Мой Прекрасный Принц

Он тяжело вздыхает, но не отпускает. Я оказываюсь прижатой к его груди, и мне ничего не остается, как обнять его  в ответ.

Так бы и стояла всю жизнь. И пофиг, что все на нас таращатся.

– Марта, вчера мы с тобой устроили шоу в столовой и всем объявили, что мы вместе. А теперь ты хочешь, чтобы я шел туда один?

– Но мы сегодня весь день играли на публику, – возражаю я. – Зачем еще и в столовой?

– Мы почти весь день провели исключительно в своем классе. А там будет вся школа. И сама знаешь кто. Его первого бы стоило убедить, что ты моя, чтобы он перестал иметь виды на тебя.

– Ты так говоришь о нем, как будто он маньяк какой-то.

– Он игрок, азартный игрок. Если он решил, что ты его добыча, он просто так не отступится. Поверь мне, если этот парень на кого-то положил глаз, так этот кто-то еще сразу и не бросился к нему в объятия, этот кто-то становится самой желанной добычей.

– Мне кажется, или все это психушкой попахивает? – я говорю с сарказмом в голосе, в то время как саму меня пробивает нервная дрожь.

Я верю в то, о чем говорит фон Дервиз.

Пока мы идем в столовую, я интересуюсь:

– Но ты вроде как с ним дружишь. Почему?

– Не то чтобы мы с ним друзья, просто Амина его дальняя родственница. Поэтому мы и общаемся по-приятельски.

– Понятно, – киваю я.

В столовой царит оживление. Голодные ребята гремят ложками и тарелками, между столиками проносятся официанты. Я замечаю Мальвинку, которая подмигивает мне и выразительно дергает бровями, заметив наши с Красавчиком сцепленные руки.

Я закатываю глаза, а сама при этом размышляю о суперклее и возможности всю жизнь провести, держась с моим Прекрасным Принцем за руку.

Я думала, что мы сядем отдельно, но Красавчик притягивает еще два стула к столику, где уже сидят его друзья, и по-джентельменски предлагает присесть.

Ладно, посмотрим, что из этого получится. Я устраиваюсь за столом, пока на меня не очень-то дружелюбно смотрят ребята.

Слава Богу, блондинистый урод сидит не рядом со мной. Правда, напротив. Поэтому, когда я присаживаюсь, то тут же натыкаюсь на его пристальный взгляд. Я никогда не отличалась трусостью или робостью, но сейчас, когда он так оценивающе проходит своим взглядом вдоль всего моего тела, мне просто хочется спрятаться за фон Дервиза и не вылезать оттуда до конца обеда.

Видимо, не одна я замечаю интерес урода к себе.

– Кажется, я тебя предупреждал, – рычит где-то сбоку от меня фон Дервиз.

Я даже не заметила, как он пододвинулся ближе ко мне и теперь, закинув руку на спинку моего стула, свирепо смотрит в упор на блондина.

– Эй, Дер,  успокойся! – смеется блондин, поднимая руки верх. – Я ведь даже ничего не сделал. Ты чего такой раздраженный? Подружка отказалась сегодня ночью удовлетворить тебя?

– Просто заткнись, – я чувствую, как парень, сидящий возле меня, напрягается всем телом, услышав эти слова.

Мне кажется, что урод пытается специально его вывести из себя.

Поэтому я лишь улыбаюсь, кладу свою руку на бедро фон Дервиза и, повернувшись к нему, говорю елейным голоском, как у влюбленной дурочки:

– Милый, не обращай внимания, он просто завидует. Девушка предпочла ему тебя, вот он и злится.

– Было бы чему завидовать,– огрызается блондин, но по зло прищуренным глазам я понимаю, что попала в яблочко.

– А вы ребята, хорошо устроились, – через какое-то время подает голос Сухостой.  – Общая дверь между спальнями, которая не запирается. Интересно, что по этому поводу думает воспитательница.

