Человек из Прибойа. Книга 2

– Куда вы нас ведёте?! – Глаза Боромира выдавали испуг в нём, но Бес уверенно лежал в его руках, смотрел гладким без зазубрин жалом на незнакомцев.

– Это поезд, мы идём на станцию. Раньше поезд останавливался там и люди входили в него.

Этот человек говорил уверенно, или он хорошо врёт, или он точно знает, о чём говорит.

– Зачем людям это было делать? Зачем им ходить к червю? – не понимал я.

Люди улыбались, держа смех внутри. Они выбирали слова.

– Поезд отвозил людей в другие места, куда людям было нужно, – так говорила та, что незнакомец звал Лен. – Он не враг, он друг.

– Вообще, он не живой. Им управляют люди, как мы. Пошли, он уехал и следующий будет через два дня. Факел догорает, давайте быстрее.

Я уже привык к этому чувству – дух мой мечется между желанием вернуться в безопасное место и продолжить путь в пугающую неизвестность, при этом мои ноги не думают, они просто идут.

Мы спустились. Факел горел слабо, ткань почти вся была съедена огнём. Пещера была большой, свет огня почти не доставал стен, нельзя было что-либо разглядеть. Да, именно пещерой казалось мне это место, наполненное запахом пыли и воем духов.

– Так… генераторная будет слева, дальняя дверь, – бормотал человек.

– Ты уверен? – Женщина видела что и мы, огонь голодает и вот-вот откажется давать свет.

– Да. Эта крепость того же плана, что и наша. Отделка помещений разная, но планировка один в один. Вот только лезть туда с огнём меня напрягает, к генератору.

– Лёш… а если там нет его, если вывезли? – беспокоилась Лен.

– Беда. Тогда, как кроты, в полной темноте. Гермоворота открыть можно вручную. Попадём в туннель и к выходу на ощупь. Тут не далеко, минут двадцать пешком. Так, вот она. Чувствуете? Солярой даже сюда тянет. Вы с огнём останетесь тут.

В руках человека появился плоский камень, похожий на тот, что был у Антонэ. Мягкий белый свет родился из этого камня, божественный свет! Он озарил темноту подземелья, и голос неизвестной птицы, мелодичный и чистый, разогнал унылое завывание духов этих мест.

– Я знал! Антонэ, шакалий сын. Ох… отрежу его пёсий язык и ко лбу его привяжу! Все пусть видят. Боги… это вы, как говорил Ахмед.

Я был полон чувства, что раскрыл древнюю тайну.

– Ладно… я пошёл, свет приведу.

Я, Боромир и Лен остались, а Лёш ушёл в зловонный ход призывать свет.

– А эта сука… Кхтнбек, если она придёт? – эта неведомая тварь волновала ум Боромира, мой ум она тоже тревожила.

– А… забей, – с улыбкой отмахнулась Лен.

– Я смогу, – показал я уверенным тоном, что храбр, ведь я воин из Прибойа.

Рокот и фырканье громким шумом вырвались из темноты прохода. Вместе с шумом стал свет везде. Свет такой яркий, что слепил наши сонные от тьмы глаза, заставлял закрывать их ладонями. Воздух с воем тысячи душ всколыхнул ветер, выгоняемый из тёмного окна в стене, защищённого решёткой. Ветер принёс запах смерти.

Ужас и паника захватили меня и Боромира. В густом свете мы метались из стороны в сторону, сталкивались. Ор ужаса отразился от каменных стен, когда наши глаза, глаза воинов, встретились с ликами великанов, что застыли в камне. Люди, высотой, как два Урумара, они были каменными и держали на своих широких плечах потолок этого места. Наверное, это были воины, ведь их одежды тяжелы и прочны на вид: шлемы с глазом на лбу (шахтёрская каска); прочная одежда без рукавов (жилетка строителя); широкие пояса с необычным оружием (пояс с инструментами). Эти каменные воины с молчанием смотрели на нас.

