Полная версия
Ангел обыкновенный
– Я должен уехать по делам.
– Далече?
– В больничку Константина.
– Когда вернешься?
– Наверно до морковкиной заговни приеду.
– А мне что делать?
– Тебе ж сказали – спать и ягоду кушать, – Михаэль виновато посмотрел на меня. – Я бы остался…
– К полудню Этель приедет меня навестить, так что езжай куда надо и не беспокойся.
– А чего это старуха сюда повадилась?
– Она мне про мироустройство объясняет, – я потрепала его по жестким волосам. – Кто-то же должен, ведь тебе некогда со мной разговаривать. Можно я не буду с Константином прощаться?
Дракон уехал часов в десять утра, а в самый солнцепёк появилась Этель. В простом ситцевом платье без украшений она казалась худенькой, тоненькой и бледненькой, как травинка, высушенная между страниц книги.
– Не пугайся, милая, моего внешнего вида. Я почти готова к Павороти, и если я на неё решусь, то не хотелось бы бряцать браслетами в Межмерности.
– Сегодня?!
– Мало того – у тебя дома.
– Здесь?!
– Больше негде. Этот дом стоит уединенно, и к тому же ты не представляешь, как испугается Эстер, если увидит Павороть.
– Я тоже испугаюсь!!!
Видимо, входную дверь я не заперла, потому что в гостиную быстро вошел продавец из букинистической лавочки и подмигнул мне, как всегда широко улыбаясь. Я совсем растерялась.
– Вы за книгой?
– Нет, я за Этель, – парень засмеялся, излучая невероятный внутренний свет.
– Это мой Дракон Стожар, – пояснила Этель. – Когда он сражается, то извергает пламя. Поэтому имя такое нарицательное.
– Это многое объясняет…
Спутник Этель заглянул мне в глаза всей Явью:
– Серафим по вам скучал.
– ….?
– Вы не знаете настоящее имя своего Дракона?! Оно не очень соответствует его способностям, потому что Серафим испускает молнии, а имя означает – «огненный, пламенный». Ваш Дракон располагается в иерархии чуть выше, чем я, хотя если подумать, ну что такое – иметь на один палец больше!
Этель объяснила:
– У Драконов есть понятие об императорском драконе с пятью пальцами на лапах.
– Да, и Серафим по этому поводу имеет сильно развитое чувство собственного достоинства.
– Зато ты, мой Ангел, самый добрый на свете Дракон.
Стожар обнял меня и Этель обеими руками, и на несколько секунд впустил нас в своё внутреннее пространство. Там полыхало всеми оттенками слюды золотистого и рдяного отлива, было тепло, почти горячо и ещё как-то мудро и справедливо.
– А где Серафим?
– Уехал с утра. Сказал, что есть неотложное дело.
– Вот незадача, думал, что он подержит периметр, пока я Павороть разворачиваю. Ещё хотел ведь кинуть ему эту мысль, кажется, даже послал, но, видно, его дела важней. Ладно, справимся и сами, – Стожар повернулся к Этель и строго спросил. – Мы же справимся?!
У старушки подкосились ноги. Она даже не села на диван, а стекла на него.
– И всё-таки, мне не понятно, почему нельзя взять нас обеих, – Этель, видимо, продолжала давно начатый разговор.
Стожар терпеливо объяснил:
– У Эстер есть свой Дракон, который о ней позаботиться. Я отвечаю только за тебя.
– А я отвечаю за свою сестру. У неё тараканы в голове, и кроме меня никто не знает, о чём они думают.
– Вот поэтому, нет никакого шанса, что её Заглавень затребует Эстер в рамках нынешней жизни. Скорее всего, она тихо доживет свой век в Ландракаре, в окружении добрых соседей.
Эстер разгладила платье на коленях и призналась:
– Мне так тяжело с ней расставаться!
– Представь, что твой Заглавень столь же сильно нуждается в тебе, как и Эстер. Просто твое Главное воплощение собирает себя чуть быстрее, чем её.
– Но мы же можем подождать, пока ей не начнут сниться сны? – почти умоляюще попросила Этель.
Веснушки Стожара вспыхнули ярко-оранжевым:
– Хорошо, подождем. Пусть меня схватят драконоборцы.
