Первые шаги

Рука непроизвольно опустилась,

Кружка на пол свалилась.

Пыл от этого не унялся,

С крестьянином дальше тягался.

Запах хмеля в таверне стоял,

Холодное пиво хозяин разливал.

Хороший гость к нему зашёл,

Но только странно он себя вёл.

Монах, шатаясь встал,

Крестьянина за собой позвал.

Он его пошёл проводить

И за таверной вместе отлить.

Свинья пятаком по лицу водила,

Тем самым монаха разбудила.

Он еще долго лежал,

Как сюда попал, вспоминал.

Люди с улыбкой проходили,

О монахе друг другу говорили.

Якобы он по две кружки держал

И за один заход выпивал.

Сам с собой упорно спорил,

Перебивал себя и опять вторил,

С выдуманным крестьянином спелся,

Похоже он на солнце перегрелся.

Монаху жуть как не повезло,

Да и отходами от него несло.

Он поскорее с земли поднялся,

С глаз долой в монастырь убрался.

Грибник

Ветер нагонял облака,

Погода испортиться хотела.

Накрапывал дождик слегка,

Листва вокруг шумела.

С полным лукошком,

Грибник возвращался домой.

У одного окошка,

Взгляд остановил свой.

В подвале горел свет,

И в нём странное происходило.

Надо бы узнать ответ,

Тут же его осенило.

Подкравшись, сел у окна,

Стал внимательно наблюдать.

Там старуха одна,

Что-то стала затевать.

Она легла на стол,

Неразборчиво шептала.

Сделав в руку укол,

Душа из тела встала.

Грибнику стало страшно,

Но он всё-таки остался.

Для него было важно,

С чем он связался.

Между шкафом и столом,

Прозрачная душа ходила.

Из банок с веществом,

Смесь зелёную наводила.

Что-то похожее на смолу,

Со смесью смешала.

Потом подошла к столу,

Где её тело лежало.

Книгу листать стали,

Пальцем по страницам водила.

Чёрные строки читала,

А в конце лягушку убила.

Нанесла смесь на тело,

Стала это всё втирать.

И наконец-то сумела,

Молодость телу придать.

Душа ещё подождала,

Книгу на полку положила.

В тело своё легла,

И помолодевшая ожила.

Тщательно порядок навела,

Все следы убрала.

В камине хлам сожгла,

И потушив свет ушла.

Грибник, поднявшись стоял,

Ничего не говорил.

Всё, что здесь увидал,

На баловство свалил.

Ветер между тем нагнал,

Свинцовые облака.

И сопровождающе задувал,

В спину грибника.

Герцог и наёмники

Армия герцога потерпела поражение,

Убегая, затоптали крестьянские грядки.

За спиной осталось упорное сражение,

Бежали так, что сверкали только пятки.

Герцог не покинул поле брани, не смог,

Честь не позволила, такое сделать ему.

Он человек дела, пусть видит бог,

Такому воспитанию, обязан отцу своему.

Его охраняли наёмники из-за границы,

Лишь они одни, остались его защищать.

Из-за щитов, выставили копья как спицы,

И сплотясь вокруг Герцога, стали отступать.

Увидев знамёна Герцога, символику и знаки,

Враги атаковали их с четырёх сторон.

Как волны о берег, разбивались их атаки,

Под мрачное карканье чёрных ворон.

Герцог неплохо руководил обороной,

Но моральный дух, у наёмников истощался.

Он говорил «если останется с короной,

То всем, кто его спасёт, солидный куш обещал».

Честь честью, а жить ещё как охота,

Надо было со всеми, поле боя покидать.

Теперь на Герцога открылась охота,

И всё идёт к концу, «как пить дать».

Наёмники на отлично знали своё дело,

Но был у них, один существенный изъян.

У кого золотых, на оплату больше блестело,

К ним уходили, пополняя свой карман.

С каждым атакой, ситуация менялась,

И становились более критичной, чем была.

Честь Герцога, махом куда-то подевалась,

Он боялся, как бы эта шайка, его не сдала.

Наёмники недобро на Герцога смотрели,

Они уже не хотели за него умирать.

Да и монеты у смерти, не так сладко звенели,

И они решили, кое-что предпринять.

Мощный удар, на шлем в раз опустился,

Ноги Герцога, опору на земле потеряли.

Перед врагом, без сознания Герцог очутился,

Наёмники сговорясь, его с потрохами предали.

В один миг, Герцог всё навсегда потерял,

У ног врага, грязным и побитым лежал.

А он без нареканий, наёмникам доверял,

В этом он ошибся и сильно оплошался.

