Мой Прекрасный Принц

– И она не вернулась, и не будет тут жить, – не без злорадства добавляет хозяйка замка, пока я размышляю о том, какого вообще сюда притащилась.

– Как не вернулась? – встревоженный взгляд женщины перебегает с меня на фон Дервиза. – Разве ты не вернул нашу девочку домой?

– Марта, она просто гость, – слегка сконфужено объясняет Красавчик.

– Но почему? Это из-за того, что барон оставил все наследство тебе? Но ведь она и его дочь! Никита, уж от кого-кого, но от тебя я не ожидала такой мелочности.

– Марта, все не просто, – вновь начинает лопотать парень, но мне их эти семейные нежности уже встали поперек горла.

– Если никто сегодня помирать не собирается, можно тогда я все-таки уединюсь? Мне все равно, где вы меня разместите, главное, чтобы там была всего лишь одна дверь, и она закрывалась на замок изнутри.

Красавчик понимающе хмыкает. Женщина в переднике смотрит на меня долгих несколько секунд, прежде чем ответить:

– Я провожу тебя, девочка.

– Сиди, – тут же протестует Красавчик. – Мам, покажи Марте, где гостевая спальня.

Лариса злобно на меня косится, машет головой и, цокая каблуками, направляется к лестнице. Комната оказывается на втором этаже, просторная, светлая, с прекрасным видом из окна на сад. Я бросаю свою дорожную небольшую сумку на кровать и в первую очередь нахожу дверь в ванную комнату. Когда я довольная выхожу оттуда, на кровати меня помимо сумки поджидает пересушенное рыбное филе.

– Ну, чего вам еще? – не церемонясь, спрашиваю я эту неприятную мне женщину. Осознание того, что именно с ней изменял отец, пока еще жил с моей мамой, заставляет меня ненавидеть ее.

– Даже не думай, что у тебя получиться заполучить его, – и голос то у нее такой противный. – Ты и твоя мамаша упустили свой шанс, когда сбежали от барона. Я терпела его столько лет, и ты думаешь, что просто так возьму и откажусь от того, что по праву принадлежит мне?

Не знаю зачем, но я начинаю препираться с этой полоумной:

– Это все принадлежит не вам, а вашему сыну. И вы прекрасно сами должны понимать, почему моя мама сбежала, если столько лет прожили с фон Дервизом.

– С чего я это должна понимать? – недовольно кривится она, как будто съела вонючую муху. – Твоя мамаша, в отличие от меня, любила этого старика. Я ведь знала ее еще тогда, когда она не превратилась в идиотку, сбежавшую от денежного мешка. Она на него так смотрела, как будто в мире не существовало больше никого. И я ее понимаю. Бедная сиротка, никому не нужная нищенка с симпатичной мордашкой внезапно отхватывает себе такого мужика. Так еще не просто мужика, а настоящего барона.

– Моя мама любила его? – эти слова, произнесенные женщиной просто как пустой треп, заставляет меня болезненно сжаться. Я никогда не спрашивала маму, но почему-то во мне жила твердая уверенность, что она не любила моего отца. Или же была короткая влюбленность до брака, а потом отец все разрушил.

– Ты меня вообще слушаешь? – фыркает женщина, оглядывая меня презрительно. – Я же говорю, эта ненормальная готова была целовать землю, по которой он ходил. И он, кстати, тоже обожал свою дылду-женушку. Тем было приятнее, когда я, наконец, смогла его соблазнить.

До меня не сразу доходят ее слова, а когда доходят, меня охватывает ярость. Значит, мои родители любили друг друга, а эта зараза влезла к ним и разрушила все? Хотя, подождите, мама сбежала, совсем по другой причине. Не могла эта женщина разрушит все. ОН сделал это.

Почувствовав резкую усталость, я прикрываю глаза и тяжело вздыхаю. Эта странная тезка внизу, сумасшедшая мамаша Красавчика со своими откровениями, и весь этот дом, в котором я вроде бы как родилась и где даже сохранилась моя комната… все это слишком. Слишком для одного утра.

– Просто уйдите, – тихо прошу я, не открывая глаза.

Я слышу, как женщина презрительно фыркает. Не знаю, что она увидела или почувствовала, но через несколько секунд я слышу цокот ее каблуков, направляющихся к выходу. У самого порога она все же оборачивается, чтобы сказать:

– Я терплю тебя здесь только потому, что этого хочет мой сын. У него сейчас нелегкое время. Но запомни, это первый и последний раз, когда ты переступила порог этого дома.

