Конфуций и Вэнь

Итак, возвращаясь к Китаю скажем, что путь достижения Дэ одинаков – у Конфуция и у подлинного христианина. Разница заключается в том, что если «духовным другом» для Конфуция был «дух» или «предок» в лице Вэнь-вана или Чжоу-гуна, то для истинного русского христианина таким «другом» становится «дух» в лице Серафима Саровского или Иоанна Кронштадского, или Силуана Афонского. Но после такого периода первоначального духовного становления – обязательно сам Христос. У каждого народа – свои прославленные «предки», но Дэ у всех людей одна и та же.

Право на такое поведение – на роль духовного Патриарха Китая – дало Конфуцию получение им Дэ, а с ним и становление человеком. То есть становление человеком-Вэнь – человеком с «просветленным (или, правильнее, светящимся) сердцем». И отсюда – такая любовь к ритуалу и такая забота о ритуале. Для самого Конфуция именно ритуал – «мать Дэ».

«Дух», «Святой дух»

Несмотря на то, что вопрос благодати мы уже рассмотрели «со всех сторон», мы все-таки должны остановиться на нем более подробно в части «духа». Мы сейчас выяснили для себя, что обе известные нам благодати – как христианская (харис), так и китайская (Дэ) – это, фактически, синонимы другого религиозного понятия, или, если говорить еще осторожнее, – это непосредственное проявление в человеке важнейшего «действующего агента» религиозных текстов – «Духа Святого».

В христианстве аксиомой является заявление, что человек спасается благодатью Духа Святого. Но если мы обратимся к китайской духовности – непосредственно к тексту Лунь юй и надписям на бронзовых сосудах Раннего Чжоу, – то такой вывод тоже не будет вызывать удивление: спасение древнего китайца заключалось в «постижении Дэ» (чжэ Дэ). И для нас сейчас не важно, что Китай не знал ближневосточного понятия «дух» в качестве синонима благодати Дэ, а тот «дух» (шэнь), который знал и знает Китай, не имеет никакого отношения (хотя, на самом деле, имеет прямое) к этому «спасающему» Духу Ближнего Востока.

О чем мы сейчас ведем речь? Мы хотели бы конкретнее определить сущностную природу благодати Дэ, но сделать это возможно только через определения или через уточнение природы самого Духа. Если мы уточним или «расшифруем» для себя природу Духа, поймем Его «геном», – мы сможем более четко ориентироваться и в самой практике спасения, причем, как в харис, так и в Дэ.

Да простят меня боголюбивые евреи, но термин их Священного Писания – ру́ах («дух») имеет, скорее всего, своим первоисточником древние мандейские (назарейские) представления. Исследуя мандейские тексты, которые оказались в сфере внимания европейской науки в первой половине XX-го века, можно объективно предположить, что именно мандеи – возможно, как наследники духовного знания древнего Египта – являлись пионерами и знатоками всего того духовного, что впоследствии вошло в Священное Писание иудеев (включая Шестоднев и – но это уже значительно позднее – основы средневековой Каббалы). И это – несмотря на впечатление кажущейся беспорядочности, «фантазийности» и даже некоторой несерьезности мандейских текстов. Фактически иудеи «оформили в камень» то, что витало в фантазиях мандеев.

Все духовное трудно поддается словесному описанию, отсюда – эти «фантазии» мандеев, призванные «сконденсировать» их духовный опыт. Эти образы изначально были созданы мандеями только для того, чтобы в устной форме разъяснить основы тайного учения назареев – назиру́ту – тем, кто в это учение посвящался, а это были отнюдь не представители простого народа и далеко не все священники. У мандеев священнические должности изначально передавались по наследству – от отца к сыну, – вплоть до 1831 года, когда в результате эпидемии холеры все до одного священники вымерли (заражались от больных при их «крещении» в воде с целью излечения). Возможно и по этой причине тоже – потому что пришедшие на смену священников миряне уже не владели знанием назируты, – мы видим в мандейских текстах некоторую непоследовательность и наличие неоправданных лакун, осознаваемых самими переписчиками текстов.

