Пленэрус

Глава 6

Кажется, это был конкурс. Соревнование зубов – у кого более ровные, без кариеса и прочие дела. Такое Павел Куржаков видел впервые и таращился, что есть сил, даже глаза ладонями протирал. А претенденты один за другим выходили на сцену, вытягивались в стройную шеренгу и все как один резиново раздвигали губы. При этом подобно культуристам чуть покачивали торсами. Два с лишним десятка человек – и все с улыбчивым оскалом, с кокетливо разведенными руками! И среди всех этих кумачовых десен с ванильно-снежной эмалью ярким пятном выделялось золото партии, а именно зловещая улыбка Ёмы. Павел не понимал, как его допустили до конкурса, но видел, что члены жюри одобрительно покачивают головами и один за другим ставят Пугачеву высшие баллы. И оттого улыбка литератора становилась все более широкой и зловещей. Пугачев знал, на что давить, и на каких людских струнках играются главные шлягеры. В ход было пущено самое примитивное оружие – а именно власть золотого тельца. Разумеется, все видели, что зубы у Ёмы не свои и даже не из фарфора, однако солнечный металл затмевал разум, слепил, как лазерная указка. Конкурс шел своим чередом, но даже Павлу, не слишком искушенному в подобного рода действах, становилось ясно, что Ёма победит с разгромным счетом. И ладно бы конкурс – Павла пугала сама легкость, с какой люди подавались на уловку. А Пугачев уже открыто смеялся со сцены – сипло и неприлично громко. В зале раздались первые робкие хлопки, а вскоре уже все вокруг рукоплескали и что-то даже бравурно начинали скандировать. Павел толкнулся от кресла и взлетел вверх. Настолько резко, что ударился макушкой о потолок и очнулся.

Он был в ПАЗике – вместе с прочими коллегами. Машину безжалостно трясло на колдобинах, людей колотило о борта и спинки сидений. Таким немудрящим образом мироздание наказывало пассажиров за вчерашнюю пьянку.

Автобус басовито гудел и рвался вперед, стеклянным лбом размазывая встречных мух и бабочек, сайгаком подскакивая на дорожных изъянах. Было слышно, как громко и опасно икает на заднем сидении красавчик Костя, как жалобно постанывает во сне Юра Лепехов. Держась за сиденье, Павел оглянулся. Вразброс и вповал в салоне расположилась писательская братия. Кто-то громко храпел, кто-то посвистывал носом, густо пахло то ли бензином, то ли чем-то не менее огнеопасным. Зажатый между гитарой и пузатой китайской сумкой, Шура Бочкарев с благоговейным ужасом взирал на дремлющих соседей. Кажется, он единственный был трезв аки стеклышко. Спасибо Василию Гаврилюку, настоявшему на правиле неспаивания малолетних поэтов. Законы господа писатели в массе своей не уважали, однако в данном случае подчинились.

Павел жадно приник к щелочке приоткрытого окна, потянул в себя холодящий воздух. Город давно остался позади, снаружи бежал и вздрагивал лиственно-хвойный лес, но Павлу все равно было плохо. Как говорят в таких случаях: «Вчера казалось, что можно, сегодня оказалось, что это только казалось».

То есть пить он умел, – вернее, полагал, что умеет, но избегать дурнотных состояний по выходу из «крымских мероприятий» у него никак не получалось. Собственно, и умение свое он определял, как знание точного порога, над которым стоит опустить занесенную ногу. Ведь почему народ надирается до кошачьего мява? Да потому что пьет, не видя никаких запретительных семафоров и гаишных жезлов. Между тем, доза у каждого своя – вполне разумная и веселая. Есть мозги – обозначь пунктиром дистанцию, а после следи за нужным разгоном, держа поблизости пару тормозных башмаков.

К слову сказать, собственную склонность к неискренности Павел открыл именно в процессе пития. Потому как честные порядочные люди во все времена напивались в зюзю самыми первыми. Иначе и быть не могло – им предлагали, они не отказывали, не пытались ловчить и обманывать. А чего, казалось бы, проще: напои фикус на ближайшем подоконнике, вылей лишнее в снег, на землю, в салат соседа, наконец. Все лучше, чем травить организм. Павел этим лицемерным искусством владел в совершенстве. Однако не учитывал одного: с возрастом доза усваиваемых ядохимикатов менялась – и, увы, не в сторону увеличения. Если раньше он дергал рукоять экстренного торможения после двух стаканов сорокаградусной, то теперь предупреждающий красный загорался в самые непредсказуемые моменты – уже даже не после стаканов, а после смешнущих рюмашек. Понимая это, он старался юлить – не допивал, всячески изворачивался, за что и ощущал смутное раскаяние перед коллегами. Можно было, конечно, говорить твердое «нет», никто бы не стал неволить, но тогда и смысл пребывания за столом закономерно ставился бы под сомнение. Иными словами, пребывание превращалось в прозябание, и самое смешное, что сомнение возникало не только в чужих головах, но и в своей собственной.