Цоканье, хлопок двери и блаженная тишина.

Все, хватит.

Я обессилено валюсь на кровать и закрываю глаза. Мысли беспокойными мухами, роятся в моей голове. Я думаю о своих родителях, которые теперь никогда не смогут быть вместе. Думаю о том, что этот дом, как привидение – он вроде бы еще хранит память о прежних хозяевах, но его уже и нет. Теперь этот чужой дом, с чужой счастливой семьей.

Глава 16.

– Почему ты не сказала, что едешь ко мне домой?! Я бы тогда тоже поехала с тобой. Уверена, у вас там сейчас очень весело, – хихикает эта зараза.

– Почему ты мне не сказала, что твоя семейка сумасшедшая? Я бы тогда ни в коем случае сюда бы не сунулась, – тут же огрызаюсь я в ответ. – Одна с порога называет меня тварью и пытается отправить в ад. Вторая при виде меня, хочет отбросить копыта. А третий и вовсе… привез меня сюда и забыл.

Не хотела я вот жаловаться, но правда, какого фига? Он уговорил меня сюда заявиться, а теперь и не покажется. Время уже далеко за полдень, а я до сих пор валяюсь в кровати, болтая по видеосвязи с Алиской. Я уже успела поспать, помыться в красивой ванной, а меня никто даже не собирается покормить, не предлагает провести экскурсию или искупаться в том бассейне, который наверняка подогревается. Придется все делать самой.

– Ладно, рыжая, пойду я поищу что мне можно поесть и заодно изучу обстановку на месте.

– Иди, иди. Братцу передавай привет и пожелай терпения. Чувствую, оно ему понадобиться.

Прервав связь, иду на разведку. Спускаюсь в своих линялых джинсах и простой майке по огромной вычурной лестнице. Вскоре мой нос, тренированный на запах еды, выводит меня в столовую. Если до этого мне казалось, что все здесь прекрасно и роскошно, то сейчас я понимаю, что сильно ошибалась. Вот она роскошь.

Огромная столовая с множеством французских окон, из-за которых виден окружающий ее сад, делает помещение каким-то воздушным и бесконечным. Посередине стоит длинный стол, застеленный белоснежной скатертью и перегруженный всевозможными столовыми приборами и блюдами. Он окружен изящными стульями с изогнутыми ножками и золотистой обивкой.

И главная изюминка всего этого – гости. Несколько надменных тел, восседающих на этих стульях в костюмах или платьях, и смотрящих на меня с пренебрежительным любопытством. Поняв, что я в своих кедах и домашней одежде выгляжу не просто убого, а практически оскорбительно, мне становится немного неловко.

Я замечаю, что во главе стола восседает Лариска, все также злобно зыркающая в мою сторону, а справа от нее Красавчик. Он заметно удивляется, увидев меня. Парень встает со своего места и подходит ко мне вплотную.

– Ты что-то хотела? – спрашивает он так, как будто о моем хотении сложно догадаться.

Но меня поражает другое. То есть, если бы я случайно не забрела сюда, то они тут трапезничали без меня и даже не соизволили бы покормить? То есть я гость, которого не зовут за один стол с остальными гостями? Неужели ему так сильно стыдно за меня?

И когда же настанет тот момент, когда мне надоест разочаровываться в нем?

Я стискиваю крепче зубы, стараясь не дать понять, как мне обидно. Я уже привыкла к надменности окружающих за последние несколько месяцев, но почему-то каждый раз, сталкиваясь с ней, все равно чувствую себя дерьмово.

Что ж нацепим маску ехидства, глупости и наглости. Я как та королева страны Лжи, в которую попадает школьник в советском мультике, имею целый склад различных масок для окружающих.

Все что угодно, только бы они не смогли рассмотреть мои настоящие чувства.

– Да, Красавчик, – говорю я язвительно, скрестив руки на груди. – Представляешь, я хочу есть.

– О, – он выглядит несколько смущенным. – Но разве ты уже не поела?

– Милая, – что? Селедка назвала меня милой? – Если ты не наелась, сходи на кухню, там тебе еще покормят, – говорит эта су… эта женщина, таким неестественно елейным голоском, что просто хочется заткнуть уши руками.

Пока я удивленно таращусь на нее, та продолжает, обратившись уже к гостям:

– Бедная девочка, она никогда не наедается. Сын пригласил ее из жалости в гости, а то бедняжка никогда не видела, как живут настоящие аристократы, – и без всякого перехода: – Наталья, значит, вы планируете этим летом поехать всей семьей в Испанию? О, чудесная страна, я уверена, вам понравится.