Я понимаю, на что она намекает, поэтому вмиг вспыхиваю:

– Алина Анатольевна знает.

– О, вот это да! – начинает ржать придурок. – Значит, Дер, ты имеешь доступ к этому телу двадцать четыре часа в сутки и ни с кем больше не хочешь делиться?

– Эта шлю… – в очередной раз пытается оскорбить меня Сухостой, но ее неожиданно перебивает Амина:

– Хватит! Прекратите. Это не наше с вами дело, – и она мило так улыбается нам с Красавчиком.

Представляете? Улыбается!

Несколько секунд я размышляю о том, возможно ли было попасть в альтернативную реальность и не заметить этого. Но все мои предположения о такой возможности исчезают, когда я вижу, как фон Дервиз благодарно улыбается ей одним уголком губ, а она в ответ лишь слегка наклоняет голову. У меня возникает четкое ощущение, что они сейчас пообщались между собой, не произнеся ни слова.

Прелестница была права – они созданы друг для друга. Наверняка, она не ведет себя как ревнивая стерва, потому что фон Дервиз предупредил ее, что это всего лишь фарс.

Внезапно я чувствую себя не в своей тарелке. Разыгрывать из себя влюбленную дурочку, когда о твоем вранье никто не знает, и делать это, когда бывшая твоего ненастоящего парня в курсе – это две разные вещи.

Усилием воли я заставляю себя просидеть еще ровно пятнадцать минут за столом, лениво ковыряясь в тарелке. Свои самые долгие в жизни пятнадцать минут. Все это время ребята живо общаются, обсуждая каких-то общих знакомых  и вспоминая случаи из их школьной жизни. Даже если я бы захотела поучаствовать в их разговоре, мне нечего было бы рассказать.

Глянув на позолоченные часы, что висят на стене скорее для декора, я с облегчением отмечаю, что выделенные самой себе пятнадцать минут прошли. Когда я уже встаю, чтобы уйти, пробормотав что-то про дела и срочность их выполнения, Амина останавливает меня вопросом:

– Спешишь на работу?

Я замираю, не веря своим ушам. Амина смотрит на меня, и я вижу в ее глазах торжество.

Она готовилась к этому. Ждала, выжидала момент, чтобы нанести по мне удар тогда, когда я меньше всего этого ожидаю.

Но не это самое страшное.

Страшно то, что она могла узнать о моей подработке только от одного человека.

Я перевожу взгляд на фон Дервиза, но он не смотрит на меня. Он смотрит на любовь всей своей жизни и хмурится.

– Это не твое дело, – огрызаюсь я, не зная, что еще могу сказать.

– Как грубо, – досадливо морщится Амина, пока я лихорадочно ищу в кармане жилетки деньги за обед, чтобы заплатить и убежать отсюда. – Я же просто спросила.

– Я не поняла, – Сухостой трясет головой так, как будто ее кто-то по ней неожиданно ударил. – Марта, ты работаешь? Но где?

– Послушайте, оставьте мою девушку в покое, – пытается унять своих друзей фон Дервиз, но это бесполезно – гончие учуяли кровь.

– Дер, на самом деле, где тут можно работать? – тоже не может сдержать своего любопытства Алекс. – В столовой?

Прежде чем я успеваю достать несколько сотен из кармана, Амина вываливает информацию на ошарашенную публику:

– Марта у нас моет полы по вечерам.

Чертовы сотни летят на стол между тарелками, пока остальные таращатся на меня, как будто только что из моего лба вырос серебряный рог.

Мне хочется просто убежать, закрыться в своей комнате и вдоволь наораться в пустоту.

Но мне еще учиться здесь. А значит нужно правильно вести себя в таких ситуациях. Ведь теперь вся школа точно будет знать о том, чем я занимаюсь по вечерам перед отбоем.

Я стараюсь отогнать от себя мысли о предательстве Красавчика, чтобы непрошенные слезы не помешали мне смотреть прямо в глаза Амине.

