Разбойничья Слуда. Книга 1. Река

***

Вечером следующего дня Мария и виду не показала, что будущее ее будет не тем, о каком она тайно мечтала, уезжая в Симферополь. Она ни словом, ни намеком не дала Виктору возможности что-то объяснять, а тем более оправдываться перед ней. Напротив, вела себя так, будто ничего особенного сегодня не произошло.

Каким образом Клавдия посвятила Марию в свои тайные занятия, какие нашла слова для того, чтобы заинтересовать ее в том, чем она занимается, Виктору узнать не удалось. Но он и не настаивал на том, понимая что, Клавдия избавила его от необходимости объяснять «сестре» истинные их намерения в отношении ее. А как она этого добилась, не так для него было и важно.

Клавдия приехала вместе с Марией. И по выражению лица и легкому кивку Клавдии, он понял, что женская прогулка прошла успешно. Мария была приветлива к нему даже чуть больше, чем утром. Не громко посмеялась над сказанными словам хозяина дома в адрес владельца брички, на которой они приехали. Татарину показалось, что тот качается даже тогда, когда они стоят на месте.

– Приехали, дорогой! Лошадь уж на месте стоит давно, а ты качаешься так, будто всё еще едешь!

Когда Клавдия уехала, а хозяева ушли со двора к себе в дом, Виктор позвал в дом и Марию. Ей не хотелось покидать уютный сад с его ароматами, но если зовут, значит нужно. Так уж привыкла с измальства. Она вошла в дом, поправив растрепавшиеся на улице белокурые волосы.

– Ну, ты где, красавица? Иди два слова скажу, – услышала она голос из гостиной.

– Я уже вся во внимании, Виктор, – входя в комнату, произнесла девушка.

– Ну, Машенька, ты я так понимаю, всё знаешь сейчас. Клавдия рассказала тебе обо всём или почти, обо всём. Но главное ты поняла. О том, что ты это знаешь, знаем только мы с Клавдией. И более никто не должен знать. Пока, конечно, ты сама не сочтешь нужным, кого-то посвятить. Это вопрос твоего благополучия и безопасности. Ты с нами, но об этом должны знать только мы втроем.

– Да, Виктор, Клавдия мне всё очень хорошо рассказала, – как-то даже буднично проговорила Мария. Словно такое с ней уже не раз случалось.

– Хорошо, не хорошо, а я чувствую большую ответственность. И хочу, что бы у тебя в будущем не было каких-либо серьезных проблем. Если у тебя будет всё хорошо, значит у меня, Мария тоже… Ты поняла? – и, не дав девушке что-то сказать, продолжил: – Да, будут иногда сложные минуты, когда придется тебе рисковать. Но, любой риск, если он продуман, не принесет вреда, ни тебе, ни мне. И пока, об этом всё. Клавдия тебе я понимаю, лучше меня всё объяснила. Но у тебя же, есть вопрос, который ты не задаёшь, и он интересует тебя, не правда ли?

– Да, Виктор… Вопрос один у меня остался. Что за сверток тогда в трактире ты велел спрятать и хранить, в котором крестик лежал с цепочкой, что я теперь ношу?

Какая она всё-таки молодчина. Ну, ни одного слова лишнего, ни одного действия не нужного не делает. Всё в меру и во время. «Не ошибся я в ней, не ошибся. Да и в себе не ошибся…», – уж в который раз подумал он за последнее время.

Виктор подошел к наружной двери, открыл ее и выглянув во двор, обвел взглядом двор, после чего снова закрыл и задвинул щеколду. Подошел к окну и, задернув занавески, громко сказал:

– Береженого бог бережет.

Сказал так, что Мария и не поняла, для кого предназначались эти слова. Толи себя успокаивал, толи ей в назидание сказал.

– А ты Виктор, чуть тише говори, я слышу хорошо, – улыбнулась девушка.