После появления ислама – когда мусульмане пришли на землю мандеев – мандеям пришлось доказывать, что они, как и иудеи и христиане, относятся к «народу Книги» для того, чтобы избежать насильственной исламизации. К этому времени часть мандейского Писания уже существовала, в том числе в виде древних Гимнов и литургических текстов. Но пришлось фиксировать материал, который до этого сохранялся исключительно в устной форме («тайное знание» всегда передавалось устно). И по этой причине многое в таких текстах было намеренно затемнено и превращено в кажущуюся «абракадабру» для тех посторонних, которые могли бы случайно завладеть этими текстами. Более сокровенных (а в действительности – «откровенных») духовных текстов, чем у мандеев, в мире не существует. Можно вполне обоснованно предположить, что изначально именно мандеи, как патриархи в духовных вопросах, считались законным «старшим братом» иудеев.

Итак, мы начали говорить о «духе». И у мандеев, и у иудеев слово «дух» (манд. ру́ха, евр. ру́ах) – а оба эти языка относятся к семитской группе – является существительным женского рода. Грамматического среднего рода в этих языках, как и в древнеегипетском, не было. При этом любому здравомыслящему человеку понятно, что такой «женский» грамматический род, в отличие от рода «мужского», даже на нашем подсознательном уровне неразрывно связан с реальным пониманием того факта, что в отличие от мужчины есть женщина. Следует отметить, что если в еврейском Писании представление о руах не развито и сводится, как правило, к роли или проявлению «женской сизигии» иудейского Бога Яхве, или к тому «духу», который является сокровенной основой всякого человека, то у мандеев все это выглядит значительно сложнее. Интересно также то, что подлинный смысл мандейской назируты во многом проясняется евангельской проповедью Христа.

Все то многообразие, с которым в Евангелиях обыгрывается слово «дух» (пне́вма), свидетельствует именно о мандейском характере представлений Христа о «духе», но не об иудейском. Широко известные слова Христа из Нагорной проповеди – «блаженны нищие духом» – могут быть правильно поняты только исходя из мандейских представлений. Они означают, что блажен, т. е. богоравен, тот мужчина, в котором уже отсутствует эта «женская» ру́ха, – блажен тот, кто этой ру́хой «нищ».

Обратим внимание читателя и на тот важный факт, что Нагорная проповедь адресована мужчинам, а не женщинам, т. к. в древнегреческом языке, в отличие от русского, то множественное число, которое мы видим в словах «блаженны нищие» (мака́риой хой птохой) имеет грамматический мужской род. И артикль хой, и окончания множественного числа на – ой, – это показатели мужского рода. То есть, Иисус заявляет, что блажен тот мужчина, который полностью «вытравил» из себя женскую руху, – ту самую, которая, по мандейским представлениям, присутствует от рождения в каждом человеке. Иудей подобное сказать никогда бы не смог, т. к. для него это равносильно святотатству.

Анализируя евангельское слово «дух» (пне́вма), мы, с другой стороны, видим, что Иисус «узнаёт [Своим] духом» то, что думают Его собеседники, т. е. способен читать мысли другого человека. Но при этом в евангельском тексте также присутствует «дух нечистый», «дух немой», «дух Святой», «дух Бога». А также оказывается, что можно быть «в силе Духа», «исполниться Духом Святым», «возрадоваться духом», но и «быть возведенным Духом (не своим) в пустыню для искушения от Диавола», и даже послать апостолам «духа-Утешителя» вместо себя, земного. Все это – от начала и до конца – основано на мандейских представлениях о Рухе. Это особый разговор – весь этот разбор «проявлений духа» в Евангелиях, и он напрямую связан с реальным духовным ростом человека. Мы серьезно отвлекаться на рассмотрение этого вопроса сейчас не имеем права.

Мандеи ненавидели иудейскую Руху (а то, что эта Руха у них самих и у иудеев одна и та же, – в этом они не сомневались), но при этом они признавали всю ее женскую красоту, обаяние, обольстительность, божественную силу и величие. Для мандеев именно «женская» Руха была главным невидимым действующим лицом, помощницей и «силой» их врагов – иудеев, а не тот «мужской» Бог Адо́на («господин»), как они именовали иудейского Бога Яхве.