Пока в комнате висело напряженное молчание, я осторожно спросила:
– Кто такие драконоборцы?
– Те, кто прогнали своего Дракона или убили его сами.
Реакция Этель на последние слова нас удивила.
– Хорошо! Сделаем это сегодня! Ура! – Этель сжала кулачки, и некоторое время поддерживала сама себя в принятом решении, потряхивая ими перед невидимым противником. Она выглядела очень забавно, но мы со Стожаром не смели улыбнуться. Рассмеялись, лишь, когда Этель воскликнула: «Полетим напрямки!».
Не у меня одной были проблемы. Грустная и усталая сестра призналась по дороге в сад: «На работе какой-то филиал Ада. Еле дотянула до конца недели. Но, когда я вспоминала, что мы сегодня встретимся, то на душе становилось хорошо».
Стоило Кире войти в калитку садового участка, как настроение её начало стремительно улучшаться. У сестры есть ярко выраженный дар: в её руках оживает любой корешок, цветы растут рясные и довольные. Двенадцать соток земли она, невзирая на дожди, зной и москитов пропускает через свои руки – рыхлит почву, выбирает камушки, потом сажает растения, разговаривая с ними. Обычно люди занимаются цветами, если у них остается время после грядок с помидорами. Кира же разводит помидоры, если у неё переделана вся работа с десятками видов редких растений.
На саду от меня никакого выхлопа. Я не разделяю страсть сестры к садоводству, плохо переношу лишения, поэтому бываю здесь всего пару раз за лето. Один из этих случаев обычно выпадает на открытие или закрытие дачного сезона. К этому событию покупается вино. Кира предпочитает сухое красное. Теоретически оно должно сочетаться с баклажанами. Я их сначала запекла, а потом потушила с луком и морковью. Рагу получилось фиолетово-коричневого цвета. Прямо на сковороде, прежде чем переложить в контейнер, я разделила его на две равные порции. Когда сын поднял крышку со сковороды, то задумался, а потом спросил: «Это точно съедобно? Похоже на лёгкие курильщика».
Холодный ветер шуршал сухой травой, что осталась с прошлого года между плитками дорожки, петляющей между посадками до самого пруда. Поеживаясь и морщась от вина, я спросила у сестры:
– Хоть вкусно получилось?
– Конечно. Всё по фэн-шую.
Мы сделали круг по саду, мимо дуба, кедров, голубой ели, сирени, яблонь, сосны и десятка самых разнообразных кустарников. Всё это древесное изобилие было чуть выше меня, но уже проглядывались красивые ландшафтные решения и многообразие оттенков зеленого. И только когда мы по локоть перепачкались землей, ползая на коленках и пересаживая цветы с места на место, я завела с Кирой разговор про свою поездку в Питер.
Она даже не сразу поверила, что такое количество счастливых совпадений вообще возможно: записка Фимы, которую я нашла в маминых бумагах, моя командировка, тот факт, что жилье, которое нам выгадала Аня, оказалась квартирой наших прабабок, землячество с Савелием, и, наконец, коробка, найденная спустя десятилетия на антресоли.
– Несколько лет назад мне снилась та питерская квартира.
– Я тоже видела во сне свои прежние жизни. Все они были очень тяжелыми, тёмными, и нынешнее воплощение, пожалуй, самое светлое и удачное из всех. Про Кору и Фиму, думаю, всё правда. Насколько я помню, характер у меня был очень своенравный, я тогда в идеалы верила. Была красивой девушкой, но чтобы соответствовать духу тех времён, сознательно, при хорошем зрении, носила очки, чем, наверное, притянула близорукость в этом воплощении. Мы друг друга совсем не понимали. А ещё, как сейчас, вижу тот день, когда ты уходила из нашего дома.
– Наверно оттуда потянулось мое двадцатилетнее мытарство по общежитиям, словно я не разрешала себе роскошь иметь квартиру.
Я дала Кире прочитать письмо Фимы к Петеньке. Она в нём никакого романтизма не углядела, назвав стилистику послания «бредом юной гимназистки». Ну, любила Фима, ну не призналась в этом Петеньке, пожалела потом, да, рассталась они – и что с того?! В чём смысл переживаний?! Эта история не в первый раз приключилась. Для каждого второго человека это типичнейшая ситуация. Серафима просто слишком серьезно относилась к жизни и боялась её.