На все любые стороны, наёмников отпустили,

Всё исполнили, Герцога обменяли на свободу.

Только позорной меткой, всех их клеймили,

Что бы все видели, предательскую породу.

Генерал и сосед

Вот и пришла пора, в отставку уйти,

Генерал с грустью покидал службу.

На этом поприще, он смог себя найти,

И оценить на себе, военную службу.

Ему выделили землю с имением,

На которых были закреплены крепостные.

Он навёл здесь, свой порядок с умением,

И решил делом, всякие проблемы иные.

Генерал наладил механизм работы и продаж,

Всё было строго, по-армейски точно.

Его крепостные поверили, вошли в кураж,

И закрепили пальму первенства прочно.

Естественно, это всё не нравилось соседу,

Спрос на его производство, покатился вниз.

Он вызвал генерала на серьёзную беседу,

Но их разговор, нерешённым повис.

Соседу про генерала на ухо шепнули,

Когда он был капитаном, солдата утопил.

Тогда из армии его, его чуть не турнули,

К счастью замяли, и он дальше служил.

Сосед обиделся, стал гневом пылать,

Вдобавок узнал, у генерала сердце барахлит.

Покумекал, и стал крестьянина к окну подсылать,

Буд-то бы душа, убиенного солдата стоит.

Сосед желал генерала, до гроба довести,

И утратившие позиции, вновь восстановить.

Здесь дело не касалось совести,

Просто не надо, «так резко дорогу переходить».

Несколько ночей, крестьянин у окна мелькал,

В маске, и в форме солдатской приходил.

Всё это время, внимания генерала привлекал,

Мол, убиенный, за своё не спасения мстил.

После второй ночи, крестьянин пропал,

К соседу в дверь, как бывало, не постучал.

Наверно генерал, не поверил и его поймал,

И печального исхода, над ним не исключал.

К вечеру, другого крестьянина подготовил,

И задал те же цели, какие и были.

К утру, даже чашку кофе ему приготовил,

Но он не объявился, лишь облака плыли.

Встревоженный сосед к генералу отправился,

Якобы, спорную территорию обсудить.

Невзначай о своих крестьянинах справился,

И стал за реакцией генерала следить.

Но реакция была обычная, ничего такого,

Подозрительного подёргивания не наблюдалось.

А сосед ожидал выражения другого,

Генерал не виноват, значит так, получалось?

Сосед не унимался и в третий раз отправил,

Другого крестьянина под окно пугать.

Лично сам, форму на нём поправил,

Приказал без шума, всё делать, просто порхать.

А сам ничего не сказав, пошёл следом,

Решил проследить, может его обманывают.

Луна отчётливо, освещала округу светом,

И слышно, как ветки не далеко обламывают.

Сев в кусты малины, внимательно наблюдал,

Как крестьянин, убиенного солдата изображал.

Но случилось то, что сосед не ожидал,

От увиденного, все части тела сжал.

К крестьянину, безмолвно проскользнула душа,

Накрыла прозрачным плащом, он исчез.

Сосед вспотел, свои мысли друг об друга круша,

Домой напролом, через малину полез.

Это и правда была, душа того солдата,

Как не странно, он охранял генерала своего.

Бедой и странностью, ознаменовалась та дата,

Когда солдат, не задумываясь, выручил его.

Проходили большие учения, той весной,

Пересекая реку, неожиданно ушли под лёд.

Солдат и капитан, оказались в воде ледяной,

Такие сюрпризы, жизнь иногда шлёт.

Капитан, когда провалился, ударился головой,

И потерял сознание, а солдат нет.

Капитана он спас, а сам увы, уже не живой,

Труп не нашли, душа не покинула этот свет.

Злые языки и завистники, стали клеветать,

Что по вине капитана, утонул служивый.

А выбравшись, не соизволил солдата спасать,

Короче он такой плохой , чуть ли не вшивый.

Капитана оправдали, но слух всё же ходил,

После он стал генералом, и не остался в долгу.

Семье солдата, деньги всегда переводил,

За своё спасение, он содержал вдову.

Блуждающая душа солдата, видела всё,

И от всех бед, огораживала генерала.

Солдат радовался, что генерал содержит её,

И что живёт она, без тяжёлого аврала.

За соседом, домработница двери закрыла,

Он молча прошёл, ничего е мог сказать.

Душа появилась, прозрачным плащом его накрыла,

И сосед стал, под ним в не бытьё исчезать.

Генерал всего этого, конечно же не знал,

Его занимали повседневные работы.

Ему позже сказали, что сосед пропал,

А дальше он, не вникал в эти заботы.