Здесь следует отметить, что после того, как иудеи изгнали из Иерусалима всех мандеев (ранее два эти народа мирно проживали в одном месте) и даже убили многих мандейских священников, они стали для мандеев «заклятыми врагами». Этот кровавый эпизод произошел, судя по всему, сразу после того, как состоялась проповедь исторического Иисуса, и очень вероятно то, что именно она явилась подлинным «яблоком раздора» для этих народов. Противоречивые сведения о приходе в Иерусалим, с одной стороны, духовного спасителя мандеев – Ано́ша у́тра, «Сына человеческого», и, с другой, иудейского Машиаха имеются как в Писании мандеев («Гинза Рба», «Книга Иоанна»), так и в еврейском тексте «Тольдот Иешуа» и в Талмуде.

Итак, после длительного особенного поведения человека – поведения, которое предпринимает мужчина-священник на протяжении всей своей жизни – эта общая для всех людей Руха (мандеи ее персонифицируют в виде прекрасной женщины) может быть индивидуально преобразована в Руху-д-Ку́дша – Ру́ху Святую (это и есть евангельский «Дух Святой» в буквальном переводе), которая в этом случае становится уже всецело благой и спасительной (именно от нее – Дэ и харис). Это как раз и есть тот «Дух Бога» (евр. Руах Элохим), который(ую) мы видим в первом стихе Шестоднева, и которую еврейские богословы традиционно воспринимают, причем, совершенно неправильно, как «Дух Яхве».

Такой подвиг человека имеет название «обрезание [нижней части] Духа» (см. Евангелие от Фомы, 58/53, или, буквально, «обрезание Истине в Духе»), а также, «обрезание сердца». Эту терминологию Иисус использует как бы «в пику» иудейскому обряду обрезания крайней плоти. Напомним читателю, что этот обряд обрезания – это изначально древнеегипетский обряд. Мандеями он отрицался. Мандеи относились к человеку и к человеческому телу как к «микрокосму», – святому Божьему Творению, созданному «по подобию» тайного Адама Каси́а («Первого Адама»), макрокосма. И именно по этой причине они боготворили в человеке всё, в том числе половой акт и все естественные физиологические функции нашего организма – все это было «по подобию». По этой причине они были категорическими противниками иудейского обрезания, как идущего от «предания старцев». Любой дефект человека в половой сфере – врожденный или приобретенный – исключал для мандея возможность быть священником.

Все эти мандейские положения наглядно иллюстрируются евангельским текстом. Так, у евангелиста Фомы Иисус осуждает иудейское обрезание (а значит, Сам обрезан не был). На вопрос учеников: «Полезно или нет обрезание», Он отвечает (Фома 58/53): «Если бы оно было полезно, их отец породил бы их (т. е. иудеев – Г. Б.) из их матери обрезанными». Отметим для читателя, незнакомого с этим текстом: Евангелие от Фомы наполовину состоит из тех же самых высказываний Иисуса, которые нам известны по каноническим Евангелиям, и судя по его архаике, именно оно было первично, а не Евангелия канонические. И именно это Евангелие не подверглось исправлениям со стороны Церкви, т. к. тысячелетия пролежало в египетских песках и было найдено только в 1946 году. Все то, что мы читаем в первых главах у евангелиста Луки, и что противоречит заявлению Иисуса об «обрезании» в тексте Евангелия от Фомы, – это уже достаточно поздние интерполяции (вставные эпизоды), введенные Церковью с богословскими целями, что научно доказано при рассмотрении римского «дела Маркиона».

У евангелиста Матфея (Мф. 15:17) – а это уже канонический текст – Иисус без какого-либо стестнения говорит ученикам о «заднем проходе», «анусе» (гр. афедро́н), через который «выбрасывается всякая (отработанная организмом) пища», и это – исключительно мандейский подход к «пищеварительным процессам» нашего организма. Здесь же Он использует стандартное мандейское сравнение – «насаждение» в смысле «дети Отца Света»: «Всякое насаждение, которое не посадил Отец Мой Небесный, будет искоренено». Но и моча для любого мандея – это тоже «святое», т. к. создано Богом. И в Евангелии от Иоанна существует параллель с мандейским использованием этого слова в качестве почетного сравнения: «…из чрева его потекут реки воды живой». Причем, само выражение «вода живая» – это тоже важнейшее мандейское понятие, означающее воду крестильную, проточную воду любой реки – «Иордана», в противоположность «воде отрубленной», т. е. стоячей, как было у иудеев в первоначальной микве).

