Ищу повод жить (сборник)

И на этот раз, перепугавшись, она вызвала врача.

Врач недоумевала, пожимая плечами:

– Температура нормальная, давление в норме, а бледность, слабость и отсутствие аппетита из-за того, что мало бываете на свежем воздухе. Так что больничный не дам.

Аня ко всему была безучастна.

– Вы же видите, она встать не может. Ей бы отлежаться, – настойчиво говорила соседка, встревоженная состоянием несчастной девушки.

– Ну хорошо… только на три дня, – вздохнув, согласилась врач.

Чтобы отвлечь девушку от «дурных мыслей», Галина Константиновна начала рассказывать о себе, о своей молодости, о любви, об измене мужа и о том, как простила его и как потом они жили душа в душу, пока он не умер.

Аня слушала и не слушала. Временами плакала навзрыд, услышав созвучное своей боли. И когда эта боль не выдержала остроты, Аню словно прорвало. Она начала говорить… неистово, сбивчиво, срываясь до крика. Словно выкрикивала из себя наболевшее.

– Мама Галя! Давай срочно сделаем генеральную уборку, давай переклеим обои! Ведь он был здесь!

– Хорошо, хорошо! – успокаивала соседка. – Но не думай, что только красивые бывают подлецами. – И шутливо добавила: – А тебе везёт на красивых!

Однажды, взглянув на себя в зеркало, Аня ужаснулась: на неё злобно смотрела стареющая женщина. А ведь Ане на тот момент было всего двадцать четыре года.

– Ой! Кто это такая, противная и омерзительная?!

– Озлобленность любого человека уродует, – заметила мама Галя, – да и жизнь не виновата в том, что тебя обидели. Так что, давай-ка мы с тобой сошьём новое платье! У меня и материальчик подходящий есть.

И они дружно погрузились в процесс творчества.

Шила соседка замечательно. Аня вошла во вкус – начала посещать магазинчик «Мерный лоскут» (были такие в семидесятых годах двадцатого века), искала красивые ткани, изобретала фасоны… и в результате стала довольно заметно выделяться из серой толпы.

Врождённый оптимизм одержал победу над унынием, и Аня снова почувствовала себя счастливой.

– Доброе утро, лохматень! – громко говорила она по утрам своему заспанному непричёсанному отражению в зеркале. А затем корчила смешную рожу и торжественно произносила: – Поздравляю тебя, моя красотень! – и посылала самой себе воздушный поцелуй.

По натуре Аня была непоседой и постоянно чем-то увлекалась. К её прежним увлечениям добавилось ещё одно: она, не имея за плечами никакой художественной школы, начала писать миниатюры, придумав свой стиль, который в шутку называла «чукинский». Друзьям нравилось, и новоиспечённая художница с удовольствием раздаривала свои произведения.

5

Полистав страницы своего прошлого, Аня вернулась к реальности, которая напомнила ей, что нужно напрячься и пригласить на вечер неприступного красавца-преподавателя, переживающего личную драму.

«Задачка на сообразительность, – в шутку подумала Аня, – и ответ не должен быть отрицательным. Итак, какие у нас исходные данные?»

И она по привычке начала рассуждать так, словно решала трудное уравнение.

Вспомнив о жареной картошке, Аня с удвоенным старанием начала обдумывать предстоящий телефонный разговор. Прокрутив в голове некоторое количество вариантов и не найдя подходящего, она решила использовать главный аргумент, то есть правду.

После обмена вежливыми приветствиями Аня уверенно выпалила:

– Мне поручили пригласить Вас на наш выпускной вечер. Несмотря на то, что мы получили отказ, я всё-таки настаиваю, чтобы Вы пришли. Мне не хотелось бы уезжать домой, не выполнив поручение. К тому же получится, что я всех подведу, если не уговорю Вас.

– Почему подведёте? И кого это всех? – растерявшись от такого напора, спросил Любимов.

– Представляете, какое будет огорчение для всех, если Вы не придёте!? А кого подведу? Разумеется, женскую часть группы. Вы же сами прекрасно знаете, что все женщины института без ума от Вас. Причём независимо от семейного положения. И вот на выпускном хотят увидеться с Вами ещё раз. На прощанье, в общем.

– Вы, конечно, входите в число этих женщин? – шутливо спросил Евгений Михайлович.

Аня не ожидала такого вопроса, но ответила твёрдо:

– Нет! – и, сделав паузу, добавила: – Думаю, что Вы из-за этого не очень расстроитесь. Вам и без меня любви хватает.