– Прям как я.
– Ты одна не потому, что никому не нужна, а потому что тебе не всё равно кто рядом с тобой.
Я горько вздохнула:
– И это правда. Последний поклонник прислал мне поздравление на День независимости: «С праздником, независимая моя».
Стожар терпеливо объяснил мне механику процесса:
– Когда я запущу Павороть, начнется что-то похожее на непогоду, потому что вблизи центра портала повыситься напряженность магнитного поля.
– Павороть открывают только в определенном месте?
– Разорвать реальность можно везде.
– А меня может в неё затянуть?
– Нет, портал будет открыт только для Этель.
– А что станет с её телом?
– Оно останется в Межмерности, а душа вернется к Главному воплощению.
– Оно умрет?!
– Поменяет статус.
– Значит умрёт.
Стожар вздохнул:
– Поговори со своим Драконом, ладно. Мне, честно сказать, Этель хватило.
Тут я поняла, что по-настоящему боюсь предстоящего события:
– Постараюсь держать свои нервы железными, – нечаянно сказала я вслух.
Дракон Этель рассмеялся:
– Они должны быть резиновыми! При разворачивании Павороти происходит встряска ближайших к ней Мерностей. Ты увидишь много пугающего. В её устье водятся морухи – призраки умерших Драконов.
Когда Стожару пришло время обращаться, мы с Этель вышли на лужайку перед домом. Её платье и волосы отдавали памятным мне запахом герани.
И тут меня осенило:
– Стожар был там, в вашем доме, когда я в первый раз пришла к вам вместе с Михаэлем!
– Был, – просто ответила Этель.
– Но почему тогда ваш Дракон не узнал моего?
– К тому времени, как вы с Михаэлем пришли, Стожар уже улетел. От него в доме остался только запах парализующего газа, которым пропитана вся его чешуя.
С заднего двора на лужайку выполз Дракон. Двигался он волнообразно, почти незаметными движениями перетекая с места на место, отчего был похож на змия. Стожар широко раскрыл пламенный зев в сторону поля и, словно пробуя свою силу, дыхнул смагой – жаром с голубой сердцевиной и красной оболочкой в виде конуса. Чешуя Стожара была тёмно-желтого цвета с золотыми пятнами поталей. Словно прочитав мои мысли, Этель повернулась ко мне и сказала:
– Он молодой Дракон. Пятна становятся больше, когда дракон растет. Потом он станет полностью золотым.
Стожар плавно скользнул на открытый участок холма, туда, где не было деревьев, и вертикально, золотой стрелой, взмыл в резко потемневшие небеса.
– А где же крылья?! – воскликнула я завороженно.
– Стожар левитирует.
Дракон неистово кружил над нашими головами по сложной траектории, и это его скольжение будоражило небеса, словно он смешивал разнообразные энергии в один воронкообразный сгусток. Хмара, наводимая им, спускалась сверху не просто тучей, а целым фронтом. Это было похоже на гигантский чайный гриб, висящий в небе. Та же слоистость, дрожание по краям, плотность в одном месте и расслабленность в другом. Энергетический сгусток скользил вниз со скоростью шквального ветра, и земля там, где её накрывало грозовым фронтом, из дня сразу падала в ночь. Кое-где хмара цеплялась пузом за кроны деревьев и рвалась в этих местах гремучими всполохами. Когда же она встала точно над нашими головами, то мы увидели, что внутри она ослепительно белая из-за шевелящихся в её нутре молний, а по краям – чёрная – от распирающей её яростной силы.
Пока мы, как завороженные, смотрели на разворачивание устья Павороти, вокруг нас сформировался необычный туман. Он был броный, непрозрачный, словно темь обернулась своей изнанкой. Глаза мне слепили звучно лопающиеся огненные шары. Шума было много. Когда заголосили морухи, я даже присела на корточки. Сами морухи тоже не были лапушками. Над нами летали скелеты драконов с полупрозрачными, обремханными по краям крыльями. Морухи по привычке щерили зубастые пасти, пытаясь создать внутри себя огонь. Было видно, как движутся их острые ребра и изгибаются позвоночники в попытке запустить внутреннюю алхимию. Призраки, запертые между уровнями реальности, спускались на рваных крыльях всё ниже и ниже к земле, пока не приземлились совсем рядом, подняв облако вырванной их когтями земли и травы. Им даже сотресь была нипочем, хотя земля вибрировала с такой силой, что было трудно устоять на ногах.