– Да, директор дал мне эту работу. И что?

Первым приходит в себя Алекс:

– Марта, но это же ненормально. Кто в наши дни работает, пока учится в школе? Да тем более уборщицей.

– Ты так говоришь, как будто я делаю что-то неправильное, – накидываюсь я на Алекса. – Мне нужны деньги, и я работаю. Вам, деткам из богатых семей, этого не понять.

– Но ты одна из нас, Марта, – на удивление, Сухостой выглядит скорее расстроенной, чем злорадствующей. – Ты не должна мыть полы, если тебе нужны деньги. Дер, как ты такое допустил?

– Я пытался отговорить ее, – я вижу боковым зрением, что теперь парень смотрит на меня, но я не хочу смотреть на него. Боюсь не сдержаться. – Но моя Марта слишком гордая.

Моя Марта. Боженьки, какой же он все-таки лицемер!

– Так все-таки я не ошибся в ней! – урод сильно хлопает руками об стол, из-за чего теперь на нас смотрят все близь сидящие ученики и дежурный воспитатель – Алина Анатольевна. – Я так и думал, что этой крошке просто нужны деньги, – он смотрит на меня, откинувшись на стул и улыбаясь. – Зачем тебе возиться с этим выскочкой. Поверь мне, со мной тебе придется работать только в одном месте – в моей кровати.

Все, с меня хватит.

Я беру стакан с чаем Сухостоя и выплескиваю его в лицо придурка. Тот тут же вскакивает и начинает орать, но я уже мчусь во весь опор прочь из столовой.

– Ты еще пожалеешь, сучка! – кричит блондин где-то за моей спиной. Судя по тому, что там происходит какая-то возня, его держат, чтобы он не смог меня догнать.

Только оказавшись за закрытыми дверями своей комнаты, я позволяю себе отдышаться. Я сползаю по стенке вниз, так как ноги меня отказываются держать. Адреналин, что кипел во мне, исчезает, и весь ужас произошедшего доходит до моего сознания.

Теперь все знают, что я работаю поломойкой. И теперь, похоже, моя жизнь точно превратится в ад.

И спасибо  я должна сказать за это только одному человеку.

– Марта, – он стучит в дверь, которая ведет в коридор, но я не отвечаю. – Марта, впусти меня, пожалуйста, – молчу. Когда слышу его голос, боль от предательства режет меня изнутри так сильно, что мне приходится закрыть рот рукой и прикусить ее, чтобы не закричать. – Марта, ты же знаешь, что я могу зайти через нашу общую дверь, если захочу, – чертова дверь! – Дай мне просто все объяснить.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить свое дыхание. Фон Дервиз молчит, но я знаю, что он еще там, за дверью.

– Уходи, я не хочу с  тобой говорить! – кричу я, чтобы он услышал.

– Марта, пожалуйста, разреши мне войти и я все объясню, – если бы я не была так сильно обижена на Красавчика, я бы обязательно отреагировала на этот расстроенный голос и нотки паники в нем.

Но сейчас мне самой слишком больно, чтобы заботиться о том, что чувствует фон Дервиз.

– Ты рассказал ей! Ты обещал, что никто не узнает! – я сама не замечаю как, но я оказываюсь около двери, крича через нее в исступлении. Мои руки трясутся,  и вообще, сейчас я очень похожа на маму – такая же сумасшедшая.

– Но я не рассказывал ей. Наверное, это мама… – начинает что-то объяснять парень, но я больше не хочу слышать его лжи.

Хватит. Теперь это точно был последний раз, когда я позволила себе поверить ему.

Я распахиваю дверь и на несколько мгновений замираю.

Красавчик выглядит ужасно подавленным. Он дергает волосы, как всегда делает, когда чем-то расстроен, и нервно ходит по коридору.

При виде меня он также замирает на несколько секунд, но тут же устремляется в мою сторону.

