Zero. Удача не бывает случайной

Записку я сжег, пепел смыл, капсулу сломал, а её части, потом выбросил в разных местах на другой день.

Спокойное время закончилось, относительно спокойное, За это время я побывал на разных пресс-конференциях, написал несколько заметок, статей. Их принимали, как и ту первую, что перепечатали в одной из центральных газет Аргентины. Тогда мне Андре сказал: – Теперь ты знаменит.

– Я к этому не стремился, просто выполнял свою работу, – я не хотел быть на виду, но иначе в данной обстановке было нельзя.

Я намечал план действий. Выход на элиту мне мог обеспечить Густаво Саборидо – уважаемый аргентинский искусствовед, рекомендацию к которому мне дал Мишель Рено. Все богатые люди любят себя окружать произведениями искусства, а, следовательно, через него можно было завести с ними знакомство.

Вечером этого же дня я позвонил Густаво, и он предложил встретиться в субботу в галерее универмага Galeria Pacifica, поинтересовавшись, знаю ли я где это, и, получив утвердительный ответ, назначил время.

Мало, кто из местных знал, что на третьем этаже данного универмага находилась галерея, но вход туда был несколько запутан.

До встречи с Саборидо, произошло ещё одно событие, которое повлияло на дальнейшее развитие событий.

В четверг была пресс-конференция, одного из членов правительства. Я обычно не задавал вопросов, стараясь оставаться в тени, не привлекая к себе внимания, насколько это было возможно. Если что представляло для меня интерес, то я свои мысли высказывал коллегам, как бы, между прочим, ещё до начала конференции. Так по крупицам я собирал информацию. Я был аккредитован во всех учреждениях Аргентины, и моё присутствие там было законным.

Во время конференции, один из журналистов, которого я на тот момент не знал, спросил:

– А что вы скажете по поводу военных баз и прочих не понятных объектов в «зоне трех границ».

Я знал, что «зоной трех границ» называли место границ Аргентина – Бразилия – Парагвай.

– Я думаю, что данный вопрос лучше адресовать СИДЕ (SIDE), управлению внутренней разведки (отвечает за сбор информации). Это их компетенция, я же курирую западно-восточные провинции, – поведал чиновник.

– Вот потому и спрашиваю.

– Если у вас есть конкретная информация, а не слухи, то я готов её передать в соответствующую службу, если конечно ваш вопрос не вызван спровоцировать меня, и что вы не являетесь их сотрудником.

Я спросил Андре: – Кто этот журналист?

– Мартин, он как раз из того района. Возможно, что-то знает.

На конференциях я пытался понять общий настрой, а не уклончивые ответы отвечающих. После пресс-конференции, все разошлись готовить материалы для своих редакций, но предварительно договорились встретиться вечером в кафе.

Меня заинтересовал Мартин. Вопросы, подобного типа, у журналистов не возникают на пустом месте, они всегда базируются либо на информации, либо на слухах, которые при их работе, пропускать мимо, было нельзя, как и мне при своей.

Вечером, в кафе, нас собралось человек десять, в том числе и Мартин. В процессе разговора я спросил его, наклонившись:

– Твой вопрос относительно баз, подтвержден, чем либо?

Он мельком окинул меня взором: – Ходят слухи. Общался с местными. Видели людей в военной форме, но не нашей.

– Но ты спросил про американцев?

– Никто не видел явных янки, но те, которых видели, отличались от местного населения, говорили по-английски, да и раньше шли разговоры о разрешении открытия им базы. Да об этом многие знают, но не хотят говорить.

– Ты же рассчитывал на прямой ответ.

– Нет. На такой вопрос никто не даст прямого ответа. Хотел посмотреть на реакцию.

– И как?

– Ожидаемо, но в том, что они есть, не сомневаюсь.

– Проверить не пытался?

– Если честно, то я побаиваюсь. Места там глухие, всякое может случиться. Там и контрабандисты пошаливают.

– Чем промышляют?

– Алмазами.

– А где конкретно?

Он внимательно посмотрел на меня, но, не задавая вопросов, сказал, что в провинции Мисьонес, а точнее в районе Сан-Педро, это возможно.

– А тебе это зачем?

– Интересный материал.

– Прежде, чем залезать в это, подумай, – сказал он, – но конкретнее только местные расскажут.