Одна из нежитей сразу заприметила меня. Натужно волоча костлявый хвост, цепляясь позвонками за камни и траву, вся эта груда костей неумолимо приближалась ко мне. В черепе морухи торчал обломок арбалетной стрелы – так, иголка, по сравнению с самим драконом, но видимо именно эта стрела была причиной драконьей погибели. В тот момент, когда моруха открыла пасть, выворачивая челюсть на змеиный манер, видимо, чтобы сглотнуть меня целиком, не жуя, что-то сильное схватило её сзади и оттащило прочь. Моруха заскулила, но Стожар крепко держал её за хребет. Одновременно он мощным ударом хвоста раскрошил половину черепа дракону со стрелой, а потом со всей могучи швырнул моруху о земь, слегка поднявшись для этого в воздух. Та рассыпалась на позвонки, хрящики, ребрышки, мелкие и крупные косточки, обрывки крыльев, покрывшие на несколько метров выдранный дерн. Стожар огласил окрестности победным рыком и опалил останки морухи порцией жаркого пламени.
Я вздохнула было с облегчением, пока не увидела, что один из позвонков морухи отлетел ближе всех в моем направлении. Он не просто лежал себе тихонечко на траве, он перекатывался к моей ладони с явным намерением сотворить что-то недоброе. Косточке оставалось всего несколько сантиметров до моей руки, как Павороть начала разворачиваться по направлению к одной только мерности. Морухи вскинулись и стаей потянулись назад в устье. В конце их косяка, собираясь на лету из своих же костяных деталек, мотыляла разбитая Стожаром моруха. За ней тянулся след ещё не вставших на место позвонков.
В портале, наконец, открылся чистый проход. Я увидела себя на краю спиралевидной галактики Млечный Путь, вращающейся как цевочное колесо. Открывшийся проход вел прямо к Завыбели – голубой жемчужине в центре паутинки миров. Я видела те Мерности, с которыми была связана Завыбель, те места, где одновременно существовали все Иверени и Сколки каждого Заглавня.
Туманный столб с Этель внутри стал отрываться от земли.
Я рыдала некрасиво, истерично, с соплями и потоками горьких слёз. Я подвывала не хуже морух от тотального, беспросветного одиночества, оплакивала Этель и свою нескладную, по сути, несостоявшуюся жизнь. Я пыталась через пелену слёз не отпустить взглядом поток, уносящий Этель в небо…, потом поняла, что смотрю завороженно не на исчезающий туман, а на танец Драконов: синего и золотого. Сердце мое при виде синего Дракона возликовало, оно его узнало! Два прекрасных существа, планируя, сделали приветственный круг, держась рядом друг с другом, а потом Стожар начал исчезать в захлопывающейся Павороти, а индиговый Дракон скользнул вниз, ко мне.
И я хотела побежать к нему, но в этот момент меня развернуло в сторону складывающегося дома и стало затягивать в глубокую воронку. Туда, в черный провал уже унесло две стены и почти всю крышу. Я скатывалась вниз вместе с камнями, землей, черепицей, мебелью, и не представляла себе, насколько долгим будет падение. Уже на краю разверстого провала моя нога уперлась в вывороченную половую доску, а сверху, с крыла, потянулся лаковый коготь, за который я ухватилась обеими руками. Пока Дракон нес меня краем воронки, я глаз не могла оторвать от его чешуи, переливающейся голубым на брюхе и глубоким индиго на спине и крыльях.
Уже на земле Серафим чуть склонил передо мной свою голову с большими шипастыми ушами. Рог на его морде, создающий молнии, потрескивал и искрился. Я чувствовала себя неловко: хотелось его обнять, да рук хватило бы только на самую узкую часть драконьей шеи. Пришлось просто приветственно помахать ладонью…, в общем, вышло не очень.