– Да, ты как всегда права. Чего я как на базаре кричу, вот ведь дурная привычка, всё кажется, что чем громче говорю, тем доходчивее, – уже понизив голос, произнес он.

– Не обижайся, Виктор, на мои замечания.

– Ну, ты будешь слушать, а то передумаю рассказывать!

– Слушаю, слушаю, – она снова не могла сдержать улыбку.

– Ну, так вот. С человеком одним был я в деле когда-то. Большой человек, уважаемый. Гаврилой Петровским звали. Было еще и прозвище, да ни к чему оно тебе. Подстрелили его, когда мы от полиции уходили. Вот он мне перед смертью и отдал бумагу. А на бумаге той имена да адреса написаны людишек разных со всей России. И людишек-то не простых. А тех, кто не только на высоких должностях царю служит, но еще и наводчиками и доносителями в уголовной среде числятся.

Знал он о них много. Возможно, кто-то еще был знаком с ними, но только у Петровского на них на каждого было досье. С помощью этих людей, говорил он, можно многое узнать. А из знаний тех выводы сделать и выводы в деньги, да в золото превратить. Понимаешь теперь, почему мне с бумагой той никак нельзя было в полицию попасть. Тем более, что там и расписки и другие документы были от тех людей из списка. Рисковать не мог, а вот на тебя рассчитывать мог. Я же в тебе ни секунды не сомневался. С тех пор как у тетки тебя заприметил. Дно у банки двойное было. Бумаги там лежали, а в банке для виду монеты золотые, да цепочку туда сунул, уж не помню почему.

Хотел вечером к вам зайти, да тетку твою спрятать попросить, пока бы я свои дела уладил. Да вот, не думал, что в трактире вашем стукачек полицейский был. И меня там поджидали. Да и хорошо, что тетке твоей не отдал. Потом уж об этом подумал. Вот такие дела, Мария, – Виктор свёл руки на груди и замолчал.

В комнате наступила тишина. Мария стояла у окна и смотрела поверх занавесок во двор. Высокий рост добавлял девушке возраст. И глядя на нее со спины нельзя было подумать, что у окна стоит еще совсем молоденькая девчушка. Она любила смотреть в окно. Ей с детства казалось, что за окном совсем другой мир. Добрый, честный и светлый. И, что стоит только туда попасть, как все заботы и тягостные мысли останутся в прошлом.

И вот сейчас, слушая Виктора, поняла, что детство осталось там, за окном. А её словно огромной шалью накрывает пелена взрослой и «неправильной» жизни. Мария вспомнила разговор с Клавдией, и была, в общем-то, согласна с тем, что она говорила о справедливости и лжи, деньгах и чести. Но природная чистота ее души, будто второе ее я, всё еще сопротивлялось и не хотело вступать в другую жизнь.

– Ты всё правильно сделал, Виктор, что доверился тогда мне, – не оборачиваясь, вполголоса проговорила она. – Я, тебя не подведу.

Ей казалось, что это говорит кто-то другой, не она. Еще несколько дней назад, да где дней, еще утром, она представляла свою новую жизнь совсем по-иному. Но мимолетная нерешительность тут же прошла. И к Виктору повернулась уже другая девушка, во взгляде и движениях которой, была уверенность в себе, уважение, и возможно даже чуть больше, чем уважение, к Виктору.

– Ну, и славненько, – протянул он. – Тогда, как говорят в Париже, мадам, спать сегодня, а дела завтра. Отдыхай, Машенька. У тебя сегодня был непростой день. Всё остальное завтра, послезавтра и потом. Жизнь, дорогая моя, продолжается, и отставать от нее нам никак нельзя.