Отправной точкой всех мандейских рассуждений о спасении является представление о том, что подлинной сокровенной сущностью любого мужчины является ниши́мта («душа» или «частица Света»). И это несмотря на то, что мужчина, как и женщина, рождается и с женской «рухой». В отличие от мужчины, женщина такой «частицы Света» в себе не несет: любая женщина – это руха («дух») «в чистом виде». Причем, и у мужчины, и у женщины эта «первоначальная» руха всегда «плохая», если оценивать это с точки зрения мандея. Как пишет выдающаяся исследовательница и переводчица мандейских текстов, Е. С. Дровер, «Ruha олицетворяет ту часть человеческого характера, которая любит легкомыслие, пляски, песни и вожделение плоти. Если человек стал священником, он должен совлечь с себя Матерь и “облачиться в Отца”» («Мандеи: история, литература, религия», СПб.: «Летний сад; «Журнал “Нева”»; 2002, стр.265). Это означает, что любой мандей, возведенный в священнический сан, начинает практиковать ту технику «стяжания Духа», которую не практикует мирянин.

И все же пусть все наши «западные» женщины, которые читают подобные строки, не торопятся осуждать мандеев, – у «мандейского женского» своя особая, причем очень важная, роль в общем спасении человека. Итак, еще раз повторим главное: изначально «плохая» руха присутствует в каждом без исключения человеке – и в мужчине, и в женщине, – но при этом в женщине нишимты нет. Однако «работать» со своей рухой может индивидуально как мужчина, так и женщина. И всякая такая успешная «индивидуальная работа» завершается одним и тем же – достижением «райских обителей». Путь Конфуция – это тот же самый путь «обрезания» Духа: сознательное вытеснение (обрезание) «нижних ду́хов», гнездящихся в нашем человеческом сердце, духами верхними – «духами верха».

По мандейским представлениям мужчина, сам по себе, спастись из этого «мира Тьмы» (т. е. того мира, в котором все мы живем и который, по мнению мандеев, вполне устраивает иудеев, т. к. это и есть «мир Рухи») не может ни при каких обстоятельствах. И только по этой причине мандеи никогда не признавали монашество, аскетизм и безбрачие. В евангельской проповеди Христа это находит прямое подтверждение: в тексте канонических Евангелий (но и в Евангелии от Фомы и от Филиппа) нет ни одного высказывания Христа в защиту монашества. Рассуждать о монашестве рассматривая Учение Христа – это значит не понимать ничего во всей Его проповеди. Любое традиционное «монашество – это духовный уровень Рая, не выше.

Те евангельские «скопцы», о которых говорит Иисус своим ученикам в главе 19 от Матфея (именно этот эпизод приводится, как правило, в качестве единственного и главного аргумента в защиту монашества) – это вовсе не призыв к «монашеству», а абсолютный запрет на прелюбодеяние (то есть, даже после смерти жены). И когда Иисус заявляет о том, что Его последователь должен «оставить всё» (Мф. 19:29), если он хочет следовать по Его пути, то в перечене этого «всего» жена не фигурирует. Это доказано на основании исследования древних рукописей Евангелия и уже давно вошло в научно издаваемый текст Нового Завета (Нестле-Аланд). То есть «жену» в этот евангельский перечень Христа об «оставлении всего» добавила Церковь, которая выбрала для себя монашеский путь.

Итак, если назарей сумеет сделать себе «обрезание сердца» (или Духа), т. е. как-то изменить свою собственную «плохую руху» (полностью ее «уничтожить», а остаток преобразовать в Руха-д-Кудша), в таком случае у него появляется шанс спасти свою душу-нишимту. Сказать так, что для этого требуется «обуздать» свою руху, было бы не совсем правильно, потому что всякое «обуздание» – это насилие над собой. Подлинный назарей – это не «мученик», а оптимист: он просто не интересуется всем тем «земным», что так необходимо, так насущно и так приятно для современного человека. У него – совершенно другие цели, другой внутренний мир, причем, очень богатый, и совершенно другие «наслаждения».