Боромир от испуга выстрелил в одного из них, но болт отскочил от камня и не принёс ему вреда.

– Эй, успокойтесь! – Странное оружие нового человека смотрело на нас.

Я и Боромир спрятались за каменными воинами. Страшные, но они не двигаются и, кажется, не принесут нам вреда.

– Кто там рычит?! Кто дует и воет?! – задавал я вопросы, сжимая рукоять топора обеими руками. – Пусть выходят и будем биться!

Лёш опустил своё оружие и закрыл дверью шумный ход, сделав тем звук тише.

– Шумит генератор. Дует и воет вентиляция. Это всё механизмы, они не живые, их построили люди. Тут нет ничего опасного, успокойтесь.

Мы вышли из тени могучих каменных спин. Глаза, привыкшие к свету многих светил над головами нашими, обратили взор вокруг. Великим было то место, как стены храма древности в Омэй-Гате. Стены, пол и потолок – из гладких каменных плит. Там, где стены соединялись с потолком, в каменных цветах и деревах невиданной красоты, проглядывались лики людей, тоже каменные. Одна из стен была железной. Скамьи, что стояли у стен, кроме железной, они были из ровных, как стрела, досок и изогнутых, как плющ, железных ветвей. Мастера, строившие эти скамьи, точно были богами кузнечного ремесла. А какой был свет! На потолке сияли белым светом выпуклые круги, свет был мягкий и чистый, непрерывный и не дёрганый, он не плясал и не шумел.

Глаза наши снова пришли к безмолвным воинам, что держали потолок.

– Это строители-герои, – подойдя к нам, стала говорить Лен, всё ещё держа в руке слабеющий факел. – Перед великой битвой, положившей начало нашей эры, они самоотверженно строили эту крепость. Они работали, забыв про сон, боль и усталость, чтобы успеть до нападения врага, чтобы сотни тысяч людей укрылись в этих стенах. Их увековечили в камне. Они герои на ровне с теми, кто сражался с врагом в последний день старой эры.

– Герои трудились, а вы их покалечили камнем? И кто из нас варвары?! – не понимал я.

Она смеялась: «Нет, не покалечили, а увековечили, значит, оставили о них память на века. В честь них сделали эти статуи, чтобы все знали и помнили, что люди построили эти крепости».

– Так, ошеломлённые, – голос Лёш коснулся наших ушей. Он стоял в маленьком домике с прозрачными окнами, что был у лестницы, – сейчас вон та стена отъедет в сторону. Не орать, не бегать и не стрелять ни во что, очень прошу.

– Что за стеной? – хотел знать Боромир.

– Туннель, – коротко ответил Лёш и ткнул пальцем в стол перед ним.

Что-то лязгнуло, звякнуло, и железная стена со скрипом и шорохом поползла прочь, открывая новое место. Глухим стуком окончилось движение стены.

– Давайте быстрее, горючки хватит ещё минут на двадцать, не больше.

В открывшемся пространстве было углубление примерно по пояс. Внизу шли две железные полосы, такие, по каким ползает Железный червь. Влево и вправо уходил большой круглый коридор с пятнами света в нём. Этот путь совсем не манил, он пугал. Ход напоминал полое нутро змеи или какой-нибудь такой твари. Вдоль тянулись чёрные жилы, сосуды и нервы, а под ними каменные рёбра твари, с той стороны которых натянута железная кожа.

– Тут перегон недалеко и ветка в депо, – с этими словами Лёш спрыгнул на железные полосы. – Демонтаж оборудования ещё идёт, так что рабочие могли оставить мотовоз. Прокатимся.

– Может быть, пешком пойдём? – Женщина положила погасший, но дымящийся факел на пол и осторожно спустилась вниз. – Нас могут оштрафовать.

– Ты моя умница! – Он легко и без страсти поцеловал женщину и вскочил обратно на каменный пол. – Ворота за собой нужно закрыть. Если здешние вылезут на пути, нас с тобой не оштрафуют, а посадят.

