Свенельд. Зов валькирий

Велерад смотрел на него, не веря, что все это происходит наяву – на причудливый сон было похоже куда больше. Что он, в сказке, что ли?

И тут он заметил, что Свен едва заметно подмигнул ему. Чуть-чуть дрогнул уголок глаза… может, и случайно. Но на душе полегчало, и Велерад глубоко вдохнул.

– Беру! – громко объявил он, с уверенностью, которая, как ему казалось, пристала герою саги. – Я беру в жены эту… лесную деву, раз уж ты, мой старший брат, привел ее для меня!

Огромная косматая шкура дрогнула и начала падать. Из-под нее показалось человеческое лицо… лицо миловидной юной девушки, и капли растаявшего снега еще блестели у нее на бровях и ресницах, будто роса.

По толпе отроков прокатился изумленный крик. Велерад невольно сделал шаг вперед. Он узнал ее, но в его мыслях она была так далеко, так безвозвратно оторвана от него, что он не верил своим глазам. Безотчетно он протянул руку, желая коснуться пятнистого меха ее кожуха, убедиться, что это не видение…

Илетай улыбнулась и вложила свою маленькую озябшую ручку в его теплую ладонь.

* * *

Наутро Фьялар простился с дружиной – пополнив запас крупы, вяленого мяса и сала, он на лыжах тронулся по обратному следу, к Нерлее. За пазухой у него лежали увязанные в тряпочку двенадцать серебряных шелягов – плата от Свена за помощь. Логи остался при Свенельде, чтобы весной вместе с войском отправиться на Хазарское море.

– Ничего, Хравни так подрос на Тойсаровых хлебах, что мы с ним вдвоем справимся, – сказал брату на прощание Фьялар. – А потом ты вернешься таким богатым, что сразу поставишь себе двор, купишь скотину… Только и невесту лучше сразу привози, чтобы здесь на выкуп не тратиться.

Свен прикусил губу от смеха, вообразив черноокую сарацинскую деву среди жен мере, но ничего не сказал.

В то же утро и обоз тронулся в другую сторону – на север, где в пяти переходах вверх по Меренской реке – Свен теперь знал ее подлинное название – предстояло повернуть на северо-запад, домой.

Илетай посадили на сани, укутав той же медвежьей шкурой. Велерад ехал рядом, поглядывая на нее и все не веря своему счастью. Эта девушка, предмет мечтаний женихов со всей Мерямаа, досталась ему, а самому и делать ничего не пришлось!

– Ты как тот волк, что Солнцеву Дочь принес! – сказал он Свену, но тот только хмыкнул.

Велерад всегда ценил Свена, видя в нем того себя, которым хотел бы стать со временем. Но теперь он даже с некоторым испугом осознал, что чувство семейной гордости его не обманывает, и Свенельд в самом деле дерзостью замыслов и ловкостью исполнения не уступает Сигурду, который добыл другу невесту из-за огненной стены. И с годами, несомненно, станет очень большим человеком.

Разговаривать с невестой без помощи толмача Велерад пока не мог, и они учили друг друга словам, показывая то или другое и называя сей предмет каждый на своем языке; иногда они путались, что же имеется в виду, и покатывались со смеху, привлекая завистливые и веселые взгляды дренгов.

– Выходит, вы по дороге потеряли всего два раза по полдня, – сказал Боргар Свенельду, подсчитав на пальцах; они ехали впереди. – Потому стариковы люди вас и не догнали. Но теперь могут нагнать, если постараются.

– Пусть уж постараются! – фыркнул Свен и обернулся, будто ждал прямо сейчас увидеть позади обоза десяток-другой сердитых лыжников. – Иначе мне самому придется кого-то посылать к старику, дабы уведомить, что мы теперь в родстве. А то если он решит, что его дочь боги увели на небо или волки съели, то не догадается, что должен отправить нам людей в войско.

