Битва за ясли господни

Сразу после выхода из Синопской бухты море встретило русские корабли спокойной зыбью. Однако к ночи поднялся сильный ветер. К утру заштормило и пришлось отдать буксиры и на парусах идти к родному Севастополю. К утру 22 числа ветер стих также внезапно, как и начался, и пароходы снова взяли израненные корабли на буксир.

Невзирая на несносную погоду, люди на причалах были одеты по-праздничному. У некоторых в руках оказались даже цветы.

Когда корабли выстроились на внутреннем рейде, с пристани грянул духовой оркестр, а из крепостных орудий прогремело три залпа в честь победителей.

До глубокой ночи и весь следующий день Севастополь ликовал.

Утром 23 числа вице-адмирал Нахимов проехал по госпиталям, в которых разместили раненых. Первым делом нашел госпиталь, где находился капитан 1-го ранга Барановский. Шрапнелью ему пробило бок, однако повреждение получили только мягкие ткани. Рядом с Барановским лежал штурман штабс-капитан Родионов. Ему оторвало правую руку. Состояние офицера было тяжелое, и Нахимов попросил доктора сделать все, чтобы облегчить страдания раненого.

– У нас есть еще один такой же, – сказал доктор. – Только с ним еще хуже. Ему оторвало ногу.

– Как его фамилия? – спросил Нахимов.

– Прапорщик Плонский.

– Я запомню, – сказал Нахимов. – Им больше, чем кому-либо принадлежит слава нашей победы и оставить их без внимания и заботы – это грех перед богом.

– Павел Степанович, только в нашем госпитале таких около трех сотен, – ответил доктор. – И всех их нельзя обделять вниманием, потому как у каждого из них есть родители, жены, дети. И хорошо, если мы их поднимем на ноги.

Нахимов согласился с доктором. Пообещал все сделать для поддержания и выздоровления раненых и уже в конце дня приехал в штаб флота.

Надо было подготовить донесение о результатах Синопского боя на имя генерал-адъютанта князя Меньшикова, в подчинении которого находился Черноморский флот и войска Азово-Черноморской береговой линии.

Нахимов собственноручно составил донесение, чтобы нигде не было упомянуто его имени, и приказал отправить в Варшаву.

И сразу начались будни. Корабли эскадры требовали ремонта. Одновременно на корабли завозились ядра, шрапнельные снаряды, порох, продовольствие. Командирам кораблей Нахимов отвел неделю, по истечению которой эскадра должна была выйти в море на патрулирование в территориальных водах России.

…Как-то, уже в конце дня, когда Нахимов, устав до изнеможения, возвращался домой, у подъезда его встретила пожилая просто одетая женщина. В руках она держала небольшой сверток из полотенца.

Завидев Нахимова, женщина пошла ему навстречу.

– Павел Степанович, простите ради бога за то, что тревожу вас, – сказала она, – ни мое имя, ни моя фамилия вам ничего не скажут. Я пришла к вашему дому по велению сердца и прошу не отказать мне – примите этот образ Николая Чудотворца. С ним я много лет тому назад посетила святые места в Иерусалиме и хранила как зеницу ока. Теперь же, во славу вашего подвига, хочу передать эту икону вам.

Все это было настолько неожиданно, что Нахимов даже растерялся. Принять икону, с которой эта женщина побывала в святых местах и, которая для него много значила, он был не вправе. Но и не принять – значит обидеть доброго человека.

– Я не знаю, имею ли я право взять вашу икону, стоившую вам таких испытаний. Ибо весь наш подвиг был ничем иным, как выполнением воинского долга перед православной верой и Отечеством. Это слишком дорогой подарок… – взволнованно ответил Нахимов.

– Павел Степанович, – мягко прервала его женщина, – вам судить о важности того, что сделали вы. Однако и я уверен, что поступаю правильно.

Нахимов бережно взял в руки сверток.

– Я благодарю вас, – сказал он, с трудом сдерживая волнение.

– Павел Степанович, образ Николая Чудотворца имеет большую силу, – продолжала незнакомка. – Послушайте моего совета. Этот образ повесьте в своей каюте и сделайте список для ношения на груди. Пока он будет с вами, бог защитит вас и сохранит вам жизнь на долгие годы.

