Полная версия
Учебник Российский политический процесс ХХ-ХХI вв. Власть, партии, оппозиция
В истории общественной мысли место Г. В. Плеханова и его соратников уникально: они положили начало российскому марксизму как интеллектуальному течению, без которого, каковы бы ни были дальнейшие судьбы, Россию конца прошлого столетия, видимо, понять было невозможно. Об этом вполне адекватно писал Павел Борисович Аксельрод: «Главное значение нашей теоретической и публицистической пропаганды не столько в экстенсивном ее воздействии на массу интеллигенции, сколько в интенсивном влиянии ее на мысль и действия наиболее передовых единиц этой интеллигенции».
В самой России марксизм стал широко популярен в 90-е годы благодаря активной деятельности так называемых «легальных» марксистов. Один из парадоксов российской истории заключается в том, что это были главным образом будущие лидеры формировавшегося либерального движения: Петр Бернгардович Струве, Николай Александрович Бердяев, Михаил Иванович Туган-Барановский, Сергей Булгаков и др. По остроумному замечанию Ричарда Пайпса, «если Плеханов может быть назван первым российским социал-демократом, то Струве – первым социал-демократом в России». С 1890 г. на квартире известной либеральной издательницы А. Калмыковой, где жил Струве, регулярно собирался кружок молодых интеллигентных людей, в котором активно обсуждались теоретические проблемы марксизма и исторические судьбы страны. Здесь были Водовозов, Боден, Павлов-Сильванский, Оболенский, Туган-Барановский. Но наиболее значительное влияние на всю общественную жизнь России прошлого века оказала теоретическая модель Струве. В 1894 г. легально была опубликована его знаменитая работа «Критические заметки по вопросу о хозяйственном развитии России», где, используя экономическую концепцию марксизма, Струве вескими аргументами, конкретным анализом обосновал, что социальный прогресс невозможен без экономического, а капиталистический способ производства как раз обеспечивает необходимый экономический прогресс. «Россия из бедной капиталистической страны должна стать богатой капиталистической же страной». Бедность масс русского населения есть в гораздо большей мере историческое наследие натурального хозяйства, чем продукт капиталистического развития» [30].
Обоснование быстро развивающегося капиталистического уклада было объективно прогрессивной задачей, и Струве выполнил ее на высоком уровне. Вместе с тем его критика народнической концепции носила односторонний характер, вместе с народническими иллюзиями он отбросил весьма здравые их идеи, например постановку вопроса о типе экономического развития страны, основываясь на логическом постулате о тождестве типа со степенью. Еще важнее для опровержения историографического стереотипа о последующем ренегатстве бывшего правоверного марксиста Струве, отдавать отчет в том, что в этот краткий по меркам его политической биографии период социал-демократической деятельности, Струве не принимал марксизм полностью. В «Критических заметках…» он недвусмысленно отмежевался от двух ключевых постулатов марксизма: абсолютизации революции как способа исторического прогресса, его подстегивания, и исключительно классового характера государства: «Этот взгляд на государство… представляется нам односторонним. Государство есть, прежде всего, организация порядка». Струве одним из первых обратил внимание на эволюцию взглядов Маркса и Энгельса по сравнению с 40–50-ми годами XIX в., подчеркнув, что вместо пропасти, отделявшей капитализм от строя, долженствовавшего его сменить, и теория, и практика должны были признать целый ряд переходов. В данном случае теория следовала за жизнью и ее развитием.
Именно с выходом книги Струве начался период расцвета «легального марксизма», сделавший это западноевропейское учение одним из наиболее существенных явлений общественного движения в России. Большой резонанс имел сборник «Материалы о хозяйственном развитии России», где были впервые легально опубликованы статьи Г. В. Плеханова и В. И. Ленина (1895 г.). В 1898 г. увидел свет на русском языке первый том «Капитала».