Но одного этого – «стать нищим духом» – назарею еще недостаточно. Спасение возможно только одним единственным способом: его очищенная от плоти «частица Света» может уйти или «улететь» из этого мира «плохой Рухи» в «мир Света» только в том случае, если в качестве «инструмента» для такого полета будет использован собственный «летательный аппарат» мира Яхве. Нишимта сможет навсегда покинуть (здесь мы уже вполне четко обнаруживаем знание мандеями и Иисусом египетско-индийского закона «сансары») мир Принципа Яхве только на «крыльях рухи» своей жены.

И, судя по всему, именно в этом заключается принципиальное отличие в спасении назарея (если следовать логике проповеди Христа) от спасения любого простого мандея и даже мандейского священника. Для этих последних необходимо проведение после их смерти особого сложного ритуала-богослужения под названием маси́кта (сопровождение души умершего в «Царство Света»), в то время как для подлинного ученика Христа главное – не ритуал.

Этот сложный ритуал маси́кта (а также ритуал многократного погружения в воду, «крещение» – масбу́та) мандеи называют словом ра́за – «мистерия». Наше церковное слово «Таинство» идет именно от такого мандейского понимания слова «мистерия». Фактически, это некое священное «действо» или «священный ритуал» в виде религиозного «театрального представления». В то время как «мистерия» у евангельского Христа – это аналог Элевсинским мистериям греков, т. е. это некий личный духовный опыт конкретного человека. Назарей, который следует по пути спасения предложенном Христом, руководствуется в этом своем пути не ритуалом, а собственным духовным опытом-знанием. Но и у Конфуция тоже не ритуал, в конечном счете, был главным, а собственный духовный опыт (в виде Дэ, «просветления сердца» и «открывшегося Неба»). Ритуал – это только тот «рычаг», с помощью которого Конфуций «опрокидывает Земной шар».

Если вернуться к упомянутым выше «крыльям рухи», то это означает, что жена назарея должна настолько почитать, любить (и даже боготворить) своего мужа, чтобы согласиться «отдать всю себя» (руху) – пожертвовать своей изначальной «женской» сущностью – в качестве «средства спасения» ее мужа. Для этого ей тоже следует строго соблюдать ритуальные (нравственные) предписания в течение всей жизни, и при этом быть «женой одного мужа» от своего рождения. Именно таким «мандейским» пониманием роли женщины в спасении объясняются последние слова Иисуса из коптского Евангелия от Фомы. На заявление Петра о том, что ученица Мария должна от них уйти, т. к. «женщины не достойны жизни», Иисус ему отвечает: «Смотрите, я поведу ее, чтобы сделать ее мужчиной, чтобы она тоже стала духом живым (т. е. Духом Святым, в противоположность «Духу мертвому», обычной рухе – Г. Б.), подобно вам, мужчинам. Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в Царствие Небесное».

То есть такая женщина тоже навсегда выйдет из круга перерождений, т. к. ее руха нераздельно сольется с нишимтой мужа и уже никто из архонтов этого мира не сможет отделить в новом Адаме «мужское» от «женского». Такая андрогенная супружеская пара навсегда «связана» друг с другом, она становится «нейтральной», т. е. «невидимой» для мира Яхве (Принципа Яхве), который представляет собой бесконечное умножение пар противоположностей: мужское-женское, свет-тьма, жизнь-смерть и т. д.

О том, что Иисус признавал египетский закон повторных возвращений «души» на землю после Рая или Ада (т. е. закон реинкарнации), свидетельствуют Его евангельские высказывания, в том числе канонические (напр., «Я разрушу этот дом…»). Если же мы встанем на точку зрения Церкви, заявляющей о том, что человек живет на земле только один раз, и что именно в этой своей жизни он должен использовать свой единственный шанс на спасение, в таком случае Христа следует обвинить в «расистском» отношении ко всем остальным, «внешним», кроме избранных Им учеников.