Нахимов не сдержался и развернул полотенце. На него глянул суровый лик Николая Чудотворца, однако в этой суровости не было того, что вызвало бы чувство страха или опасения. Взгляд внушал спокойствие и уверенность. Он, словно, притягивал взор, и от этого из души уходила тревога.

Нахимов поднял глаза. Он хотел еще раз поблагодарить незнакомую женщину, однако на месте ее не было…

Через два дня Нахимову матрос-умелец сделал точную копию иконы Николая Чудотворца с обрамлением из серебряной нити. Все два дня Нахимов был под впечатлением этой странной встречи у подъезда своего дома. И как-то сразу успокоился, когда надел на себя эту маленькую иконку.

…8 декабря в Севастополь прибыл генерал-адъютант князь Меньшиков.

Первым делом он побывал на кораблях, принявших участие в Синопском бою, и от имени государя вручил награды экипажам, затем посетил госпитали и тоже вручил награды героям сражения и только после этого поехал в штаб флота. Обнял вице-адмирала Нахимова и с улыбкой произнес.

– Ну что же, Павел Степанович, ваше имя уже произносят по всей России наравне с именами Лазарева, Ермолова, Кутузова и Суворова. Вы теперь народный герой! А посему позвольте выполнить волю государя-императора нашего и зачитать при всех Высочайшую грамоту на ваше имя.

Князь Меньшиков взял из рук своего адъютанта царскую грамоту и стал читать. – «Вице-адмиралу Нахимову. Истребление турецкого флота при Синопе, вы украсили летопись русского флота новою победою, которая навсегда останется в морской истории. Статус военного ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия указывает награду за ваш подвиг. Исполняя с истинною радостью постановление статуса, жалую вас кавалером Святого Георгия второй степени большого креста, пребывая к вам Императорской милостию нашего благосклонны».

Князь Меньшиков закончил читать, передал грамоту вице-адмиралу Нахимову и расцеловал его.

– Павел Степанович, это уже я от себя, – произнес он растроганно. – Вы все молодцы! А теперь ведите к столу. Знаю, что накрыли. И правильно сделали. Поздравить я всех поздравил, однако помянуть надо тех, кого уже не вернешь.

…В это же день князь Меньшиков намеревался отплыть в Одессу на пароходе «Херсон». Перед тем, как попрощаться, сказал.

– Если бы вы знали, Павел Степанович,, какой шум поднялся в Европе по поводу разгрома эскадры Осман-паши! Достается и командованию англо-французской эскадры. Почти все газеты Европы винят их в том, что у них под самым носом вы разбили турок.

– Александр Сергеевич, однако, позвольте… Англия и Франция не в состоянии войны с нами! – возразил Нахимов.

Князь Меньшиков качнул головой.

– Наивные вы люди, моряки, – сказал он. – Осман-паша знал о вашем намерении. Еще 17 числа он депешей сообщил в Константинополь лорду Редклифу о появлении близ Синопа русских кораблей и просил помощи у него. Однако лорд Редклиф поступил чисто по-английски. Он заверил Осман-пашу, что союзный флот не допустит нападения русских кораблей на турецкие суда да еще в ее территориальных водах. Однако ничего не предпринял.

– Это хорошо или плохо? – усмехнулся Нахимов.

– Судите сами, Павел Степанович, – ответил князь Меньшиков. – Что касается моего мнения, я полагаю так: коли убоялись – значит, уважают. Обидно за другое, – продолжил он. – Почти всё европейские борзописцы в один голос, словно по команде, утверждают, будто русские из-под тишка напали на слабого противника и, что мы, якобы нарушили какую-то конвенцию, несуществующую на самом деле. И вместе с тем умалчивают о том, что турки уже более месяца, как объявили нам войну, а до этого напали на наш пост Святого Николая и устроили там кровавую резню. В Петербурге тоже сначала отнеслись к случившемуся в Синопской бухте настороженно. Но после того, как государь выразил свое восхищение вашим успехом, все стало на свои места.

Последние слова князя Меньшикова поразили Нахимова больше, чем, если бы прямо сейчас у него из-под ног ушла земля.

– Александр Сергеевич, а разве могло быть по-другому? – спросил он.

Князь Меньшиков, видимо, понял, что сказал лишнее. Однако слово – не воробей.