Струве внес довольно весомый вклад и в дело создания общероссийской социал-демократической организации. Как известно, именно он был автором Манифеста РСДРП, провозгласившего образование в России самостоятельной партии рабочего класса и как бы теоретически оформившего результаты работы I съезда РСДРП (1898 г., г. Минск). Однако вскоре, а именно на рубеже XIX–XX вв. пути Струве с его единомышленниками и рабочим движением в России разошлись. Последнее все более и более принимало социалистический характер. Струве же стал одним из основателей российского неолиберализма.
Две главные задачи продолжали стоять перед рабочим движением России на рубеже XIX–XX вв.: создание своей политической организации и теоретическое обоснование его целей и методов с учетом российской специфики, что в конкретной ситуации конца века означало либо отказ от марксизма, либо создание почвенного, российского варианта. Эти задачи, в известной степени, были решены другим лидером российской социал-демократии Владимиром Ильичом Ульяновым (1870–1924 гг.), вошедшем во всемирную историю под псевдонимом «Ленин».
Его деятельность продолжает оставаться и сегодня в центре научных и общественных дискуссий. В последнее время конъюнктурные подходы все более уступают место серьезным размышлениям о корнях российского коммунизма в целом и той роли, которую в отечественной истории сыграли социал-демократия и Ленин [31].
Сегодня весьма поверхностным представляется популистское представление о Ленине как «гении злодейства». Будущий Ленин был типичным представителем своего времени, в котором с юношеских лет горел священный огонь ненависти к социальной несправедливости, к страданиям громадного числа простых русских людей. Он происходил из среднезажиточной дворянской семьи, в которой все 6 детей воспитывались в демократических традициях. Закончил гимназию в Симбирске и юридический факультет Санкт-Петербургского университета, словом, получил хорошее образование. По своей специальности, т. е. адвокатом, работал несколько месяцев, а затем его единственной профессией стала подготовка социалистической революции в России. Словом, Ленин не обладал патологическим человеконенавистничеством и жаждой власти. Вместе с тем для него были характерны типичные для молодых российских революционеров нетерпимость, бескомпромиссность, подчинение личных отношений интересам политической деятельности. Многие современники отмечали, что он не был особенно приятен в общении с людьми, в его политической деятельности практически на всем протяжении присутствовали элементы макиавеллизма. При этом они особенно усилились после октября 1917 г., когда он стал главой советского государства.
Развеян миф советской историографии о его чрезмерной искренности и приветливости («он к друзьям милел людской лаской»). Как заметил лично знавший Ленина Н. Валентинов (Н. В. Вольский), в течение долгого времени у него «вне политического и теоретического единомыслия, вне деловых отношений ни с кем, кроме родных, … не было прочного душевного, эмоционального контакта… Он всегда был настороже. Всегда недоверчив. Всегда с опаской следил, нет у его окружения, его товарищей каких-либо уклонов (курсив в тексте. – С. С.) от системы идей, им разделявшихся». Как подчеркнул Н. Валентинов, в течение всей своей жизни Ленин, кроме Инессы Арманд, только с двумя – с Мартовым и Кржижановским – и то на очень короткое время был «на ты» [32].
Убедительным представляется то объяснение моральной эволюции Ленина, которое дал Н. Бердяев, отметивший, что революционность Ленина имела моральный источник, он не мог вынести несправедливости, угнетения, эксплуатации; но, став одержимым максималистической революционной идеей, он, в конце концов, потерял непосредственное отношение к живым людям, допуская обман, ложь, насилие, жестокость. «Ленин не был дурным человеком, в нем было много хорошего. Он был бескорыстный человек, абсолютно преданный идее, он даже не был особенно честолюбивым и властолюбивым человеком, он мало думал о себе. Но исключительная одержимость одной идеей привела к страшному сужению сознания и к нравственному перерождению, к допущению совершенно безнравственных средств в борьбе» [33].