– Я подумаю. Иногда хочется щелкнуть по носу.

– Чтобы получить потом удар, о которого не оправится, или пулю, – резюмировал он. – А так если хочешь пощекотать себе нервы, обращайся, подскажу, но без ссылок на меня.

Больше я к этому разговору, в этот вечер, не возвращался, и мы включились в общую тематику: футбол, женщины и политика.

– Жан, – обратился ко мне журналист американской газеты, – а ты заметил, какие здесь женщины?

Этот американский журналист держался в тени, особо не вступал в разговоры и был не заметен, как старая дева на банкете у знаменитости. Он чаще всего сидел и улыбался, слушая других, изредка подключаясь к разговору. То, что он обратился ко мне, в данном случае было обусловлено тем, что он слышал наш разговор с Мартином, но надо было как-то проявить себя никчемным вопросом.

– Конечно, я же не слепой. Большинство брюнетки, потому как их предки испанцы и итальянцы. Следят за своей внешностью, хорошо одеваются, часто достаточно провокационно. Кожа чистая.

– Да они без депиляции жить не могу, а ещё жалуются, что нельзя загорать без купальников.

– Это же какой стресс будет для мужчин!

– А познакомился с кем?

– Извини, но я свои знакомства с женщинами, не обсуждаю в частности, да и вообще не обсуждаю знакомых женщин, – и вспомнил Лауру, которую больше не видел.

Засиделись допоздна, домой я приехал за полночь. На другой день я взял в аренду машину – небольшой внедорожник.

9

Около полудня, я поднялся в галерею. Посетителей почти не было: суббота, время обеда. Как выглядит Густаво Саборидо, я не знал, и при входе обратился к служащему:

– Кто из посетителей Густаво Саборидо?

Он указал мне на двух мужчин, которые беседовали возле одной из картин: – Тот, что пониже.

При моём появлении возле них, они прервали разговор и вопросительно посмотрели на меня. Густаво Саборидо был среднего роста, очень просто, даже пренебрежительно одет. Длинные седые волосы оттеняли его смуглое лицо. На вид ему было около шестидесяти.

– Добрый день, – обратился я к обоим и, повернувшись к Густаво, представился

– Я, Жан Марше, мы договаривались о встрече. Я от Мишеля Рено.

– Да, помню. Познакомьтесь, – представил он мне своего собеседника – Матиас Рамиро, мой коллега. Так о чём вы хотели со мной поговорить? Я думаю, Матиас нам не помешает?

– Нет, конечно.

– Давайте пройдём и присядем, – предложил он.

Мы прошли в дальний конец зала, где разместились в глубоких креслах вокруг маленького столика.

– Слушаю Вас, – произнес Густаво.

– Я здесь в командировке, представляю одну из французских газет, но журналистика не основное моё занятие, даже скажу вообще не моё. Меня попросили временно заменить их журналиста. У меня есть свой бизнес, одним из направлений которого является – арт-галерея, – и я протянул им свои визитные карточки. – У меня хорошие связи с людьми, что увлекаются или коллекционируют произведения искусства. И вот я решил открыть в этом деле новое направление – искусство Латинской Америки.

– Думаете, будет спрос?

– Спрос надо формировать.

– Разумно. И что конкретно интересует?

– Пока не знаю. Я плохо знаком с творчеством народов Латинской Америки, исключая, конечно, известных мастеров. Интересно всё: гобелены, фигурки по дереву, по кости. Наверное, получается больше народное творчество, но индивидуальное. Моя просьба заключается в том, чтобы подобрать образцы для салона, но не только из Аргентины, из других стран Латинской Америки, где у вас, возможно, есть коллеги, кому вы можете меня порекомендовать.

– Есть, как не быть. Помочь можно. Что касается образцов, то пойдемте, покажу для примера, – и он, поднявшись, направился к стене.

– Вот посмотрите, – указал он мне на дощечку. – Это ручная работа, творчество индейцев Уичоль. Они в основном живут в Мексике, но есть и у нас. Работы наших, отличаются от мексиканских, цветовой гаммой, характером рисунка, хотя технология изготовления сохраняется веками. Технология такова: наносится пчелиный воск, сосновая смола, на которую накладываются шерстяные нити. Уникальная работа.