Дед мороз

На крыше дома, появился дед мороз,

Залез кряхтя в трубу, чуть не застрял.

Сажа щекоча, попала предательски в нос,

Катясь вниз, чуть из-за этого не встрял.

Почти произошло чихание, но пронесло,

Вовремя рукавицей, зажал красный нос.

В комнату дома, из камина внесло,

Таким образом, себя как сюрприз принёс.

Нарядная ёлка в углу красовалась,

Огнями гирлянд, вокруг себя освещала.

В глаза, пышным убранством бросалась,

«Я центр праздника», будто всем извещала.

Дед мороз наблюдая, оценил обстановку,

К ёлке, мерными шагами направился.

С подарками проявил, ловкую сноровку,

И обратно к камину, в трубу отправился.

Следующая крыша дома, принимала его,

Снег в тиши, под сапогами хрустел.

Он не лез в трубу, впереди мешка своего,

Не хотел, что б дымоход, под ногами пустел.

Небольшой грохот, в камине произвёл,

Хозяева забыли, кочергу убрать из топки.

В некоторое замешательства, деда привёл,

Дальнейшие шаги по комнате, были робки.

Ёлка, аккуратно посередине стояла,

Подарочные коробки прятались под ней.

Разноцветными гирляндами, ярко сияла,

Видимо, большое внимание уделяли ей.

Эти подарки, рассматривал дед мороз,

Тем самым ёлку вокруг обошёл.

Развязал мешок, свою лепту привнёс,

И переступая кочергу, обратно ушёл.

Следом, следующий дом, и потом дом,

А за ним ещё, так до бесконечности.

Везде спали, непробудным сном,

И дедушка в трубы, лазил в беспечности.

Дед в красной шубе, появлялся с мешком,

Делал чудные дела, и дальше летел.

Следы на крыше, запорашивало снежком,

Все дома по возможности, посетить хотел.

Подлетели олени с санями, издавая "дин-дон",

Над крышами домов, поднимался рассвет.

Ловко запрыгнув, взял упряжи он,

Да умчался в небо, оставляя привет.

Раннее утро, неутешный детский плач,

Всех родителей у ёлок, в комнатах собрал.

Дед мороз, старый, хитрый ловкач.

У детей из-под ёлки, подарки забрал.

Встреча с братом

Я встречал родственника на перроне,

Приехал пораньше, что б наверняка.

Он добирался ко мне в хорошем вагоне,

И ехал в гости на пару дней, из далека.

Давно, даже слишком давно не виделись,

Я уже и не припомню тот год.

Только письмами иногда переписывались,

И по телефону общались, вот.

Клубящейся пар возвестил о прибытие,

Я волновался, и разминал губы для речи.

Сердце колотило, ведь такое событие,

Поезд медленно приближался к месту встречи.

Я внимательно всматривался, в дверной проём,

И брат мой, не заставил себя ждать.

Он как всегда, был в любимом котелке своём,

Сквозь толпу, я побежал его встречать.

Мы обнялись, он пополнел, надо сказать,

Но всё равно остался со смешными усами.

Я ему очень много хотел рассказать,

Ведь немало времени, потеряно между нами.

Всю дорогу до дома, мы общались,

Не останавливаясь, болтали, друг друга перебивали.

Очень много, искренне до слёз смеялись,

Много интересного, мы сейчас узнавали.

Дома за столом, мы продолжали в беседах,

Брат, «заросшие» воспоминания даже отрыл.

Жаловались о поражениях и хвалились, о победах,

Я ему свои разносолы, для кушанья открыл.

Я поинтересовался, как внуки, дети, жена,

Почему не приехали, я был бы им рад.

Он махнул рукой, мол, заняты они и она,

Завтра их непременно увидишь, мой дорогой брат.

Фотокарточку помятую он достал, мне показал,

–«Посмотри, ну что помнишь нас молодыми?».

Я долго с тоской, смотрел и сказал:

–«Совсем на себя не похожи, мы были иными».

Он был на ней постарше, а я юнцом,

У нашего дома в парадной одежде стояли.

Я был почему-то с испуганным лицом.

Уже лет сорок прошло, как нас сняли.

Очень здорово мы с братом сидели,

Но нас перебил, телефонный звонок вдруг.

На другом конце трубке, поговорить хотели,

В мою душу, почему-то забрался испуг.

Жена брата, заплаканным голосом говорила,

Что её муж, то есть мой брат, умер с утра.

Я хотел возразить, но она перебила,

Мол, на похороны приезжать, уже пора.

Я дар речи потерял и весь дрожал,

От происходящего, стал нервно голову чесать.

Брат за столом живой сидел, рюмку держал,

Но вдруг он начал быстро исчезать.