1913 год

С тех пор как Клавдия с Марией познакомились, прошло два года. Поездки в Ялту и Алушту стали у них регулярными. Поначалу романтика дороги доставляла ей удовольствие. Но постепенно их становилось всё больше, и в конце концов они стали регулярными. И теперь уже не вызывали у нее прежней радости и возбуждения. Она относилась к ним как к необходимости и издержкам дел, которыми занимались. Раз в месяц, а то и два приходилось им то в Ялту, то в Алушту добираться. Хорошо, что в последний год стали ездить автомобилем, а то добираться туда в конном экипаже было утомительно и долго.

Марии запомнилась первая поездка, в которую они с Виктором отправились буквально через неделю после приезда из Москвы. Ехали тогда на почтовых лошадях с ночевкой в Алуште. Впервые часы она с детской радостью рассматривала придорожные окрестности. Ей было интересно и нравилось абсолютно всё. Мария засыпала вопросами не только Виктора, но и извозчика. И даже ночевка в придорожной гостинице в Алуште, в комнатах которой витал запах кислого перебродившего вина и махорки, не вызвала у нее никаких неудобств.

– Как медный самовар сестрица у вас, барин, сияет, – в тот раз промолвил по приезду в Ялту извозчик. Он хотел выразиться еще более выразительно, но ничего лучшего придумать не смог.

Вот и в этот раз они приехали вместе. Авто остановился у парадного дома, что на Гоголевской улице, куда месяца два назад переехала Клавдия. До их последнего отъезда по улице было сложно проехать не то что на автомобиле, но и извозчики сюда не больно-то соглашались ехать. А теперь вся улица была перемощена во всю ширину добротным камнем.

– Петр Петрович, вы отвезите Машеньку и вернитесь ко мне, – обращаясь к водителю, Клавдия поцеловала в щечку свою молодую подругу. – У меня будет для вас поручение, – и, не дожидаясь ответа, повернулась и пошла в дом.

– Сделаем-с, Клавдия Ивановна, не в первой. Минут через тридцать у вас буду! – уже вдогонку крикнул водитель.

Дождавшись, когда та вошла в парадное, повернулся к Марии и добавил:

– Теперь к дому мадам подъехать одно удовольствие. Когда и успели дорогу изладить. Дней десять всего нас тут и не было. А как всё преобразилось! Говорят, что асфальт теперь класть будут на всех улицах, а не только на Пушкинской.

– Хорошо бы. И трамвай скоро пустят. Мне Виктор говорил перед отъездом, – Мария проявила свои знания, желая тоже поучаствовать в обсуждении городских новостей.

– Как в Москве жить будем, – заключил водитель. – При трамваях, – и замолчал после сказанного, видимо решив, что обсуждать больше нечего.

Виктор был дома, когда подъехала машина. Увидев в окно «Опель», он быстро поднялся из-за стола и выбежал во двор встречать.

– Ну, Слава Богу! – с нескрываемым облегчением и радостью произнес он. – Я вас еще два дня назад ждал обратно. Что-то случилось, Мария?

– Да, всё хорошо, не переживай. Что могло случиться! Тем более в этот раз и Петр Петрович был с нами все дни, что мы были в Ялте, – сияла Мария. – Позагорали денёк, а то носимся как угорелые и в море искупаться некогда. Пойду, умоюсь с дороги, отдохну немного да почитаю. В машине трясло в этот раз так, что и книгу не раскрыла.

Она чмокнула его в щеку и скрылась в доме.

– Вы, барин, не переживайте за Марию. Она хоть и юна еще, но любому не уступит, и ведет себя разумно не по годам, – сказал Петр Петрович.

– Всё, понимаю, но с каждой ее отлучкой стал всё больше беспокоиться. Ведь ей уже восемнадцатый годок пошел. И я тебя прошу, не называй ты меня барином, Петрович. Ну, когда ещё на людях, то куда ни шло. А так, чего уж. Одно дело делаем. Да и постарше ты меня будешь.

– Что постарше, то тут ты прав. Лет десять у нас с тобой Виктор разницы. А что до «барина», то тут, как говорят: «Кашу маслом не испортишь». Вот сделаем всё, что Клавдия задумала, тогда, друг мой, француз, я братом звать тебя буду, а не барином, – улыбнулся водитель.