И в этот день, и в следующие Свен еще не раз оглядывался с коня, где русло Валги позволяло видеть оставленный позади путь на большом протяжении, надеясь все же увидеть преследователей. Теперь их появление было очень желательным, а без него сделанное дело не получилось бы толком довести до конца.

– Но вас же было всего трое! – сказал ему Велерад в тот вечер, когда уяснил, что же произошло. – Если бы Тойсар послал много людей и они бы вас догнали… А если бы он так обозлился, что приказал бы… прикончить вас?

Свен повел плечом: и что?

– С нами была девушка. При ее согласии похищение законно, а если бы они нас прикончили, Тойсару пришлось бы как-то заставить ее молчать.

– Она – его дочь и будет слушаться. У Кастан не забалуешь. Она даже могла бы… заклятие на нее наложить.

– На родную дочь? Пока жив свидетель, Тойсар не мог бы надеяться, что тайна навсегда останется тайной. А выплыви это дело… Наш отец стал бы мстить. Да и Олав едва ли остался бы в стороне. Представляешь здесь очень злого Годо во главе дружины?

Велерад выразительно передернул плечами.

С каждым днем Вигнир делался все более грустным – приближался день, когда ему придется повернуть на восток, обратно к Силверволлу. Ему нравилось в дружине, среди веселых дренгов, где у него завелось много новых приятелей. Каждый день видеть новые места, встречать новые испытания, получать новые случаи проявить себя – наилучшая доля для бойкого молодого парня.

– Вы все пойдете на сарацин, а я буду сидеть дома… белок стрелять, – говорил он, вздыхая. – Да еще рядом с очень скучным Арни. Мне ведь придется ему рассказать, что он лишился невесты.

– Да еще и по своей вине! – хмыкнул Гунни. – Пока он сидел губы кривил, другой человек, посмелее, взял да и умыкнул ее!

– Это для него еще один повод пойти с нами в поход и выбрать любую из сотни пленниц, – отвечал Свен. – И не только для него, но и для остальных, кто желал заполучить нашу девушку. Их ведь с десяток было? Вот пусть они все собирают своих братьев и приятелей, а добычи хватит на всех!

– Что-то я не верю, что эти удальцы раздобудут хоть цыпленка, – прохрипел Боргар, пренебрежительно морщась. – Мы третий день плетемся еле-еле, а они нас так и не догнали!

К меренским удальцам Боргар был несправедлив и очень скоро в этом убедился. Не зная точно, в какой стороне искать похитителей, отряд парней под началом Толмака, старшего Тойсарова сына, начал с Силверволла. Но там они похищенной девы не нашли; Даг, Арнор и другие тамошние русы были изумлены исчезновением Илетай и клялись на своем оружии, что даже не слышали ни о чем подобном. И вместо того чтобы описывать огромную петлю через семь сторон-чужбин, идя по следу похитителей, Толмак принял разумное решение пройти еще на запад и дождаться их в том месте, которое они по дороге к Хольмгарду миновать никак не смогут. Там, где русло Валги выведет их с юга, чтобы сделать нерезкий поворот на северо-запад. Направившись туда прямо из Силверволла, Толмак со своим отрядом в два десятка парней на третий день под вечер прибыл к погосту – первому из тех, где русы этой зимой уже были, где им предстояло замкнуть кольцо объезда. Груды снега вокруг тына показали, что обоз еще не возвращался; Толмак приказал парням открыть дверь и занять погост, чтобы отдохнуть и должным образом приготовиться к встрече.

* * *

Первый знак подал передовой разъезд из трех человек из десятка Гунни, опережавший обоз на сто шагов. Харди вскачь вернулся к дружине и доложил Боргару, сам удивленный:

– В погосте оконца дымят, снег притоптан! Там кто-то есть!

– Какие здесь хитрые медведи! – воскликнул Тьяльвар, напоминая, как прошлой зимой в одном погосте обнаружился залегший в спячку медведь. – Они научились топить очаг!