На дощечке был изображен какой-то культовый обряд. Цвета были жёлто-голубые.

– Я в выходные был на улице Флорида, и посмотрел, что там разложили. Были интересные фигурки из кости и дерева, – поделился я.

– Это все массовое, – махнул рукой Густаво. – Этих торговцев называют «Manteros» – «покрывальщики», потому что раскладывают товар на тряпках на земле. Если вам интересно, то надо ехать в глубинку и там подбирать экземпляры, прямо у местных жителей. Например, на северо-восток, в провинцию Корриентес. Здесь вам лучше подскажет Матиас. Что скажешь Матиас?

– Подобные вещи хорошо делают на севере страны, – согласился он. – Я помогу вам сориентироваться. В своё время я бывал там и есть некоторые глухие деревни, где можно что-то найти. Они на этом не зарабатывают, их деятельность сельское хозяйство, оттого их произведения в некотором смысле уникальны, делают в единичных экземплярах для себя. Надо побывать и в провинции Мисьонес.

– Я буду вам признателен, если поможете. Если у вас есть сейчас время, то приглашаю вас в ресторан на обед, там и поговорим, – предложил я.

Мы вышли и разместились в ближайшем специализированном мясном ресторане, что называют Parrillada. Мы заказали красное местное вино, стейк с соусом Чимичурри, достаточно пикантный, а на закуску provoleta (жареный сыр). От десерта тирамису они отказались.

Через два часа я имел базовые представления о направлениях творчества народов Аргентины, и как примерно определить качество. Густаво подарил мне свою книгу, которая в дальнейшем помогла в изучении особенностей аргентинской культуры.

Перед тем, как расстаться, я спросил:

– А есть ли возможность, познакомится с местными коллекционерами?

Густаво задумался: – Возможность есть. Учитывая рекомендации Мишеля, я могу пригласить вас завтра к одному коллекционеру. Там собираются только свои и достаточно интересные люди.

– Буду очень признателен.

– Жду вас завтра у себя около четырех, – и он назвал адрес.

Дома, за чашкой кофе, я оценивал возможность войти в круг элиты столицы. Это был тот шанс, который упускать было нельзя. Там крутились большие деньги, а они не всегда честные.

На другой день я заехал за Густаво, и мы направились в один из районов «кантри». На въезде у нас попросили документы и сверились со списком гостей. Меня там, конечно, не было, но вписали, так как я был с Густаво.

Я остановил машину возле трехэтажного особняка, среди прочих автомобилей гостей. Сам дом располагался в глубине сада и мы, пройдя по дорожке посыпанной гравием, подошли к стеклянной двери, которую тут же распахнул служащий при нашем приближении. Едва мы вошли в холл, как нам навстречу устремился невысокий полноватый мужчина, с почти лысой головой, в просторной рубашке и хлопчатобумажных брюках.

– Дорогой Густаво, как я рад, что ты смог приехать.

– Я же обещал. Познакомься, мой коллега из Франции – Жан Марше, – представил он меня, – но по совместительству журналист.

– Это интересно, Диего Перон, – представился он. – Очень приятно. Густаво, посмотришь мое новое приобретение?

– Если покажешь!

Пока они перебрасывались словами, я успел мельком осмотреть обстановку и присутствующих. Было человек пятнадцать, все одеты не для официальных приемов, как мужчины, так и женщины. Холл был большой и в нём, на стенах, висело несколько картин, вдоль стен стояли диваны и кресла. В углу разместилась барная стойка с напитками. Пол был выложен плиткой двух цветов: светло-коричневого и коричневого. Стены бежевые. Размеры холла позволяли не загромождать его мебелью.

– Жан, пойдёмте, посмотрим, – предложил мне Густаво.

Мы пересекли холл и вошли в комнату, где по стенам были развешаны картины, в центре стоял небольшой столик красного дерева, у стен кресла. Стены были задрапированы тёмно-зелеными обоями. Мы подошли к одной из картин, на которой были изображены горы, окутанные облаками и освещённые солнцем, они словно погружались в синеву ночи.

– Что скажешь? – обратился ко мне Густаво.