Он ткнул пальцем стол, что в домике у лестницы, и стена стал ползти на своё место. Я и Боромир поторопились выбраться, но человек велел оставаться там, сам он быстрым бегом вернулся к нам. Стена встала на место и отгородила путь назад, оставив нас четверых в полумраке туннеля.

Путь наш был жутким. Иногда мы слышали голоса, Лёш говорил, что это голоса обычных людей, они летят к нам по ходам для ветра. Я всё равно не принимал его слова, мой разум верил, что это не просто голоса.

Светила горели на стенах, освещая круглые стены. На мои вопросы Лёш отвечал быстро, но его слова не давали мне знаний, он не хотел объяснять, или не мог. Наконец я узнал, что есть провода и кабели, по которым бежит Ток и даёт свет, и что есть трубы, по которым перетекают разные жидкости. Мои мысли о том, что это артерии и нервы Живой горы, оказались верными, и понимание того, что это дом и что он построен людьми, стало медленно уводить от меня страх. К тому же Лен и Лёш не боялись, они умные, значит, и я не должен страшиться этого места.

Скоро один путь разветвлялся на два, и Лёш без раздумий выбрал, куда свернуть.

– Ну, не повезло, – развёл руками Лёш, смотря на тупиковое ответвление железных полос. – Нет мотовоза, уехал.

– Всё не так плохо.

Женщина указывала вглубь туннеля, где у закрытых ворот на железных полосах стояла телега. Посреди телеги вырастал железный ствол и немного выше расходился на два (дрезина).

– Проехать мост успеем, думаю, на посту сильно не будут против, – Лёш встал на телегу. – Что за мотовоз, что за дрезину нам всё равно придётся штраф платить, но лучше так, чем пешком.

– Монтёры всё равно мотовоз туда гоняют, за одно и дрезину притащат. Договоримся, – Лен запрыгнула на телегу.

Я и Боромир стояли на телеге друг напротив друга, поднимали и опускали железный прут, напоминавший детские качели, где один поднимает другого. Так делать нас попросил Лёш, сказал, что это заставляет телегу ехать и он доверит нам ею управлять.

С наивной детской улыбкой на лицах мы с Боромиром управляли древней колесницей, чувствуя себя достойными обращения с механизмом.

Стук колёс был похож на тот, что издаёт железный червь, но тише и спокойнее. Острова света плавно протекали мимо, встречая, провожали нас. Леш и Лен сидели молча и устало. Впереди, за спиной Боромира, показался полукруг сумеречного света. Лёш опустил рукоять, что у железного ствола в центре повозки. Лёш велел перестать править механизмом. Мы остановились.

– Выйдите через гараж ремонтной бригады, дальше пути отгорожены забором под напряжением, думаю, знаете. Нельзя его трогать.

Лёш открыл незапертую дверь. В темноте что-то щёлкнуло, и под высоким потолком засияли белым светом ровные гладкие стержни. Свет показал этот просторный зал со стенами из кирпича и квадратными колоннами из бетона. В полу зала было выкопано три могилы с гладкими стенами, покойников в них не было (смотровая яма). Местами из пола торчали железные прутья, кто-то срезал остальную часть, срезы гладкие и блестящие. Больше в зале не было ничего.

– Ну, конечно, тут уже всё выпилили. Да… так ещё лет пять-семь и кроме бетона в крепости ничего не останется.

Почему слова Лен печальны? Это не её дом и не дом её друзей.

– Быстрее, не вижу механического подъёмника, – Лёш подошёл к тяжёлым железным вратам, покрытым серой отслаивающейся краской.

Рядом с вратами на стене был приделан жёлтый коробок с двумя крупными точками – чёрной и красной. Лёш надавил пальцем на чёрную.

С тихим скрипом и жужжанием врата поползли вверх, впуская свежий морозный воздух.