ПАЗик подпрыгнул особенно резво, отчего упал с лавки икающий Костик, вскрикнул испуганно Юра Лепехов, и башней Невьянской накренился спящий по соседству Вячеслав Галямов. Павел движением баскетболиста качнулся к проходу, в последний момент успел поддержать мэтра под локоть. Падение не состоялось, а пробудившийся Галямов сладко причмокнул губами.

– Спасибо, Павлуш. Ммм… Скоро приедем?

– Спите, спите, еще нескоро.

– Вот и ха-а-ашо… – Галямов протяжно зевнул, а Павел уложил мэтра поудобнее, накрыл чьей-то курткой. Попутно рассмотрел царапины на кистях пожилого коллеги. Не иначе – друг Антошенька постарался. Павел ностальгически улыбнулся. Галямовского кота он помнил прекрасно. С него, собственно, и началась его дружба с Вячеславом Марковичем.

Говоря точнее, началось все с продранных колготок.

На дне рождения мэтра, куда Куржакова пригласили впервые, хозяйский кот Антон напал на секретаршу Леночку, разодрав ей колготки. Верно, к тому все и шло. Кот и до этого достаточно вольно поглядывал на гостей – явно что-то замышлял, неспешно примерялся. Разогреваясь перед назревающей пакостью, планомерно обошел всю выставленную в прихожей обувь, нагадив куда только можно. Когда же добрая Леночка попыталась погладить «киску» и объяснить, что так делают только невоспитанные коты, Антон тут же наглядно продемонстрировал все плюсы мужского доминирующего начала. Игнорируя наставления слабого пола, он обошел Леночку сзади и совершил нападение. Попутно выяснилось, что мечтой оставить на земле след обуреваемы не только господа писатели, – кот Антон питал ту же слабость. След, оставленный им, был сделан когтями правой ударной лапы, и импортный капрон, конечно, лопнул, кишочками выпустив позорные петли. Сама Леночка также получила весьма впечатляющие царапины. Словом, под визг секретарши и крики гостей Антона бросились ловить по всем комнатам. Более всех переживал, разумеется, сам хозяин.

– Просто не знаю, что делать с этим стервецом! И красавец, и ума палата, а позорит перед людьми. Ладно бы только обувь, – он на прически прыгает, физиономии царапает, шапки чужие насилует. Но ведь не злой! – Галямов прижимал дрожащие руки к груди. – Вот честно вам говорю, – все исключительно от молодой дури. Он вроде как царь, и люди вокруг него – крепостные. А кастрировать дурака – жалко. Не душегубы все-таки…

Павел заметил мелькнувший в детской комнатке хвост и шагнул следом. Было ли это наитием свыше, он не знал. Но обстоятельства граней явно знали, куда разворчивать вереницу событий. Никогда ранее усмирять котов Куржакову не приходилось, но вот втемяшилось же в голову! А может, пожалел расстроенного Галямова… Так или иначе, но, юркнув в детскую, он запер за собой дверь и остался с красавцем Антоном наедине.

Что любят коты и чего они не любят, Павел представлял себе смутно, однако в двух вещах не сомневался – а именно в том, что все нормальные коты обожают играть, и что кошачье племя памятливо на подлости и жестокости. Поэтому все должно было вершиться, как в школе будущего: весело, азартно и предельно честно. Именно такое развлечение он и предложил взобравшемуся на шторы Антону.

Между прочим, кот был и впрямь хорош. Черный, пушистый, с белоснежной грудкой и такими же по-балетному очаровательными лапками. Одна беда, лапки эти легко и просто по желанию хозяина выстреливали отменного качества коготками – острыми, как швейные иглы, загибающимися на концах, как рыболовные крючки. Для боевых гравюр – безусловное украшение, но для семьи Галямовых – подлинная драма.

Павел присел на колени, ладонью пришлепнул рядом с собой. Умница кот все понял правильно – прыгнул вниз и поступью Багиры приблизился к существу «гомо сапиенс мизерабль». В сущности, оказывал милость и проявлял снисхождение, за что и был немедленно наказан. Не разводя антимоний, Павел левой рукой помаячил перед глазами Антона, а правой несильно дернул за ухо. Прыжок влево-вправо, осечка! Павел дал легкого щелбана Антону по ребрам и снова дернул за ухо. Кот с мявом взлетел в воздух, взмахнул жутковатыми когтями и снова промазал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.