– Ладно, Петрович, пошли чайку с дороги попьем, – Виктор тронул его за плечо.

– Не сейчас, Виктор. С Клавдией еще нужно план наметить на завтра, и не только. Мне же через неделю в Архангельск ехать. Поеду я к ней, а чайку или чего покрепче в другой раз выпьем, – Петр Петрович развернулся и пошел к машине.

Оставшись один в саду, Виктор присел на скамейку, что стояла тут же возле калитки, откинулся на спинку и прикрыл глаза. Солнечный луч спустя минуту скользнул между ветвей яблони и наткнулся на его лицо. От яркого света он прикрыл ладонью глаза. Со стороны могло показаться, что на скамеечке дремлет молодой мужчина, никуда не спешащий и ни чем в этот момент не занятый. Однако мысли в голове Виктора ни на секунду не давали ему расслабиться. Мария в такие минуты, называла его «спящим вулканом». Внешне все спокойно, а внутри огонь и пламень.

«Через год всё закончится, сделаю Марии предложение. В следующем мае ей аккурат восемнадцать исполнится. А с делами управимся, дай бог, к этому времени, – от предвкушения губы у него расплылись в счастливой улыбке. – И укатим из России с ней подальше куда-нибудь.

В Америке у Петровича кто-то из родни есть. Туда можно. Во Франции скучно показалось. Все будто спят на ходу. Ладно, решим потом. Уже два года дело готовим, недолго осталось.

Он еще немного помечтал о будущем, затем вернулся к делам нынешним и в заключение в очередной раз с благодарностью вспомнил Петровского: «Ну и ценный мужичок оказался этот Сергей Аркадьевич… Не зря ты, Гаврила Петрович, так строго хранил в тайне все свои связи. Скрывал так, что никому до смерти своей не говорил. И если бы не случай, и мне бы не узнать. Ну, так не зря же меня с детства фартовым звали. Я все думал, что фарт-то в картах. А вон оказывается, в чем настоящий-то фарт».

Петр Петрович вернулся обратно на Гоголевскую с небольшой задержкой. Строители, прокладывая трамвайные пути, не удосужились вовремя сделать объезд, и на одном из пересечений улиц ему пришлось стоять полчаса, пока закопали вырытую канаву. Спустя лишь только полтора часа он был у Клавдии.

Она будто и не заметила его опоздания, и предложила ему чаю. Услышав одобрительное: «С радостью», стала рассказывать, как правильно его нужно заваривать. После чего отпустила служанку и закрыла за ней входную дверь.

Клавдия разлила чай, и без всяких предисловий спросила Краснова:

– Ты когда последний раз с Гмыриным встречался? Как зовут, его, надеюсь, не забыл?

– Обижаешь, Клавдия. Прошлой зимой ездил, а до того с Сергеем Аркадьевичем лично познакомился аж в одна тысяча девятьсот девятом, – ответил Петр Петрович.

– Ты к Гмырину собирайся снова. Но лично с ним не встречайся. С почты письмо отправишь, как до Архангельска доберешься. Текст чужой рукой написан, если что… Но, «если что» не должно быть… Виктор в прошлом году с ним встречался… Месяц назад письмо от него было… Мы здесь всё сделали, как наметили, – сидя напротив Краснова, не спеша говорила Клавдия.

Петр слушал не перебивая. Эту женщину он всегда слушал внимательно. Была бы возможность, так он бы записывал. Он не раз убеждался, что каждое слово, произнесенное ею, были ценными и правильными. А про себя сравнивал их с вновь отчеканенными на монетном дворе золотыми червонцами.

На самом деле они были знакомы уже лет двадцать. И за всё время в их совместных делах не было ни одной осечки. Он был старше ее, но разница в возрасте его не тяготила. В том, что женщина командует мужчинами, да еще старше ее, могло вызвать у кого-то недовольство. Но только не у тех, кто лично был знаком с Клавдией.