Я чуть не упал, за стену придержался,

Сказал в трубку, что первым поездом приеду.

Вот те на, неужели «глюков» дождался,

Такую мистическую историю, я не забуду.

Брат исчезая, свои слова до меня донёс:

–«Это правда, я умер сегодня с утра,

Я не желал видеть, твоих скорбных слёз.

Прощай! Моей душе по времени пора».

Я желал его обнять, и к нему побежал,

Но брат исчез, я немного не успел.

На столе, его именной крест лежал,

Я растерянным, у стула стоял и сопел.

Мне стало больно и очень плохо,

Он ведь давно, хотел встретиться, пообщаться.

Я всё не мог, а он надеялся, до последнего вздоха,

И выбрал меня, а не семью попрощаться.

Воспоминания

-«Я прошёл, тысячи пыльных дорог.

Сменил десяток кожаных сапог.

Не одно лезвие, клинка затупил,

Которыми, сотни людей убил.

Я профессиональный наёмник,

Людской смерти поклонник.

Страх и боль – вот моё кредо.

Я готов за даром делать это.

Для войны, меня часто нанимали,

А для утех, мне всё дозволяли.

Я мог грабить и убивать.

После сражения, так сказать, отдыхать.

В битве, мне равных не было и нет,

уже достаточно много лет.

Помню, поединок с одним был,

Я ему клинком, между рёбер вонзил.

Теперь, я таких воинов не встречал,

хотя много в рукопашной побеждал.

Славюсь силой и жестокостью в народе,

я отношусь, к жестокой и волевой породе.

Сейчас я стар, раны дают о себе знать,

уже не могу, как раньше воевать.

В кресле, развалившись удобно сижу,

О своей жизни, мемуары пишу».

Владимир

Дома по вечерам Владимир не появлялся,

К ужину с семьёй, просто не успевал.

Так как в полиции, он сыщиком являлся,

Часто, в своём отделе, на работе ночевал.

В те редкие часы, когда он был дома,

Они всей семьёй, собирались за столом.

Его хорошая жена, по имени Тома,

Отлично готовила, и они беседовали обо всём.

Дети наевшись, бегали рядом игрались,

А Владимир с Томой продолжали сидеть.

То и дело, дети в столовую врывались,

И ненароком пытались родителей задеть.

Владимир рассказал немного о работе,

Что появился в городе, серийный убийца.

Теперь они сыщики, в большой заботе,

И чуть ли не каждый горожанин, его боится.

От него спасу нет, уже как год,

Ловкости и хитрости, ему не занимать.

Хоть об стенку бейся, расследование не идёт,

Такую действительность, приходиться принимать.

Тома положив голову, мужу на плечо,

Утешительные слова приободряющие произнесла.

В подтверждении всего, поцеловала горячо,

Некую разрядку в атмосферу привнесла.

Дети снова, с шумом появились,

С нежной улыбкой, на них Владимир смотрел.

Отцовские чувства, внутри него проявились,

От ужасного мира, оградить их хотел.

-«Тома, ты бы видела, жертв этого убийцы-

Муж над столом, стакан поднимал.

Что в его голове, такое может твориться?

Он сделал жест, бут-то не понимал.

С нас не слазает начальство давно,

Мы словно в лабиринтах кошмара, затерялись.

Пойми, мы работаем, и нам не всё равно,

Но не отыскать улики, как не старались!»

Тома встала и прижала мужа к себе:

–«Может тебе, от этого дела отказаться?

Намного легче, станет нашей семье,

Будешь другим расследованием, заниматься».

Владимир молчал, бут-то ответа стеснялся,

Появились дети, на палке-коне крича.

Врезались в папу, он засмеялся,

Тая от чувств, как от огня свеча.

Дети наигравшись, убежали спать,

Такому же примеру последовал муж.

Тома осталась, со стола убирать,

Тишина воцарилась, для маминых уш.

Зайдя в спальню, Владимир уснул сам,

Тома чуть позже смогла подойти.

Она шептала, проводя по его волосам:

–«Вам меня, всё равно не найти…»

Брат

– « Снова алеет закат,

Вовремя приходит брат,

Оковы железные на меня надевает.

Немного осталось терпеть.

Не буду здесь скоро сидеть,

Замки тщательно руками проверяет.

В подвале тишина,

Слишком тревожна она.

Брат меня крепко любя обнимает,

У меня холодеет внутри,

Дожить бы до зари.

Он дверь дубовую закрывает.

Плавно солнце село,

Мне как-то поплохело.

Телом чувствую, опять начинается.

Голову вниз склоняю,

Своё сознание теряю.