– Спасибо, что выручили, вот, – Лёш протянул Боромиру нечто, похожее на ровные лоскуты ткани. – Сколько можем. Тут пятнадцать тысяч. Юани. Для этого места очень большие деньги, хватит дом построить. Награда за смелость, так сказать.

Щелчок прервал его слова. Он коротко пожелал удачи, Лен сказала слово прощания. Лёш жестом поторопил, он опасался, что Ток пропадёт и этот проход останется открытым.

Мы шагнули в сумрак под хлопья мокрого снега, наконец смогли вдохнуть полной грудью свежий воздух. Белый свет из зала падал на чистый снег, длинные тени Лен и Лёш ложились на него. Врата опускались, скрывая силуэты. Мы нагнулись, присели… почти легли на снег. Глаза не хотели отпускать божественный свет. Наконец негромкий звук, с каким железные врата опустились на бетон, – и тонкая полоска света растаяла совсем.

Мы немного подождали, всматриваясь в сумеречную синеву, туда, где стальная сеть отгораживала путь железного червя. Раздался знакомый стук. Из пасти туннеля выехали Лёш и Лен верхом на механизме и быстро скрылись в сумеречном снегопаде, только железный звук ещё недолго плутал в сырых корявых ветвях – тук-тук… тук-тук…

ГЛАВА 3

Подземелье карлика

Ночь и следующий день мы провели в окрестностях крепости, пару раз захаживали в Харч. Деньги, полученные за помощь, и вправду оказались велики. На тысячу юаней я купил утеплённый изнутри козьим мехом стальной шлем с кольчугой для шеи и стальной маской для лица (забралом); новый боевой топор из стали, так как лезвие старого было покрыто сколами и вмятинами, в бой он не годился; купил круглый щит с шипами в центре, таким можно и убить противника. Свой старый топор я решил оставить для памяти, сделать его главным оружием на оружейной стене моего дома, когда вернусь. Для Прибойа и всех диких земель он был хорош, но защита и оружие воинов в новых землях быстро испортили его. Старый щит я обменял на бутыль крепкого зелья.

Дед купил себе высокие тёплые сапоги из оленьей кожи, что не боялись воды, и плащ из медвежьей шкуры с уплотнением из свиной на плечах, тяжёлый, но прочный и тёплый. Он отдал за них немногим больше пяти сотен местных денег. В Омэй-Гате это стоило бы не меньше пяти тысяч медных монет. Арья и Боромир не оценили его покупки и сказали, что это стоит очень много и что в бою оно не поможет. Сапоги – не броня, а плащ в бою всё равно придётся сбрасывать. Дед в ответ на эти слова говорил, что сырая и ветреная весна страшнее морозной зимы и страшнее любого врага с мечом, с врагом можно хотя бы договориться.

За это время Рота мы не встречали. Я беспокоился за брата, не заблудился ли он в темноте крепости? Спрашивал у людей, они говорили, что видели молчаливого молодого мужа, он то спал у костра в одном из домов крепости, то бродил вокруг внешней стены ночью. Люди обсуждали свежую новость, говорили о разбойниках: «Со скотного двора этой ночью кто-то увёл корову и зарезал старшего сына скотовода, что охранял скотный двор. На лице убитого был такой ужас, будто его коснулась рука самого владыки ада. После снегопада, за полдень, неподалёку в лесу нашли останки животного, кости и внутренности. Следов не было, снегопад помог скрыться этим людям».

Считали, что угонщиков было хотя бы двое, один не успел бы разделать такую тушу и уйти с мясом и шкурой. Я отгонял мысли о том, что это мог быть Рот, говорил себе, – Рот всегда один, но в одиночку он бы не смог это сделать.

Сам поступок меня не слишком тревожил, ведь я с отрядом тоже угоняли скот. Меня тревожило то, что брата поймают и даже могут казнить, здешних законов я не знал, потому боялся.

