
Полная версия
Убью, студент!
Помолчав, товарищ продолжил:
– Надеетесь, что когда-нибудь Вас признают и опубликуют?
Лёня скромно потупил очи.
– Ну, а как нет? Что тогда? Все равно будете марать бумагу? (Поэт кивнул.) А зачем, зачем?
– Для души! – гордо сказал Соломин. – Вам, логикам, это не понять.
– Почему ты назвал меня логиком? – удивился гость.
– Где-то читал, что логика – это адское изобретение.
– Ишь, какие мы грамотные!.. А хочешь, я приоткрою тебе будущее – твоё и твоей великой страны?
– Нет! – испугался Лёня.
– Да не бойся. Я так, слегка, как в тумане. Общие, так сказать, очертания… В этом году умрет твой отец и Брежнев.
Леонид вздрогнул, бес захохотал.
– А дальше… ох… дальше начнется комедия. Место генсека станет, как заколдованное. Не успеет на него сесть очередной претендент, как – вжик! – и он уже в лучшем мире. Три года подряд учреждения будут вывешивать траурные флаги, и по стране прокатятся концерты печальной музыки. Оставшись без головы, испугается страна. Политбюро, наученное горьким опытом, выберет самого здорового и молодого своего члена. На этот раз голова уцелеет, но заболеет тело. И сляжет державное тело в постель, и через какие-нибудь 6 лет прикажет долго жить, распавшись на части. Вместо одного социалистического союза окажется много капстран. Да-да! Россия пойдет путем загнивающего капитализма. С чем боролись, на то и напоролись, ха-ха!
В комнате потемнело; за окном грянул гром, хотя на дворе февраль стоял.
– Идеал равенства и братства заменит свобода действий. Самые ушлые, ловкие, сильные начнут действовать в свою пользу. И разбогатеют так, что испытают умственное затруднение: куда бы еще потратить деньги? Другие же граждане будут рыться в мусорных баках… Комсомольцы, спортсмены и бандиты станут на одно лицо – узколобое лицо гоблина.
Соломину стало страшно, а гость говорил всё вдохновенней, торжественно, как пророк.
– И приидет царство гоблина. Хотя они назовут это демократией, а себя господами. Господа – ха-ха! – с нулевой культурой. И ты почувствуешь классовую ненависть. А ты думал, что классов нет, что их выдумали два немецких бородача-еврея? Классы есть. Правда, не в виде рабочих, крестьян и буржуев, а в образе людей и гоблинов, которые различаются по духовному признаку. И враги народа – это не идеологическая химера хитроумного Сталина. Ты увидишь их, точнее, их политику, льющуюся, прежде всего, с телеэкранов, откуда хлынет такая пошлость и бесвкусица, что в комнате станет нечем дышать.
Лёня в самом деле стал задыхаться и тихо сказал: «Изыди от меня, сатана»! А бес, как будто ничего не услышав, продолжал:
– Теперешний обыватель возмечтал о колбасе, с которой сейчас перебои. Будет ему колбаса. Но уж ничего, кажется, кроме колбасы, не будет. Ни божества, ни вдохновения. Всё завертится вокруг материального, телесного. И станет кушать обыватель свою колбаску, укрепив окно и вход квартиры железными решеткой и дверью из опасения грабежа со стороны не разбогатевших еще гоблинов. И не останется у него друзей, помимо собаки и кошки. Ибо человек человеку при капитализме есть лю, что по-французски значит волк.
Изыди от меня, сатана!
– Ха-ха-ха! А ты превратишься в классического мизантропа – желчного, худого, сутулого, с болотного цвета лицом… Но хочу тебя порадовать: ты напишешь-таки ряд замечательных вещиц, облитых горечью и злостью, поскольку материала вокруг будет предостаточно. Так что в рай не спеши. О чем там писать? Как небожители занимаются любимым трудом и делают друг другу комплименты? Скукота! То ли дело здесь, где ежесекундно разгораются страсти! Правда, часто на пустом месте… Помнишь фразу Мао Цзе Дуна «чем хуже, тем лучше»? Она словно обращена к художникам. Мао Цзе Дун обратился с ней ко всему китайскому народу; значит, все китайцы – люди искусства.
Пока гость отвлекся на свою безупречную логику, Леонид решил перейти в наступление и на ты.
– А как тебя зовут? – вдруг спросил он.
– Рудик, – немного растерялся товарищ.
– Скажи, Рудик, почему ты словно недоволен тем будущим адом, который ты тут нарисовал? Ведь это твоё хозяйство, твоя стихия.
– Скучно с гоблинами, – признался бес, – грубы они и примитивны. А я ангел, хоть и падший. Признаюсь тебе, что мой долг – вытеснять таких, как ты, достаточно тонких и не слишком погрязших в грехе, из этого мира, но я хочу, чтобы ты остался. С тобой по крайней мере поговорить можно.
– Я польщен, – сказал Лёня.
Гость снова подсел к нему и попытался обнять, но Лёня отодвинулся.
Ты мне не снишься, я тебе тоже,
и ничего мы сделать не можем.
Словно чужие стали друг другу,
и между нами – белая вьюга. –
пропело исчадие и спросило: «Кстати, что тебе снится чаще всего»?
– Будто я студент, – сказал эксстудент, – завтра экзамен, а я не готов. Или будто мне, вроде, выдали диплом, ан нет: еще предстоит пройти 5-ый курс.
– Успокойся, теперь тебе будет сниться другое. Будто ты плотник, и никак не можешь достать диплом из-под чайника. – Бес захохотал и снова резко сменил тон на серьезный. – Помнишь, как Федя из кинофильма «Операция Ы» кричит Шурику: «Убью, студент»! Вот так и жизнь кричит всякому молодому человеку. Но жизнь – это не мелкий хулиган вроде Феди, который в общем добродушен и симпатичен; и если она сказала «убью», то убьет непременно, не физически, так духовно; и спустишься ты с облаков на землю, и пойдешь, как многие, этой серой дорогой, не зная, куда и зачем.
Хлопнула дверь, гость исчез. Леонид открыл глаза, он лежал на кровати. Пришла жена с дочкой. Сняв обувь, они появились из-за шифоньера.
– Что с тобой? – спросила Нина, и Соломин увидел в зеркале своё бледно-испуганное лицо.
– Так, ничего, – сказал он, – кошмар приснился.
Он встал и подошел к окну. Копиград и февраль за окном находились. Перспектива была скрыта тьмой и метелью.
2006-2007 гг.
Примечания
1
«Вы говорите по-французски»? «Нет, я не говорю по-французски». (франц.)
2
Черт возьми! (франц.)
3
Комсомольский проспект.
4
Центральный универмаг.
5
Ты знаешь, ты знаешь? (франц.)
6
Пять рублей.
7
Идея (франц.).
8
Ищите любовь на дне стакана (франц.).
9
Небольшая цистерна-прицеп на двух колесах.
10
Герой романа Федора Сологуба «Мелкий бес».
11
Строительно-монтажное управление.