Боргар нахмурился:

– А ну-ка, Гунни, возьми всех своих и проверь, что там за медведь!

Гунни кивнул. Глядя, как он во главе своего десятка, в шлеме и с копьем в руке едет вдоль замершей вереницы саней вперед, Свен сообразил: а что, если это та самая погоня, которую он напрасно искал позади? Заплутавшие ловцы едва ли полезли бы в русский погост, скорее поискали бы приюта в каком-нибудь из ближних болов.

Но дозор имелся не только у русов. Еще не успел Гунни со своими людьми приблизиться на расстояние выстрела, как дверь открылась и наружу показалось человек пять-шесть мерен – это сразу было видно по кафтанам у кого из телячьей, у кого из лосиной шкуры. Зато на головах были шапки, крытые цветной шерстью, а у двоих-троих даже шелком. Расположившись строем перед дверью, они спокойно ждали; стоявший в середине, самый статный, в красной шапке и дорогом куньем кожухе, опирался на сулицу, но не выказывал намерения пустить ее в ход.

Основному обозу до погоста оставалось еще шагов сто, но людей на высоком берегу реки уже было видно. Илетай встала на ноги в остановившихся санях, вглядываясь, а потом вдруг ахнула и окликнула:

– Велкей!

Велерад обернулся к ней, и она, явно взволнованная, показала на мерен:

– Мой брат!

Она сказала «брудер мин», на русском языке. Эти два слова Велерад натвердил ей в числе первых, показывая для ясности на Свена. «Это мой старший брат. Его имя Свен»…

– Твой брат?

– Да. Его имя Толмак. Мой… енвеля, – забыв, как будет «старший», она потянулась вверх и сделала вид, будто пытается достать что-то сверху вытянутой рукой.

Кивнув в знак того, что понял, Велерад поскакал в голову обоза – предупредить Боргара и Свена.

Видя, что захватчики настроены мирно и оружия при них почти нет, Боргар и Свен догнали Гунни и поехали с ним рядом. Вот они приблизились шагов на десять – мерен молча ждали. Тем временем их стало больше, и теперь вокруг Толмака выстроились человек двадцать. Вблизи стало видно, что Толмак, мужчина лет двадцати пяти, здесь самый старший, а дружину его составляют отроки лет шестнадцати-восемнадцати. На юных лицах читались вызов и высокомерие.

– Прошлой зимой в один наш погост забрался медведь и залег там в спячку, – сказал Боргар, глядя на них, а Вигнир перевел. – Тут, я вижу, медведей почти десяток, хоть все и молодые. Откуда вы взялись, парни? Пошли зайцев стрелять и заплутали без мамки?

– У нас в стаде овечка потерялась, – ответил ему Толмак. – Пошли мы искать ее, видим по следам: волки унесли овечку. Мы и пустились вдогонку. Не у вас ли она?

– Ты думаешь? – прищурился Боргар.

– Вид у вас что ни есть волчий.

– Ты прав, Толмак, – сказал Свен, знавший его по встречам в Арки-вареже. – Овечка ваша у нас. Ты здесь старший или есть кто-то еще? Твой отец остался дома?

– Я здесь старший. Когда украдена девушка, отбивать ее – дело парней и молодых родичей. Со мной мои братья, Талай и Тайвел, а еще другие сыновья знатных людей Мерямаа.

– Это не кража, а «краденая свадьба». Девушка по доброй воле выбрала в мужья моего брата Велерада. Вам был оставлен знак в Елмановой избе, и если вы его не заметили, то вы не ловцы, а куры.

Толмак несколько переменился в лице, и Свен понял: об оставленном платке он знает.

– А поскольку с тех пор, как она у нас, миновала даже не одна ночь, а десяток ночей, требовать ее назад вы уже не вправе, – продолжал Свен. – Я готов предложить вам достойный вашего рода выкуп, и будем отныне в добром родственном согласии.