Услышав в ответ молчание, Аня спохватилась, что перегнула со своим признанием в «нелюбви», и поспешно заявила:

– А преподаватель Вы хороший.

– Хоть на этом спасибо, – пробормотал хороший преподаватель, обескураженный такими откровениями.

Ане показалось, что в его голосе прозвучала обида. И, словно подтверждая её догадку, он проговорил:

– Значит, все меня любят, а Вы – нет.

– Ну, Вы слишком «округлили» мои чувства, я же всё-таки уважаю Вас, – объяснилась Аня и жёстко «надавила» вопросом: – Ну так Вы придёте?

– Приду, – неожиданно для себя ответил он и поспешно спросил: – Кто Вы?

– Даже фамилию называть не буду. Если и назову, Вы всё равно не вспомните, кто под ней скрывается.

– Я надеюсь, что при встрече-то обозначитесь? Интересно же знать, кто меня «не любит, а просто уважает», – пошутил преподаватель.

– Без проблем. Если прорвусь к Вам через танцевальную очередь, – поставила точку в разговоре Аня и первой положила трубку, опасаясь, что Женечка передумает.

Она, довольная собой, понесла подругам приятную новость. Вдохновлённые согласием Женечки подруги с аппетитом уничтожили пожаренную Грачёвой картошку, после чего Аня, совершенно счастливая, завалилась на кровать и заснула безмятежным сном, не слыша бурных приготовлений к завтрашнему мероприятию.

А в это время озадаченный Евгений Михайлович Любимов ругал себя за данное обещание и в то же время понимал, что поступит непорядочно, если нарушит слово.

«А почему бы и не пойти, – думал он, – тысячу лет никуда не выбирался. Да и человек я, можно сказать, холостой».

Евгений вздохнул и посмотрел на дочку, старательно что-то выводившую в тетради.

– Пап, а что это за тётенька странная тебе звонила? – дочь слышала телефонный разговор. – А за что она тебя не любит?

– Слушай, Катюша, а может, мне вправду сходить на этот загадочный вечер?

– Конечно, пап! Я же большая, посижу одна. А ты развейся, – по-взрослому резюмировала дочь. – Пап, а мама придёт к нам Новый год встречать? Осталось пять дней. Пап, а почему она не хочет нас видеть?

– Не знаю, дочка.

6

И вот наступил торжественный вечер.

«Кто же мне звонил?» – включив «математическую» логику, пытался угадать Любимов. Взгляд его остановился на Грачёвой Тамаре, которая кокетливо опустила глаза.

«Это она! – обрадовался преподаватель, словно доказал сложную теорему. – Скорее всего, я не ошибся. Она очень похожа на любительницу флиртов. Именно такие посвящают любовь сначала себе, а уж потом другим, если что останется. Это я хорошо знаю по своей жене».

– Можно? – прозвучало над ухом. – А то потом к Вам не прорваться.

Любимов оглянулся и увидел Аню.

– Вот… – смущённо сказала она. – Вы просили обозначиться.

Преподаватель удивился. Он не ожидал от себя такой грубой ошибки в «вычислении» неизвестной, звонившей ему накануне.

В этот момент зазвучала мелодия. Любимов, не зная, как вести себя в сложившейся ситуации, воспользовался «музыкальной паузой» и пригласил девушку танцевать.

Грачёва сурово посмотрела на Аню и сделала страшные глаза. Та в ответ из-за спины преподавателя сначала показала Тамаре язык, а потом попыталась мимикой лица успокоить её.

Любимов заметил эти гримасы, и ему стало весело.

Танцевали они первый танец одни, под дружным пристальным наблюдением собравшихся.

«Танцуем, как новобрачные, – вдруг подумала Аня. – Даже интересно. Наверно, со стороны неплохо смотрится, с таким-то красавцем». Она поймала себя на мысли, что впервые оценила «пользу» мужской красоты.

«Танцуем, как новобрачные», – подумал Любимов, вспомнив свою свадьбу.

Больше в течение вечера Аня и Женечка не пересекались, так как последний был нарасхват.

В гардеробе, после окончания мероприятия, возбуждённая Грачёва приглушённым шёпотом обратилась к подругам с просьбой «не окружать» Женечку.

– Ну дайте мне с ним прогуляться! – умоляла она. И, получив великодушное разрешение, побежала в туалет наводить марафет.