Мой организм, упорно сопротивляется.

Иссякли силы во мне,

Пришла мощь извне.

Теперь я жуткий зверь, вот так.

Вырваться из оков пытаюсь,

С цепями, не справляюсь.

На свободу, не выбраться никак.

Пытаюсь цепи рвать,

Но мне ли не знать,

Как брат их, по-особому смастерил.

К утру всё стихает,

Зверь силы теряет.

Мне день жизни, он ещё подарил.

Спасибо тебе брат,

Видеть тебя я рад.

Ты меня так много выручаешь.

Скоро, противоядие найдём,

И тогда мы заживём.

Спасибо, что беззаветно помогаешь».

Младший не подозревал,

Что слабоумием страдал.

Думал, будто ночью в зверя превращался.

Старший, там его держал.

А вечером на цепь сажал,

Таким образом, от него избавлялся.

Иван

Серый туман, упал настолько густой,

Что было округу, почти не видно.

Иван возвращался с рыбалки пустой,

Для рыбака, это как-то не солидно.

Он налегал на вёсла, кряхтя,

Нос лодки, в сторону берега смотрел.

Зубами сигарету, от скуки вертя.

Побыстрее к суше, причалить хотел.

Вода била накатами в борта,

Вёсла, погружались и появлялись ритмично.

Сигаретный дым появлялся изо рта,

И всё это, происходило динамично.

Берег напомнил о себе, сильным толчком,

Иван подался, по инерции вперёд.

Чуть не упал, на дно лодки ничком,

Зато сигарета, отправилась в полёт.

Быстрее суша появилась, чем ожидал,

Но это и хорошо, меньше устал.

Сегодня рыбу наловить бог не дал,

Махнув рукой, рыбак, потягиваясь, встал.

Тут аромат похлёбки, ударил в нос,

Чувство голода, как с цепи сорвалось.

К пустому животу, руку поднёс,

Урчанием в желудке, у Ивана отозвалось.

Повертев головой, приметил огонёк,

Который, еле заметно, в тумане блестел.

Направился к нему, через старый пенёк,

Прыгать через него, рыбак не хотел.

Там, сидящий силуэт, увидел Иван,

Над ним, висела сумка на шнурке.

Его обволакивал густой, серый туман,

А похлёбка, сама мешалась в котелке.

Его руки, были спрятаны в рукава,

Он сидел, как примерный ученик.

В похлёбку летели, приправа и трава,

На всё смотря, Иван немного поник.

Складывалось ощущение, что у него ряса,

Было больше, чем она сама есть.

Ароматную похлёбку, из трав и мяса,

Он предложил Ивану, вместе поесть.

Голову закрывал, накинутый капюшон,

Из-за него, не просматривалось лица.

Он со стороны, был немного смешон,

А по осанке, напоминал обычного старца.

Похлёбка удалась, на вкусное «АХ!»

И согрело, подмёрзшее тело Ивана.

Умиротворённость, появилась в его глазах,

Как после выпитого махом стакана.

Но удивило то, как ел монах из котелка,

Вся похлёбка, устремилась в полёт.

Тонкой струёй, перекручивалась слегка,

И пока не закончилась, летела в рот.

Из капюшона, донёсся низкий бас,

–«Мыслей больше нет, мы всё съели.

Вы думайте, на завтрашний запас,

А то сегодня, под чистоту их доели»

Иван развёл руки, как в полёте,

И состроил вопрос на удивлённом лице.

Мол, что за бред, вы тут несёте!?

Видя неадекватность, в говорящем старце.

Старец пояснил Ивану, что происходит:

–«Я, твоё второе внутреннее я,

И чем чаще, к тебе мысль приходит,

Тем лучше для меня и тебя.

Твои мысли, приходят в виде еды,

С помощью которых, я здесь питаюсь.

И теперь, надеюсь, понимаешь ты,

Чего я, твоё второе я, опасаюсь!?»

Иван растерянно качал головой,

Всё происходящее было странным.

Внутри его, произошёл какой-то сбой,

А туман вокруг, стал рванным.

Старец продолжал, на Ивана глядя:

–«Ты находишься, у себя в голове сейчас.

А вокруг, твой мир вокруг тебя,

И ты в коме, уже примерно с час.

Что бы твоему телу жить, и нам,

Тебе надо больше мыслей выдавать.

Пока врачи борются, за тебя «там»,

Нам тоже не надо, смерть поджидать!»

А случилось вот что: проходя у дома,

Оторвавшейся сосулька, прилетела в Ивана.

От удара, наступила сразу кома,

Так как была, глубокая в голове рана.