– Я бы принял выкуп, раз уж моя сестра сама избрала… – Толмак сглотнул с досадой. – После того как увижу ее и от нее самой услышу, что не вы привязали тот платок, а она сделала это своими руками и по своей воле…

– Это легко, – Свен сделал знак в сторону обоза, где находилась Илетай. – Ульв, приведи девушку.

– Но вот эти парни, – Толмак кивнул на своих юных спутников, – не согласны просто позволить чужаку завладеть лучшей невестой Мерямаа. Наш обычай таков, что если «краденую свадьбу» нагонят, пока жених не довез невесту до своего дома и родителей, то он должен доказать, что достоин владеть ею. До вашего дома и отца с матерью вам еще много-много переходов. Примет твой брат вызов от юношей Мерямаа?

– Само собой! – воскликнул Свен. – Мой брат не из тех, кто боится показать себя. Каковы ваши условия?

– Если мы выиграем, вы возвращаете нам девушку и… платите выкуп за похищение, скажем… по одному шелягу на каждого члена нашей семьи и по одному на каждого из этих парней! – Толмак указал на отроков своей ватаги, и те приосанились, видя себя обладателями серебра.

– А если мы выиграем, что мы получим?

– Моя сестра останется у вас, и мы с тобой обсудим условия брака.

– Этого мало! – Свенельд хлопнул свернутой плетью по бедру.

– Мало тебе! Чего же ты еще хочешь?

– Девушка и так у нас, нам не требуется новыми победами выкупать ее саму. Только условия брака, как ты сказал. А твой отец уже их определил: если этот брак состоится, то вы дадите Олаву людей в войско. Одного из десяти отроков или бездетных молодых мужчин, не считая тех, кто сам захочет присоединиться, и знатных мужей, которые соберут собственные дружины, но не менее каждого десятого из рода, как я сказал.

– Я не могу… – при всей своей уверенности, Толмак смутился такой ответственностью. – Не могу приказывать людям и ручаться за их согласие, я не Юмо.

– Для этого тебе не нужно быть Юмо. Если мой брат выиграет и все увидят, что удача на нашей стороне, всякий, кто не трус и не дурак, захочет сесть вместе с нами на этого серебряного коня и поехать к счастью и богатству. Так или иначе, это условие непременное. И каждый из этих парней, – свернутой плетью Свен обвел строй спутников Толмака, – поклянется пойти с нами в поход. Кто откажется – тому не видать серебра, даже если вы и одолеете. Вот я и погляжу, так ли у вас много веры в свою удачу, как вы говорите!

– Э, стойте! – прохрипел Боргар и замахал плетью. – Еще чего не хватало – держать хёвдинга и всех людей на холоде, пока вы будете спорить за вашу девчонку. Такие вещи обсуждают, сидя в теплом доме, у огня, с кружкой пива… Мы спокойно войдем в наш погост или сначала нам придется вышвырнуть вас оттуда, как того медведя?

– Вы можете занять ваш дом, – ответил Толмак. – Мы уйдем в Шолшо-бол, – он показал сулицей в сторону ближайшего селения, – а завтра, когда вы отдохнете, обсудим все условия.

– Это годится, – согласился Боргар, и Свен кивнул.

– Надеюсь, завтра нам не придется гнаться за вами снова, – поддел русов Толмак.

– Не надейся, мы не сбежим! – заверил Свен. – Если бы вы не были так любезны, чтобы выйти нам навстречу здесь, мне самому пришлось бы снаряжать послов к твоему отцу и терять на этом время. Нам ведь не нужна дева, похищенная, будто рабыня. Нам нужна настоящая невеста, чтобы женитьба моего брата на ней сделала Тойсара нашим союзником в дни мира и на поле битвы!