– Я ещё не так хорошо знаю природу Аргентины, но это не здесь написано. – Я всмотрелся в картину поближе, и продолжил, – картине примерно лет тридцать. Написана она в стиле Николая Рериха, в его «Гималайский период». Она близка к его «Голубые горы». Автор стремился к максимальной чистоте тонов, яркости цвета и умеет передать изысканность красоты гор. Он явно находился под влиянием творчества Рериха, с его бархатистыми тонами и можно сказать, звонкими цветами. Возможно это Гималаи. Но я не знаю этого автора.

– Изумительно, – произнес Диего. – Я действительно купил её, когда был в тех краях. Но её только что прислали. Картине уже пятьдесят лет. Да это в стиле Рериха. Вы с ним знакомы?

– С Рерихом?

– С творчеством, – засмеялся Диего.

– Довелось изучать, но лично его картины не проходили через мои руки.

– А что у тебя во Франции?

– Салон. Я здесь, чтобы посмотреть ваше искусство, и Густаво согласился мне помочь.

– Осмотритесь, прогуляйтесь, а мы пока побеседуем, – предложил мне Диего, – там, в холле, напитки.

Я вышел в холл, подошел к стойке и попросил красного сухого вина, а затем отошел к одному из диванов в углу, изучая издали публику. Мое внимание привлекала стройная красивая брюнетка, которая улыбаясь, направлялась в мою сторону. Как её было не узнать – Лаура, и я встал, когда она приблизилась.

– Добрый день, такая неожиданная встреча, – она поцеловала меня по местным обычаям.

– Я тоже не ожидал тебя встретить здесь.

– И что делает здесь журналист или ты в ином качестве?

– Я здесь в качестве ценителя искусства, да и завести новые знакомства.

– Мог попросить меня.

– Откуда я знаю твои возможности, да и расстались мы без обещаний на дальнейшие встречи.

– Да, это наше упущение. Ты хорошо тогда доехал? Без приключений?

– Как видишь, цел и невредим.

В это время к нам подошел Диего.

– Лаура, ты уже познакомилась с Жаном?

– Да, только что.

Я не счёл нужным возражать.

– Позволь мне познакомить его с другими гостями. Ты знаешь, он очень хорошо рассказал о моей новой картине, даже сказал, что это Гималаи.

– Даже так! – внимательно посмотрела она на меня. – Это приятная новость, что есть ещё эксперты. Он мне ничего об этом не говорил.

– Я по природе скромен, – ответил я.

– Я это поняла, – уголки губ изобразили улыбку, но глаза остались спокойными и изучающими.

В этот вечер Диего познакомил меня со многими своими гостями, среди них были военные, сотрудники правительства, иностранцы. Я общался со всеми, а Диего рассказывал о моём заключении по картине. Это привлекало внимание и в итоге, я был приглашён в некоторые дома для консультаций.

К вечеру Лаура снова подошла ко мне: – Знакомство состоялось?

– Думаю, что да.

– Тогда обрати внимание на мужчину, что в светлом костюме, возле вазы с цветами.

– Важная персона?

– Он занимает большой пост в СИДЕ. Он уже не так молод, но еще крепок. Старая боевая лошадь, доброе сердце, можно сказать золотое, но упрятано глубоко и надежно. Ты с ним познакомился?

– Да, но надеюсь, мне не пригодится знакомство с ним.

– Кто знает. Подобное знакомство может позволить избежать неприятностей.

– Надо их не создавать или в них не попадать.

– Не думаю, что ты настолько наивен, чтобы самому верить в сказанное. Неприятности относятся всегда к свежему продукту, как и трудности, их не предугадаешь. А ты с кем здесь?

– Меня пригласил Густаво.

– Тогда всё ясно.

– Но мне не ясно, как здесь оказалась ты. Чем занимаешься?

– Я работаю и этого достаточно. Зачем тебе это?

– И то верно.

– Жан, мы обратно едем вместе? – услышал я голос Густаво.

– Конечно. Извини, – обратился я к Лауре, – но нам пора.

– Снова до случайной встречи?

– Почему бы и нет, но вот, возьми, звони, если я на месте, – и протянул ей визитку с номером домашнего телефона.

– А если тебя не будет?

– Тогда надо искать.

– Это не так трудно, как ты думаешь.

– Надеюсь, – ответил я многозначительно.

Я отвез Густаво, поблагодарил его за то, что он помог мне познакомиться с такими людьми и вернулся домой. Начало положено. Приглашения, что я получил, могли быть полезны.

