              не грудь, а долла́р —занят            серьезным                                        бизнесом.Работа окончена.                                  Тело обвейв сплошной                       электрический ветер.Хочешь под землю —                                            бери собвей,на небо —                      бери элевейтер.Вагоны               едут                         и дымам под рост,и в пятках                      домовьих                                        трутся,и вынесут                    хвост                              на Бруклинский мост,и спрячут                    в норы                                  под Гудзон.Тебя ослепило,                              ты                                   осовел.Но,       как барабанная дробь,из тьмы                 по темени:                                     «Кофе Максве́лгуд        ту ди ласт дроп».А лампы                  как станут                                        ночь копать,ну, я доложу вам —                                          пламечко!Налево посмотришь —                                               мамочка мать!Направо —                       мать моя мамочка!Есть что поглядеть московской братве.И за́ день                    в конец не дойдут.Это Нью-Йорк.                              Это Бродвей.Гау ду ю ду!Я в восторге                         от Нью-Йорка города.Но       кепчонку                         не сдерну с виска.У советских                       собственная гордость:на буржуев                      смотрим свысока.6 августа 1925 г., Нью-Йорк

Домой!

Уходите, мысли, восвояси.Обнимись,                    души и моря глубь.Тот,        кто постоянно ясен, —тот,       по-моему,                           просто глуп.Я в худшей каюте                                     из всех кают —всю ночь надо мною                                          ногами куют.Всю ночь,                    покой потолка возмутив,несется танец,                           стонет мотив:«Маркита,                      Маркита,Маркита моя,зачем ты,                    Маркита,не любишь меня…»А зачем                 любить меня Марките?!У меня             и франков даже нет.А Маркиту                      (толечко моргните!)за́ сто франков                              препроводят в кабинет.Небольшие деньги —                                             поживи для шику —нет,        интеллигент,                                  взбивая грязь вихров,будешь всучивать ей                                        швейную машинку,по стежкам                       строчащую                                             шелка стихов.Пролетарии                       приходят к коммунизму                                                                      низом —низом шахт,                         серпов                                       и вил, —я ж        с небес поэзии                                     бросаюсь в коммунизм,потому что                      нет мне                                     без него любви.Все равно —               сослался сам я                                        или послан к маме —слов ржавеет сталь,                                       чернеет баса медь.Почему               под иностранными дождямивымокать мне,                             гнить мне                                                 и ржаветь?Вот лежу,                    уехавший за воды,ленью            еле двигаю                                  моей машины части.Я себя            советским чувствую                                                    заводом,вырабатывающим счастье.Не хочу,                 чтоб меня, как цветочек с полян,рвали                      после служебных тя́гот.Я хочу,               чтоб в дебатах                                             потел Госплан,мне давая                    задания на год.Я хочу,               чтоб над мыслью                                                 времен комиссарс приказанием нависал.Я хочу,               чтоб сверхставками спе́цаполучало                  любовищу сердце.Я хочу,               чтоб в конце работы                                                         завкомзапирал мои губы                                     замком.Я хочу,               чтоб к штыку                                          приравняли перо.С чугуном чтоб                              и с выделкой сталио работе стихов,                                от Политбюро,чтобы делал                           доклады Сталин.«Так, мол,                    и так…                                   И до самых верховпрошли                 из рабочих нор мы:в Союзе                 Республик                                     пониманье стиховвыше          довоенной нормы…»1925