Прямо на краю глубокой воронки стоял заваленный обломками диван. Меня нервно трясло, хотелось согреться, поэтому я разгребла осколки кирпича, выудила плед с дивана и встряхнула им, взметнув облако коричневой пыли. В этот момент за моей спиной началось обращение…
Непослушными руками я обернула одеяло вокруг нагой человеческой формы моего дорогого Дракона.
– Я так скучал! – не в силах превозмочь душевную боль, Куратор зажмурился. Я поцеловала его висок в тот самый момент, когда сквозь сомкнутые веки, по морщинкам возле глаз выскользнула слеза и потекла по щеке.
Я любила его безмерной и безусловной любовью, я могла умереть за своего Дракона.
Марусю по типажу я обозначила сразу. Этот тип женщин, столь распространенный во времена моего детства и юности, сейчас встречается очень редко. У таких женщин миловидная внешность, без особых выделяющихся черт, поэтому их лицам бывает трудно дать какое-либо описание. Кожа смуглая, глаза темные, волосы каштановые, рост средний, фигура стройная. Независимо от возраста, всегда есть прямая челка и коса до пояса, которую они сохраняют, даже когда седеют. Они не красят волосы, ресницы и губы. Носят удобную и качественную одежду, всегда приталенную и никогда выше колен.
Но даже не внешний стиль собирает этих женщин в определенную группу. Все они молчаливы, уверены в себе и знают, как надо жить. Что сформировало в них такую незаменимую комбинацию, которая притягивает мужчин как магнитом? Может быть, совокупность хороших генов, спокойное детство и интеллигентность родителей. Да, обязательно ещё наличие в семье обоих родителей, бабушек и дедушек с обоих сторон, музыкальной школы и спортивной секции.
Они ходят на лыжах и варят комплексные обеды, читают научно-популярную литературу и не смотрят сериалы. Им нравится идея родовых общинных поселений и песни бардов. Они каждое лето ходят в походы и консервируют соленья. Я думаю, что именно к этим прекрасным женщинам применимо определение «боевая подруга». Они ВСЕГДА замужем. Причем, за хорошими мужчинами.
Жена Савелия пришла чуть раньше него. Была одета просто и дорого в вещи, которые носили пятьдесят лет назад, и будут носить десятилетия вперед. Только женщин таких уже не будет. Их создала определенная эпоха счастливого детства в любви и защищенности хорошей семьи. Она разовый продукт редкого стечения обстоятельств и безвозвратных времен. Таких женщин уже не делают.
Она сразу подошла к моему столу, спросила негромко, без тени улыбки ровным голосом: «Вы Таша? Я жена Савелия. Мы договорились встретиться, но, наверное, его задержали на другой работе. Я подожду его здесь». От предложения присесть, она равнодушно отказалась – «нет», и больше ни слова. Просто стояла рядом с моим столом. Её безмолвность была столь органична, что и в голову не приходило, что Маруся должна из вежливости поговорить со мной о погоде. Она умиротворенно пребывала сама в себе, а я нервничала, не зная, как лучше поступить – игнорировать её или всё-таки завязать разговор.
…Савелий бежал. Это было видно по его сбившемуся дыханию и покрасневшему кончику носа. Увидев Марусю, он сразу успокоился, расслабил мышцы лица, отчего стал моложе лет на пять. Поцеловал жену в щеку, а руку положил на спину, чуть ниже плеч, и так и не убрал, пока они разговаривали. Увел в свой закуток и сел рядом близко, сдвинув два стула впритык.
Вся наша контора была очарована.
Маруся была под стать дорогой книге «Мифические существа», которую я обнаружила недавно на своём рабочем столе. Книга была добротная, лишь один из медных зажимов на уголке потерялся, и в этом месте картон расслоился на несколько лепестков. В иллюстрациях толстого тома смешались Священные черепахи, Единороги, Драконы и Фениксы. Я поставила книгу на этажерку рядом со своим столом, чтобы законный владелец смог её увидеть и забрать.
В чудом уцелевшей части дома оказалась и кладовка. Дверь в ней выбило, и на косой вешалке я нашла рабочий комбинезон Михаэля, в котором тот восстанавливал ограду. Куратору комбинезон был великоват, пришлось закатать штанины и плотные холщевые рукава. Я долго бродила среди обломков в поисках своей сумки, но на самом деле пыталась привыкнуть к мысли о лжи Михаэля и о странном поведении Дракона со дня нашего знакомства.