Утром я известил Андре и Симону, что собираюсь на Север страны, побывать в деревнях.

– Надолго?

– Думаю дня на два.

Потом я позвонил Мартину и попросил о содействии, он не отказал, а также Матиасу, который сказал к кому мне подойти, а он позвонит туда.

Вечером того же дня, я собрал небольшую сумку, в которую положил смену белья, бутылку воды, взял чековую книжку и наличные, карточку предпочел оставить дома и рано утром выехал по трассе четырнадцать на север страны. Дорога не была сильно загружена, машина, тихо урча, несла меня вперед. Ехал я спокойно, так как местная полиция любила устраивать засады на нарушителей, задерживаться с ними на обсуждение правил дорожного движения, не хотелось, а путь был не близкий.

Мартин встретил меня в Посадос – столице провинции Мисьонес, когда я туда добрался, день близился к закату. Мы вместе поужинали, и пока сидели за столом, он поинтересовался:

– Куда думаешь направиться?

– Дальше на север.

– Темнишь.

– Нет, я по рекомендации одного из искусствоведа встречаюсь с местным сотрудником культуры, а там посмотрим.

– Если тебя интересует искусство, то ищи его в деревнях района Сан-Педро. Там густые леса и много, что можно найти. Я так думаю… – сказал он многозначительно.

– Ты это к чему? – поняв его, решил я все-таки уточнить.

– Так к слову.

– Тогда ладно.

Пока мы ужинали, в ресторан вошёл мужчина, окинул взглядом зал и сел так, чтобы видеть вход. Я отметил его профессиональный взгляд. Этот присмотр мне пока не мешал

Переночевав в гостинице, я рано утром встретился с деятелем культуры, он подсказал мне, где и что можно посмотреть, как разговаривать, и сколько это стоит, если надумаю, что купить. Он также показал мне на карте деревни, где можно побывать. Когда я выходил со встречи, то в припаркованной рядом машине сидел вчерашний знакомый из ресторана. Он сопроводил меня до выезда из города, и отстал. Штат в небольшом городке не велик, но присмотр нужен, это я понимал.

Не доехав до городка Сан-Педро, я свернул на ничем не примечательную асфальтовую дорогу. Пока я по ней ехал, с интересом рассматривал окружающую местность. Провинция была покрыта холмами и горами, на которых росли тропические и смешанные леса. Влажность в этом районе, при наличии высокой температуры, была высока, не редки ливни, и от влажности тело быстро стало липким. За день я побывал в нескольких деревнях, где беседовал с местными жителями, иногда с трудом понимая, что они говорят. Их наречие отличалось от того, на котором разговаривали в столице. Здесь был иной уклад жизни. Жители так редко видели чужаков, что с удовольствием показывали, свои поделки. Я почти ничего не покупал, так мелочи для сувениров, а только присматривался, но между делом интересовался, есть ли где ещё деревни рядом, какие-то объекты, где я мог что-то ещё посмотреть. Сельские жители были добродушны и рассказывали много. В одной из деревень мне сообщили, что если проехать дальше, то там есть глухая деревня, но жители живут как-то обособленно, к ним надо свернуть направо по лесной дороге. Также поведали мне, что через их деревню проезжают иногда машины с людьми в форме, а куда дальше они не интересовались.

– Мы не любим ходить далеко в лес, – пояснил мне один пожилой индеец.

– Почему?

– Чужие люди, зачем нам проблемы. Плохие люди.

– Откуда знаете?

– Чувствую.

Я поблагодарил его и поехал дальше. Отъехав километров пять, я, по ходу движения, справа увидел узкую лесную дорогу, которая уводила в лес, притормозив, свернул на неё. После дождя дорога была ещё в лужах, но солнце, даже сквозь густые кроны деревьев, уже начало подсушивать красную глиняную ленту земли. Дорога была узкой, деревья подступали почти вплотную и, проехав километров шесть, я стал подумывать, что пора возвращаться, но развилки не было, а развернуться не представлялось возможным. Была полянка, но осталась сзади километрах в трех. Надо было вернуться, но только потом я понял, что мои приключения начались не в Париже, а этом глухом лесу.