Аня нахлобучила шапочку и полезла в сумочку за номерком. Там его не было. Посмотрела в пакете со сменной обувью – и там его не обнаружила. Она перерыла всё по нескольку раз. Номерка нигде не было. Все были одеты, лишь Аня искала номерок. Народ невольно подключился к поискам. Обшарили всё: туалет, банкетный зал, вестибюль… Номерка нигде не было.

Тогда все обратились к гардеробщику с просьбой отдать пальто без номерка.

– Ни за что! – возмутился гардеробщик Гриша. – Ищите!

Всё перерыли по новому кругу. Безрезультатно.

– Ищите! Пальто не отдам! – стоял на своём Гриша, в глубине души обрадовавшись возможности проявить свою власть. – Знаем вас! Отдашь без номерка, а потом вы второе пальто требуете.

– А если расписку написать? – подсказал кто-то.

– Без директора ресторана нельзя, а он будет завтра в одиннадцать утра.

– Ну ладно бы шуба норковая! Пальто-то обыкновенное! – выкрикнул кто-то.

Все дружно, словно оценивая стоимость, уставились на Анино пальтецо, одиноко висевшее на вешалке в центре гардероба. Ане показалось, что её пальтишко обсудили до последней ниточки, и девушка возненавидела его.

Гардеробщик был твёрд:

– Пальто не отдам, каким бы оно ни было! Ищите номерок!

И тут подключился он, «главный герой» вечера. Отозвав Гришу в сторону, он начал о чём-то с ним шептаться, поглядывая на Аню. Этот взгляд перехватила Грачёва и ревниво прошипела ей в ухо:

– Это ты нарочно придумала!

Гардеробщик был неумолим. И тогда Евгений Михайлович громко объявил:

– Друзья, не волнуйтесь! Спокойно поезжайте на автобусе, а я вызову такси. С номерком завтра разберёмся.

– Это ты нарочно придумала! – снова прошипела Грачёва Тамара, представив, как Чукина Аня едет в такси, а Женечка сидит рядом и укрывает её своим пальто.

– Ну уж нет! – возмутилась Аня. – Я останусь здесь до утра! Буду спать вот на этом диванчике. Дайте мне чем-нибудь укрыться! – потребовала она от гардеробщика.

Все снова начали возмущаться поведением «противного Гришки», а разгневанная Аня начала «готовиться ко сну»: она сняла шапку, и… из неё выпал номерок, со звоном стукнувшись об кафельный пол и отскочив под ноги Грачёвой.

Все сначала вздрогнули, потом облегчённо вздохнули, а затем весело начали смеяться над комичностью ситуации.

– Ну! Что я говорил?! – победно выкрикнул сквозь хохот компании гардеробщик.

– Гриш! Тебя жена к телефону! Срочно! – позвал кто-то.

– Бегу! – отозвался Гриша и торопливо положил пальто на стойку.

Грачёва, отдавая номерок Ане, видела, как Женечка бережно взял пальто, оставленное гардеробщиком, и в очередной раз прошипела:

– Это ты нарочно придумала!

Сцену одевания присутствующие наблюдали с нескрываемым интересом, словно перед ними демонстрировали стриптиз. Любимов торжественно помог несчастной героине гардеробной истории одеться и ободряюще улыбнулся, чем вызвал очередное недовольство Грачёвой:

– Девчонки! Посмотрите! Это же она нарочно придумала!

Аня, уставшая от происходящего, автоматически положила номерок в карман.

Выходила она из ресторана последней, следом за Женечкой, вежливо придерживающим перед ней двери.

Этот факт, безусловно, был замечен недремлющим оком Грачёвой, которая продолжала шипеть:

– Ну неужели вы не видите, что это она нарочно всё придумала?!

Идти за компанией после случившегося Ане не хотелось. Она остановилась на ступеньках, огляделась и… чуть не задохнулась от восторга! Крупные, пушистые хлопья снега медленно и осторожно падали на землю. Природа как будто дарила предновогоднюю сказку. Казалось, мир затаил дыхание в ожидании чуда, и вот-вот случится что-то важное.

Вернул к действительности Аню шум автобуса, до которого было не близко. Народ готовился к посадке.

– Девочки! – громко созывала бывших студенток методист Ольга Николаевна, словно классный руководитель школьников-подростков. – Это последний автобус! Быстренько садимся!

– Ольга Николаевна! Что мы, маленькие?! – возмущалась Грачёва, не переставая оглядываться назад.

– А ты, Грачёва, не отставай! – не унималась Ольга Николаевна, не знавшая о «таинственном плане» Тамары. – Мужики! Подсадите её!