– Гмырин подтвердил намерения Англии рассчитываться с Россией за ее товары золотом. Расчеты будут идти морем в Архангельск. В этом году прошла первая, пробная оплата. Груз был доставлен и успешно отправлен пароходом в Вологду, а далее спецвагоном до Москвы, – сделав паузу и глядя в глаза Краснову, Клавдия продолжила: – Сергей Аркадьевич должен передать тебе полное описание маршрута и условий перевозки. Ну, а дальше, я думаю тебе не нужно объяснять, как доставить мне этот документ сюда…

Немного помолчав, сказала:

– Налей мне вина, пожалуйста.

Клавдия улыбнулась и отвела взгляд куда-то вглубь комнаты. Краснов подошел к буфету, достал графинчик с красивой малиновой наливкой, и налил, как она любила, «на два дюйма» в большой бокал.

– Спасибо, – она сделала глоток из бокала и неожиданно произнесла: – А молодчина наша Машенька, – перевела она разговор. – Говорил тогда Митрий, что у его приятеля есть девчушка толковая. Что мол, если подучить, то как раз для нашего дела… Я сомневалась, конечно, когда просила привезти ее. Думала, если что, так учиться устроим куда-нибудь. И забудем… Но она оказалось, именно той, которая нам нужна… Взрослая стала не по годам… Далеко может девчушка пойти, ой далеко… – она выпила вино до дна. – Береги себя, Петр Петрович, – очень тихо проговорила Зотова, закончив говорить о Марии.

– Спасибо, Клавдия Ивановна. Я всё запомнил. Мы с Виктором уже обсуждали кое-какие детали, касающиеся этой поездки. Буду предельно аккуратен и осторожен. Береженого берегут…

– Береженого Бог бережет, – поправила его Клавдия. – Ну, тогда, прощайте, уважаемый! Я немного отдохну, а то еще вечером в «Дворянском» премьера. Что делать… надо быть, обещала режиссеру дать рецензию. Все же льстецы кругом. Не верит никому… А ты не приезжай за мной, извозчика возьму… И вот еще. Петр Петрович, я зонтик свой у тебя в авто забыла. Занеси в парадное, оставь у консьержки, а ко мне не поднимайся.

Когда дверь за Красновым закрылась, Клавдия прошла в ванную. Она любила полежать в приятной теплой воде после дороги и привести мысли в порядок. Хотя на беспорядок в голове мог жаловаться кто угодно, но только не она. Уж там-то у нее всё было как в аптеке. Мысли работают четко и слаженно, как детали часового механизма.

Она и дом этот выбрала еще и потому, что тут помимо других удобств, которые нужны были для ее занятий, не было перебоев с водой. При необходимости могла бы и на Долгоруковской квартиру снять, в одном парадном с генералом каким или с кем из местной Думы. Да не любила и не хотела она на виду быть. «От показухи только лишний интерес к своей особе. А всякий интерес только во вред здоровью и спокойствию», – помнила она слова своей «учительницы».

А на Долгоруковской всё губернское руководство жило, дворяне, да купцы богатые. Местная знать, одно слово. Чтоб с ними рядом жить нужно, либо дело своё большое иметь, либо пост при губернаторе высокий занимать. В другом случае быстро попадешь под интерес местной тайной полиции. А последнее никогда в планы Клавдии не входило.

«Краснов вернется, Марию отправлю в Архангельск. Пусть съездит, посмотрит и понаблюдает за Гмыриным. Тем более у девушки родной дядька в Архангельске живет. Вот к нему как бы и поедет… И дядьку проведает. Может и он сгодится как. И дело сделает», – размышляла Клавдия, лежа в ванной.