10

Я петлял среди леса и понял, что заблудился. Старенькая машина натужно ревела на поворотах. Мысленно проклинал себя, за нерешительность, что надо было давно развернуться; ночевать в лесу не хотелось, а сумерки в лесу уже начали сгущаться. Осознав бесполезность и глупость дальнейшего передвижения вперед, я решил, что как только дорога станет по шире, совершить разворот. Найти то, что мне надо ночью – гиблое дело. Радовало то, что дорога не смотря, на глухомань на удивление была ровной, и земля была хорошо утрамбована. Видны были следы от шин. Видимо неосознанно я поддался искушению, что раз есть следы, то дорога приведет к людям. И привела.

Совершенно неожиданно за поворотом, поперек дороги лежало бревно. Я резко затормозил и машину занесло. Она боком сползла на обочину и остановилась на примятой траве. Искушение узнать, что там дальше было велико, и я знал, что лучший способ преодолеть искушение – поддаться ему. Но черта с два! Там могло быть что угодно. Я сидел в машине и осматривался, бревна, поперек дороги, просто так не лежат. Я услышал звук шагов, перекрывший шелест листвы, который через открытое окно заставил меня взглянуть в зеркало заднего вида. Трое мужчин в защитной одежде стояли позади машины, у каждого был в руках автомат. Чуть выждав, двое обошли машину с обеих сторон, а один остался стоять позади. Тот, что подошел с моей стороны, произнес:

– Двигатель! Выключи двигатель!

Я выполнил его просьбу, и сразу наступила почти полная тишина.

– Выходи из машины, – приказал он.

Я, молча, открыл дверь и вышел из машины. Стоящий сзади подошёл и осмотрел салон, а затем обратился к напарнику:

– Джино, обыщи его, – а сам чуть отошёл в сторону.

Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться. Это только в кино всё делается легко и быстро, что можно расправиться с незнакомцами с автоматами, а в реальной жизни всё не так просто. В зоне моей досягаемости находился лишь Джино, а он предварительно закинул автомат за спину, чтобы исключить вероятности мне дотянуться до курка. Тот, что отдавал приказы, сам отошел и наблюдал за обыском, а другой вообще стоял по ту стороны машины, так что получить пулю я мог в любой момент. Хоть у меня была и не плохая реакция, но не до такой, же степени, чтобы увернуться от пули на расстоянии двух метров, и когда автомат уже направлен в грудь.

Ребята были умелые. Джино профессионально провел обыск, достал паспорт и протянул, видимо старшему, а сам, отошёл и перебросил автомат на грудь.

– Что ты здесь делаешь? – спросил старший, посмотрев документы.

– Заблудился.

– Заблудился!? – криво усмехнулся он. – А табличку, что была по дороге, видел, что въезд запрещён?

– Так я никуда ещё и не въехал, да и смеркается уже, что там разберешь. Хотел быстрее приехать, рассчитывая, что дорога приведёт к жилью.

– Она и привела. Твой маршрут заканчивается здесь. Рамиро, – обратился он к стоящему по другую сторону машины, – садись и езжай, а мы пешком пройдёмся за тобой следом до базы.

Рамиро проворно сел в машину, а Джино отодвинул бревно, и, дождавшись, когда машина проедет, положил его обратно.

– Пошли, – сказал старший, и кивнул мне на дорогу.

Я понимал, что попал на закрытую территорию и сомнения, что мне отсюда просто так не выбраться прочно поселились в моей голове. Солнце уже почти зашло, и его последние лучи ещё пробиваясь сквозь кроны деревьев, слабо освещали дорогу. Шли мы не долго, минут пять, и вскоре вышли к небольшому комплексу зданий, огороженному забором. Меня провели ко второму от ворот дому. В сгущавшихся сумерках я смог увидеть, что это какая-то база подготовки. Мы вошли в коридор, который освещался слабой лампочкой, а по левую сторону была дверь. В комнате, что мы вошли, за столом сидел мужчина тоже в защитной полевой одежде, лет сорока, с небольшими усами, и плешивой головой. Он не был толст, а скорее даже строен. Он откинулся на спинку кресла и принялся сверлить меня тусклыми глазками. Под потолком гудела лампа, а из небольшого кондиционера едва чувствовалось дуновение ветерка. Я взглянул за окно, где уже наступила ночь. Здесь рассвет и закат, как вспышка, приходят и уходят быстро.