Тамара, несмотря на сопротивление, была с удовольствием «подсажена» в автобус сильными руками присутствующих мужчин. Особенно старался Липатов.

– А как же Евгений Михайлович и Чукина? – спросил кто-то. – Они же отстали!

– С Чукиной ничего не случится: за неё Любимов отвечает. А за вас я отвечаю, – по привычке распределила педагогическую ответственность Ольга Николаевна.

7

Аня и Женечка остались одни. «Ведь не поверят, что номерок случайно запутался в шапке, – думала девушка, – и что мне теперь делать с этим Любимовым?!»

– Грех не прогуляться под таким красивым снегопадом, – подсказал Евгений Михайлович, словно прочитав мысли Ани. – Предлагаю пойти через парк. Я, как местный житель, знаю здесь каждую тропинку. Гарантирую: минут через сорок будете в общежитии.

– Пойдёмте, – обречённо ответила Аня, а про себя подумала: «Грачёва меня убьёт! Как она мечтала выгулять своего любимого Любимова! Проклятый номерок всё испортил. Я-то, кастрюля! Тоже хороша!»

Не переставая корить себя, она покорно поплелась следом за преподавателем в сторону лесопарка. «Вот теперь надо напрягаться, поддерживать беседу», – молча брюзжала Аня.

Они ступили на дорожку «берендеевого» царства.

– Смотрите! Перед нами пушистый половичок, по которому не ступала нога человека, – пошутил Евгений Михайлович.

– Действительно, – восхитилась Аня и спросила: – Вы стихи случайно не пишете?

– Нет, – засмеялся он.

Аня невольно оглянулась назад и увидела, как на её глазах медленно исчезают их следы.

– А половичок-то волшебный, – подхватила она поэтическую тему, – следы сзади тут же пропадают.

– Значит, лес заколдованный.

– Как бы нам не потеряться в этом заколдованном лесу, – заволновалась Аня.

– Не волнуйтесь, я же за Вас отвечаю. Ольга Николаевна завтра непременно потребует доложить, выполнил ли я свою «педагогическую ответственность», то есть доставил ли Вас до общежития.

Аня успокоилась. Они шли молча по «волшебному половичку», а небо буквально засыпало их миллиардами снежинок.

«Словно хмелем, на счастье, – подумалось Ане, и она невольно посмотрела на попутчика. – И вправду хорош! Особенно среди этой сказки».

В её груди появилось знакомое смятение. Аня сильно испугалась. Ею вдруг овладела необъяснимая паника. «Стоп! – молча закричала она на себя. – С ума сошла!»

– Что с Вами? – спросил преподаватель, заметив её замешательство.

– Жаль, что всё так быстро кончилось, – справившись с собой, ответила она. – Пять с половиной лет пролетели как одно мгновение. Мы все так привыкли друг к другу, хоть и виделись-то всего два раза в год. А столько всего было: и грустного, и смешного!

– Любопытно! А расскажите-ка что-нибудь! – попросил преподаватель.

И Аня решила «заболтать» внезапно возникшее волнение в душе, перейдя к воспоминаниям, тем более она была хорошей рассказчицей.

– Ну что ж… пожалуйста! Вы, конечно, заочников плохо запоминаете, но даже на Вашем занятии был анекдотичный случай с Тютюниковой Татьяной.

– Не помню такую, – сознался Любимов.

– Ещё бы! – Аня осуждающе окинула взглядом попутчика. – Так вот! Мы сдавали Вам зачёт. Татьяна подготовилась и только собралась идти отвечать, как у неё… (Аня ойкнула и прикрыла рот) Зачем это я такой случай вспомнила? Об этом же неловко говорить…

– Нет уж, говорите! Интересно же!

– Эх! Была не была! В общем, резинка у трусов лопнула! Она, бедная, встать не может и всех вперёд пропускает, а Вы заладили одно и то же: «Засиделись, девушка! Наверно, не учили!»

– Если бы я знал, в чём дело, разве я бы стал так говорить! – начал оправдываться преподаватель. – А чем всё кончилось-то?

– Даже неудобно говорить…

– Нет уж! Я хочу знать правду!

– Ладно! Повеселю Вас напоследок. («Вместо Грачёвой», – подумала Аня.) А Вы точно хотите знать правду?

– Да! – горячо сказал Женечка.

– Она их под столом сняла незаметно и пошла к Вам отвечать.

– А куда дела… эти… в общем?

– Трусики-то? Скомкала их в руке, как носовой платок, и ещё перед Вами нос ими себе вытирала. Мы хихикали тихонько, а Вы сердились на нас.