Ничего не ответив, Толмак ушел в погост собирать пожитки, прочие потянулись за ним. На лицах вместо прежнего вызова отражалось раздумье.

* * *

Прежде чем встать на лыжи и уйти, Толмак побеседовал с Илетай. Они стояли между погостом и обозом, на виду у русов и мерен, но так, что слышать их никто не мог – Илетай настояла на этом. Кроме Толмака, она позволила подойти только Талаю, старшему из двоих своих младших братьев. Шестнадцатилетний Талай мог бы считаться красивым юношей, если бы не тревожное выражение лица и вечно сведенные светлые брови. Бегство самой любимой из сестер стало для него тяжким ударом: если ее увезут в страну русов, родичи никогда больше с нею не увидятся, но еще горше на душе делалось от мысли, что сестра предала свой род, обманула родителей. Меньше всех он готов был поверить, что Илетай решилась на это добровольно, пока не увидел ее спокойное лицо.

– Тише, родной! – движением руки она остановила уже готовые вырваться горячие слова. – Они сказали правду, я по доброй воле решила стать женой Велкея.

При виде сестры – как всегда, уверенной, опрятно причесанной, украшенной звенящими подвесками своей работы, – тревога Толмака сменилась досадой, но он постарался ее сдержать.

– Чем этот парень настолько лучше наших, что ради него ты обманула родителей? – лишь немного хмурясь, спросил он, но от Илетай не укрылось, что внутри брат весь кипит.

Толмак был плотного сложения молодец в самом расцвете сил, довольно рослый и внушительного вида; светло-рыжая бородка окаймляла округлое лицо с румяными от мороза щеками, из-под пышной шапки лисьего меха сердито сверкали водянисто-серые глаза. Толмак и в юношах считался человеком толковым, а с тех пор как женился, завел свое хозяйство и родил четверых детей, стал пользоваться наилучшей славой среди молодых мужчин Арки-варежа. Илетай, с детства привыкшая смотреть на него снизу вверх, было оробела, но вдруг ощутила, что уже не кажется себе такой маленькой перед старшим братом: за спиной у нее появилась целая дружина, с которой не справиться и Толмаку, и это придавало ей уверенности. Она уже ощущала себя больше женой Велкея, чем дочерью Тойсара и Кастан; почти молодухой, будущей матерью собственных детей. Покинутый ею род Вайыш-эрге не имел над ней прежней власти.

– И бросила нас навсегда! – выпалил Талай. – Ты ушла, и это насовсем… и даже не попрощалась…

– Но ты ведь уже ушел на лов, шоля[58], – ласково сказала Илетай и, сняв рукавицу, приложила холодную ладонь к его щеке.

Талай опустил голову, его гнев угас.

– Ты могла бы подождать… ты ведь знала, что мы больше не увидимся… никогда в жизни…

Он не поднимал глаз, но губы его слегка дрогнули, и Илетай поняла, что он старается спрятать выступившие слезы. Она слегка покачала головой: щемило сердце при виде такого волнения этого взрослого парня, которого отец грядущим летом собирается женить. Он был одного роста с Илетай, но она все еще видела в нем младшего, за которым когда-то следила, чтобы не упал в лохань с золой или не попался злому гусю.

– Ну отчего же? – мягко сказала она. – Русы живут не на небе и не под землей. Они каждый год совершают поездку из Хольмгарда в Арки-вареж и обратно. Что помешает вам однажды поехать с ними и повидать меня? А то и не один раз? И заодно привезти домой каких-нибудь хороших товаров для себя и для продажи?

– Всю торговлю русы забрали в свои руки, наших торговых людей они не пускают к себе, – напомнил Толмак.

– Так было раньше, но теперь кое-что изменится. Вы ведь станете шуринами Велкея, а он – сын самого главного человека при Олаве. Для вас откроются пути, которые раньше были закрыты. Раньше вы знали только нашу Мерямаа, а теперь вам станут доступны все те страны-чужбины, где живут или бывают русы. Велкей много рассказал мне – страна сарацин только одна из десятков, где они обитают, или торгуют, или сражаются и берут добычу. И вы сможете пойти туда с ними! Только подумай об этом, шоля!