Вот так вот мимоходом эта пересушенная камбала оскорбила меня и продолжила свой пустой треп. Самое ужасное, что Красавчик на протяжении всей речи его мамаши просто стоял и молчал. Ну, что ж, не первый раз предстоит самой за себя постоять.

– Вы правы, Лариса! – говорю я нарочито громко, чтобы меня все услышали. Эффект достигнут – хозяйка дома вздрагивает и впивается в меня ненавидящим взглядом.

Я обхожу, казалось бы, уже прилипшего к полу фон Дервиза, и направляюсь к свободному стулу, напротив той самой Натальи.

– Мне действительно не привелось увидеть, как живет русское дворянство, – плюхаюсь на стул, задвигаю его за собой, специально проскрипев ножками по блестящему паркету. Ах, сморщенное недовольное лицо Лариски, как бальзам на душу. – Представляете, а ведь я дворянка. Но так судьба распорядилась, что в доме своего собственного отца я вынуждена находиться только в качестве гостьи, так еще и которую не приглашают за стол со всеми, – заметив крайнюю заинтересованность в глазах Натальи, я продолжаю: – Наверное, они думают, что я могу опозорить их доброе имя. Ведь оно у нас общее. Кстати, Лариса, можете ли вы распорядиться, чтобы мне принесли приборы? Я, конечно, могу и руками есть, ведь у меня отсутствуют манеры и я не привыкла ко всяким изыскам, но все же, не хочется смущать ваших гостей.

Красавчик наконец отмирает и садится на свое место. Между нами оказывается какой-то мужчина в рубашке поло и брюках. У него седина в волосах и небольшая бородка. Он оборачивается ко мне с дружелюбной улыбкой и протягивает руку для рукопожатия:

– Меня зовут Александр Дмитриевич Обухов. Мы живем с моей сестрой Натальей здесь по соседству, – он указывает на брюнетку напротив и та кивает мне. Она симпатичная, но смотрит на меня надменно и с пренебрежительностью. – Мы нагрянули без приглашения в гости, и очень рады возможности с вами познакомиться. Вы же Марта фон Дервиз, я правильно понимаю?

Я утвердительно киваю и пожимаю его руку, в тайне радуясь, что у них не принято их целовать. Фу. Еще чего не хватало. Мало ли, я забыла их после туалета помыть.

Пока я мысленно рассуждаю о гигиене и правилах приличия, Обухов продолжает:

– Мы были с вашим отцом очень хорошими приятелями. Мне жаль, что он ушел от нас, – я вижу по его глазам, что ему на самом деле жаль. Получается, старик мог нравиться всем, кроме своей настоящей семьи? – Как ваша мама пережила эту потерю?

Ооо. Я оказываюсь слегка не готова к разговору о маме. Громко сглотнув, я подавляю в себе нарастающую глухую боль, и сдавленно и коротко отвечаю:

– Плохо… Она восприняла эту новость плохо.

Вроде никто ничего не заметил, потому что мужчина продолжает:

– Еще бы. Она так его любила, хоть и не смогла его простить за ошибку.

Я не совсем понимаю о чем он. Отец рассказал ему, что избивал маму? И этот человек все равно продолжил хорошо к нему относиться? Неужели домашнее насилие в их окружении считается нормой? Дикость какая-то.

В любом случае я не собираюсь об этом говорить, когда помимо Обуховых тут сидят еще одна женщина с мужчиной. Они тоже мне представляются, но я не запоминаю их имен. Все мои мысли и чувства вновь сосредоточены на маме с отцом. Что между ними произошло на самом деле? Почему они расстались? Почему все, кто знал маму, утверждают, что она до безумия любила фон Дервиза?

Принесли приборы, и материализовавшиеся непонятно откуда официанты под мои рассеянные кивки быстро наполнили мою тарелку едой. Я не помню, съела ли я хоть что-то, но через пять минут я извиняюсь и выхожу.

Как я оказалась в саду я не знаю. Все как в тумане.

Прихожу в себя я только на грунтовой тропинке в каких-то зарослях около маленькой старой розовой скамейки. Она перекошена, краска облуплена и не хватает несколько досок. Я узнаю ее. Это та самая скамейка. Мама говорила о ней. Именно здесь барон сделал ей предложение.