А именно: по каким критериям, например, Он отбирал себе «учеников-любимчиков» (так в этом случае следует оценивать отбор Им учеников-апостолов)? Почему все остальные слушатели оказались людьми «второго сорта», которые «слушают и не слышат»? И кто, в таком случае, «закрыл» им глаза» и «заткнул уши»? И почему Сам Иисус им эти глаза не был в состоянии «открыть» Своей проповедью? Не хотел? Или не мог? Почему, в таком случае, Он в этом не призна́ется открыто, а обвиняет «не видящих» в том, что они «слепы»? Но ведь, по словам самого Христа, и ученики Его тоже «бестолковы» (евангельская цитата), и тем не менее им почему-то «дано познать мистерию Царства Небесного», а другим, «внешним», – нет. Откуда подобная несправедливость? Если ребенок родился в семье алкоголиков, проституток и воров, значит, – и это понятно любому – он изначально имеет гораздо меньше шансов на «спасение», чем, например, сын, родившийся в семье мандейского священника. Но разве сам ребенок в этом виноват? А если, как заявляет Церковь, даже такого ребенка может спасти «Божий Промысел», значит, следует признать, что и сам этот Промысел тоже «коррумпирован» (как и «Христос»): кого-то он спасает, а кого-то – нет.

Или Церковь должна будет открыто признать этот закон «сансары» в Учении Христа, или такого «Христа» следует «стащить» с того духовного пьедестала, на который его вознесла Церковь. Но в этом случае от назарея-Христа уже ничего не останется: останется только юродивый иудей-Машиах, плачевная человеческая судьба которого бесспорно заслуживает всяческого сострадания, но не более того. Как Учитель спасения такой человек, выражаясь мандейским языком, уже «не соль» – она уже «ни на что не годна, и ее следует выбросить вон».

Да, Иисус налагал строгий запрет на прелюбодеяние. Но это свидетельствует только о том, что по Его знанию мужчина и женщина равны, как отдельные сотворенные Богом Яхве «особи» (мужчину и женщину сотворил именно Яхве, а Элохим – «мужское и женское» в едином Адаме Шестоднева). По представлениям Христа полноправное имя «человек» – это только на двоих, и только мужское-женское «в пропорции 1:1» в состоянии обеспечить такому общему человеку спасение. И именно это будет означать окончательный уход этой бывшей «связанной» земной пары из нашего «мира-инкубатора». И именно такая «пропорция» – один мужчина, одна женщина – это единственный способ «войти в Царствие» не только для женщины, но и для самого мужчины. Сексуальное единение между мужчиной и женщиной – это высший духовный акт, а «оплодотворение» является только «вторичным признаком» такой происшедшей невидимой связи между ними. Поэтому девственность – это для «браков» святое.

Как пишет в своей книге Е. С. Дровер (там же, стр. 248), в мандейских текстах («Гинза» и «Книга Иоанна») Иисус «представлен как извративший учение назареев». Из этого логически вытекает, что Он, по мнению мандеев, был не только потомственным мандейским священником, но и знал тайное учение назируты, т. е. был назареем. Как показал в своих лингвистических исследованиях Р. Мацух (там же, стр. 47), «имя назарей, присвоенное Иисусу (в евангельском тексте – Г. Б.), не может быть возведено ни к имени “Назарет”, то есть к названию города Иисуса (Матф. 2.23), ни к имени neser – “побег, росток, отпрыск, потомок” (Jesaja II, 1), на которые ссылается евангелист». А значит, автор Евангелия прекрасно знал, что Иисус – это не иудей, а пришедший от назареев Учитель, но все же немного слукавил, создавая свое «художественное произведение» для евреев. Если мы уподобим количество мандейских аллюзий, которые присутствуют в евангельском тексте, «дыркам в сыре», а весь остальной канонический текст – самому «сыру», в таком случае «сыра» не останется вовсе: весь евангельский текст превратится в одну «большую мандейскую дырку». За исключением, конечно, цитат из еврейского Писания: к тем главным цитатам, которые идут от самого Иисуса, автор-иудей добавил немало своих.