Она еще немного, как она говорила, погоняла мысли и вышла из ванной. Мнение Марии о Гмырине для нее было если не решающим, то, во всяком случае, очень значимым во всем этом мероприятии. Провала она допустить не могла. А Мария как никто другой способна заметить, если что-то в Гмырине ее насторожит.

1914 год

На втором этаже дорогих апартаментов доходного дома «Вилла Елена», что рядом со знаменитой набережной Ялты, уютно расположилась компания из пяти человек. Ближе к окну на одном диванчике сидели Клавдия Ивановна и Мария. Мария что-то в полголоса говорила Клавдии, при этом невольно жестикулируя руками. Клавдия не глядя на нее, слегка лишь кивала головой.

У входной двери рядом стоял Петр Петрович. В его осанке и взгляде чувствовалась военная выправка и дисциплина во всем, за чтобы он не взялся. Он любил все важные вопросы решать стоя. Ему казалось, что сидя человек невольно притупляет бдительность, решения его не выглядят оптимальными, поэтому он сейчас и стоял, хотя рядом с ним был удобный соответствующий апартаментам, дорогой стул.

Виктор и Митрий разговаривали, стоя друг напротив друга у открытого окна. Митрий не смотря на то, что лишь накануне приехал из Москвы, выглядел бодрым и подтянутым. Даже легкий мешковатый костюм не мог скрыть его делового настроя. Но от взгляда Виктора не ускользнуло, что с Митрием что-то не так.

Виктор слушал последние московские новости, а сам присматривался к нему, и наконец, спросил:

– Ты какой-то не такой, приятель. Вроде бы внешне «цветешь и пахнешь», но изменился ты после нашей последней встречи. И смею заметить не в лучшую сторону. Тебе нездоровиться?

– Ох, и не говори. Приболел я тут месяца три назад. Думал сначала, что простыл, пройдет. Но вот, зараза, всё оправиться не могу. Иногда такая слабость накатывает, что ноги подкашиваются. Нужно бы врачам показаться, да времени нет.

– А то я смотрю, ты даже с лица спал немного и похудел… Не переживай, брат. Через месяц, когда всё закончим, отправлю тебя во Францию, там врачи тебя быстро на ноги поставят. Поверь, я знаю, что говорю.

– Спасибо, Виктор, спасибо. Я вот хочу недели две тут побыть, воздухом морским подышать.

– Ты, вот, что Митя, и правда, пока тут, в санатории процедуры какие поделай. Сегодня вечером и поселим тебя туда. Народу в апреле не много. Отдыхающих почти нет. Здесь тоже хорошо, но в санатории всё полезнее будет. Пока суть да дело дней десять и побудешь, да грязи какие поделаешь.

– Ну, что, господа! Наше время пришло. Сейчас еще раз обсудим детали, и с богом! – несколько даже пафосно произнесла Клавдия.

– Хорошо, Митрий, договорим позднее, после всего, – сказал Виктор.

– Нам нужно не бедным людом на пароходе быть, а солидными и богатыми предстать, – произнес Митрий, переключившись от разговора с Виктором, и не дожидаясь, что скажут другие.

– А что, не плохо. На тех, кто на виду у всех, пригляду меньше будет от охраны, – поддержала Клавдия. – Вот ты, Митрий, тогда и дай нам план, кто кого изображать должен. За Машеньку я спокойна, она кого угодно сыграет. А вот господам без театральных наклонностей держать фасон не просто будет. Поэтому до завтра роли всем проработай. Нет, давай на послезавтра к обеду, когда снова все соберемся.

– Нам бы здесь не навлечь внимание полиции, аль какой консьерж на нас шепнёт, что не заговорщики ли мы какие политические, – произнесла Мария. – Теперь таких много развелось, как бы из-за них нам планы не спутали. Может не здесь нам дела обсуждать?

– Права, Мария, – Клавдии уж очень нравилась девушка. – Давайте-ка мы здесь больше не будем встречаться, а послезавтра на набережной возьмем лодку, да прокатимся все вместе. Как Петр Петрович, ты думаешь?