Она рассказывала, что тогда уже начала встречаться с ним и, не обращая внимания на осуждение общества, часто приезжала к нему в замок погостить. Она обожала это место, потому что оно было в удаленной и недоступной части сада. Мама забредала сюда и сидела прямо на земле, читая книги или просто мечтая. Отец, зная об этой ее привычке, однажды взял и поставил на этом месте скамейку, чтобы ей было удобнее. Когда она в следующий раз пришла сюда и увидела ее, он вышел из зарослей, встал на колено и предложил ей руку и сердце.

Мама вспоминала эту историю не один раз. Наверное, это было единственное, что она рассказывала об их отношениях, из-за чего я все смогла представить себе в мельчайших подробностях. Но я всегда почему-то думала, что она просто придумала красивую сказку для маленькой девочки.

Но сейчас, услышанная в детстве история, внезапно обретает форму и становится реальностью.

Я чувствую, как от осознания этого, мое тело начинает бить крупная нервная дрожь, а на глазах наворачиваются слезы. Здесь меня никто не увидит. Здесь так же, как когда-то мама, я могу не одевать масок, могу не притворяться, могу не скрывать свою боль и отчаянье.

Чьи-то руки обнимают меня со спины и прижимают к себе. Мне не нужно оборачиваться, чтобы знать кто это. Это мой принц. Как всегда тогда и там, когда он мне нужен.

Слезы свободно скатываются у меня по щекам. Мне это нужно. Мне нужно оплакать мамину любовь. Теперь я уверена, что она любила фон Дервиза. Если бы не любила, не могла бы рассказывать с таким блеском в глазах и нежностью историю о предложении. Сейчас, став взрослой, я понимаю, что в тот момент она действительно была очень счастлива.

Я не знаю как, но через какое-то время мы оказываемся на лавочке. Фон Дервиз прижимает меня одной рукой к себе, а другой гладит по голове. Я уже достаточно успокоилась, чтобы начать понимать, что мне нравится вот так вот просто сидеть с ним на лавочке моей мамы. Мои мысли уже начинают отходить от мыслей о родителях, и я почему-то вспоминаю об имечки Красавчика.

– Тебя правда зовут Никита? – спрашиваю я охрипшим после плача голосом.

Он тихонько смеется.

– Это то, что ты обычно первым делом спрашиваешь после часовых рыданий?

– Я не ревела час! – возмущаюсь я и пытаюсь встать, но тут же склоняю голову назад – час или не час, но лицо мое теперь точно раздулось и покраснело.

Фон Дервиз как будто понимает мои мысли и тихонько смеется:

– Марта, ты все равно прекрасно выглядишь, даже с красными глазами и размазанной тушью.

– Тушью? – верещу я. Я все же отстраняюсь от фон Дервиза и, задрав майку, начинаю яростно тереть под глазами.

Подождите, я же не красила ресницы сегодня. Вот же….

– Ты обманул! – обвиняю я Красавчика, укоризненно на него смотря.

– Да, – спокойно пожимает он плечами. – Зато ты теперь понимаешь, что выглядишь намного лучше, чем могла бы.

– Вот спасибо, – язвительно отвечаю я, поправляя майку.

– Кстати, у тебя красивый лифчик.

– Что? Ты не мог увидеть мое белье! Я не так сильно задрала майку.

– Да? Тогда откуда я знаю, что на тебе сейчас голубой бюстгальтер с красным бантиком между чашечками?

– Ты не мог увидеть этого! – охаю я.

– Прости, Марта, но ты прекрасно отражалась в зеркале, пока передавалась за дверцей шкафа.

– И ты подглядывал?

– Марта, – говорит он серьезно, смотря мне в глаза. – Ни один уважающий себя парень семнадцати лет отроду не откажет себе в удовольствии посмотреть на красивую девушку в белье.

Он назвал меня красивой? Я чувствую что краснею.

Я и краснею. Так, надо с этим заканчивать.

– Ты так и не ответил на мой вопрос, как так получилось, что тебя никто не называет по имени? Оно что, секретное?

– Нет, – улыбаясь, и все еще хитро посматривая на меня, качает он головой. – Просто все как-то привыкли меня называть по кличке от фамилии Дером. Учителя просто по фамилии. Но ты, если хочешь, называй меня Никитой.

– Нет, я буду называть тебя, как привыкла – Красавчиком.

– Так мне тоже нравится, – он игриво толкаем меня плечом, отчего меня на мгновение одолевает чувство восторга.