Сергею Есенину

Вы ушли,                  как говорится,                                               в мир иной.Пустота…                    Летите,                                   В звёзды врезываясь.Ни тебе аванса,                              ни пивной.Трезвость.Нет, Есенин,                         это                              не насмешка.В горле               горе комом —                                          не смешок.Вижу —             взрезанной рукой помешкав,собственных                         костей                                     качаете мешок.– Прекратите!                             Бросьте!                                             Вы в своём уме ли?Дать,          чтоб щёки                              заливал                                             смертельный мел?!Вы ж          такое                    загибать умели,что другой                    на свете                                   не умел.Почему?                 Зачем?                              Недоуменье смяло.Критики бормочут:                                     – Этому винато…        да сё…                      а главное,                                        что смычки мало,в результате                       много пива и вина. —Дескать,               заменить бы вам                                               богему                                                           классом,класс влиял на вас,                                     и было б не до драк.Ну, а класс-то                           жажду                                       заливает квасом?Класс  – он тоже                                  выпить не дурак.Дескать,            к вам приставить бы                                                  кого из напостов —стали б             содержанием                                     премного одарённей.Вы бы            в день                       писали                                     строк по сто,утомительно                       и длинно,                                          как Доронин.А по-моему,                       осуществись                                               такая бредь,на себя бы                      раньше наложили руки.Лучше уж                    от водки умереть,чем от скуки!Не откроют                      нам                             причин потерини петля,                 ни ножик перочинный.Может,             окажись                             чернила в «Англетере»,вены          резать                      не было б причины.Подражатели обрадовались:                                                       бис!Над собою                    чуть не взвод                                               расправу учинил.Почему же                      увеличивать                                             число самоубийств?Лучше            увеличь                           изготовление чернил!Навсегда                 теперь                             язык                                       в зубах затворится.Тяжело             и неуместно                                     разводить мистерии.у народа,                 у языкотворца,умер        звонкий                       забулдыга подмастерье.И несут             стихов заупокойный лом,с прошлых                    с похорон                                       не переделавши почти.В холм             тупые рифмы                                        загонять колом —разве так                  поэта                             надо бы почтить?Вам       и памятник ещё не слит, —где он,            бронзы звон                                   или гранита грань? —а к решёткам памяти                                          уже                                                 понанеслипосвящений                       и воспоминаний дрянь.Ваше имя                    в платочки рассоплено,ваше слово                      слюнявит Собинови выводит                    под берёзкой дохлой —«Ни слова,                      о дру-уг мой,                                               ни вздо-о-о-о-ха».Эх,     поговорить бы иначес этим самым                       с Леонидом Лоэнгринычем!Встать бы здесь                              гремящим скандалистом:– Не позволю                             мямлить стих                                                       и мять! —Оглушить бы                           их                                трёхпалым свистомв бабушку                    и в бога душу мать!Чтобы разнеслась                                   бездарнейшая погань,раздувая                  темь                           пиджачных парусов,чтобы            врассыпную                                   разбежался Коган,встреченных                         увеча                                   пиками усов.Дрянь            пока что                              мало поредела.Дела много —                           только поспевать.Надо        жизнь                    сначала переделать,переделав —                       можно воспевать.Это время —                         Трудновато для пера,Но скажите,                       вы,                              калеки и калекши,где,       когда,                  какой великий выбиралпуть,          чтобы протоптанней                                                  и легше?Слово —                 полководец                                       человечьей силы.Марш!Чтоб время                      сзади                                ядрами рвалось.К старым дням                              чтоб ветром                                                      относилотолько            путаницу волос.Для веселия                      планета наша мало оборудована.Надо        вырвать                       радость                                       у грядущих дней,В этой жизни                           помереть                                             не трудно.Сделать жизнь                             Значительно трудней.1926

Товарищу Нетте – пароходу и человеку

Я недаром вздрогнул.                                            Не загробный вздор.В порт,               горящий,                                  как расплавленное лето,разворачивался                                и входил                                                  товарищ «ТеодорНетте».Это  – он.                    Я узнаю́ его.В блюдечках-очках спасательных кругов.– Здравствуй, Нетте!                                       Как я рад, что ты живойдымной жизнью труб,                                            канатов                                                           и крюков.Подойди сюда!                              Тебе не мелко?От Батума,                      чай, котлами покипел…Помнишь, Нетте,  —                                  в бытность человекомты пивал чаи                           со мною в дипкупе?Медлил ты.                       Захрапывали сони.Глаз        кося                 в печати сургуча,напролет                  болтал о Ромке Якобсонеи смешно потел,                                стихи уча.Засыпал к утру.                                Курок                                             аж палец свел…Суньтеся  —                       кому охота!Думал ли,                    что через год всеговстречусь я                       с тобою —                                     с пароходом.За кормой лунища.                                       Ну и здо́рово!Залегла,                 просторы на́двое порвав.Будто на́век                           за собой                                            из битвы коридоровойтянешь след героя,                                       светел и кровав.В коммунизм из книжки                                                  верят средне.«Мало ли,                    что можно                                        в книжке намолоть!»А такое  —                    оживит внезапно «бредни»и покажет                    коммунизма                                             естество и плоть.Мы живем,                      зажатые                                       железной клятвой.За нее  —                  на крест,                                     и пулею чешите:это  —            чтобы в мире                                       без Россий,                                                              без Латвий,жить единым                           человечьим общежитьем.В наших жилах  —                                     кровь, а не водица.Мы идем                  сквозь револьверный лай,чтобы,             умирая,                             воплотитьсяв пароходы,                       в строчки                                        и в другие долгие дела.Мне бы жить и жить,                                            сквозь годы мчась.Но в конце хочу  —                                  других желаний нету  —встретить я хочу                                  мой смертный частак,        как встретил смерть                                                 товарищ Нетте.15 июля 1926 г., Ялта