– А как же ваши немногочисленные мужчины в группе? Неужели ничего не заметили?

– Мы их первыми отправили к Вам на «экзекуцию». Они даже подготовиться толком не успели. Наша задача была удалить всех мужчин из аудитории. Кроме Вас, конечно. Правда, Липатов долго сопротивлялся, но мы и его выставили.

– И они послушались?

– Попробовали бы только не послушаться! Их всего шестеро в группе, а нас большинство. И потом, они же были зависимы от нас.

– То есть?

– Кто бы им дал… – Аня чихнула из-за попавшей в нос снежинки (Любимов насторожился), – …контрольную списать, если б они не послушались.

Любимов рассмеялся. С одной стороны, Аня была довольна, что ей удалось его «растормошить», но с другой, – в её душе возникла досада, не слишком ли она разоткровенничалась, рассказывая о таких интимных вещах.

«Это же неприлично, – подумала Аня и тут же решительно успокоила себя, – всё равно больше никогда не увидимся. Пусть хоть посмеётся немного».

– Хочется послушать ещё что-нибудь смешное, – развеял Анины сомнения преподаватель, – давно я так не веселился.

– Майстровскую Валентину знаете?

– Нет.

– Вы и Майстровскую не знаете?! Да её даже с биологического факультета преподаватели знают!

– Нет, не представляю, – виновато опустил голову Любимов.

– Ладно! – снисходительно сказала Аня. – Мы ж заочники. Чего нас помнить! А Майстровская – это личность! Она на Кубани живёт, в станице.

– Кубанская казачка, значит.

– Вот именно! Красавица!

– А что, у них там институтов нет?

– Есть, конечно, но она специально поступила подальше от своих институтов. Ей очень хотелось два раза в год ездить на сессию, как она говорила, «через всю страну, чтоб на мир посмотреть».

– И себя, наверно, показать.

– Естественно! Тем более, есть чего показывать. Если она отсутствовала на лекциях, у мужчин-преподавателей настроение портилось. На матанализе однажды, когда её не было, Ваш коллега с горя внеочередной зачёт нам устроил, а на экзамене по научному коммунизму её присутствие всем пятёрки принесло, хотя мы ничего не учили.

– Так уж и всем?

– Поголовно! – заверила Аня. – Она пошла первой сдавать и ничего не ответила. Преподаватель говорит: «Вы ничего не знаете! Ставлю Вам двойку!» А она в ответ: «Как двойку? Я через всю страну ехала сдавать научный коммунизм не на двойку! Я, Майстровская Валентина Ивановна, всецело поддерживаю, уважаю и одобряю политику дорогого правительства, горячо люблю свою родную Коммунистическую партию и её Центральный комитет! А Вы мне за это двойку? Да сказать кому – не поверят! А придётся, наверно, сказать!»

Любимов захохотал.

– Вот и тот экзаменатор тоже сначала захохотал, а потом сделался серьёзным, собрал зачётки и всем поставил пятёрки, – подытожила Аня.

– Да! Оказывается, столько интересного творилось за моей спиной!

– Почему за спиной? Всё на виду было, только Вы почему-то никогда ничего не замечали. Я, например, на Вашей лекции однажды пошутить попыталась, чтобы скучную тему скрасить (как сейчас помню, о многочленах речь шла), так Вы мел уронили, а потом так свирепо посмотрели на нас, что мы притихли, как первоклассники.

– Значит, сложилось впечатление, что я человек минорный?

– Скорее, озабоченный, – вырвалось у Ани, и она, спохватившись, что брякнула не то, добавила: – Вы всегда грустный.

Евгений вздохнул и, посмотрев на Аню, подумал: «Чем-то она меня трогает…» Его вдруг неожиданно пронзило желание выговориться этой смешной девчонке, развлекшей его студенческими байками. И он сказал:

– У меня с женой почти всё время не ладилось, поэтому я и был такой озабоченный. А сейчас она уже год не живёт с нами. Встретила «настоящего» человека, хотя это уже не первый «настоящий» человек в её жизни.

– Вы сказали «не живёт с нами»? – спросила Аня.

– Со мной и дочкой.

– Она оставила дочку?!

– Да! Сказала, что её новый муж не хочет чужих детей.

– Бедная! – ужаснулась Аня. И непонятно было, кого она жалеет: дочку, брошенную матерью, или несчастную жену, сознательно лишившую себя родительских прав и обделившую себя детской лаской.