– Нет, – я выставляю руки перед собой, останавливая его. – Не трогай меня.

– Марта, послушай, – он не пытается приблизиться, но и уходить не собирается. – Наверное, она узнала от мамы. Я говорил с ней на счет тебя и возможности помочь тебе, чтобы ты могла не работать. Она очень хорошо общается с мамой Амины. Я бы спросил у нее, откуда она это узнала, но мне пришлось держать одного парня, который хотел тебя убить, уж прости.

– Не важно, фон Дервиз, через твою маму или свою она узнала. Важно то, что я просила тебя никому не говорить. А ты все равно рассказал об этом матери. Тем более, если уж ты знал, что твоя мама и мама Амины – подруги, разве ты не мог предположить, что и она в итоге узнает?

Я замечаю, что у нас зрители, которые пытаются показаться просто прогуливающими по коридору скучающими учениками. Я решаю воспользоваться случаем и громко произношу:

– Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего. Между нами все кончено, – говорю громко, чтобы все это услышали.

Мой трюк не остается незамеченным фон Дервизом. Он обескураженно смотрит на меня, не в силах понять, что вообще происходит.

– Значит, все кончено? – цедит он сквозь зубы, когда до него доходит моя задумка.

– Да, – пожимаю я беспечно плечами, в то время, когда все внутри разрывается от боли. – Я не хочу иметь ничего общего с тобой.

– Не иметь со мной ничего общего. Хорошо, – он соглашаясь кивает в ответ, в то время, как его руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

– Не хочу, чтобы ты со мной говорил, смотрел в мою сторону, дышал одним воздухом! – ох, кажется, меня малец заносит.

– Без проблем, – выплевывает слова Красавчик и, развернувшись, идет к себе в комнату.

– И чтобы не сидел со мной за одной партой! – кричу я ему вдогонку, но в ответ слышу только громкий стук захлопывающей за ним двери.

Глава 24.

Я ворочаюсь в кровати, не в состоянии уснуть. Весь остаток дня я провели за подслушиванием своего соседа.

За стенкой периодически что-то гремело и разбивалось. Затем фон Дервиз с кем-то ругался по связи, а потом за ним хлопнула дверь и тишина.

В комнату он так и не вернулся.

Я хотела уснуть, но вздрагивала от каждого шороха – мне казалось, что Красавчик вернулся. Не знаю почему, но с маниакальной настойчивостью я не хотела пропустить момент его возвращения.

На часах уже два ночи. Завтра пятница – последний учебный день перед выходными и стоило бы выспаться. Я закрываю глаза и с неприсущим мне упорством начинаю считать баранов, потом просто считать.

Не знаю в какой именно момент, но я все таки засыпаю. Знаете, как я поняла, что я заснула? Потому что меня разбудили.

Кто-то тяжелый опускается позади меня на кровать и залезает под одеяло.

Так как дверь в коридор я точно запирала, это может быть только один человек.

Я не хочу ругаться, да и голова спросонок не очень варит, поэтому я остаюсь лежать на боку, спиной к Красавчику, и лениво интересуюсь:

– Где ты шлялся до утра?

– Соскучилась? – голос раздается у меня прямо над ухом. В нос ударяет сильный запах алкоголя, и я понимаю, что это не может быть фон Дервиз.

Я пытаюсь повторить свой трюк, когда Красавчик вот также заперся ко мне ночью, и скатиться с кровати, но блондинистый урод оказывается сильнее и проворнее.

– Куда собралась, цыпа? – одной рукой, он обхватывает меня вместе с руками, а второй зажимает рот, чтобы я не кричала.

Я бьюсь, как рыба, извиваясь всем телом, и стараюсь выпутать ноги из одеяла, чтобы ударить его.

Но это лишь вызывает смех у придурка.