Но потом я резко вспоминаю его поведение в столовой и хмурюсь. Он в очередной раз читает все на моем лице, резко выпрямляется и смотрит на меня виновато.

– Марта, прости за сегодняшнее, – говорит он тихо. – Мама сказала, что у тебя болит голова, и ты решила поесть пораньше одна, не спускаясь в столовую. Я так переживал за свою Марту, что даже не придал значению ее словам. Поверь, я уже с ней поговорил и предупредил, что если она что-то подобное еще раз выкинет, я в следующий раз приеду домой только на летние каникулы.

– Ничего страшного, – пожимаю я плечами. – Я успела привыкнуть к тому факту, что вы все придурки.

– Марта, – он тяжело вздыхает и на миг и отводит взгляд. Но потом вновь начинает говорить. – Мне правда жаль, что ты в первый же день в замке плакала из-за причуд моей мамы.

– Я плакала не из-за этого, – фыркаю я. – Много чести ей.

– Правда? – он явно заинтригован. – Тогда из-за чего же еще?

Я не знаю, стоит ли говорить с ним об этом. Честно говоря, это настолько личное, что вряд ли я когда-нибудь в принципе с кем-то захочу об этом говорить. Поэтому я решаю перевести тему.

– Вашу экономку, правда, зовут тоже Мартой? Знаешь, это странно. Мама говорила, что мой папаша выбрал это имечко. И считала, что мое имя достаточно странное и редкое для нашей страны. А тут еще одна Марта.

– Значит, ты не знаешь? – спрашивает фон Дервиз, с любопытством смотря на меня.

– Не знаю что?

– Что тебя назвали в честь этой самой экономки.

– Почему это меня назвали в честь вашей прислуги? – спрашиваю я, немного шокированная этой новостью.

– Вообще-то Марта не обычная прислуга, – обиженно замечает Красавчик. – Она была дочерью управляющего замком и росла вместе с твоим отцом. Они с детства очень хорошо дружили. Став взрослой она осталась работать в его доме. Я слышал, что они даже чуть не поженились.

– Серьёзно? – удивляюсь я. – Но почему же он все же не женился?

– Она ему отказала. Марта рассказывала, что они скорее были друзьями, чем влюбленными, – он делает небольшую паузу, прежде чем продолжить. – Марта вроде была даже твоей няней, когда ты родилась. И не знаю, догадалась ты уже или нет, но назвали тебя именно в честь нее.

Сказать, что я удивлена, это ничего не сказать. Значит, папашка назвал меня в честь своей подруги и моей няни? Это как-то совсем не вписывается в мое представление об этом человеке.

Мне кажется, что мир немного раздвигает свои границы, и те стены, которые я построила вокруг себя и вокруг своей жизни, начинают рушиться. Только вчера я четко понимала, где черное, а где белое, где добро, а где зло. Сегодня я уже не уверена, что понимаю, что вокруг меня творится. У меня возникает ощущение, что я далеко не все знаю.

Например, мама никогда не рассказывала мне о Марте, женщине, в чью честь меня назвали. Разве это нормально? Зачем она врала мне, что это имя придумал отец?

Я не хочу больше об этом думать. Не сегодня. Не сейчас. В конце концов, возможно, я в первый и последний раз в своей жизни нахожусь в самом настоящем замке (если, конечно, не считать того факта, что я здесь родилась). Я прошу фон Дервиза устроить мне экскурсию, что он и делает. Только перед этим замечает, что за обедом я ничего не ела и говорит, что для начала покажет мне кухню.

На кухне оказывается Марта. Она уже чувствует себя лучше, и бойко командует поваром и другими работниками. При виде нас, глаза ее становятся влажными, и она прижимает руки к груди. Я замечаю, как фон Дервиз строго на нее смотрит и качает головой. Слава Богу, женщина успокаивается и не пытается вновь при виде меня упасть без чувств.

Честно говоря, эта ее реакция на мое появление немного пугает и смущает одновременно. Я совершенно не знаю эту женщину, тем временем, как она с любовью смотрит на меня, пока я ем, и тяжело вздыхает. Марта предлагает мне просто огромные порции еды, и я с радостью соглашаюсь – я просто обожаю самые простые макароны с сыром и молоко с хрустящим еще теплым свежим хлебом.

– Спасибо, – говорю я, вставая из-за стола на кухне. – Мне безумно понравилось.

– А то, – сияет от счастья женщина. – Я же помню, как ты уплетала мои макароны. А молоко со свежей выпечкой ты могла есть вместо завтрака, обеда и ужина.