Подкралась ночь. Куратор тоже подошел незаметно, видимо решив, что дал мне достаточно времени на размышления. Мы ещё некоторое время постояли молча, глядя на валище, а потом Серафим начал командовать:
– Думаю, лучше всего спрятаться у озера в доме Эстер. Знаю, что путь не ближний, но там нас точно искать не будут. Можно, конечно, снова обернуться да уволочь тебя отсюда…
– Как уволочь?
– В лапах и махая крыльями.
– Ага, и выронить по дороге.
Серафим хмыкнул:
– Как знаешь… Будем тогда здесь ночевать.
Обрушение не затронуло левый угол дома и часть крыши над ним. Черепица местами, обвалилась, и между балками хорошо была видна разливающаяся вдоль неба полоса Млечного пути. Серафим отодвинул диван от воронки, заодно стряхнув с него мелкий сор, завернул меня в одеяло – «Я не мерзну», – и лег с края. Я заснула, не успев додумать что-то важное. И сколько бы раз не просыпалась, всякий раз глаза Серафима сияли в ночи, отражая звёзды. Я тоже хотела смотреть на Млечный путь, но меня кто-то настойчиво звал во сне, и я блуждала в неведомых местах, каждый раз оказываясь всё ближе к зовущему.
Уже под утро, когда и Серафим смежил веки, я вышла к тому костру, что всю ночь полыхал для меня оранжевым и синим. Дракон сестры был белоснежный, и на его полированной чешуе разноцветные языки пламени плясали так же, как и на поленьях. Он медленно, не спуская с меня глаз, прошел сквозь огонь, и внутри своей головы я услышала слова: «Это не больно». Я, не задумываясь, шагнула вперед, но стоило мне выйти из пламени, как проснулась.
Серафим стоял на краю воронки в своей любимой позе – сложив руки на груди, слегка сутулясь и склонив голову к плечу. Я впервые рассмотрела, что у него белёсая щетина, пшеничные брови, хорошая, обветренная солнцем и ветром кожа с глубоким румянцем. На щеках от частой улыбки вертикальные морщинки.
Вот и сейчас, повернувшись в мою сторону, он невольно рассмеялся. Я отыскала в сумке зеркальце, вытерла гладь рукавом рубашки, глянула в него и ужаснулась. Лицо опухло от слез, пролитых накануне, веки отяжелели, превратив глаза в узкие щелочки – похоже, у меня аллергия на слёзы. От огорчения я снова заплакала.
Куратор забрал у меня зеркальце:
– Ну не красавица сегодня, что поделать. До сих пор думаешь, что внешность водит?
Он помолчал и добавил нежно:
– Нет меры моей любви к тебе. Ты это знаешь.
– Да, знаю,… и поэтому даже представить себе не могу, как ты дорожишь Той, из Главного воплощения.
– Но ярче светишь ты.
– Разве это возможно? Я лишь часть её души.
Серафим присел рядом со мной на диван.
– Просто тебя ничто не замутняет. Та, Главная, живет в очень плотном мире, подчиняется общественным предрассудкам и стереотипам, и, поверь, давно не светит во всю мощь, которую могла бы явить, а лишь мерцает слабым огоньком для своих близких.
– Тебя это печалит?
– Несказанно. Я могу это изменить, лишь возвращая ей востребованные потери.
– Я вернусь назад, но сделаю это не для неё, а для тебя.
– Вот дурочка! Ты и есть Она!
Я помолчала, растирая слезы по щекам, потом озвучила больное:
– Когда я вернусь в ту реальность, мы снова надолго расстанемся.
Куратор потемнел лицом:
– Не обязательно. Видишь ли, я по глупости заключил договор с одной Душой, желавшей познать Базовый Огонь. Я дал ей немного своего Жара в виде гостейника, чтобы иметь возможность воплощаться рядом с твоим Заглавнем.
– Что в этом плохого?
– Много раз, меняя тела, та Душа, кидалась в крайности, лишь чтобы погасить Базовый огонь. Теряя тело в молодые годы, она не подозревала, что её гостейником была Драконья сущность. Лишь в последнем воплощении у неё нашлось достаточно мужества, чтобы ослабить влияние Жара.