– А ты горячая штучка, – хрипло смеется он, вновь пахнув на меня перегаром. Он наклоняет голову и начинает слюнявить мою шею. – Не сопротивляйся, тебе понравится. Всем девчонкам в итоге нравилось.

Я чувствую, как к моему горло подкатывает тошнота паники. Мне становится страшно – все мои силы уже почти растрачены на борьбу, но придурок как будто и не замечает этого. Я в отчаянье бросаю взгляд на смежную с фон Дервизом дверь, в надежде, что он услышит возню и спасет меня.

Урод замечает это и ухмыляется.

– Даже не надейся, крошка. Фон Дервиза нет в пансионе. А ты думаешь, как я попал к тебе в комнату? Пришлось стащить у него ключ, – он что-то резко делает, и теперь я уже опрокинута на спину. Мои руки зажаты его рукой над головой, а ноги – его ногами.

Мой рот до сих пор закрыт его левой рукой. Я мычу и со всех сил кручу головой, чтобы издать хоть звук. Это вызывает у него лишь смех.

– Не сопротивляйся, тебе же хуже будет, – он наклоняется к моей груди, и я пользуюсь тем, что он отвлекся и со всех сил кусаю его за ладонь.

– Ах ты, сука! – шипит блондин, отдергивая руку. Я не успеваю и рта открыть, чтобы закричать, как мою щеку опаляет резкая боль.

Он ударил меня.

И тут же закрыл рот своим слюнявым вонючим ртом.

Слезы стекают по моим щекам, голова кружится, а во рту соленый привкус крови. Не знаю его, или моей.

Теперь его правая рука на моем горле. Он сжимает его так сильно, что, кажется, я сейчас задохнусь. Я начинаю хрипеть, и судорожно дергаться. Только тогда он отлипает от меня и криво улыбается, разглядывая мое зареванное лицо и наверняка посиневшие губы.

– Вот так, детка, знай, как опасно связываться со мной. Или ты даешь мне по хорошему, или я буду позволять тебе делать вдох не чаще одного раза в минуту. Для того чтобы не задохнулась, хватит, но жизнь раем не покажется.

Он псих. Он чертов псих.

И никто не поможет.

И не примчится мой Прекрасный Принц, чтобы спасти меня.

Воздух. Просто немного воздуха.

Наверное, он что-то видит в моих глазах, потому что в следующее мгновение я чувствую, как его схватка ослабляется, и я тут же судорожно пытаюсь сделать вздох.

Дождавшись, пока я надышусь, он вновь слегка сжимает мне горло и шепчет, склонившись прямо к уху:

– А теперь веди себя хорошо, и все быстро закончится, договорились?

Я слабее его. Я не могу победить. Не могу вырваться.

Но и сдаваться я не собираюсь.

Я слегка киваю, в знак согласия.

Все его тело расслабляется и напрягается одновременно. Он смеется:

– И подстилка ублюдка фон Дервиза стала моей подстилкой.

Его руки везде, его губы везде. Он задирает майку, мнет мою грудь, пытается залезть в трусы. В момент, когда он начинает стягивать одежду с себя, я понимаю, что больше нельзя медлить.

Резко поджав под себя ноги, я со всей силы толкаю его в грудь. Он явно не ожидает такого, потому что в следующее мгновение падает с глухим стуком на пол. Я знаю, что если он поднимется, мне не сдобровать.

Поэтому я кричу. Кричу так, как не кричала никогда в жизни. Голос срывается, но зажмурив глаза, я продолжаю кричать. Кто-то стучит в дверь, раздается шум и треск, но я кричу дальше. Я хочу потеряться в этом крике, хочу выкричать все то, что мне только что пришлось пережить.

Мне становится самой слишком громко от того, как сильно я кричу. И я зажимаю уши, но я кричу дальше. Кто-то обхватывает меня за плечи и зовет по имени. Я не хочу прекращать, не хочу, чтобы меня не услышали. Я не хочу замолчать и обнаружить, что никто не пришел, что я все также совсем одна в комнате с парнем, который пытается меня изнасиловать.