– Но почему? – снова заговорил Толмак. – Я не девушка и не понимаю, неужели этот парень так хорош собой, что из-за него ты лишилась ума? – Он бросил взгляд на стоявшего в пяти-шести шагах Велерада, и его досадливому взору тот показался куда хуже, чем был на самом деле. – Неужели во всей Мерямаа не нашлось кого получше? Знаешь ведь, как важно отцу прибрать к рукам Мансура и Аталыка, пока не вышло беды, а младшие наши еще не доросли до свадебных полотенец. Чем тебе Ашалай нехорош – по нему все девки сохнут, а он смотрит только на тебя! Ты могла заполучить любого мужа, какого пожелаешь! Хоть самого Сына Неба!

– Велкей очень хорош собой, но я не стану объяснять как – ты ведь не девушка и все равно не поймешь, – Илетай лукаво улыбнулась.

– Ты опозорила весь род Вайыш-ерге, когда предпочла руса всем женихам Мерямаа! Думаешь, нас утешат товары? А к тому же если ты выйдешь за него, отцу придется дать людей в войско Олава. Другим родам он приказывать не может, но все наши отправят своих… Идти на эту войну придется мне, Талаю, Тайвелу, пожалуй, Тумаю, а еще сыновьям дяди Аркея, дяди Кочи, дедушки Вожая! Ты ведь знаешь, почему мать так противится этому походу. Она спрашивала богов – спрашивала дважды! – ждет ли сыновей мере счастье и удача. И дважды боги отвечали ей «нет» – на прошлый Праздник сохи и нынче, уже когда ты пропала. Ради своего… безрассудства ты обрекла на смерть десятки, может, сотни парней и мужей Мерямаа! Люди будут проклинать тебя! Как ты могла? Может, эти русы на тебя порчу навели?

При этих словах Илетай вскинула на него глаза. Улыбка исчезла с ее лица, глаза стали серьезны и немного печальны. Она взяла Талая за руку.

– Мать гадала второй раз? И снова спросила, будет ли счастье и удача тем парням, что пойдут в поход?

– Да, я же тебе говорю! Она сначала спросила, Севендей ли тебя похитил, – боги ответили «да». Так и есть, значит, гадание верно.

О том, что между этим вопросом и другим Кастан задавала еще и третий, Толмак не знал. Этого она никому не сказала, ведь иначе посылать погоню стало бы бессмысленно, но не послать ее означало бы молча смириться с бесчестьем.

– Я расскажу вам, почему я сделала то, что сделала. – Илетай, одной рукой держа руку Талая, другой прикоснулась к кисти Толмака. – Вы сами решайте, стоит ли рассказывать об этом матери, отцу и другим. Я тоже гадала.

– Ты? – в один голос спросили оба брата, только Толмак – с удивлением, а Талай – в смятении.

– Мать ведь научила меня. И гаданию, и всем чарам и заговорам. У нее больше силы, это верно, но я знаю достаточно, чтобы пробовать…

– И что? – в волнении спросил Талай.

Толмак нахмурился. Все дети Тойсара привыкли смотреть на мать как на вестницу воли богов – и для семьи, и для всего Арки-варежа, – но теперь обоих братьев вдруг осенило понимание: Илетай, ее любимая дочь, и сама уже достаточно взрослая для исполнения тех же обязанностей. Не зря же родители сочли, что ей пора выходить замуж.

– Когда ты гадала? – задал вопрос Толмак.

– Недавно… уже когда русы были в Арки-вареже. После того как они приходили к нам в кудо заказывать подвески для жены Севендея, – ответила Илетай, имея в виду, «после того как я увидела Велкея», но не решаясь сказать так перед братьями. – Я спросила у богов: принесет ли тот поход удачу мере? И боги ответили мне «да». Трижды.