В Харче за кружкой тёплого вина один человек, что мы встретили на рынке в первый день, рассказал нам о крепости. Оказалось, что в недрах крепости обитают крысы и одичавшие кошки. Заплутавшие в лабиринтах твари потеряли ум от голода и темноты, нападают на людей. Раньше их было много, но теперь остались самые живучие. Но нас больше интересовали другие знания, и человек после очередной кружки дал их нам: «Мастер оружейных дел, Володя, он давно интересуется подвалом крепости – огромное такое пространство. Другие, люди из-за Канала и Синего леса, туда ещё не ходили. Там должно быть много оружия, зарядов, пороха, металлов, батарей и бог знает чего ещё. Наши люди не лезут туда, ищут тут, где безопаснее. Там огромная пустота, в которой легко заблудиться. За годы, что мы тут, там пропало двадцать человек, в основном пьяные герои. Ещё говорят, там живёт тёмная сила, ну, это так… городские байки, вечер за разговором скоротать». И так человек говорил много, говорил, что с этой зимы интерес к подземелью вырос, ведь в крепости уже обыскали почти всё, находки заканчиваются.

Совет наш был недолгим. Рассказы нас не напугали, да и рассказчик явно не хотел нас пугать, скорее наоборот. Мы решили собрать весь отряд и добыть ценности, пока их там много.

Сумерки ещё позволяли видеть. С ясного неба опускался морозный воздух. Мы торопились успеть до темноты. Дед всю дорогу нахваливал свой тёплый плащ и свои сапоги, говорил о том, как ему в них тепло и удобно. Его слова нас не злили, от быстрого хода нам было даже жарко. Мы вошли в деревню старухи Нэа, всё такую же мертвую и тихую. Казалось, мы отсюда никуда не уходили, что землю укрывает всё тот же снег. Полная луна только взобралась на небо, и снег сразу заискрился в её свете. Голос совы сказал – пришла ночь, время не людей, а духов.

– Слышите? – Свобода остановился и прислушался.

Заунывное песнопение со стороны слабого огонька вдаль по улице завывало знакомый мотив, Баллада о Кулаке, куплеты о его смерти.

– Пьяный Ратибор воет. Красиво, чёрт кабацкий, – дед узнал голос Ратибора, его узнает любой из нашего отряда как бы тот не менял его. – О, а вот и Урумар подвывает, как старый пёс.

Лёгкий морозец, полная луна, а у Нэа печка и еда и… я поторопил остальных.

Щенок собаки залился лаем, увидев нас, чёрная мордочка голосила из-под дома Нэа.

Боромир сидел на заснеженном крыльце босой, в одних штанах и уже не пел, а выл на луну что-то невнятное, но красивое. Урумар стоял за его спиной, оперевшись о дверь, и с понимающим лицом смотрел туда же, куда и боевой товарищ – на луну.

– Ой, дикарики! – Старуха выскочила из дома, едва не споткнувшись о Ратибора, и поспешила к нам. – Вы заберите друзей своих, они у меня скоро всё допьють. Хрен с ним, что допьють, скоро всё сожруть! И кур моих, одну уже загоняли, зажарить пришлось. Я бабка добрая, но за такие дела напущу чёрный сглаз – и мечи из рук попадають, и девки больше не посмотрют на них, и деньги в карман не попадуть!

– Нэа, мы пришли за ними, – взялся говорить Свобода. – Сейчас уведём.

– Да ладно уж, куда вы пойдёте?! Полнолуния сегодня, ослепли что ли? Дорога к крепости через погост лежит, а в обход далеко. Нечего в такое время по лесу ходить. Кажется, нечистые уже здесь. Я вчера след видела.

Собачонка снова залаяла.

– Ох, дикарики, пошли в дом, ну их, нечистых! – Нэа посмотрела нам за спины, за нами лежала дорога под снегом. – Ой… Батюшки святые.