Весьма сложно квалифицировать и теоретическую деятельность Ленина. Она началась в 1893 г., когда была опубликована его первая статья «Новые вопросы хозяйственной жизни». Более обстоятельными были книги «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» (1894 г.), посвященная критике народнической доктрины, и «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве» (1895 г.). В 1898 г. он закончил большую работу «Развитие капитализма в России». Бесспорно, Ленин не был выдающимся теоретиком, а уж тем более «гением» философской или экономической мысли. Как писал М. С. Оль-минский, редактор первого собрания сочинений В. И. Ленина (1920 г.) в специальной статье, посвященной этому изданию: «Ленин ни одного слова не добавил к Марксу, но он научил нас понимать его» [34]. Однако Ленин действительно сумел определенным образом приспособить марксизм к конкретно-историческим условиям России начала XX века и создать особый культурно-исторический феномен. Субъективно он претендовал на то, чтобы быть ортодоксальным марксистом. Он им и являлся постольку, поскольку основой его теоретических и политических решений был именно первородный марксизм, марксизм «Манифеста Коммунистической партии», наиболее экстремистская его часть; отсюда: ленинская цепочка – классовая борьба – социалистическая революция – диктатура пролетариата. В начале века Ленин дополнил эту «якобинскую» часть марксизма рядом собственных идей, отражавших в определенной мере специфику России. Результатом их соединения с постулатами классического марксизма стал ленинизм.
Главными из «собственно» ленинских идей являются две: во-первых, это союз рабочего класса с крестьянством и, во-вторых, концепция партии нового типа. Естественно, что Ленин решал первую проблему, руководствуясь прямолинейным классовым подходом, разделяя российских рабочих и крестьян на революционных «овец» и «козлищ»; самый революционный, менее революционный класс; русский рабочий – единственный и естественный представитель всего трудящегося и эксплуатируемого населения России. Но при этом, как считал Л. Д. Троцкий, безоговорочно сблизившийся с Лениным в роковом 1917 г., он «отражал» собой рабочий класс не только в его пролетарском настоящем, но и в его «столь же свежем крестьянском прошлом». Троцкий посвятил Ленину несколько (восемь) сюжетов, один из которых им назван «Национальное в Ленине» и, по существу, посвящен крестьянской стороне русской революции, которая «сразу и радикально преодолела национальную ограниченность и провинциальную захолустность» русской истории именно потому, что российской пролетариат, благодаря Ленину, «рванул» за собой «на своих корнях тяжелую глыбу крестьянства» [35].
Но центральной идеей ленинизма стала концепция пролетарской партии в России. С самого начала своей политической деятельности он уделял вопросам ее организации большое внимание. В двух своих произведениях «Что делать?» (1902 г.) и «Шаг вперед, два шага назад» (1904 г.) он обстоятельно обосновал свое представление о пролетарской партии в России. История КПСС многие годы нерушимо покоилась на постулате о том, что Ленин разработал теорию пролетарской партии «нового типа», отличной от европейской социал-демократии. Ее главной чертой безоговорочно считались централизация, бескомпромиссность, «нетерпимость к любым проявлениям оппортунизма», равно которой на тот момент не было ни в России, ни в Европе. Cам же Ленин считал, что партия должна была быть крепкой, боевой организацией, сравнимой по мощности с военной [36]. Необходимыми атрибутами такой организации в России выступают строгая дисциплина, приоритет профессиональных революционеров, беспощадная идейная борьба. Известен его знаменитый призыв: сначала идейно размежеваться, а затем объединяться. Таким образом, все, что впоследствии дало столь «богатые» плоды, что составило как силу, так и слабость рабочей партии в России, было заложено Лениным в начале XX в. В архаичной и в чем-то анархичной стране, где на протяжении столетий главной организующей силой было государство, противостоять ему могла лишь очень мощная организация, в какую Ленин и предлагал превратить политическую организацию пролетариата. Очевидно, что значение ленинской концепции в отечественной истории XX в. далеко не однозначно. В идеях о «железной» партийной дисциплине, ядре руководящих элементов, занимающих особое положение в партии и др., можно не без основания увидеть основы того военно-государственного образования, в который превратилась большевистская партия в условиях авторитарного режима. Таким образом, Владимир Ленин, прежде всего как идеолог, несет ответственность за возникновение советской тоталитарной системы, хотя она имела достаточно сложную конфигурацию.