– Ты хочешь сказать, что мать ошиблась? – язвительно спросил Толмак, перетоптываясь, чтобы согреться.

– Нет. Я долго думала, как это могло выйти, что боги дали нам разные ответы. И поняла: мы задавали разные вопросы.

– Разные? Это одно и то же!

– Нет. Мать спрашивала, будет ли удача с теми, кто пойдет в поход. А я спросила, принесет ли поход удачу всем мере. Разве это одно и то же?

– Выходит, не повезет тем, кто пойдет в поход, но всем остальным… Тем, кто останется дома?

– Или тем, кто будет жить после нас, – тихо добавила Илетай, смущаясь, что приходится делать такое весомое предсказание, но побуждаемая чувством правды. – И, может быть, меня будут не проклинать за этот поступок, а благословлять, если я проложу мере дорогу к счастью и богатству. Ко всем тем странам, о которых я говорила…

– Разве нам плохо живется дома? – пробормотал Талай, повторяя слова матери.

– Но как это может выйти? – всплеснул руками Толмак. – Как неудача одних принесет счастье другим? Русам разве что! Но об их счастье пусть ёлсы заботятся!

– Нет, я спрашивала о мере. У русов есть свои боги и духи, чтобы защитить их. Я не знаю, как это истолковать, я ведь не так мудра, как ави. Но боги сказали мне так.

Некоторое время все трое молчали, братья обдумывали услышанное. Русы и мерен вокруг них притоптывали на снегу и покашливали в рукавицы, намекая, что хватит стоять, пора идти отдыхать – одним в теплый погост, другим в соседний бол. Ближе всех стояли Свенельд и Велерад: они напряженно вслушивались в долетавшие до них негромкие голоса и могли изредка разобрать свои имена, но больше ничего не понимали и невольно хмурились. Илетай уже казалась им собственным достоянием, а ее родные братья – чужаками, что пытаются отнять это сокровище.

– Но почему ты все-таки сбежала? – снова заговорил Толмак. – Что тебе до этого похода? Ты – девица, тебе не идти на войну, не ездить торговать… Тебе нет дела до всех тех стран-чужбин!

– Я еще спросила, – Илетай отвела глаза, – вернется ли Велкей из похода. И боги ответили «нет». Я не могла… было слишком горько думать, что такой молодой… такой прекрасный парень, так много обещающий в будущем, сложит голову семнадцати лет от роду…

– Кереметлык! – изумленный и выведенный из себя Толмак хлопнул по бедрам. – И если ему суждено погибнуть, надо бежать с ним? Ты собираешься через год овдоветь? Тебя верно сглазили!

– А теперь он вовсе не пойдет в этот поход! – Илетай подняла глаза. – Я взяла слово с Севендея, что его младший брат останется дома. Я пообещала выйти за него и получила право попросить о таком, не делая дурных предсказаний и не суля парню скорую смерть. И я хочу, чтобы вы тоже сохранили это в тайне.

– Ты хочешь обменять одну его жизнь – жизнь чужака! – на жизни сотен своих парней, даже родичей! – Толмак обвиняюще ткнул Илетай пальцем в грудь, и Велерад невольно дернулся, словно хотел подбежать и оттолкнуть его. – Может, и я и эти двое погибнем, лишь бы твой Велкей остался жив!

– Но это воля богов! Я передаю ее, но не могу изменить!

Братья снова замолчали. Илетай дышала той самой уверенностью, которая придавала такую силу и влияние их матери, аве Кастан. Они понимали, что им приоткрылись тайны будущего не только людей, но и целых народов. Но знание это было слишком велико, чтобы можно было полностью осмыслить его сейчас, стоя на снегу между двух зябнущих дружин, в равном нетерпении ждущих исхода беседы.