Страх в глазах старухи, будто почерневших на сморщенном лице, освещённом холодным светом луны. Она стала рисовать в воздухе перекрестье и быстро шептать какие-то слова (Отче наш).

Мы обернулись и взялись за оружие. Ратибор прекратил голосить, свалился с крыльца в снег и, сумев встать только на колени, приготовился биться на кулаках. Быстро протрезвевший Урумар взялся за копьё.

Длинная тень тянулась от идущего к нам. Некто, укрытый плащом, без скрипа и усталого дыхания близился к нам. Силуэт широкий, под этим плащом смело могли поместиться два человека. Голова укрыта капюшоном. Луна была за его спиной и не могла осветить его лицо, но две точки мерцали на месте глаз подобно далёким звёздам. Две точки света на совсем чёрном силуэте.

Нэа поспешила укрыться в доме. Она вошла, а на крыльце появился Тио с веслом в руках.

– Эй, стой и говори, кто ты?! – Дед не ушёл за наши спины.

Я опустил забрало и сбросил рюкзак. Боромир прицелился, его рука была тверда.

– Нет, врёшь! – неожиданно крикнул Боромир и выстрелил.

Перед самым выстрелом руку стрелка свело и болт утонул в снегу у его ног.

«Я – Рот, тихий Рот». Голос раздался в моей, а как позже выяснилось, в головах у всех. Голос обошёл пространство и появился сразу в наших ушах, громкий, твердый.

– Рот? Сними проклятую маску! – велел я и зашагал к силуэту, развернув топор обухом и собираясь надавать им по рёбрам братцу, чтобы не пугал.

В моём черепе будто поселился рой диких пчёл, он гудел с каждым шагом громче и громче. К жужжащему звуку добавились стоны, крики и требования бросить топор.

Вот я уже близко, я уже могу разглядеть маску под капюшоном. Ор в моей голове стал нестерпимым и перед глазами стали всплывать лики орущих, перекошенных от гнева людей. Я подошёл на расстояние шага, морщась от ужасного шума, который слышал я один. Наконец я бросил топор в сторону. В сознании моём будто грохотала буря, но как только топор упал, выглянуло солнце, вода стала гладкой, а звенящая тишина лечила уши. Даже звонкий обычно раздражающий лай казался весенней капелью.

Рот скинул капюшон и снял маску. На это я ответил размашистым ударом кулака. Рот сплюнул кровь на снег.

– Не ходите за мной. Я найду вас тогда, когда вы решите идти в Омэй-Гат, – сказал он своим ртом.

Из-под его плаща выпали две задние коровьи ноги. Я смотрел на них, понимая, это он…

Весь отряд подбежал ко мне, стали осматривать мясо. Силуэт в плаще бесшумно скользнул за угол соседнего дома, оставив следы на снегу. Я поспешил следом, но улей вновь загудел в голове, а из стены дома, подобно смоле из ствола дерева, вышло бледное мёртвое лицо и по воздуху стало плыть ко мне, не отрывая своих мёртвых глаз от моих – живых. Я отступил и всё ушло…

Странные молчаливые лики взором, не ясным мне, глядели на нас из угла (иконы). Пламя свечи покачивалось, приседало, вытягивалось, освещая неподвижные лица святых, как звала их Нэа. Огонь трещал в печи, сытый собачонка спал у её тёплой стены. Чёрный кот, ночная тварь, ходил вокруг стола, зыркая жёлтыми глазами на то, как мы срезаем мясо с коровьей ноги. Он не рисковал подать голос, ибо знал – старый сапог Нэа пинком под зад вышвырнет его на улицу, холодную улицу.

– Рот всегда был другим, похоже, он обрёл свою судьбу, – слова деда не несли ни горечь потери сына своего сына, ни желание ему помочь. Слова были сухи.

– Хэ, призвание… батюшку Никодима бы сюда, – говорила старуха, – словом божьим он бы выгнал тьму из его души. Ну, или святой водой и розгами, чтобы наверняка.