И если Ленина можно считать теоретиком с известной долей условности, то в области практической политики он, несомненно, представлял собой фигуру выдающуюся. Его главный талант, по словам того же Троцкого, заключался в поразительной интуиции, в способности «на лету» оценивать явления, отделять существенное и важное от шелухи, заполнять воображением недостававшие части картины и наносить удар одновременно с тем, как в голове складывалось «формула» удара. «Это – интуиция действия, – заключал Троцкий» [37]. Развитая интуиция в сочетании с незаурядной политической волей постепенно превратили Ленина в лидера социал-демократического движения в стране.
Не менее значительный вклад в процесс образования социалистической партии в России внесли Ю. Мартов (Цедербаум), А. Потресов, В. Засулич, Г. Плеханов. Существенным этапом на этом пути было создание петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» (1895 г.), в деятельности которого удалось соединить централизованное и конспиративное начало с регулярными связями с массовым рабочим движением в городе. Возникшие в ряде других городов России аналогичные организации стремились к координации своей деятельности. Результатом стало провозглашение Российской социал-демократической рабочей партии на ее первом съезде в Минске (1898 г.), принятие первого программного документа – Манифеста. Съезд был подготовлен киевскими социал-демократами при участии С. Радченко от столичной организации.
Решающий этап начался с конца 1900 г., когда стала регулярно выходить задуманная Ю. Мартовым, А. Потресовым и В. Лениным социал-демократическая газета «Искра». Состоявшийся летом (июль–август) 1903 г. II съезд РСДРП, на котором присутствовала 43 человека от 26 комитетов, конституировал партию. На нем была принята Программа партии, Устав, избраны ее руководящие органы. Программа была выдержана в духе ортодоксального марксизма и предусматривала в качестве главной цели – осуществление социалистической революции и установление диктатуры пролетариата. Ближайшей задачей было свержение царского самодержавия и установление демократической республики в России. В программу входили также специальные требования для рабочих и аграрный раздел. Последний не был радикальным и ограничивался требованием возвращения крестьянам «отрезков», т. е. части земли, отобранной у них во время осуществления реформы 1861 г.
Устав основывался на централизме как главном принципе строения партии. Известно, однако, что наибольшие дебаты на съезде разгорелись именно по организационным вопросам и, в частности, были связаны с определением членства в партии и структуры ее руководящих органов. Это разногласие положило начало формированию двух течений внутри российской социал-демократии: меньшевизма, лидером которого со временем стал Ю. О. Мартов, и большевизма во главе с Лениным. На уровне II съезда РСДРП «большевизм» и «меньшевизм» оказывались малооформленными вариантами эволюции социал-демократизма», хотя со временем разногласия углублялись. Как считал Ю.О. Мартов, во многом в этом был виноват В. И. Ленин, создавший «осадное» положение в партии [38].