– Сначала жена часто навещала девочку, даже плакала, а потом успокоилась, сказала, что я хороший, надёжный отец. И она, не боясь за ребёнка, может уехать с новым мужем. А я ради дочки готов вернуться к прежнему.

– Почему Вы мне решили рассказать об этом? – тихо спросила Аня.

– Не знаю. С одной стороны, наваждение какое-то. Наверно, действительно лес заколдованный. Такое впечатление, что на свете, кроме нас, никого нет, только этот лес, сумасшедший снегопад и мы. И неизвестно, выйдем ли мы из этого леса. Вот и получается, что поделиться мне больше не с кем. А с другой стороны… – Евгений замолчал.

«…мне почему-то легко и просто с тобой», – закончил он мысленно.

Аня была ошеломлена. Она никогда бы не подумала, что у этого красивого, внешне благополучного человека может быть столько проблем. В её душе шевельнулось что-то тёплое. «Это, наверно, жалость», – подумала она.

Долго шли молча. Природа, завораживающая своей таинственностью, словно вела их к одной общей цели и обещала, что когда они дойдут до этой цели, каждый из них решит, наконец, свою трудную задачу.

Снег падал и падал. Ане казалось, что лес бесконечен и ступать по нему придётся целую вечность. У неё вдруг возникло необъяснимое желание – идти и идти сквозь снегопад навстречу неизвестности рядом с этим человеком, к которому она была несправедливо равнодушна целых пять с половиной лет! Сердце Ани сжалось от этого открытия.

А потом… произошло невероятное! Они заговорили почти одновременно. Перебивали друг друга, горячась. Спорили и соглашались. Ссорились, как будто были близко знакомы тысячу лет. Говорили обо всём…

Лесная дорожка словно сближала их, становясь всё уже и уже. Ели с тяжёлыми от снега ветвями всё ниже и ниже склонялись над ними. Природа как будто давно знала их и специально устроила эту предновогоднюю фантазию, чтобы соединить этих двоих, достойных счастья, но обделённых им.

– Ой! – вскрикнула Аня, когда к ней за шиворот начали падать с дерева комья снега.

Она инстинктивно наклонилась и… уткнулась ему в грудь. Это прикосновение было настолько жарким, что Ане показалось, будто вместо холодных струек под шарфом начала разливаться горячая вода. Он осторожно начал вынимать снег из-за воротника Ани, не разжимая нечаянных объятий. Обоим показалось, что вокруг всё стихло и замерло.

Высокая ель, словно выражая недовольство робкой, незадачливой парочкой, шумно отряхнула свои могучие лапы, направив снежную лавину на неё, как будто призывая: «Да обнимитесь вы, наконец, по-настоящему! Для чего вы вошли в такую красоту?!»

Евгений и Аня вцепились друг в друга и сжались в один комок, а ель, словно обрадовавшись их близости, начала рьяно забрасывать их пластами снега, уложенными снегопадом. Освободив себя от красивого, тяжёлого груза, ель ещё долго облегчённо покачивалась, как бы одобряя произошедшее: «Ну наконец-то! Теперь вы никуда не денетесь друг от друга! Это судьба!»

А дальше… был первый настоящий поцелуй в жизни Ани. Она впервые поняла, что такое взаимность.

Время, длиною в две их жизни, соединившиеся случайно, казалось, на мгновение остановилось для них, а затем определило начало нового отсчёта.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Хорошо, я буду счастлива.

– Я хочу, чтоб у тебя всё было хорошо.

– У меня всё будет хорошо.

– Неужели мы никогда не увидимся?!

– Наверно, мы никогда не увидимся.

Его слова повторялись Аней, словно эхо, звучащее в её сознании безнадёжностью. По щекам девушки текли горячие слёзы.

– Где же ты была раньше? Ведь это ты – моя половинка…

Аня заплакала навзрыд.

– Ну почему всё так? Где же я сам-то был?

– Ты был женат, – сквозь рыдания едва проговорила Аня. – Ой! Ты же и сейчас женат! У тебя жена! И она может вернуться…

– Да… уже столько раз возвращалась… Но ради дочки я готов на всё. Она очень хочет, чтобы с нами была мама. Хотя лживые отношения между мною и женой вряд ли сделают дочку счастливой. Но она ждёт маму…

8

Аня, глотая слёзы, бежала по длинному коридору общежития. Ей хотелось стучать в каждую дверь и кричать! Кричать от боли, от счастья, от горя, от нового сильного, не понятного до конца чувства, режущего её душу и сердце!