– У нас все может быть, Павел Сергеевич. Есть тактики, есть стратеги. А еще есть мудрецы. Вы только не принимайте это близко к сердцу. Вы моряк! К тому же у вас здесь все ясно и просто, не то, что при Дворах… А, впрочем, зачем я вам обо всем этом говорю, – и, князь Меньшиков, сменил тему разговора: – Вы знаете, кто командовал турецким пароходом «Таиф», который удрал от вас? Англичанин капитан След. Он первый начал рассказывать газетчикам о вероломном нападении русских. Так что привыкайте. Сдается мне, не то еще будет. Прощайте, Павел Сергеевич.

Князь Меньшиков обнял Нахимова, попросил не провожать его и уехал на пристань, где его ожидал катер, чтобы доставить на пароход «Херсон».

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

В начале декабря князь Горчаков принял неожиданное решение: вместо генерала Фишбаха начальником Мало-Валахского отряда назначить генерал-адъютанта графа Анрепа.

В ставке главного штаба тут же прошел слух, что смена командующего войсками Мало-Валахского отряда связана с назначением подполковника Эрнропа начальником штаба 4-го корпуса. По мнению тех, кто поддерживал этот слух, у генерала Фишбаха в свое время не сложились отношения с Эрнропом и князь Горчаков при назначении Эрнропа на должность начальника штаба корпуса, в подчинении каждого находился Мало-Валахский отряд, принял это во внимание. Другие утверждали, что причина в другом, генерал Фишбах с началом военных действий не проявил себя решительно и теперь, в преддверии главных событий уходящего 1853 года, смена начальника Мало-Валахского отряда была необходима.

В Бухаресте уже было известно, что турки успели собрать в Калафате около 25 тысяч регулярных войск и большое количество артиллерии.

Одновременно напротив Видино они заняли остров и соорудили на нём четыре батареи по три орудия в каждой. Казачьи разъезды обнаружили и скопление лодок с двумя буксирными пароходами между Калафатом и Видино.

Мелкие отряды турок были замечены в селениях Пояны и Голенцы.

Всё говорило о готовящейся переправе турецких войск на левый берег Дуная.

…Генерал Анреп прибыл в Крайово, где в это время находился штаб Мало-Валахского отряда 10 декабря. На прием должности и ознакомление с обстановкой времени много не ушло. Ещё в Бухаресте князь Горчаков ввел его в курс дела.

Уже на следующий день после прибытия в Крайово Анреп распорядился сформировать авангард из трёх эскадронов гусарского Ахтырского полка и трех сотен 38-го Донского казачьего полка. Командование авангардом поручил флигель-адъютанту князю Васильчикову с задачей выдвинуться по дороге на Капафот, но не далее селения Радована и пресекать любые попытки турок вести заготовку фуража и продовольствия на левобережной стороне Дуная.

Уже прощаясь с флигель-адъютантом князем Васильчиковым, генерал Анреп предупредил

– …Я прошу вас, князь, будьте осторожны. Насколько мне известно, большинство жителей селений находятся под влиянием валахских дворян и настроены не в нашу пользу. Вероятно, они забыли о той помощи, которая им была оказана Россией не так давно. Так что смотрите в оба. Бережёного и бог бережет.

Генерал Анреп слегка обнял князя Васильчикова и пожелал ему удачи.

Через два дня после выхода авангарда из Крайова, генерал Анреп получил от князя Васильчикова первое донесение. В нем говорилось, что жители многих селений действительно крайне возбуждены и не повинуются местным властям. Грабят греческих и прочих купцов и отправляют их в Калафат. Возбудителями населения являются бывшие дворяне Аполлонии и Могера, бежавшие в 1848 году из Валахии от русских войск в Турцию.

Спустя сутки пришло второе донесение. Князь Васильчиков сообщал о появлении турок в районе села Скрипетул и о захвате казачьим разъездом нескольких турок, среди которых оказался один офицер, На допросе пленные рассказали о скором подходе новых войск в Калафат.

Генерал Анреп тут же доложил об этом в Бухарест.

Князь Горчаков в ответной депеше сообщил, что в ближайшие дни направит в распоряжение генерала Анрепа дополнительные войска в составе Одесского и Украинского егерских полков, а также Азовский и Днепровский пехотные полки и три саперные роты.

…17 декабря утром дежурный офицер по штабу доложил генералу Анропу, что в селениях Сальчи и Кушмире местные жители напали на казачьи разъезды и пытались отобрать у казаков оружие. Однако те отбились плетками и ускакали. И тогда вслед казакам раздались ружейные выстрелы.