Сегодня исследователи отошли от того примитивного деления на революционеров и оппортунистов, которое было одним из «китов» советской историографии. Меньшевизм как в момент своего рождения, так и спустя еще многие годы, был разновидностью ортодоксального марксизма. На теоретическом уровне в этот период становления российской социал-демократии разница прослеживалась в основном в отношении к политической демократии, точнее, к соотношению демократических и социалистических задач. Все вопросы политической деятельности Мартов, как и Ленин, решал в рамках марксистской парадигмы, но в отличие от Ленина, который на протяжении всей своей деятельности рассматривал политическую демократию исключительно с классовых позиций, Мартов видел в буржуазной демократии, несмотря на всю ее ограниченность и недостатки, значительный шаг в обще-цивилизационном развитии человечества. Отсюда вытекала и разница в постановке ими задач освободительного движения в России. Если Ленин настаивал на переплетении демократических и социалистических задач в политической борьбе рабочего класса в России, то Мартов акцентировал внимание на четкой последовательности, очередности решения этих задач и уже тогда дал ту формулу их сочетания, которой и он сам, и меньшевизм в целом сохранили верность до конца: для партии «…демократический строй… не конечная цель, а только средство к цели, но средство независимое, которое должно быть завоевано прежде всего». По мере развития российского революционного процесса разногласия и споры между Мартовым и Лениным по данному вопросу усиливались, перетекая от плоскости теоретической в практическую – форму государственного устройства демократической России и в вопрос о диктатуре. Мартов настаивал на том, что Маркс понимал под диктатурой пролетариата «завоевание демократии», а «утопический характер» этому понятию придал Ленин, трактуя его как «господство пролетариата, т. е. всей его массы». На самом же деле, считал Мартов, диктатура «всегда и везде… была диктатурой (частью) верховного владыки, частью приближенной к нему правящей клики» [39]. Важными пунктами разногласий также стали различия в оценке социально-экономической и политической ситуации в России; определение степени готовности России к социалистической революции; характер тактических средств; значительно большая ориентация меньшевиков на легальные способы политической деятельности.
Таким образом, в начале XX в. в России возникла социал-демократическая партия, для которой были наиболее характерны типичные для всех российских политических объединений черты: определенный утопизм политической программы, проявившийся в отчетливо декларированной ориентации на социалистическую революцию, в страстном субъективном стремлении воплотить марксистский социализм в России. В этом стремлении преуспел именно большевизм, во многом за счет более высокой, по сравнению с другими политическими объединениями в России степенью организованности, наличием лидера, сочетавшего мощную политическую волю с «интуицией действия». Характерно, что в марте 1918 г. большевики официально распрощались со своим социал-демократическим прошлым, переименовав Российскую социал-демократическую рабочую партию (большевиков) в Российскую коммунистическую партию. В истории большевизма наступил новый период, когда одно за другим стали сбываться предсказания Плеханова, Мартова, Каутского, Р. Люксембург с ее «Рукописью о русской революции». Но трудно не согласиться с исследователем С. В. Тютюкиным, который полагает, что с крушением того общественного строя, который был создан под руководством ВКПб–КПСС, были похоронены, может быть, самые массовые и благородные иллюзии, которые когда-либо знало «человечество» [40].
1.2. Консервативные партии в России в начале ХХ в.: лидеры, идеология и практика
Пожалуй, ни одна из политических сил в России в начале ХХ в. не имела столь негативного образа в общественном и научном сознании за минувшее столетие как русские консерваторы. Чаще всего они именовались черносотенцами, националистами, реакционерами, погромщиками и ретроградами.
Историческая реабилитация русских консерваторов началась в 1990–2000-е гг. В этот период было опубликовано большое количество исследований, которые опровергали многие черные мифы о консерватизме, реконструировали его доктрину и политическую практику. Значительное внимание уделялось идейному наследию и деятельности правых партий, а также их лидеров в работах С. А. Степанова [41], В. В. Кожинова [42], Ю. И. Кирьянова [43], А. В. Репникова [44]. В современной науке все чаще используются нейтральные внеидеологические определения – правомонархические или правые партии, традиционалисты-монархисты, консерваторы [45].
Правые политические партии начала ХХ в. в значительной мере выступали наследниками русской консервативной интеллектуальной традиции, сформировавшейся в ХIХ в. Консерватизм являлся одной из классических политических идеологий наряду с либерализмом и социализмом. Он оформился в Европе после Французской революции, став политической и мировоззренческой антитезой прогрессистским учениям. В основе консерватизма лежала приверженность к традиционным ценностям и социально-политическим институтам, которые подверглись мощной волне критики в рамках общественного дискурса в эпоху Просвещения. Прежде всего, церкви, монарху, государству и семье. Консерватизм не отрицал возможности и необходимости перемен в обществе, однако ограничивал их рамками национальных и религиозных традиций.