Крика больше нет. Это хрип. Хрип из моего горла. Кто-то баюкает меня и гладит по голове. Щека саднит. Теперь кто-то другой с холодными руками бережно осматривает мое горло, а затем обрабатывает по всей видимости мою рассеченную щеку. Почему она рассечена? Ах, да, кажется, у урода, были фамильные перстни.

Голоса, голоса. Урод утверждает, что не трогал меня. Нарышкин (блин, откуда здесь Нарышкин?) просит кого-то отвезти меня в больницу. Не хочу в больницу. Я мотаю головой. Тот, кто держит меня в руках заступается и говорит, что в больницу не надо, что-то про то, что белье на месте.

– Хочу к маме, – ною я через хрипы, которые до сих пор пытаюсь издавать.

– Ей нужно успокоительное. Она явно не в себе. Не может перестать кричать. А с ее повреждённым голосом, это вряд ли полезно, – обеспокоенно замечает феечка-воспитательница, кружа вокруг кровати.

– Да, конечно, сейчас, – обладательница холодных рук (кажется, это медсестра) чем-то шуршит возле меня. Я болезненно дергаюсь, когда она делает мне укол в плечо. – Ей надо отдохнуть. Но одну желательно не оставлять.

– Я останусь с ней, – говорит та, что все это время держала меня в своих руках.

– Уверена? – интересуется Нарышкин.

– Мы все останемся, – а это кто? Алекс?

– Да, и я побуду, – ну, Амины мне только здесь не хватало.

– Ребят, да вы чего? – урод смеется, а меня начинает трясти. – Это всего лишь девка. Она сама этого хотела, я же вам говорил. Вы кому поверите, другу из своего круга, или поломойке грязной?

– Заткнись! – шипит на него Сухостой, прижимая мое трясущееся тело к себе. Ух, так вот кто это. Хм, неожиданно. – Может она еще сама хотела ударить себя по лицу? А может она хотела душить себя так, что на шее останутся синяки от рук?

– Просто свали отсюда, – никогда не слышала столько агрессии в голосе Алекса, но сейчас он явно на грани. – Тебе еще повезло, что Дера нет здесь. Он бы за Марту уже от тебя мокрого места не оставил.

– Подожди, Алекс, как это свали? – о, точно Амина. – Нужно вызвать полицию. Он избил Марту, чуть не изнасиловал в ее собственной комнате, пока она спала. И просто свали?

– Так, давайте с этим вы разберетесь в коридоре, – медсестра еще раз трогает меня своими холодными руками, помогая уложить в кровать.

Когда голова касается подушки, а чужие руки пытаются меня заставить лечь, меня вновь охватывает паника.

– Нет, нет, нет! – я вырываюсь, но снотворное уже начинает действовать, и у меня нет сил сопротивляться. Я вновь начинаю кричать, издавая из себя лишь глухие стоны.

– Да что вы делаете?! – голос Амины раздается гораздо ближе. – Теперь она не сможет спать здесь. Давайте отнесем ее в комнату Дера, его все равно нет.

Кто-то берет меня на руки и несет. Я чувствую запах Красавчика, когда меня опускают на мягкую-премягкую кровать. Этот запах или, может, снотворное действуют на меня успокоительно, и я перестаю пытаться кричать.

Перед тем, как окончательно провалиться в спасительный сон, в голове мелькает мысль, что мой принц так и не пришел.

Он так и не спас меня.

Глава 25.

Я медленно просыпаюсь, и отвратительные воспоминания о произошедшем вчера накатывают на меня тошнотворными волнами.

Переворачиваюсь на живот и стараюсь заглушить стон в подушке.

– Марта? – кто-то осторожно трогает меня за плечо.

Я резко дергаюсь и чуть не падаю с кровати, но меня успевают схватить за руку и притянуть обратно.