Я смущенно улыбаюсь, не зная, что на это ответить. Странное чувство неловкости от того, что эта женщина так хорошо меня знает, а я ее нет, вновь охватывает меня.

Ситуацию спасает фон Дервиз, уводя меня на экскурсию. До конца дня мы с ним бродим по территории замка и в самом здании. Тухлая селедка на глаза не попадается, из-за чего остаток дня я провожу просто божественно.

Красавчик оказывается хорошим гидом и просто классным собеседником. Он рассказывает истории из детства, аккуратно обходя тему наших родителей, за что я ему благодарна. Иногда я замечаю, как он мысленно куда-то улетает. Я понимаю, что в такие моменты он, возможно, вспоминает барона или свою бывшую девушку. Тогда я начинаю рассказывать свои собственные истории из детства. Последний час экскурсии он слишком часто мысленно отстраняется, так что мне приходится половину историй просто выдумывать или приписывать себе чужие. Но то ли он не замечает, то ли ему все равно, потому что мои методы срабатывают, и фон Дервиз быстро отвлекается и начинает улыбаться, вновь возвращаясь ко мне.

Я прошу показать Красавчика мне его комнату, уверенная, что она наверняка слишком помпезная, но не успеваю посмотреть, так как уже слишком поздно. Он обещает, что завтра первым делом с утра покажет мне ее. От этого обещания по моему телу пробегают мурашки. Я знаю, что он не относится ко мне никак, кроме как забавной дикой зверушки, которая появилась в его жизни. Однако мое глупое сердце совсем не хочет слушать доводы разума и начинает биться чаще, когда возле дверей моей комнаты, он целует меня в щеку и желает спокойной ночи.

Я принимаю душ, одеваю пижаму и ложусь спать. Тусклый свет от прикроватной лампы отгоняет мои страхи и дает спокойно уснуть. До самой отключки я вспоминаю сегодняшний день и думаю о том, что завтра может быть еще намного лучше.

Ночью я просыпаюсь от того, что кричу. Мой кошмар, который в последний раз прогнал фон Дервиз, вновь возвращается.

Я оставила ночник включенным, но кто-то его выключил. Вот же блин, что и здесь кто-то ходит по комнатам без спроса?

Я не могу встать, так как во сне запуталась в одеяле. Я тянусь к тумбочке, чтобы найти выключатель, но не привыкла к обстановке, поэтому никак не могу его найти.

Чувство паники нарастает. Мои движения становятся лихорадочными. Я хочу свет, хочу, чтобы он прогнал мои страхи, развеял ужас, который сейчас переполняет меня. Я роняю лампу, она с грохотом разбивается.

Мне нужен свет. Свет, свет.

Я не замечаю, как начинаю биться в истерики, пытаясь выпутаться из одеяла. Мой разум затуманивается, не помогая мне. Кажется, я еще больше запуталась в этих простынях. Черт, где край этой кровати!

Мне становится тяжело дышать. Я просто хочу свет. Просто хочу света!

Внезапно меня ослепляет яркий свет с потолка. Я облегченно делаю вдох.

– Просто дыши, Марта, просто дыши, – он ложится рядом, притягивая меня к себе. Я не сопротивляюсь. Он может прогнать мои кошмары. Он это может. – Я рядом. Я с тобой, малыш. Просто дыши.

Я подчиняюсь. Делаю маленькие вдохи. Все мое тело расслабляется, разум очищается, а дыхание становится ровным. Я чувствую под своей щекой его сердцебиение и ощущаю покой.

Мы молчим. Он ничего не спрашивает, я ничего не говорю. Я должна сказать, что теперь все хорошо. Должна прогнать его, сказать, что дальше справлюсь сама.

Но я этого не делаю. Потому что он вновь рядом. Вновь рядом тогда, когда мне нужен.

Я не замечаю, как проваливаюсь в сон. В сон без кошмаров, без страха, без ужаса. В сон, где он рядом.

Глава 17.

Страшный крик заполняет пространство. Я резко сажусь в кровати, в панике оглядываясь и пытаясь найти того, кого убивают без наркоза. Затуманенным после сна взглядом я вижу возле своей кровати силуэт воблы в белом коротеньком платице. Ее лицо красное и перекошено от гнева.

Черт, какого вообще она приперлась и визжит в моей комнате?

Не успеваю я поразмышлять на эту тему, как кто-то слева от меня начинает шевелиться, и теперь уже ору я.