Генерал Анреп спросил, с трудом сдерживая гнев.

– Казаки все целы?

– Все, – ответил дежурный офицер.

– Тогда этим сукиным детям повезло….. Если бы они убили хотя бы одного казака, я бы приказал повесить каждого десятого из числа смутьянов!

Генерал Анреп тут же распорядился вызвать к нему командира Тобольского полка полковника Баумгартена и приказал ему выступить в направлении сел Сальчи и Кушмира для усмирения местного населения.

– Если окажут сопротивление, сами знаете что делать. Мы на войне, – потом добавил: – Заодно проведите разведку вверх по Дунаю вёрст за. Не нравится мне всё это. Я уверен, что-то придаёт им смелости.

Полк Баумгартена с преданными ему гусарским эскадроном, сотней казаков, гренадерской ротой и штуцерной командой выступил из Крайово около восьми часов утра. Ночью выпал мокрый глубокий снег, и дорога стала труднопроходимой.

Чтобы ускорить движение, полковник Баумгартен приказал впереди двигаться гусарскому эскадрону и казакам, а за ним уже пехотным батальонам. На версту впереди колонны был выслан казачий разъезд во главе с есаулом Прокопенко.

Был уже полдень, когда казачий разъезд подъехал к селению Четати. На окраине селения казаков остановили граничары-добровольцы числом до полусотни человек и все при оружии. Стали допытываться у казаков, куда они едут. Затем послышались угрозы.

Появление эскадрона гусар, а за ним двух пехотных батальонов остудил пыл граничар.

Выяснив в чём дело, полковник Баумгартен приказал забрать у граничар ружья. С десяток самых горячих зачинщиков Баумгартен распорядился закрыть в пустой амбар и выставить часовых.

– Один выстрел – и я прикажу сжечь всё село! – предупредил он остальных. – Расходитесь по домам!

На ночевку отряд остановился в Четати, выставив усиленные наряды на выходе в сторону Сальчи и Кушмира.

…Вечером в дом, где поселился Баумгартер, привели главу селения. На вопрос, откуда у жителей появилось оружие, глава упал на колени и взмолился:

– Ваше благородие, пощадите!… Сельчане не виноваты… За два дня до вашего прихода здесь были турки и с ними английский офицер. Ружья привезли они, раздали людям и сказали, чтобы они охраняли село от русских заготовителей сена. Сказали, если русские придут, заберут все!.. Чем тогда скотину кормить?

– И вы поверили? – спросил Баумгартер, – Встань с колен! Не гоже главе ползать по полу. Свое слово я сказал. Ежели что… Я его исполню. А теперь ступай. Противно мне смотреть на вас, христопродавцев.

Видя, что глава не собирается уходить, спросил:

– Ну что еще?

Глава обернулся на дверь, у которой стоял часовой.

– Я могу говорить при нём? – спросил он.

– Говори, – разрешил полковник Баумгартен.

– Ваше благородие, турки, которые были в селе, сказали, что со дня на день сюда прибудет много их конницы…

– Не говорили сколько? – спросил Баумгартен.

– Говорили, много, – повторил глава.

– Не врешь?

– Вот вам крест, не вру, ваше благородие, – и глава размашисто перекрестился.

– Ну хорошо… Ступай. И помни, что я сказал, – предупредил еще раз Баумгартен.

…Ночь прошла спокойно. К утру небо вызвездилось и стало заметно примораживать.

Однако с рассветом заиграло яркое солнце и с крыш домов, украшенных длинными ледяными сосульками, стали падать звонкие капли, похожие на живые алмазинки. Прошло еще немного времени, и засеребрилась вся округа до самого Дуная, берега которого уже сковало молодым льдом, прозрачным и хрупким словно стекло.

Оставив в Четати один пехотный батальон с двумя орудиями и полсотни казаков полковник Баумгартен выступил в половине одиннадцатого часа по дороге на Сальчи. К концу дня прошли Кушмир и остановились на ночь в селении Брачешти. И нигде не встретили препятствия со стороны местных жителей. В Брачешти люди даже выносили из домов хлеб и молоко и кормили солдат.

…Утром, 20-го числа, несмотря на разыгравшуюся непогоду: ветер со снегом полковник Баумгартен решил выслать на дорогу к селениям Груе и Изворели головной отряд во главе с подполковником Костанду в составе эскадрона гусар и полсотни казаков с задачей провести разведку.