– Марта, это всего лишь я, Анна. Успокойся, пожалуйста.

Сухостой сидит рядом со мной на краешке кровати и обеспокоено смотрит на меня. Она помогает мне сесть.

– Как ты? – спрашивает она, когда я сажусь и начинаю удивленно озираться.

Я лишь киваю, пока не желая говорить.

Кажется, я в спальне фон Дервиза. Никогда здесь раньше не была. Спальня мало походит на мужскую – здесь все в бежево-молочных тонах и обстановка очень напоминает на наш родовой замок. То есть его родовой замок.

– Как твое горло? – вновь интересуется Анна, нахмурившись и осматривая меня.

Я открываю рот, чтобы сказать, что все нормально, но от туда не доносится ни звука.

В панике я хватаю себя за шею и вновь пытаюсь произнести хоть слово. Тишина. Ничего не получается. Мое горло отказывается воспроизвести хоть один малюсенький звук.

Заметив мою панику, девушка кладет руку на плечо и успокаивающе поглаживает:

– Марта, не волнуйся, врач предупреждала, что такое возможно, – она несколько мгновений колеблется, прежде чем продолжить: – Ты вчера очень много кричала. Так еще травмы… Ты можешь говорить шепотом, но только немного. Голос восстановится, не волнуйся.

– Мне нужно в ванную, – шепчу я, но Анна меня слышит.

– Конечно, я провожу тебя, – тут же кивает она.

Я хочу сказать, что дойду сама, но когда встаю, меня ведет в сторону.

– Облокотись, – говорит эта «незнакомка», подставляя мне плечо.

Когда мы выходим из спальни, с дивана подскакивают сонные и помятые Амина с Алексом. Я первый раз вижу Амину не безупречной – на ней короткие пижамные шорты и майка, волосы собраны в небрежный пучок, на лице ни капли косметики. Когда она смотрит на меня, я замечаю, что ее глаза подозрительно начинают краснеть. Она резко отворачивается в сторону и смотрит в окно, за которым, кажется, уже полдень.

– Марта, выглядишь плохо, – замечает Алекс, и я перевожу взгляд на него.

Он в принципе выглядит тоже не очень: помятая майка, хлопковые штаны, сонный вид. В руках он держит стекляшку и беспрестанно кому-то набирает. Заметив мой взгляд, он объясняет:

– Хочу дозвониться до Дера, но его планшет постоянно выключен. А его мать не отвечает.

Я лишь качаю головой. Наверное, ребята не знают, что мы прекратили весь этот фарс с парень-девушка. Да и смысл в нем уже? Фон Дервиз все равно не смог уберечь меня от этого урода.

Я продолжаю путь к ванной и не позволяю пройти со мной Сухостою. Та просит хотя бы не закрываться. Два раза «ха».

Когда я доползаю до зеркала и смотрю в него на себя, мне становится по-настоящему плохо. Про ужасно всклоченные волосы, немного порванную лямку майки и синяки на запястьях рук я уже молчу. Но вот лицо и шея…

Если руки можно было бы скрыть под манжетами блузки, то синяк на скуле, лопнувшие капилляры на лице и в глазах, и огромный порез на щеке – спрятать было нельзя. А про шею я вообще молчу. Хотя, если одеть водолазку, можно было бы скрыть и эти отвратительные отметины. Жаль, ее у меня нет.

Теперь понятно, почему даже мои враги пропитались чувством жалости.

Я держусь о край раковины и пытаюсь дышать. Закрываю глаза, чтобы не видеть больше свое отражение. Не думаю, что смогу справиться со своим состоянием, если постоянно буду смотреть, что со мной сделал этот гад.

В какую-то секунду, когда мне кажется, что я сейчас могу упасть в обморок – так мне противен собственный вид – я готова позвать Анну и попросить помочь принять мне душ. Сильнее, чем лечь на пол, свернуться там калачиком и заскулить, мне хочется только смыть с себя следы этого урода.