– Я думаю, что не нужно вам с Марией с нами кататься. Мы все решим втроем, а я вам к вечеру обо всем и расскажу здесь в апартаментах, – последовал четкий ответ Краснова.

– Ну, пусть будет так… Одну минуту, господа, – Клавдия встала с дивана и вышла в соседнюю комнату.

– Петр Петрович, вы у нас превосходный стрелок, поэтому устранение непредвиденных ситуаций на вас, – опять заговорил Митрий.

– Вы, Митрий, у нас сегодня просто кладезь идей, – улыбнулась Мария.

Клавдия вернулась очень быстро. Подойдя к столу, она развернула несколько листов бумаги.

– Вот план Архангельска. А это план парохода. Это – его расписание. Вот карта реки от Архангельска до Котласа, далее она вам и не потребуется. А это – примерные сроки перевозки груза. Точнее узнаете по приезду в Архангельск. Не буду утомлять рассказом, как оказались эти документы здесь, скажу лишь, что Сергей Аркадьевич оказался очень дотошным в этом деле дядькой. И к тому же очень исполнительным.

– Ого, – увидев разложенные бумаги, воскликнул Виктор. – Одна тысяча девятьсот четырнадцатый год… У него даже на этот год расписание пароходов есть!

– На дядьку то он мало походит. В прошлом году я к нему ездил. На вид ему лет сорок. Какой-то незаметный серый человечек. Я смотрел тогда на народ, когда ждал его на речном вокзале. Особенно на тех, которые шли в мою сторону, надеясь понять, кто из них он. А Гмырин подошел, будто с небес спустился. Человек – невидимка. А поди ж ты, вон какими делами ворочает, – раздался голос Петра Петровича.

– Господа, нужно всё запомнить. С собой у вас ничего не будет. Смотрите внимательно, не отвлекайтесь – сказала Клавдия.

– А что тут запоминать, всё понятно, хоть сейчас нарисую, – усмехнулась Мария.

– А это, неплохая идея… – Подхватила Клавдия. – Давайте так и поступим. Послезавтра Петр Петрович принесет мне от всех рисунки с изображением всего, что вы сейчас видите. Вот и проверим, что и кто запомнил. Понимаю, что носить такие вещи опасно. Но лучше уж мы здесь все опасности оставим, чем вам их брать с собой.

И убрав бумаги со стола, продолжила:

– У нас с вами осталось уточнить два вопроса. Хотя мы уже и приняли решение по ним, но повторить никогда во вред не было. Так вот. Каким образом вы произведете экспроприацию товара, как говорят политические, непосредственно на пароходе, и как переправите с него товар? У кого-то есть дополнения к ранее обсуждаемому плану? – и присела на диван.

Виктор потер нос, снял пиджак, повесил его на спинку одного из стульев, и предложил, как всегда в своем репертуаре:

– А может, господа, партийку распишем. Заодно и все вопросы уточним?

– Нет, Виктор. Преферанс думать о другом не дает. Тут или в карты или «о другом» говорить. Вместе толку мало будет, – Митрий сегодня чувствовал, что слова его находят поддержку у собравшихся.

Кроме Митрия на предложение Виктора больше никто не отреагировал. Петр Петрович вообще, будто и не слышал его, проговорил:

– Судя по записке, у входа в каюту в которой везут груз, всегда стоит охранник в штатском. В прошлый раз им был некто Никодим Петрищев. Согласно положениям в их служебной инструкции, если в предыдущий раз всё прошло без сбоев, то и в следующий раз на перевозке участвуют все те же самые… Если, конечно, все живы и здоровы. Будем считать, что он же и будет. Адрес его мы знаем. По приезду Митрий найдет возможность с ним «случайно» встретиться и услышать его голос. Митрий, сколько времени у тебя уйдет на тренировки с голосом?