Отличительной особенностью русского консерватизма на всём протяжении ХIХ – начала ХХ вв. был его реактивный характер. В России консерватизм как политическая идеология начал оформляться в первой четверти ХIХ в., будучи попыткой, с одной стороны, воспрепятствовать либерализации общественно-политической системы страны со стороны М. М. Сперанского; с другой стороны, обосновать самобытный путь развития России на фоне повальной галломании русской элиты и наполеоновского нашествия.
У истоков русского консерватизма стояли такие известные представители высшей административно-политической, военной и научной элиты, как адмирал А. С. Шишков, генерал-губернатор Москвы Ф. В. Ростопчин, известный историк М. Н. Карамзин, военный министр А. А. Аракчеев и др. [46]. Значительный вклад в историю консервативной общественно-политической мысли внесло первое поколение славянофилов – А. С. Хомяков, братья И. С. и К. С. Аксаковы, И. В. и П. В. Киреевские, Ю. Ф. Самарин. Славянофилы обосновали самобытный путь развития России на основе православия и самодержавия; критиковали окружающую социально-политическую реальность, в том числе крепостное право, абсолютистскую форму правления, которая вытеснила исконное русское самодержавие после реформ Петра I, выступали за реанимацию народного представительства в виде Земских соборов. Многое из идейного наследия славянофилов было заимствовано и развито последующими поколениями русских консерваторов.
Реформы Александра II дали мощный толчок развитию консервативной мысли, которая в целом критически восприняла преобразования 1860–1870-х гг. и приветствовала их пересмотр в период правления Александра III. Развитие революционного движения в лице народников-социалистов, набиравших популярность марксистов, обусловливала попытки сформулировать идеологический ответ со стороны консервативной части общества. В постреформенный период оформилась новая плеяда ярких представителей консерватизма, таких как М. Н. Катков, К. П. Победоносцев, К. Н. Леонтьев, Д. А. Хомяков, Л. А. Тихомиров и др. Однако они не представляли собой единого идеологического течения: каждый из них по-разному реагировал на происходившие в стране глобальные изменения.
На патерналистских позициях, признававших ведущую роль государственного аппарата и категорически отрицавших необходимость демократизации общественной и политической жизни страны, стояли представители так называемого «го-сударственнического» или «бюрократического консерватизма» – обер-прокурор Священного Синода К. П. Победоносцев (1827–1907 гг.) и главный редактор «Московских ведомостей» М. Н. Катков (1818–1878 гг.) [47]. Консерваторы-государственники были принципиальными противниками народного представительства, в том числе Земского собора, полагая, что последний трансформируется в парламент западноевропейского типа. Вместе с тем М.Н. Катков, будучи представителем журналистского сообщества, признавал необходимость активной борьбы за общественное мнение, роль и влияние которого в обществе неуклонно возрастала.
«Государственникам» оппонировали представители славянофильского течения русского консерватизма. Знаменитая формула «Сила власти – царю, сила мнения – народу» была краеугольным камнем их идеологии. С момента своего возникновения на рубеже 30–40-х гг. XIX столетия славянофилы отстаивали идеи эмансипации общественной жизни в России, являлись поборниками сельской общины, ратовали за возрождение совещательных Земских соборов, которые считались русской исторической формой общения между царём и народом, противоположной европейскому парламентаризму. Славянофильское учение так и не доразвилось в целостную социально-политическую доктрину. Тем не менее славянофильская идея широкого развития местного самоуправления на началах общинности и их традиционный постулат о возрождении Земских соборов оказали глубокое влияние на становление русской консервативной доктрины в начале ХХ века. Кроме того, в работах идеологов «позднего славянофильства» – С. Ф. Шарапова и Д. А. Хомякова – был дан критический анализ развитию капитализма в России, оказавший значительное воздействие на идеологию и программы правых партий.