Сам же намеревался выступить с основными силами следом через час.

Однако не прошло и получаса, как в Брачешти прискакал связной от полковника Костанду с донесением, в котором говорилось, что селение Изворели занято турецкой конницей в количестве не менее тысячи человек.

Баумгартен приказал передать подполковнику Костанду, немедленно возвращаться в Брачешти.

…Остаток дня прошел спокойно. Наступила ночь. Перед самым рассветом полковника Баумгартена разбудил ординарец.

– Ваше благородие, вставайте! – сказал он.

Баумгартен приподнялся и глянул в окно. На улице только начинало сереть, и в комнате еще стоял полумрак.

– А сколько времени? – поинтересовался Баумгартен. – Что-то нынче ты, братец, меня раньше времени поднял…

– Ваше благородие, только что приходил местный глава и сказал, что турки идут…

Баумгартен вскочил с постели и стал одеваться.

– Где этот глава? – спросил он.

– Ушел… Не захотел задерживаться. Боится, наверное…

– Вот черт! – ругнулся Баумгартен. – Ну да ладно, быстро к начальнику штаба, капитану Хомякову. Пусть поднимает всех по тревоге!

В 7 часов утра Баумгартен вывел свой полк из Брачешти и занял оборону за селом на месте старых турецких укреплений. Позиция была выгодная. Впереди-вал, пред валом, хотя и не глубокий, ров. Левый фланг обороны прикрывал тоже ров, не доступный для конницы. Правым флангом оборона упиралась в крутой спуск к Дунаю. На ближайшей высоте Баумгартен распорядился оставить в засаде гренадерскую роту и штуцерную команду под руководством капитана Грицая, чтобы огнем во фланг расстроить атаку турок на основную позицию.

Было около половины девятого, когда к селению подошёл головной отряд турецкой конницы в количестве около двух сотен. За ним появилась основная колонна, растянувшаяся на целую версту.

Наблюдая за движением турецкой конницы, Баумгартен покачал головой.

– Не обманул глава… – проговорил он… Ну что же… Посмотрим, – и обратился к начальнику штаба капитану Хомякову.

– Сейчас многое будет зависеть от штабс-капитана Грицая. Если гренадёры и штуцерные продержатся хотя бы с час, мы еще будем жить. – И, словно в подтверждение его слов с высоты, занятой гренадерами и штуцерными дружно ударил залп, который протяжным эхом, похожим на стон, отразился в морозном воздухе. За первым залпом последовал второй, затем третий!

Турецкий головной отряд, словно, ветром сдуло с дороги. По всей видимости, они не ожидали засады на фланге и жестоко поплатились за своё легкомыслие.

С занимаемой позиции Баумгартену было хорошо видно, что у турок произошло замешательство. Однако ненадолго.

Неприятель тут же стал выстраиваться в боевой порядок поэскадронно, съезжая с дороги по обе стороны.

Ружейный огонь с высоты тем временем не прекращался.

– Молодец капитан Грицай! – довольно проговорил Баумгартен. – Шуму наделал как будто там, в засаде, целый батальон!..

Прошло не менее получаса, прежде чем турки пошли в атаку на высоту. Но получалась она не совсем удачно.

Гренадеры и штуцерные плотным огнём наносили коннице ощутимый урон. Особенно пострадала первая линия атакующего неприятеля. На белом искрящемся снегу остались лежать десятки убитых и раненых. Лошади, оказавшись без всадников, оглушенные пальбой и видимо не привыкшие к выстрелам, с испугом носились вдоль линии обороны, занимаемой полком Баумгартена.

Через некоторое время турки повторили атаку на высоту, пытаясь обойти ее через сады, примыкавшие к окраине селения. И это им удалось.

Чтобы не оказаться отрезанными, капитан Грицай приказал оставить высоту и отступить по прикрытием штуцерных на линию обороны полка.

…В 11 часов турки пошли в атаку на основную оборону полка. Однако после нескольких залпов картечью турецкая конница сбилась в кучу перед рвом и повернула назад.

В полку сразу поднялось настроение.

– Они на этом не успокоятся – сказал капитан Хомяков – пока есть время, давайте выдвинем в ров на левом фланге сотню застрельщиков и тем самым предупредим заход турок с левого фланга. Полковник Баумгартен согласился.

Время шло, а турки не появлялись.