Боромир поймал её слова цепкими к речам ушами.

– Святая вода? Это яд? Где её взять?

– Ну, дикарики, нечисти – яд, а хорошим людям – помощь. Тут её взять негде. Есть в году всего один день, когда вода во всех реках становится святой. Тогда можно её набрать.

– Скоро этот день? – Боромир желал запастись волшебной водой.

– Нескоро, мальчик мой. Зимы ждать надо. Ты хочешь бороться с тёмными, так это тебе в мою родную деревню надо, за Канал. Те места нужно чистить. Там волки, величиной с быка! Там огромные орлы и вороны, что таскают баранов с пастбищ. Там людоволки, коих нортами кличут, их след я и видела вчера неподалёку. Но самые страшные – лайоны. Эти ведьмаки – люди на вид: может быть путником, красивой женщиной или ребёнком. Явного зла они не делают, но люди их боятся и к незнакомцам относятся с осторожностью. Чего я рассказываю… за Канал вас солдаты Альянса не пустют, хорошие ребята, не злые, но указ у них.

Мысль о том, что Рот поддался маске, что он может творить злые дела, печалила меня. Я был занят мыслью о брате и не слышал разговоров, молча соскребал ножом мясо с кости. Рот… всегда был сам по себе и мы с ним никогда не ладили, но и не ссорились много. Его будто не было в моей жизни. Чего же я не спокоен, как дед или Боромир? За время похода, за время, что я в отряде, я получил чувство братства. Каждый из нас считает другого братом. Мы вместе бьёмся; вместе пьём на пирах и делим последние капли воды в походе; делим тепло огня и холод лютых снегов; мы вместе орём весёлые песни и воем печальные, как Ратибор сейчас на пороге; брат нашего отряда может и руку подать, и крепко ударить, если надо. Даже Свобода – человек, что привык идти один, тоже был с нами, он – старший брат. Так что же в моей голове засел Рот?! Он не был мне настоящим братом в детстве, не стал никому братом в отряде. Его «сам, один», раздражало деда и даже Арью. Похоже, никому он не был нужен среди нас, как и мы не нужны ему. Вот только зачем тогда он принёс нам мясо?…

Из душной избы я вышел на крыльцо. Свет луны и блеск снега манили меня и я чуть не споткнулся о Ратибора. Он сидел на ступенях, на этот раз одетый и укутанный в плащ. Посиневшая от холода кисть его не расставалась с зелёной бутылью, в которой плескался бог веселья Алконак, дышал.

– Дай, – я забрал бутыль. – Согрей руку, руки нужны воину.

– Воину да, а трусу они не нужны.

Голос этого воина, обычно звонкий и бодрый, был похож на голос нищего старика.

– Это кто трус?

– Я, Гор, я… тем утром Урумар был в страхе, и это испугало меня. Я не видел, что видели вы, даже не видел! Теперь сижу и пью, будто я рыба. Эх, рыба столько не пьёт. Ещё рука эта…

– Свобода говорит, все люди боятся. Воин должен победить страх, умный воин сначала должен понять, а потом победить страх. Так сказал Свобода.

– Гор, когда ты начнёшь говорить? Я ничего не понимаю, что несёт этот старик, – Ратибор смотрел на свои сапоги, почти засыпал. – Что там Рот?

– Рот не с нами, – ответил я не думая и отпил из бутыли, разговор мог получиться долгим.

Ратибор хрюкнул, как сытый боров, завалился боком на заснеженную ступень и спросил: «Что отцу скажешь?»

Похоже, он понял мои слова так, будто Рот погиб.

Вот оно! Ратибор, беса сын! Вот что тревожит мой дух – отец. Что я ему скажу? Я путешествую в чужих землях, много не бываю дома, а тут ещё и Рот со мной ушёл. Отец совсем один, тяжело ему. Дом… там Олли, как живёт моя женщина? Носит ли она в себе моего сына?…