Полковник Баумгартен даже стал беспокоиться.

– Неужели ждут подкрепление? – высказал он свое опасение капитану Хомякову – Тогда нам не устоять…

– Смотрите!.. Парламентер!.. – воскликнул в это время капитан Хомяков.

Парламентера заметили и с левого и с правого флангов, и вскоре весь полк с интересом наблюдал за появившемся на дороге турецким офицером, который держал в руках белый флаг.

– Не стрелять! – распорядился Баумгартен. Когда по линии обороны осталось около сотни шагов, навстречу парламентеру вышел штабс-капитан Грицай!

Турецкий офицер сошёл с лошади и отдал честь капитану Грицаю. Тот ответил тем же. Турок передал Грицаю конверт и сказал на хорошем английском языке.

– Вашему командиру…

– Что это? – спросил капитан Грицай.

– Ультиматум, – ответил тот. – Если вы не сдадитесь через полчаса, мы уничтожим вас всех. У нас на подходе артиллерия.

– Бог вам в помощь, – спокойно ответил капитан Грицай. – А у нас на подходе дивизия. Знаете, как у нас на Украине говорят? Не кажи гоп, пока не перепрыгнешь.

Развернулся и неторопливо пошел назад.

Турок посмотрел ему в спину и покачал головой.

Ровно через полчаса, минута в минуту, турецкая конница пошла в атаку. На этот раз основная ее масса, как и предполагал капитан Хомяков, ринулось вдоль рва с явным намерением обойти оборону полка с левого фланга.

Когда неприятельская конница приблизилась на достаточно близкое расстояние из рва по ней открыли дружный огонь застрельщики и сразу нанесли коннице ощутимый урон. Подоспевшая к застрельщикам на помощь гренадерская рота, тоже открыла огонь и заставила турок отказаться от намерения обойти оборону полка с левого фланга. На какое-то время перед всей линией обороны наступило затишье.

– Ну, чего теперь нам ждать? – спросил полковник Баумгартен у капитана Хомякова.

Тот слегка пожал плечами.

– Все будет зависеть от того, кто подойдет первым. Если наша несуществующая дивизия, о которой сказал туркам капитан Грица дело одно. Если их артиллерия…

– Это будет другое дело… Не весело. Усмехнувшись, проронил Баумгартен… – С дивизией Грицай переборщил.

Время тянулось медленно. К полудню заметно потеплело, солдаты оживились и даже стали подшучивать друг над другом. Кто-то из умников предложил даже сбегать в селение за хлебом и молоком. На что ему ответили.

– А зачем тебе хлеб с молоком? Вы, ростовцы, лапшееды.

– Тишина-то какая, – сказал капитан Хомяков. – Даже слышно как шуга по Дунаю идет…

– Вы романтик, капитан, – заметил полковник Баумгартен.

– Я не романтик. Просто я люблю жизнь. И радуюсь тому, что вижу и что слышу. Даже на войне не все уж так безрадостно…

– Смотрите! Кто-то торопится к нам! С левого фланга!

Услышал полковник Баумгартен чей-то голос за своей спиной. Он посмотрел влево и увидел бегущего к ним прапорщика Солодовникова. Оказавшись рядом с полковником Баумгартеном и капитаном Хомяковым, прапорщик Солодовников, с трудом переводя дыхание, выпалил.

– Ваше высокоблагородие, турки уходят!

– Как уходят?.. – не понял полковник Баумгартен. – Куда?

– По дороге на Изворели!..

Полковник Баумгартен с облегчением перекрестился.

– Слава тебе, господи!.. Знать и вправду у страха глаза велики…

– Вы о чём? – не понял полковника Баумгартена капитан Хомяков.

Баумгартен усмехнулся:

– Ну, Грицай пригрозил же туркам дивизией. Иначе, почему они уходят?..

2

Событие, которое произошло под Брачешти, заставило генерала Анрепа принять срочные меры по недопущению распространения действия турок на левом берегу Дуная.

22 декабря он распорядился перевести свой штаб из Крайова в Быйлешти. Здесь же расквартировал три батальона Екатеринбургского пехотного полка, одну конно-пешую батарею, эскадрон гусар и две сотни 38-го донского казачьего полка.

Читати заняли батальоны Тобольского пехотинского полка с шестью легкими орудиями, эскадроном гусар и двумя казачьими сотнями под общим командованием полковника Баумгартена.